Корпорация «Фобетор» (джен)

Фамилию мне с изящной простотой дали согласно месту, где найден. Раз нашли на парковой скамейке, значит, будешь Бенчем. Имя в благодарность не прошедшему мимо — Беневоленс ⁽¹⁾, но я от этого имечка избавился еще в приюте. Бенни и точка. Приютские быстро привыкли: что-что, а кулаки у меня всегда были тяжелыми.

Нельзя сказать, что жизнь в нашем заведении для сирот была совсем уж тоскливой: чего не было, того не было. Кормили от пуза, учили тех, кто сам того желал. Нет, на уроки положено было приходить всем, но учителя особенно не вникали, что ты понял, а что — нет. Оттарабанят свое, скажут, что сделать к следующему разу, и испаряются. Но при должном старании кое-что из того вынести можно было. Вот я и вынес. Память у меня всегда была цепкая, а впоследствии оказалось, что такое всегда сопутствует дару проводника.

Одноклассники мне завидовали, но не то чтоб сильно. Никто из нас в Оксфорды да Кембриджи не собирался, пацаны все больше грезили о работе автомехаником (желательно, конечно, при первой формуле), потому как какой парень не мечтает о железяках, плюс заработок там стабильный. Была парочка, которая метила в пожарные: по вечерам пропадала во дворе приюта, таскала штанги, невесть откуда приволоченные и вообще старалась нарастить мышечную массу.

Я? Я лично ничего особо не хотел и ни к чему такому не стремился. Правда, была у меня одна страсть: зачитывался фантастикой. По вечерам перед сном пересказывал содержание книжек тройке, что со мной в одной комнате жила. Постепенно эти рассказы становились все ближе к оригиналу, прочитанному накануне, так что я был в состоянии слово в слово передать страниц пять или шесть печатного текста. После этого сбивался, пропускал по странице, но быстро нащупывал нить повествования и шпарил дальше. Никто и не придирался, когда что-то слегка не клеилось.

Таким макаром я закончил первые два класса средней школы ⁽²⁾, и перед самым носом замелькал третий. Как раз тогда мне приснился тот сон… Через неделю мне должно было исполниться четырнадцать, я аж дату запомнил от испуга. Просыпаюсь утром, довольный как слон, и начинаю рассказывать соседям по комнате, что был на Уимблдонском турнире, здоровался за руку с принцем Чарлзом. Один сразу выскочил из комнаты как ошпаренный, потом только я узнал, что к воспитателям побежал, другой забился в угол и только зыркал на меня оттуда как сова какая-то. Третий драться полез, ну я и вломил ему один раз, зато здорово. Больше не получилось: тот убежавший привел дежурного учителя.

Этот самый учитель как-то раз обмолвился мальчикам, мол, бывают такие люди, их сновидцами или сноходцами называют, которые могут видеть общие с другими людьми сны, а те, кому тоже приснилось, куда-то бесследно исчезают, и никто не знает куда. Почему мне никто из наших не пересказал, не знаю, но стало ясно, почему они так себя повели.

Враки все это. Ну, кроме общих снов ведомого и проводника. Пока меня пришедший воспитатель мягко журил за драку (видимо, тоже сразу стал меня побаиваться, откуда ему было знать, что для целенаправленного использования дара требуется недюжая подготовка), пришла еще парочка наставников, привели с собой директора приюта, и он оказался дальним родственником моего теперешнего шефа. Вот так я попал в корпорацию «Фобетор» и стал заколачивать баснословные деньги. Ага, поначалу мне на самом деле так показалось, теперь восторг слегка поугас, но все равно понятно, что зарплата в нашей компании более чем приличная, да и работенка непыльная.

Однако давайте я вам расскажу о своих первых впечатлениях. Звучит банально, но то, как я вошел в здание рядом со станцией Тауэр-Хилл, я помню до мельчайших подробностей.

Пару дней после того рокового сна в приют явилась симпатичная, весело щебечущая женщина. Она так заливисто смеялась, при том резко откидывая голову и приводя в негодность прическу, и без этого состоящую из веселых светло-рыжих кудряшек, что растаял даже наш заведующий хозяйством. По крайней мере, улыбка на его лице обычно появлялась раз в год — на Рождество во время представляемого воспитанниками спектакля. Его можно понять: как тут не заржешь, когда прыщавый, долговязый и заикающийся Роджер Смит старается изобразить деву Марию. Про издающих местами неподобающие виду звуки животных я вообще молчу.

Так вот, женщина оказалась секретарем шефа, звали ее Моникой, а фамилию она тогда так и не сказала. Видимо, достаточно было названия компании, чтобы перед тобой отворились все двери, начиная от Банка Англии и заканчивая чуток задрипанным приютом в Ист-Энде.

Мне было велено собрать свои пожитки и чтоб глаз больше не казал. Помню, тогда я фыркнул, состроивши самый независимый вид, на который только был способен, но внутри царапнуло довольно ощутимо. Вплоть до последних событий я никаких особых нарушений за собой не замечал, да и весьма неплохих приятелей придется оставить в прошлом. Все же указания директора у нас было принято исполнять без обсуждения и промедления, поэтому я захватил с собой несколько книжек самых любимых авторов (как тогда тащился от Бредбери, так оно и не прошло по сей день), перочинный ножик, хитро спрятанный в ножке кровати, запасы дешевой жевательной резинки и бодро отрапортовал о готовности отбытия.

К «Фобетору» мы с Моникой поехали на метро. Не скажу, что это мой любимый способ перемещения. Приютским изредка устраивали экскурсии в музеи и другие культурные места, но мы туда ездили на автобусе, иногда с пересадкой или двумя, и, естественно, вся орущая, грызущая сладости однородно одетая толпа мальчишек при этом спешила взобраться на второй этаж, чтоб там вольготно развалиться, а при выходе прихватить с собой парочку утренних газет — почти всегда кто-то из пассажиров оставлял их на сиденье.

Вышли мы одной остановкой раньше, чем требовалось, Моника сказала, что хочет прогуляться, при этом заговорщицки подмигнула, покорив этим мое четырнадцатилетнее сердце. Понятное дело, секретарь улучила возможность на полчасика откосить от, как я тогда думал, скучной до зевоты работы. Ну и дураком я тогда был, я вам доложу.

Мы шли от станции Монумент, и я старался слишком сильно не пялиться по сторонам, чтоб не уронить гордость почти уже взрослого человека: это нам в приюте вдалбливали каждый Божий день — вам придется повзрослеть раньше сверстников, за вами не будут приглядывать родители и так без конца. Получалось не очень. Все-таки Лондон — один из самых живых и пробуждающих интерес городов, что я повидал. Можно догадаться, что на данный момент у меня на счету их столько, что я смело могу о таком говорить.

О том, что в нужном нам офисном здании целый этаж арендован одной из самых богатых корпораций в мире, извещала всего лишь скромная табличка при входе. Кстати, там даже не написано полного названия — просто заглавная «Ф», висящая над мостом в Римском стиле. Корпорация занимала самый верхний этаж, так что с окон открывался потрясающий вид на панораму города.

Без каких-либо проволочек меня повели сразу к шефу, сказав лишь, что его зовут Дуглас Тэйлор и что маленьких мальчиков он не кушает, поэтому не надо ни робеть, ни заискивать. Я надулся. Мне, конечно, было страшновато — а ну как не подойду, куда мне потом? — но ничего из вышеперечисленного я делать не собирался.

Шеф мне с первого взгляда показался незлым и весьма умным человеком. Его лоб рассекали заметные морщины, а на подбородке виднелась ямочка. Взгляд очень светлых глаз был пристальным, но не напористым. Наш директор, когда злился, выглядел куда как более устрашающе.

Дуглас Тэйлор не мешкая сразу приступил к главному. Сказал, что мне повезло дважды: что родился с таким даром и что поблизости оказался человек, знающий, что с таким ребенком делать. Иначе, добавил он, покачав головой, результаты бывают очень плачевными.

Я спросил, могут ли они брать на работу несовершеннолетних (некоторые из наших в летние месяцы подрабатывали мытьем автомашин, а на постоянную работу школьников не брали), на что он рассмеялся и заявил, что мне до проводника еще учиться и учиться. Потом сдавать экзамены, как по общеобразовательным предметам — тут я слегка приуныл, в своих фантазиях школьную парту я отнюдь не видел — так и по ряду специфических: для таких, как я. Вся эта канитель, сказал он, займет как минимум четыре года, так что наниматься в контору я буду совершеннолетним.

Потом он посмотрел на меня строго и добавил:

— Мы заключаем контракт на десять лет, не больше и не меньше, и расторгнуть его досрочно практически невозможно. — Потерев переносицу, мой будущий шеф продолжил: — Но у тебя большое преимущество, Бенни, в твоем договоре будут учтены эти четыре года обучения. Другим, кто приходит к нам уже взрослыми, так не везет.

* * *

Не думаю, что стоит морочить вам голову подробными рассказами о школе в «Фобеторе». Школа как школа, опять интернат, только комната на одного (я как увидел, что мне положена отдельная ванная и даже есть свой кухонный уголок, чуть челюсть на пол не уронил). Предметы тут преподавали совсем иначе, чем в мои приютские времена. Вот где пригодилась поистине фантастическая способность к запоминанию! Впрочем, особо похвастать перед остальными я не мог, тут все были такими.

Уроки по освоению дара сначала протекали ни шатко ни валко. Первые полгода я вообще думал, что при таких занятиях у меня точно ничего не разовьется.

Все эти шесть месяцев очень высокий, слегка сутулый пожилой мужчина в очках читал нам, четырем парням разного возраста, теорию перемещений. Ну как теорию, все эти сведения были добиты на практике, с рассказов проводников, обобщены, выстроены в некую систему, явлениям присвоены соответствующие термины… все как всегда, когда внезапно в людскую жизнь врывается новый, досель неизведанный пласт науки. В случае с проводниками и ведомыми этот пласт был совсем еще в пеленках, ведь первый проводник, нечаянно прихвативший с собой братишку, с кем они делили детскую, вырос и стал главой «Фобетора». Соответственно, каким бы зрелым мужчиной мне б ни казался мистер Тэйлор, путешествия по снам свалилось на голову человечеству совсем недавно.

Все это и многое другое, на тот момент совсем непонятное, мы должны были запоминать так, чтоб от зубов отскакивало. После уроков теории перемещений мы иногда собирались на заднем дворе, старшие курили, младшие грызли печенья, и все дружно ворчали, что не видят смысла в преподавании этого предмета. Но после нового года все резко изменилось. Оказалось, теоретические знания помогают со сравнительной легкостью управлять снами. Сперва нам приходилось позволять вести себя, а для проводника это не самые приятные мгновения. Однако мы дружно стиснули зубы и перетерпели.

Еще через полгода нам позволили организовать перемещения друг для друга. Как раз в эту пору к нам пришла Харпер Мартен, единственная на нашу ораву девчонка. Необъяснимо, но это так — девушек среди проводников почти что нет. Никто так и не смог разобраться, чем вызван этот феномен, но факт остается фактом.

Харпер была на пару-тройку лет старше меня и я, когда ее впервые увидел, подумал — девица не промах, себя в обиду не даст. Она была высокой, почти одного роста со мной, сухощавая, с длинными светлыми не очень густыми волосами, всегда свободно свисающими на спине. Этой прическе она не изменяет уже семь лет, и я иногда над ней подтруниваю, что в гроб ее уложат тоже с ней. Тогда на меня с чувством превосходства смотрят голубые холодноватые глаза, и тонкие губы кривятся в усмешке. На мои попытки шутить она с самого первого дня реагировала именно так, и меня тогда это дико бесило. Хотелось пробить эту ледяную броню и посмотреть, что спрятано под ней.

Теперь, когда мы уже несколько лет как любовники, могу сказать, что Харпер вдвоем со мной гораздо более эмоциональна, чем на людях, но великолепно держит себя в руках, мгновенно успокаивается, когда это нужно для работы, и свой имидж ледяной принцессы не растеряла даже в нашей разношерстной толпе по большей части развязных мужчин. Тот единственный случай, что и свел нас вместе, не в счет, так как о нем никто, кроме непосредственных участников, не узнал. Видимо, парни не захотели рассказывать направо и налево, как их уделала девчонка.

Четыре года за партой и в тренировочных, так сказать, снах, пролетели очень быстро. Мы постоянно были заняты чем-то полезным, наставники умудрялись загружать нас разными заданиями, поручениями и просто просьбами, причем все это проворачивалось с такой легкостью, что я только недавно допер: даже все то, что мы затевали на собственную дурную голову, было внушено извне сноровистыми и досконально знающими людскую природу воспитателями.

Ровно девять дней спустя моего восемнадцатого дня рождения мне было позволено или, лучше сказать, велено провести мой первый оплачиваемый тур в мире грез.

С самого утра я гладко выбрился (как у всякого темноволосого парня, щетина у меня становилась заметна очень быстро, а немного цыганский вид придавал образу этакую диковатую необузданность, что клиенты наверняка не оценили бы). Надушился купленным загодя «Ультимо Тру», потому как почувствованный в моменты перед засыпанием аромат мог как помочь выполнить поставленную задачу, так и сбить с курса. Явился за четверть часа до назначенного времени и стал протаптывать ковер в коридоре перед парадной дверью в кабинет шефа. Моника, почти сразу выглянув в коридор, пресекла эти мои попытки испортить фирменное имущество, протащила к себе и стала отпаивать чаем, приговаривая, что я бледный до синевы. Не знаю, что она туда подмешала, но помогло здорово. При появлении клиента я уже приобрел натуральный окрас кожи и даже некоторую бодрость духа.

Мой первый клиент был англичанином, дальним родственником самого шефа. Какой-то троюродный кузен или нечто в этом роде, я с перепугу даже толком не расслышал, поэтому феноменальная в других случаях способность к запоминанию меня не спасла.

До дверей комнаты отбытия нас в качестве исключения сопроводил сам шеф, изловчившись шепнуть мне, что он более чем уверен в моих силах, поэтому без страха доверяет мне своего родственника. Вот бы мне хоть капельку этой самой уверенности, мрачно подумал я, но деваться было некуда — проследовал за клиентом как миленький.

Это оказалось сосем иначе, чем быть проводником у друзей. Во-первых, друзья сами с усами, четко знают, что такое управляемый сон, как себя в нем вести, чтоб ведущему легче, да и перед своими не чувствуешь и сотой доли той ответственности. Но я справился. Мы перемещались из Лондона (в первой фазе сна поднялись на самый верхний этаж Шарда, куда только допускают, так как на уроках нам постоянно талдычили: новичкам легче всего входить в промежуточное пространство с высоты, хоть и приснившейся) и должны были попасть в Мумбай. Сразу скажу, вышли мы гладко, клиент при прощании выразил сердечную благодарность, но сколько моих неопытных нервов это стоило! Я тогда еще толком не умел рассчитывать, сколько времени прошло во сне, и все боялся, что мы тут уже слишком долго, что вынырнем где-нибудь совсем не там, где клиент заказывал, и все такое прочее.

Вдобавок приключение в той части сна, что между реальными городами, меня поразило. С друзьями никогда не было той полноты ощущений, вот уж не знаю, почему. При этом, как бы странно это ни звучало, в годы тренировок никогда не попадались по-настоящему захватывающие сюжеты, так, подростковые мечты: виндсерфинг, шумная дискотека с полупьяными девушками, один раз полет на воздушном шаре…

С родственником шефа мы с разбегу рухнули на крышу горящего дома и стали метаться между языками пламени, чувствуя, что перекрытие под нами скрипит, трещит и норовит изогнуться, чтоб провалиться вниз. Ноздри забивались вонью плавящихся кровельных материалов, от их испарений слезились глаза. Хорошо, что в них не щипало, механика управляемого сна такого не допускает, но сопли у меня потекли всерьез. Хоть я и знал, что ничего с нами не будет, а клиент так вообще выглядел довольным донельзя, но переполошился тогда знатно.

По счастью, вскоре внизу послышалась сирена пожарного экипажа, к крыше была приставлена лестница и бравые парни в шлемах помогли нам спуститься на улицу. Дружно взявшись за руки, мы завернули за угол и попали, куда требовалось: взору открылись башни Мумбая.

1) Беневоленс — с латыни «benevolens» переводится как доброжелатель, покровитель.

Вернуться к тексту

2) Средняя школа — на русский так переводится с английского «secondary school», в которую поступают в 11 лет.

Вернуться к тексту