Я очнулась как подземелье, что теперь? [перевод заброшен] (джен)

Хотя люди, которые жили в этом безымянном месте, называли это деревней, это было не совсем честным способом его описать. В конце концов, деревни имеют какие-то постоянные строения. У него даже было своего рода поле; едва ли сотня умирающих деревьев с почти таким же числом листьев, что и плодов на их ветвях — и не так уж много и того, и другого. Дома были палатками, полы — коврами и голой землей. У него была стена, старый шаткий круг деревянных кольев, давно закопанных в грязь, кое-где залатанных новыми кольями из разных пород дерева. Называть его лагерем было бы справедливее, но все же нечестно по отношению к настоящим лагерям. В воздухе пахло запахом немытых волос, пота и фекалий, в основном запахом толстокожих животных, которые жители деревни выращивали как скот.

Он был бедным, он был отвратительным, но это был дом.

— Ух!

С шумом и толчком уздечек он остановил поспешную прогулку ящерицы прямо возле простой палатки из дерева и ткани, которая служила деревне конюшнями. Существо с бронзовыми чешуйками верно повиновалось, хорошо привыкнув быть вьючным животным и хорошо привыкнув к нему лично. Позади них его два компаньона с одинаковой легкостью остановили своих собственных скакунов. Он посмотрел на мальчика, с которым он делил свое седло; Молодой Самел не переставал подпрыгивать от волнения весь день, и теперь, когда уже давно прошло его время ложиться спать, все это волнение настигло его, и он валился с ног. Сумки, свисавшие с каждого его плеча, были забиты растениями и травами, свежесобранными из сада на поверхности подземелья.

Он повернулся к Гвен, и она поняла его невысказанный приказ. Она соскользнула со своего седла, подошла к нему и вытянула руки, даже когда он заставил свою ящерицу согнуть свои длинные ноги вниз в положение высадки. Он схватил мальчика под мышку и протянул его ей, тщательно следя за тем, чтобы ни одна из трав не выпала из сумок.

— Отведи его к матери, а потом иди поспи сама, — сказал он ей.

Она кивнула, затем склонила шею и протянула свободный кулак перед грудью в вельтском приветствии:

— Спасибо за приключение, — сказала она. — Это было познавательно.

— Хм, — ответил он. Гвен хотела стать авантюристом не ради славы или богатства, как большинство других, но ради мощи; силы, чтобы спасти и защитить тех, о ком она заботилась, как она это описала. В целом, не то устремление, против которого он был против. Помогло то, что у нее, честно говоря, был большой потенциал для этого. Однако для нее было слишком рано отправляться в подземелье без присмотра. К счастью, у нее была хорошая голова на плечах, и она тоже это знала. Надеюсь, сегодняшняя экспедиция не наделит ее ложными идеями; В конце концов, большинство подземелий не были новорожденными.

Он повернулся к Сирису.

— Убедись, что у ящериц есть все, что им нужно. Уход за животными — подходящая работа для оруженосца, — добавил он, когда Сирис выглядел так, будто собирался жаловаться. — Я пойду сообщить о наших находках твоему отцу.

— Пожалуйста, расскажите обо мне только хорошее? — сказал подросток.

— Я буду честен.

Сирис застонал, и человек, принявший над ним наставничество, в последний раз растрепал его волосы перед тем, как уйти. Если бы он был честен, Сирис действовал не так уж плохо сегодня. Он был молод, его сердце было наполнено тем глупым безрассудством, которое было присуще всем достойным молодым людям. Он вырастет в храброго рыцаря, если вообще будет жить. Его способности с выбранным оружием оставляли желать лучшего, но он был серьезным и послушным.

Пожилой мужчина покачал головой. В этот момент он не был удивлен, ощутив улыбку, растягивающую шрамы на его лице. Он был частью этого небольшого сообщества в течение нескольких лет. Он, измученный наемник, устал от продажи своего клинка за самую высокую цену, его дни в качестве авантюриста остались позади, каким-то образом нашел удовольствие, живя в затерянном сообществе в самых сухих глубинах Централа. Если бы он сам все еще обладал этой юной глупостью, он бы обнажил свой клинок и пошел бы за горлом первой собаки, которая осмелилась сказать ему, что он будет удовлетворен этой судьбой.

Но он был. Он путешествовал повсюду, взбирался на башни Магнуса, пробирался через окровавленные джунгли Вельтии, растоптал высохшие пустоши Хана, восхищался стеной Ариманов и даже плавал в водах Черного моря. Не по своему выбору, и Черное море было ужасно красным от крови его собратьев, потерпевших кораблекрушение, и зверей, поедающих их, но это считалось. И все же он нигде не чувствовал себя как дома. До того дня, когда он оказался на грани смерти, получив травму в результате драки, о которой он предпочитал не думать, без воды и под неумолимым сиянием солнца, и был спасен этими щедрыми, мужественными людьми.

Он покачал головой от собственной глупости. Человек его силы мог бы найти богатство и славу тысячу раз, погрузившись в подземелья Империй. И он нашел, в одно время. Но здесь он улыбался, будучи дома среди кучки немытых жителей пустоши и их тягот. Им нужна защита. Ему нужно направление. Что еще более важно, ему нужны были друзья, и он нашел нескольких.

Самая большая палатка в деревне была примерно у центра. Она была достаточно большой, чтобы вместить добрую дюжину человек, и часто делала это всякий раз, когда деревня собиралась, без большого количества ударов локтями. Мерцающий свет выходил из открытой откидной заслонки, ведущей внутрь, вместе с голосами. Однако ему пришлось пригнуться довольно низко, чтобы на самом деле проникнуть внутрь, не уронив при этом всю палатку.

Внутри палатки были мужчина и женщина, обсуждение которых было прервано, как только они увидели его. Мужчина улыбнулся первым, женщина вскоре после этого, и она погладила пустое место на коврике рядом с ней. Сама палатка была довольно спартанской. Деревянная конструкция палатки была обнажена на ткани палатки. Щит и меч в ножнах висели в дальнем конце палатки, возле свернутой кровати. Сплетенная складная ширма стояла, частично сложенная перед этой кроватью. Весь пол был занят одним ковром, кожей свирепого Ханитского Тигра, которого он и человек перед ним убили несколько лет назад. В центре комнаты находился простой железный прут, в котором лежал активный огненный кристалл, тетраэдрическая прозрачная скала мягко светилась оранжево-желтым светом и слабым жаром.

— Тир, — поприветствовал он человека, подойдя и присев на предложенном месте. — Камелла, — он кивнул ей.

Камелла предложила ему свой бурдюк. Он принял и сделал большой глоток. Фруктовый аромат не был в его вкусе, но его единственное истинное сожаление состояло в том, что было совершенно невозможно найти достойный напиток здесь, в пустоши.

Оба его друга назвали бы его любимый напиток «пойлом». Большая часть деревни бы, на самом деле.

— Ульфрик, — поприветствовал Тир в ответ.

Тир был на несколько лет моложе его, с благородной вельтской кровью, со всеми эльфийскими тонкостями, которые подразумевала кровь. Он был не особенно силен, невысок и не обладал большими магическими талантами. Однако он обладал изяществом, храбростью и харизмой, которая позволяет мужчине покорить армию одним своим голосом. Его волосы были светлыми и короткими, и хотя он был одет только в белую тунику и грубые коричневые кожаные штаны, ему каким-то образом удалось заставить даже эту одежду выглядеть царственной.

Будучи моложе Ульфрик думал, что сможет сломать этого симпатичного мальчика пополам, не пытаясь. Несколько лет спустя Тир был еще непобедим в своих поединках.

Камелла была старше его самого, и в то время как на ее лице начинались морщины от старости, ее проницательный ум и острые глаза были такими же молодыми, какими они всегда были. Ее бледно-голубые волосы были аккуратно заплетены из передней части висков назад. Ее голубое платье было простым, но вышитым птицами и цветочными изображениями, личным подарком от лучшего ткача в деревне. Цепочка свисала с ее шеи, железная гептаграмма друидов висела между ее скромными грудями на ее конце. Она была той, кому мужчины и женщины этой деревни доверили свою судьбу, и в этой комнате у нее было последнее слово.

— Итак? — спросил Тир. — Как оно было?

Ульфрик сделал еще один глоток из бурдюка, поморщился от вкуса и передал его женщине рядом с ним, прежде чем ответить:

— Твой сын вел себя… достойно.

— О, Боже, — Камелла улыбнулась.

— Понятно, — серьезно ответил Тир. — Я вижу, я должен работать с ним немного усерднее.

— Да, должен, — ответил он так же серьезно. — Я полагаю сгребать навоз в течение недели, может быть хорошим началом.

— Как ты думаешь, уменьшение рациона поможет?

Ульфрик моргнул:

— Ты его кормишь?

Они на мгновение уставились друг на друга.

Ульфрик улыбнулся первым. Тир ухмыльнулся. Камелла покачала головой, пока они смеялись.

— Если серьезно, у меня нет претензий. Его лезвие горячо, но об этом позаботится некоторая закалка. Он следовал приказам и знал, когда прекратить ныть. Это хорошо для его возраста.

Тир кивнул.

— А подземелье? — спросила Камелла.

И все хорошее настроение пропало, когда его разум вернулся к этому. Тир и Камелла почувствовали это немедленно, последний напрягся, глаза сузились. Бурдюк был предложен снова. Ульфрик принял его, осушил и вздохнул.

— Мэрилл была права, — сказал он, обращаясь к Камелле. — Это было подземелье.

Они оба облегченно вздохнули. Затем Тир нахмурился, затем его глаза расширились, и он снова вздохнул:

— Блядь.

— Мы должны убить его, — добавил Ульфрик.

— Абсолютно нет, — сказала Камелла.

— Каме…

— Тир, нет, прервала она. — Нам нужно это. Эта деревня… вы знаете, сколько у нас проблем. Наши запасы слишком малы; Мы должны скоро покинуть эту рощу, и это слишком рано. Следующая роща еще не восстановилась, — она покачала головой. — Тир, если мы не будем использовать это подземелье, этот дар Планеты, тогда мы потеряем людей от голода. И мы потеряем рощу.

Несколько мгновений Тир молчал, снова выругнувшись. На этот раз на ханитском, который, насколько знал Ульфрик, этот человек, оставлял для худших времен.

— Камелла, ты знаешь, что это подземелье значит для королевства.

Она кивнула:

— Это означает, что наши соседи будут двигаться, чтобы захватить его, потому что 'это Подземелье на нашей территории'. Это означает войну.

Это означало разрушение, потому что только сумасшедший думал, что победа против Ханитской или Вельтской империй может быть выиграна с помощью жалких армий Централа.

— Но, — продолжила она, — это проблема завтрашнего дня. Сегодняшняя проблема это голод, Тир Миррилин. Нам нужно это подземелье, или мы умрем.

Тир вздохнул.

— Магнус не должен знать, — продолжила она дипломатично. — Мы можем это скрыть, скажем, мы наткнулись на лужу чистой маны и вырастили на ней новую рощу. Они не будут смотреть слишком глубоко; они знают, что значит подземелье, так же, как и мы.

— Я не могу не говорить суду, Камелла.

— Если вы скажете королю, вы сказали суду.

— Магнус — гадюшник, — ответил Тир. — Там больше иностранных глаз и ушей, чем на ханитском рабском рынке. Для неправильных ушей почти невозможно не слышать о чем-то подобном, — Он вздохнул. — Я могу сказать, что не могу вас переубедить.

— Ты не можешь, — подтвердила она.

Он снова вздохнул, на этот раз громче:

— Прекрасно. Я посмотрю что я могу сделать. Но даже тогда будут возникать вопросы. У нас есть поставщики. Нет никакого способа, которым они не обнаружат хотя бы часть добычи, которую мы извлечем из этого подземелья, и они будут задавать вопросы. Это будет выяснено.

— Им не нужно знать, что они на самом деле не посещают деревню, — ответила она с хитрой улыбкой. — Позвольте мне разобраться с ними, хорошо?

Тир какое-то время смотрел ей в глаза, затем улыбнулся и поднял руки, сдаваясь:

— Ладно, прекрасно.

Затем его глаза встретились с глазами Ульфрика. Его улыбка исчезла через мгновение:

— Это не все, не так ли?

— Да это так, — подтвердил Ульфрик. Он глубоко вздохнул и повторил, — мы должны убить его.

— Ульфрик, — начала Камелла, но он поднял руку, чтобы прервать ее.

— Речь идет не о проклятой политике. Эта штука — аномалия.

У них перехватило дыхание. Их глаза расширились.

Он рассказал им, что он видел там. Они молчали, Камелла в созерцании, Тир в растущем ужасе.

— Изогнутый коридор для предотвращения дальних атак. Волчья яма с охраной в конце, — повторил Тир.

Ульфрик кивнул:

— Эта штука была слабой, но она использовала то, что имела в совершенстве. Ей даже удалось укусить меня; Я прошел подземелья, которые были глубиной в сто этажей, не получив удара.

— Вы были ранены? — спросила Камелла в тревоге.

Ульфрик усмехнулся:

— Оно старалось изо всех сил, но оно все еще новорожденное. Впрочем если бы Гвен или Сирис вошли первыми? Они бы потеряли конечности, — он покачал головой. — Эта проклятая вещь слишком умна. У нее один этаж, только три комнаты, но те сто-этажные подземелья, о которых я говорил раньше? Даже они не были такими умными. Это аномалия. И она также имеет имя.

Их глаза снова расширились.

— Значит, у него есть колдун, — нахмурился Тир. — Что объясняет тактику. Так почему ты не убил его тогда и там?

— Тир, — запротестовал Камелла, но мужчина покачал головой.

— Законы четки, и они существуют по причине. Ты Не Потерпишь Живого Колдуна, — сказал он. — Ты знаешь опасность так же, как и я, Камелла. Повернувшись к Ульфрику, он поднял бровь:

— Итак?

— Ну, во-первых, есть тот факт, что Камелла права, и это единственная надежда этой деревни, — ответил он, вызвав улыбку женщины и хмурый взгляд мужчины, — а потом есть тот факт, что я не смог узнать символы, которые были использованы для написания имени.

— …это так?

— Тир, ты знаешь, сколько я путешествовал, — проворчал он. — Я видел образцы каждого языка, использованного в завоеванных землях, и множество тех, что находились за стеной, и это написание не было похоже ни на один из них… кем бы ни был этот маг, он должен был приехать из очень далекой страны, что поднимает несколько таких вопросов, как 'как он узнал, что здесь есть новорожденное подземелье', 'как он заключил контракт с новорожденным, едва узнаваемым подземельем' и 'почему именно c этим подземельем заключен контракт, когда новые подземелья не так уж редки, и большинство не в самом политически напряженном королевстве в регионе'.

Тир поднял бровь.

— Вы колебались там, — отметил он.

Будьте прокляты друиды, этот человек слишком хорошо его знал.

Ульфрик вздохнул.

— Эти символы как будто бы выглядели знакомо, но я не могу вспомнить, откуда. Я не помню, чтобы когда-нибудь видел их в использовании, поэтому я готов предположить, что видел их из томов нашей госпожи историка или чего-то в этом роде, — закончил он с резким взглядом на Камеллу. Настала ее очередь поднять бровь.

— Мне… в это трудно поверить, но…

— Как я уже сказал, я не уверен.

— Ничто из этого не имеет значения, — вмешался Тир.

— Закон ясен. У этой штуки есть имя, она должна умереть.

— Должна ли? — спросила Камелла.

— Да, — настаивал Тир. — Камелла, это блядский колдун.

— Ты предполагаешь, что у него есть колдун, — отметила она.

— Что еще может назвать подземелье? — спросил Тир. — Ты цепляешься за соломинку, потому что это подземелье может спасти нас.

— Может быть, это так, — призналась Камелла, пожав плечами. — Я не хочу обречь единственную надежду нашей деревни из-за одного лишь подозрения на то, что у нее есть колдун. Во всяком случае, — добавила она, когда Тир, казалось, набирал обороты, — тот факт, что оно настолько слабо, означает, что наш гарнизон может справиться с этим колдуном. Я не думаю, что колдун мог собрать из него большое количество монстров?

Ульфрик усмехнулся:

— Мы единственные люди на лиги вокруг. Не было никаких исчезновений. Вся область — пустыня, подземелье — почти единственная форма жизни здесь. Колдун не мог откормить его достаточно сильно, чтобы оно породило армию, а самый сильный миньон, которого оно имело, был слабым муравьем. Даже если оно каким-то образом породило бы армию размером с гарнизон, люди Тира могут легко позаботиться о них.

— Мои люди тоже не сообщали о пропаже, — неохотно добавил Тир. — Даже о дезертирстве.

— Тогда ничто не мешает нам вступить в контакт с этим подземельем, убить его колдуна, если таковой у него есть, и использовать богатство подземелья для нашего собственного выживания, — предложила Камелла.

— Да, оно очень умно для своего возраста, и да, это, вероятно, исходит от его колдуна, но если оно достаточно умно, чтобы общаться с людьми, что ему нужно, чтобы заключить контракт с человеком-магом, тогда, возможно, мы сможем убедить его в том, что убийство — не единственное, что есть в его жизни, что у него есть другие варианты, кроме того, что предлагал его колдун.

— Ты хочешь убедить подземелье не быть мясорубкой, — поднял бровь Ульфрик. — Может ты еще хочешь убедить солнце взойти и с запада? Это может оказаться проще.

— Солнце не осознает, что мы существуем, — ответила она как само собой разумеещееся, — и даже если это так, мы не можем с ним разговаривать. В отличие от этого подземелья, — она сделала паузу, затем добавила, — возможно.

Ульфрик усмехнулся:

— Леди, если вам удастся сделать это, тогда я пойду навстречу и побрею свою бороду.

— Ой? — сказала она, поднимая бровь и улыбка на губах. — Тогда вызов принят, сэр Ульфрик.