Общий знаменатель (гет)

— Где твой отец? — спросил я, встряхивая Лестрейнджа.

— Я не знаю… — он явно был в ступоре. — Она их… как Лорд тебя…

— Добби, мать твою! — заорал я, вспомнив имя единственного домовика, которого я знал. — Отца сюда живо!

Абрахас появился буквально через секунду, все понял без лишних слов и сообщил, что надо набухать Басти в дрова, дабы он смог смешать его воспоминания без особых усилий. Я понял, что отказ спровоцирует дальнейшую дискуссию, ведь я тут вроде как алкоголик, храбро кивнул, и началось.

Не знаю, заранее ли рассчитывал на легкий результат мой отец, но напоить Лестрейнджа оказалось проще простого. Куда сложнее и непредсказуемее оказалось со мной. Я пил впервые в жизни, но это тело было явно тренировано многими годами возлияний, посему алкогольное опьянение настигло меня внезапно при попытке встать, как удар бутылкой по затылку в Бутово. Абрахас поправил воспоминания Рабастана так, что никто бы не смог подкопаться, я не уверен, что он сам теперь хоть что-то помнил о вчерашней ночи, и вызвал медицинскую подмогу, поскольку я мычал что-то на смеси английского с нижегородским, и утром в газете появилась гнусная статейка о том, что я так обрадовался своему освобождению, что нажрался как скотина в собственном поместье в компании еще одного отпрыска благородного рода Рабастана Лестрейнджа, и до утра нас откачивали целители. По мне, так ничего особенного, ну нажрались, не буянили же, ничего не разрушили, даже из дому не вышли, но в «Ежедневном пророке» это подавалось так, как будто мы убили пару человек, расчленили, пожарили и ими же закусывали, не меньше. И фотография нас с Лестрейнджем из Мунго на весь разворот: ладно я, я просто сижу на полу с мученическим видом в позе исстрадавшегося Будды, а Рабастан лежит в обнимку с ведром. Абрахас сиял: Басти вообще никто больше всерьез не воспринимает. Не удивлюсь, если фотографии — его рук дело, больно пристойно мы на них выглядим, ни дать ни взять вчерашние студенты филфака МГУ осознали свое место в жизни и нашли батину заначку. Галстук Рабастана добавлял дурдому легкую нотку выпускного. Нарцисса на меня обиделась, что я не пришел, а она ждала, хотя я велел ложиться без меня, да и Абрахас ей вроде как рассказал, что вариантов не было. Беллу и Руди арестовали утром, пока мы блевали в тазики в Мунго под причитания с двух сторон наших почтенных отцов, мол, совсем от рук отбились наследники, только и знают, что пить и в карты резаться, нигде ведь больше не бывают, хоть бы на улицу вышли разок, так нет же, только пьют и играют. Общественное мнение спешно меняло причины глубочайшего к нам презрения с того, что мы преступники, на то, что мы зажравшиеся папенькины сынки. Уже куда лучше, в конце концов, нам по двадцать с лишним, всю дурь мы можем и перерасти. Рабастан теперь был абсолютно вне подозрений, и то хлеб, но ни я, ни Абрахас, ни лорд Лестрейндж, ни прокурор не смогли добиться внятного ответа, зачем Лестрейнджи вообще поперлись к Лонгботтомам. Естественно, Скиттер, пока еще стажер «Ежедневного пророка», осведомилась, что я чувствую, когда мы с Рабастаном выходили из дверей зала суда. Я не должен покидать поместья, кроме особых случаев, но алкогольная интоксикация и свидетельские показания входили в список разрешенных исключений.

Я чувствовал бессилие. Рабастан висел на мне, его ноги не держали, и если бы его не тащил еще и лорд Лестрейндж, я бы не смог устоять. На пять лет я фактически недееспособен, хотя меня отстаивал сам министр магии. Не удивлюсь, если Крауч и Дамблдор готовы были сойтись на том, чтобы я чисто для профилактики немножко посидел, да вот знакомства папеньки и наш общественно полезный алкоголизм привели толпу к выводу, что нечего кормить всяких алкашей на наши налоги, пусть дома перевоспитываются. Судебная система, действующая по принципу зрительских симпатий, меня просто убила. Кажется, я был единственным, кто остался на свободе вопреки желанию толпы. Ясно, почему Малфой так всех бесил: он был счастливчик. Такая внешность в сочетании с деньгами, красивой и богатой женой, успешностью во всем, мерзким характером и невероятной удачливостью действовали на общественность, как красная тряпка тореадора на тупое стадо. Например, Эйвери, не особенно зажиточный и почти не светившийся, худенький, большеглазый, похожий на котенка, был оправдан еще до того, как вошел в зал: его отец, с завистью смотревший на удачно забухавших нас, настоял на публикации его фотографии в «Пророке», домохозяйки рыдали, Визенгамот дрогнул. Макнейр на суде корчил из себя тупого, многие почувствовали с ним интеллектуальную солидарность и не стали топить. Снейпа технично отмазал Дамблдор. У меня язык чесался спросить, с каких это пор частные лица могут иметь собственных агентов, но я усиленно молчал. Насколько я знал от Ритки, или не от нее, но откуда-то точно знал, что Снейп — крестный отец Драко. Не знаю, в каком страшном сне сие произошло, но тут я твердо намеревался отойти от канона. Крестным отцом будет Абрахас, если сделает прививку, или Рабастан, если очнется от глубокой депрессии, куда его ввергло известие о том, что он теперь единственная надежда рода Лестрейндж. Я объявил обоим, увидел, как они переглянулись, и понял, что нахожусь на правильном пути.

Драко объединял нас всех. Мы с Нарциссой превращались в пятилетних идиотов, ползая за ним по ковру большой гостиной, и даже не знаю, почему, но после такого Нарцисса смотрела на меня с восторгом, как на восьмое чудо света. Чтобы впечатлить женщину, избавьте ее от ребенка на пару часов и покажите, что и без нее справитесь; куда там великим магам с их летающими дворцами и магическими зеркалами. Абрахас решился на визит в Мунго и ныл еще неделю, что у него все болит и чешется, и я один в этом виноват. Рабастана лорд Лестрейндж гонял по лесу и дуэльному залу, приговаривая, что если ему улыбнулась перспектива стать крестным отцом маленького Малфоя, но надо постараться соответствовать высоким стандартам.

Я сидел над своими дневниками и записями, формировал представление о личности и понимал, что Люциуса Малфоя не знал, пожалуй, никто. У него было чудовищное самомнение и в то же время невероятно жесткое отношение к себе. Нарциссу он искренне считал глупой и невыдающейся, но в то же время рядом писал, что это его жена, которая обязательно будет довольна всем и непременно станет жить лучше любой другой женщины на планете. Он дарил ей дорогущие украшения, спал не меньше двух раз в неделю и так, чтобы она обязательно кончила, трижды в неделю устраивал совместные чаепития, в которых терпеливо выслушивал все ее новости и мысли за неделю, даже если на стену лез от скуки. Драко он непонятно, любил или нет, он его просто не знал. В дневниках были сухие пометки о том, что с Драко все в порядке, его развитие соответствует ожидаемому. Считал, что воспитание отца должно начинаться с двух лет, а Драко было всего полтора года. Перед своим отцом Люциус преклонялся: именно Абрахас вывел Малфоев в лидеры среди десятки богатейших колдунов, Абрахас перестроил Малфой-мэнор, Абрахас купил, и тут я охренел, разоряющуюся фирму метел «Нимбус» и сделал ее едва ли не монополистом: все эти «Кометы», «Вихри» и даже «Молнии» и «Тайфуны» принадлежали фирме «Нимбус». Единственные, кого Абрахас не смог сожрать, — это «Чистомет», но они делали метлы другого класса, потому он не особо и стремился. То есть, Люциус, подаривший «Нимбусы» всей команде, даже не раскошелился. А Сириус, купивший Гарри Поттеру «Молнию», обогатил Люциуса Малфоя.

Ору, Господи, мне все больше нравится эта семейка. Тем не менее, с отцом Люциус близок не был, сообщая ему исключительно о своих успехах по завершению какого-либо дела. Свое мнение держал при себе, мог пошутить, но абстрактно, тем не менее, чувство юмора у него было неплохое, я искренне смеялся над некоторыми пассажами, написанными с невероятным тонким сарказмом. Мне до такого еще расти и расти.

Сириус Блэк попал в Азкабан, как и в каноне, но мне, честно говоря, было вообще не до него. Оказывается, и об этом мне рассказал Рабастан, а Рабастану Белла, а Белле чуть ли не сам Темный лорд в Годриковой лощине перед последним путем, что меня убивали как раз из-за Сириуса, которого я отпустил из родственных чувств и нежелания расстраивать супругу, а этот идиот везде растрепал, что я такой косорукий, что даже поймать его не смог. Знавший мой истинный потенциал Темный лорд ожидаемо не поверил, потому и грохнул в назидание потомкам. Не удержался и продемонстрировал фак Сириусу, точнее, его портрету в газете.

К Рождеству пересажали практически всех, включая Барти Крауча-младшего, которого я не помнил, Августа Руквуда, которого я встречал, бывая с отцом в Министерстве, но тот вообще ничем не выдал нашего знакомства, а я его не узнал и вел себя с ним, как с чужим. Прекрасная тактика: ты не можешь выдать секрет, если не знаешь его.

Вторая половина декабря прошла безрадостно. Друэллу и Сигнуса подкосило то, что Белла попала в Азкабан, и даже Драко не мог их развеселить; Орион и Вальбурга, оставшиеся без наследников, забыли обо всех предупреждениях колдмедиков и наседали на нас с Нарциссой, чтобы мы родили еще одного ребенка и сделали его наследником рода Блэк, но Нарцисса тяжело перенесла и Драко, так что я заявил, что тут решает только она, и трусливо сбежал. На Рождество мы их не пригласили, чтобы они нам не испортили праздник, который и без их участия грозился стать унылым. Абрахас уехал в свою Бельгию к драконам, из-за чего я весь изошел на беспокойство. Рабастан свалился с тяжелой пневмонией после очередной охоты, и лорд Лестрейндж переквалифицировался в сиделку. Мы с Нарциссой, оставшись в одиночестве — гостей нам тоже запрещали принимать, кроме ближайших родственников, пустили Драко ползать вокруг елки, а сами обнялись в кресле и замерли в тоске.

— Все наладится, — тихо вздохнула Нарцисса мне в волосы.

— Не это ты представляла, когда выходила за меня, — усмехнулся я. — Пять лет домашнего ареста, я ничего даже купить не могу. И наколдовать только Люмос и Акцио.

— Зато ты точно знаешь, что я люблю тебя не за деньги и не за могущество, — фыркнула Нарцисса и поцеловала меня в губы.

Что я обожал, так это наши доморощенные спектакли, когда при посторонних Абрахас превращался в отмороженного деспота, я — в алчного мажора, а Нарцисса — в высокомерную холодную стерву. Дома у нас на самом деле вечно царил наш с Абрахасом дебильный хохот и непрекращающийся медовый месяц с Нарциссой. Папенька шутил, что давно надо было меня приложить непростительным, Нарцисса гадала по Камасутре, на какой странице раскроется, те и будут у нас планы на вечер, а Драко рос обычным ребенком, немного более нервным, чем были Ритка и особенно Марк, но у него гены Нарциссы, так что это было оправдано. Малфой-мэнор казался мне прекрасным местом, и мы с Нарциссой практически не тяготились вынужденным домашним арестом, то есть, я не тяготился, потому что привык. Абрахас восхищался моей стойкостью. Конечно, жена могла выходить без меня и тратить деньги со своего блэковского счета, но первая же ее вылазка в Косой переулок (через неделю после суда над Беллатрикс; а Нарцисса умеет подобрать момент) закончилась безобразным скандалом, после которого моя дорогая завалилась в мой кабинет, спихнула все на край стола, потребовала внимания и со слезами стала жаловаться на мерзких грязнокровок в лучших выражениях доктора Геббельса. Первые восторги от семейной жизни несколько утихли, и я, привыкший к тишине и бездействию, начал в некотором роде понимать Люциуса. Нарцисса, грациозная и деликатная, как фея, когда были затронуты ее комфорт и личные интересы, превращалась в боевой таран. Тем не менее, жили мы славно. Нарцисса как-то даже сказала мне, переводя дыхание, что думает о том, чтобы начать размышлять о возможной перспективе второго ребенка. В чем связь, я не понял, но то, что это похвала моим постельным и личностным качествам, уловил и обрадовался.

Но в первое Рождество относительный рай закончился. Началось то, что мы, оставшиеся на свободе Пожиратели, а меня причисляли к ним все, от аврората, до бывших соратников, метко назвали рейдами. В любой момент дня и ночи к нам могла явиться проверка: отряд, состоящий из нескольких авроров, представителя или двух от Министерства, члена гражданского общества, иначе говоря, активиста, и повезет, если одного, и журналистов. Меня выдергивали из кабинета, ванны, постели, отрывали от жены, еды, гиппогрифа, сына или книги и заставляли отвечать на идиотские вопросы, пока весь дом перерывали чужие люди. В течение пяти лет я не имел права закрыть камин ни от кого, на ком был министерский значок. Скольких вещей мы не досчитались после этих проверок — неимоверное количество. К весне мы научились, что для представителей закона закон не писан, Скримджер от стыда готов был провалиться в преисподнюю, но сам советовал нам не провоцировать, не высовываться, он и так пытается, но, как говорится, «победитель получает все». Все все понимают, лет через десять будут с возмущением проводить расследования о беспределе, но пока… Абрахас, прости. Извинения главы аврората — выгодное дело, мы решили терпеть. В конце концов, по канону уже к школе Драко Малфои вполне оправились, Люциус ручкался с министром и имел большое влияние, хотя иногда и его продолжали трясти. Все более-менее ценное Абрахас отнес в банковское хранилище, книги всегда были в безопасности, как говорится, «вор не читает, читатель не ворует», но в тот рождественский вечер для нас все было в новинку, мы вообще не подозревали, что начнется.

Мы сидели в полутемном зале, освещенном только свечами на елке. Драко сопел над железной дорогой: Абрахас купил ему роскошный Хогвартс-экспресс с длинными рельсами и несколькими станциями, я собрал дорогу, готовый визжать от восторга — у меня такой не было, Нарцисса зажгла в станциях свет. Поезд выпускал колечки дыма, который пах шоколадом, а из-под колес у него вылетали разноцветные искры. Мы с Нарциссой завернулись в плед в кресле и лениво следили за восторженным ребенком. Домовики убирали раскиданные Драко куски оберточной бумаги. У меня девять лет не было нормального Нового года — Рождество у меня в семье не праздновали, так что я отрывался как мог, вспомнив все просмотренные новогодние комедии. И елка, и свечи, и гирлянды — хорошо иметь домовиков, если разъяснить, что ты хочешь, они все сделают. Палочки у меня все равно что нет, хотя специально для Драко я научился делать разноцветные Люмосы, без палочки мог сдвигать предметы, а так особо мне ничего не было нужно. Царил сонный покой, пианино само играло «Тихую ночь», как внезапно полыхнул камин. Я подумал, что отец вернулся не порталом, может, побывал в Министерстве, но на ковер, не очистив сажу, ступили авроры.

— Предупреди всех, Драко отправь в детскую, — шепнул я Нарциссе, ссадил ее с колен и поднялся, обошел диван и только раскрыл рот, как мне в шею уперлись две палочки.

Конструктивной беседы не выйдет. Скосив глаза, я понял, что Нарцисса уйти не успела.

— Цисс, возьми Драко, — сквозь зубы проговорил я, а люди все продолжали и продолжали выходить из камина. Я узнал Артура Уизли; у него на рукаве была траурная лента — ну да, те авроры, которые с ним свидетельствовали против меня, Фабиан и Гидеон Прюэтты, были убиты по канону Долоховым, как тут — не знаю, но объявление о смерти я читал в газете. Мы с Антоном друг друга знали плохо, я для него был слюнтяй и папенькин сынок, он для меня — отбитый на голову адреналиновый наркоман, но я успел дать ему понять из национальной солидарности, что тикал бы он с городу, и вроде как он пропал с радаров.

— Солнышко, иди ко мне, — спокойно проговорила Нарцисса. Драко замер с поездом в руках, с открытым ртом глядя на авроров. Меня усадили на стул у стены, велели положить руки на колени. Я кожей почувствовал, что Драко сейчас заорет, и вежливо проговорил:

— Позвольте моей жене и ребенку уйти в свои комнаты.

— Ага, десять раз, — услышал я в ответ. Артур, словно не услышав этого диалога, принялся читать мне какое-то постановление, оказывается, чтобы установить взаимное доверие (!) со всем магическим сообществом, которое справедливо испытывает ко мне антипатию (!), для моего же блага (!!!) проводятся эти небольшие символические проверки. Ну да, а Драко не отпускают, не чтобы видел ничтожность своего отца, а для усиления симпатий. Дебилы. Нарцисса взяла Драко на руки и, отвлекая и шепча что-то успокаивающее, села с ним в кресло вместе с поездом, на который уже алчно покосился представитель гражданского общества. В зале зажгли полное освещение, трогательное волшебство пропало. Авроры принялись меня расспрашивать об Абрахасе, о Рабастане, о моих взаимоотношениях с Эваном Розье, от них же я узнал, что Розье назначил меня наследником первой очереди после членов своей семьи, надо же, в дневниках об этом не было ни слова, вероятно, Эван ничего не говорил. Семья как раз погибла, не хочу ли я отдать состояние Розье на выплаты семьям, пострадавшим во время войны? С чего бы это, они что, от меня пострадали?! Зато я знаю, как Люциус отмазался в каноне: отдал состояние Эвана. Ну уж нет, я здесь без дара Люциуса богатеть, потому буду беречь каждый кнат, дабы папенька не смотрел на меня как на то, что не способно зарабатывать. Наконец спросили о том, раскаиваюсь ли я.

— В чем? — я поднял бровь. Ответить они мне так и не смогли, потому что я был признан жертвой. Фарс продолжал набирать обороты.

Авроров сменил Артур, и он, избегая смотреть мне в глаза, начал задавать вопросы, за которые, если бы я мог, непременно дал бы в зубы, и это понимали все присутствующие: палочки подняли и наставили на меня, Артур сидел в позе низкого старта. Например, меня спросили, какие брачные ритуалы я проходил и их описание, а я это в дневниках уже прочел, и если литературное порно господ авроров интересует, то это не по адресу обращение, планирую ли я еще детей, а еще вот: вероятный крестный отец моего сына, Эван Розье, был убит при подлом нападении в одиночку на четырех вооруженных авроров, кем я хотел бы его заменить? Министерство предлагает мне выбрать кандидатуру волшебника из светлых семей, например, сам Артур Уизли мог бы стать крестным отцом Драко. Или Тед Тонкс, он муж сестры Нарциссы, ну и что, что маглорожденный, зато какой человек хороший и зла на меня совсем не держит. Нарцисса промолчала, сделав вид, что ничего не слышит, но я прямо чувствовал, как от ее гнева воздух загустел. Еще замечательная кандидатура — Северус Снейп, мой бывший соратник, но на правильной стороне, в отличие от непонятного меня! Я почувствовал, как задергался глаз.

— Вы что, смеете лезть во внутренние дела моей семьи?! — прошипел я тихо, чтобы не напугать Драко. И так мы вряд ли его уложим сегодня.

— Это позволит людям вам доверять, мистер Малфой, — сказал Уизли на голубом глазу, и я даже не понял, тупой он или прикидывается. Реально не понимает положения вещей? Да я невиновен! Начинаю понимать Пожирателей, которые не грохнули восставшего господина всем скопом, явившись на кладбище, а встали на его сторону; после такого беспредела хочется реванша. Против меня вообще ничего нет, а они хотят так нагло влезть в мой дом, в мою семью, навязать мне в родственники хрен знает кого, чтобы я выглядел для стада более дружелюбно? А в любовники мне почему никого не предлагают, например того же Шеклболта, чтобы я себя со всех сторон толерантным показал: он и полукровка, и чернокожий, и на светлой стороне, и мужик, а то вдруг я гомофоб?!

— Я лорд Малфой, — отрезал я, пытаясь успокоиться. Тут Драко, никаких воплей с моей стороны.

— Что? — нет, он однозначно решил меня взбесить.

— Лорд Малфой, и никак иначе. К главам и наследникам великих родов обращаются по титулу, — терпеливо объяснил я, но потом не вынес. — Я не ищу доверия идиотов. А здравомыслящие люди должны доверять вердикту Визенгамота, признавшему меня невиновным по всем пунктам обвинения. Не оправданным, а невиновным!

— Это делается для вашего же блага, — глядя на меня коровьими глазами, сообщил Уизли.

— Отвертелся — не значит, что никто не понимает, кто ты есть на самом деле, Малфой, — фыркнул один из авроров, и я почувствовал, как во мне волной поднимается дикая, неконтролируемая магия.

— Я лорд Малфой! — рявкнул я, и незваных гостей снесло к противоположной стене. Перевернулся тяжеленный стол и, пролетев, выбил окно прямо над головой Уизли и застрял в оконной раме. Ну да, как говорит папенька, стоит Драко магией раскидать по комнате все игрушки, вот так бывает, когда сильный маг гневается. Понял, принял. — Ко мне обращаться с уважением, в первую очередь это касается титула! Мне каждому отдельно повторить, ослы?!

Они исчезли, видимо, у них с собой были порталы, а я остался стоять посреди разгромленного зала. Пелена ярости спала, и теперь я видел масштаб разрушений: паркет пошел волной, елка сломана, свечи прожгли пол, и загорелись ветки, вдребезги была разбита железная дорога. Окно осыпалось, и через него в зал залетал снег. Нарцисса сидела в углу, ее отшвырнуло туда прямо на перевернутую банкетку, повезло, что только ударилась, я похолодел, когда рядом с ее плечами увидел витые золоченые ножки мебели, ее ж насквозь проткнуть могло. Она прижимала к себе захлебывающегося плачем сына, который, когда я осторожно приблизился, с ревом спрятался от меня.

— Он просто испугался, — сказала мне Нарцисса, когда я мрачно сидел на кровати и обдумывал варианты мучительной казни. Драко мы с трудом, но утешили, он в конце концов даже пошел ко мне на руки и забрался под джемпер, он любил так сидеть, мы оба его уложили, ушли к себе, но я не мог найти себе места, вспоминая, с каким ужасом он от меня шарахнулся. Нарцисса расстегнула платье, оно сползло с нее на пол, и я увидел огромный кровоподтек у нее на спине. — Люциус, — предупредительно сказала она, заметив мой взгляд. — Даже не думай ныть.

— Я не ною!

— Ты все правильно сказал, — Нарцисса забралась ко мне под одеяло, легла так, чтобы не болело. — Они не должны даже смотреть на тебя, не то что обращаться подобным образом. Главное, чтобы последствий не было.

Как же я поплатился за свою выходку! С того момента, разговаривая со мной, авроры брали под прицел Драко или Нарциссу; один раз Абрахас, охреневший от такого низкого приема, все же сумел как-то подстроить так, что свидетелем этого позора стала его добрая знакомая Амелия Боунс, которая рявкнула на дегенератов в красных мантиях, которые посмели угрожать ребенку, не хуже меня в Рождество. Абрахас, услышав подробный рассказ и узрев последствия моей вспыльчивости, заявил, что его обожаемая жена родила ему идиота, но потом утих и признался, что сам, наверное, поступил бы еще хуже. Авроры с завидной регулярностью вытаскивали меня из постели — как чувствовали, когда у нас намечалось что-то особенное, и портили все праздники с каким-то садизмом. Страдали не только мы, но другие Пожиратели признавали, что на меня у аврората и активистов какой-то особый зуб. Видимо их особенно бесило, что мы оказались чисты перед законом, даже не оправданы, а невиновны. Им дали символическое позволение, чтобы толпа угомонилась, а они использовали это по полной программе. Нам начали сочувствовать все, от лордов Визенгамота и главы аврората до гоблинов. Другие же Пожиратели развлекались, например, лорд Лестрейндж пустил в свой дом аврорский отряд, сказал, что слишком стар, чтобы их сопровождать, пусть сами посмотрят и уйдут. Естественно, авроры попались всем составом в ловушку по дороге в сокровищницу, куда они не должны были заходить, а лорд, якобы не заметивший их передвижений, решил посмотреть на свое богатство только спустя два дня. Коридор, в котором была заблокирована магия, был с двух сторон отрезан решетками, а в нем валялись в собственных испражнениях соглядатаи. Лестрейндж даже не подумал их освобождать, вызвал главу аврората лично, сказал ему, что проход в сокровищницу и ритуальный зал — табу для всех, и тот, покраснев от злости и стыда за подчиненных, заставил их еще и коридор убирать. Паркинсонов и Ноттов проверяли раз в два месяца, те считали рейды по поместьям выездным цирком: ну конечно, все все отнесли в Гринготтс, научившись на наших ошибках и вере в закон. У нас чертовы авроры как прописались, а когда пять лет ада стали подходить к концу, проверки могли случаться чуть ли не каждый день.

Но вот наступил пятилетний юбилей суда, и я, только подумав о том, что весь этот дурдом наконец закончился, схватил палочку, сдернул с нее ненавистное кольцо ограничителя, швырнул его на пол, раздавил каблуком и под этот хруст проговорил:

— Экспекто Патронум! — и вызвал телесного патронуса, хотя Люциус в дневниках обиженно писал, что это заклятие ему не дается.

Роскошный серебряный единорог проскакал по всему залу, безмерно порадовав Драко. Абрахас заявил, что закрывает камины — отныне проверки должны были согласовывать с нами, причем мы могли отказать по причине головной боли, семейного праздника или еще какого-то пустяка. Домашний арест кончился, и мой патронус поскакал к Лестрейнджу. Рабастан заявился в Малфой-мэнор весь в черном, похожий на боевика из китайского исторического фильма, взял Драко, я протянул руку Нарциссе, и мы отправились в Косой переулок. У нас куча дел: взять деньги, утолить жажду моей жены их потратить, побесить общественность счастливыми рожами и палочками без ограничений… а с завтрашнего дня начну операцию «Поттер». Как вспомню, в каких условиях он живет, так вздрогну. Рассказал отцу о намерениях, добавил, что у Лили Эванс родственники маглы, а родственники Поттера — мы и Андромеда, но у Андромеды его точно нет. Не стал вдаваться в подробности, но вряд ли маглы хорошо обращаются с ребенком-волшебником. Это же маглы, папа.

А еще у меня была гениальнейшая идея по созданию магловского состояния. Проще говоря, помню я историю Эппл, и самое время вложить в них свои кровные, честно заработанные моим отцом денежки. В две тысячи десятом Драко скажет мне спасибо. Ага, а еще надо поспорить с Паркинсоном на крупную сумму о развале Советского Союза, он единственный, кто хоть немного интересуется маглами. Нет, нету во мне сверхспособности Люциуса Малфоя сию секунду делать деньги из всего, но зато мой отец, все деловые партнеры которого заразились чертовой драконьей оспой, жив и здравствует на благо семьи, на радость мне с Драко и на процветание рода Малфой и финансов его. Абрахас сказал мне, что во всем везти не может, и если уж у меня так все отлично с семьей, то пусть я буду заниматься ею, а деньги оставлю ему. Деньги оставлю, но у меня свои дела. И первое из них — Поттер.

Но сначала Косая аллея.

Мне кажется, Скиттер за годы общения — а именно она набивалась в каждую группу для проверки мэнора — все же выучила некоторые черты моего характера. В том числе отметила свойственное мне желание потехи и унижений. Она прекрасно понимала, что в день окончания пятилетнего издевательства, я заявлюсь в Косой переулок с помпой и фанфарами. Вспышка колдоаппарата ослепила меня на миг, когда мы с Нарциссой под руку выходили из проходной — специального места, оборудованного для перемещений. Там были декоративные камины только для переходов, как в Министерстве, которые не марали одежду. Конечно, подороже, чем камин в трактире, но мы, Малфои, можем себе это позволить. Драко уже включился в игру и знал, что на людях надо строить из себя невесть что: настоящего тебя должны знать только близкие люди. Драко ждал освобождения не меньше нашего: мы обещали познакомить его со сверстниками, с которыми он будет учиться потом в Хогвартсе. Рядом с Рабастаном шел настоящий маленький лорд. Я презрительно глянул на Скиттер, она ответила мне коварной улыбкой: мы неплохо нашли общий язык. Она призналась как-то, что поначалу имела на меня планы, но потом решила, что любовница, пусть и Малфоя — это несолидно. Потому она не пишет гадости про меня и мою семью — я не позорю ее перед холостым богатым Рабастаном. А он сам разберется, если не разберется, то ему мозги старый лорд вправит.

Мы отправились в банк, а после этого…мне кажется, Нарцисса сделала месячную выручку всем магазинам, в которых побывала. Но в одной лавке кто-то из посетителей, даже не продавцов, что-то ей сказал, и Нарцисса, развернувшись, демонстративно ушла к конкурентам, откуда вышла через минут двадцать, а перед ней шатался под тяжестью свертков несчастный домовик. Теперь продавцы сами зорко следили, чтобы на нас даже не смотрели косо.

Ладно, буду справедлив. Вообще-то агрессивное меньшинство было меньшинством. Многие успокоились, да и фамилия наша давно не светилась, только в контексте проверок, и все уже поняли, как нас затрахал аврорат с вечными подозрениями. Скиттер говорила, что уже появилась присказка, боюсь, не без участия этой акулы пера, что вместо нужных дел можно просто сходить к Малфоям и проверить их и показать, что не зря же авроры деньги получают. Драко вызывал всеобщую симпатию, его взрослые манеры смотрелись немного комично, но невероятно мило, а Рабастан рядом с ним, которого он во всеуслышание называл крестным, явно показывал, что ребенок под защитой. Я уже перестал надеяться на веселье, когда появились Уизли.

Их было трое: Артур, Молли и Джинни. Нарцисса, моя любимая стервочка, немедленно сунула мне в руки последний сверток и капризно потребовала надеть сейчас. Я остановился прямо посреди улицы — плевать, плевать, могу теперь себе позволить стоять где хочу! — разорвал обертку, достал футляр, из него — тяжелое ожерелье из розовых топазов и велел Нарциссе встать спиной, застегнул на ее шейке и опустил под воротник мантии, потом развернул ее лицом к себе и, глядя прямо в сияющие глаза, заботливо затянул шнуровку, собирая под ее подбородком щекочущий белый мех. Дешевая месть? Согласен. Это за то, что он рассмеялся над фразой Грюма на суде. За то, что Драко шарахнулся от меня из-за него и его «коллег», я отомщу позже.

— Ну хватит! — Драко в какой-то момент начал нас с Нарциссой ревновать, мог даже скандал устроить, если заставал нас за поцелуем или лежащих вместе на диване или в кресле. Рабастан рассмеялся и отвлек его. Я подал Нарциссе руку. Мне повезло с генами, Нарцисса прилагает усилия — мы кажемся моложе своих лет. Мне двадцать девять, но не дать больше двадцати пяти, Нарцисса и вовсе как девочка, а Уизли… сколько Артуру, четыреста? Да мой отец выглядит моложе.

Можно быть бедным. Бедность — не порок. Но Артур был не просто бедным, он был как те персонажи из истории, кто раскулачивал: мол, я сам не могу заработать, и ты богатством довольствоваться не будешь. Он участвовал во всех проверках родовых усадеб, что, по сути, являлось исключительно унижением тех, кто, по его мнению, родился с серебряной ложкой во рту. Какие проверки, что ни дают? Если кто-то проводит ритуалы, то это делается на алтаре, куда чужакам все равно хода нет. Чего хотят увидеть авроры? Нет, это только унижение.

Но их время кончилось. Я смерил взглядом Молли и притянул к себе Нарциссу ближе. Она такая тоненькая, что даже в теплой мантии словно вот-вот переломится. Джинни посмотрела на нас с явным восторгом, и я, укрепляя эффект, чуть улыбнулся девочке, проходя мимо. Нарцисса задрала подбородок. Драко, узнав Уизли, презрительно прищурился, но крепче сжал руку Рабастана: сын у меня немного трусоват, это не отнять, но я не вижу в этом проблемы, кроме той, что это не врожденная, а приобретенная черта: до того проклятого Рождества и первой проверки он был любопытным и бесстрашным ребенком. Что ж, во всем надо искать плюсы: в меньшее количество неприятностей вляпается в дальнейшем… я надеюсь.

— Мама, это королева! — услышал я за спиной голос девочки и покосился на Нарциссу. — Настоящая королева!

— Слышала? — тихо сказал я. — Ты настоящая королева, и даже Уизли это понимают.

— Ты мой король, — ласково сказала Нарцисса, погладив меня по щеке, и в тот же момент между нами снова вклинился возмущенный Драко, отталкивая друг от друга.

— Какой же ты вредный, — со вздохом сказал я, поднимая его на руки. Как донести до сына мысль, что мы с Нарциссой решили не останавливаться на одном ребенке, я еще не придумал.

А с Поттером меня так обломали, что я несколько месяцев обсыхал в мэноре. Я только ненавязчиво попытался выяснить, где он живет, как, с кем, родственник же, как проблемы огребли Абрахас, причем за границей, Сигнус, Орион, Рудольфусу стало плохо в Азкабане, мэнор на проверке, которая должна была стать легкой светской беседой, перевернули вверх дном в стиле восемьдесят четвертого года. Скримджер по доброй дружбе и из уважения к моему батюшке объяснил неразумному мне, что безопасностью Поттера занимается лично Дамблдор, потому любой интерес со стороны Пожирателей…

— Да я тут причем? — взвыл я. — Я не Пожиратель!

— Но Альбус думает, что ты просто нашел способ избавиться от метки, — отозвался Руфус и уже тише добавил. — Или что она у тебя в другом месте.

А папенька-то про голубую подоплеку магической войны не шутил. Слухи обо мне ходили разные: вроде как был приближен к Волдеморту, а метки нет, нигде не засветился, разбогател только еще сильнее. Да и вид у меня… привлекательный. Эх, почитаю лет через десять: «Рита Скиттер. Тайная страсть Темного лорда — Люциус Малфой». И мраморная скульптура обнаженного на обложке…

Поняв, что добраться до Поттера до его одиннадцатилетия не получится: жалко парнишку, но мне своя шкура и шкура Абрахаса куда ближе, я принялся ездить по ушам Драко, приучая его к мысли, что геройство Поттера — никакое не геройство, а результат стечения обстоятельств, в результате которых, между прочим, погибли его родители, потому поздравлять его — все равно что сказать: «поздравляю тебя с тем, что ты сирота». И вообще, тебе лично Поттер — довольно близкий родственник, которого я хотел бы взять к нам в мэнор, но не могу, потому что меня ложно обвинили пять лет назад.

— Кто обвинил? — спросил Драко.

— Тупые люди, — ответил я. — Если ты называешь свою фамилию, а человек начинает кривиться и говорить, что это слуги Того-кого-нельзя-называть, значит, он туп. Малфои — не слуги.

— И надо говорить Темный лорд, — закончил за меня Драко.

— Именно, — кивнул я. — Пойдем полетаем?

Мы летали почти каждый день. Я проникся верховой ездой, над которой, я понял это даже из сухого дневника, оригинал трясся как наркоман. У Люциуса одних сапог для верховой езды было пар сорок. Гиппогрифы жили лучше, чем директор Хогвартса. Конюшня чем-то напоминала дворцы для верблюдов и скакунов в ОАЭ: та же вырвиглазная роскошь, привязанные только к животным домовики, которые окружали их заботой не меньшей, чем я окружал своего наследника. Драко к животным был довольно равнодушен, но он обожал меня, да и кому из мальчишек не понравится летать? Метлы у Драко были, он тренировался над парком. Когда ему будет десять, найму учителя. Надеюсь отговорить его от квиддича, но если не получится, то пусть учится у нормального преподавателя и один на один.

Я все реже вспоминал о себе прошлом, точнее, о прошлой жизни. Она казалась далеким сном, прочитанной книгой, откуда я помнил факты. Например, о крестражах. Мы с отцом давно неодобрительно косились на дневник, но я не решался выдать ответ, а отец не мог понять, что это. Интересно, он вообще знает, что такое крестраж? К тому же…

Да, я согласен. Это глупо, это было очень глупо с моей стороны, но я порой переписывался с Томом, представившись Люциусом Малфоем, конечно, но соврав, что я на третьем курсе. Том рассказал мне кучу информации о тайниках Хогвартса, которые я собирался проверить, побывав в школе. Собираясь в попечители, решил предварительно прощупать почву: я нанял Снейпа, преподающего в Хогвартсе алхимию, в качестве частного преподавателя для Драко: пусть пройдет дома основы и не теряется в школе, на правах работодателя провел ревизию его одежды, мол, у нас в мэноре дресс-код, ты же не хочешь, чтобы Нарцисса расстроилась, расстроила меня, а я расстроил всех кругом? А потом домовик без особого распоряжения гостя приготовил ему ванну, как я шутил, со скипидаром. Снейп осознал, что можно выглядеть не как чучело, и не оскорблял меня больше своим видом. Мы обсуждали за коньяком насущные проблемы, и Снейп пожаловался, что все попечители занимаются исключительно тремя «светлыми» факультетами, а Слизерину все достается по остаточному принципу. А дети и так в подземелье живут: ни солнца, ни света, ни воздуха, еще и путь до кухни и Большого зала самый длинный. И учатся там дети аристократов.

— Как бы донести до Попечительского совета, что мое присутствие навсегда бы избавило их от забот о Слизерине? — сказал я и добавил. — Пока Драко в школе, хочу за ним присматривать.

Даже жаль, что Северус — человек директора. Поточить с ним языки — отличный досуг. Но хорошие отношения с ним не помешают. Для доверия у меня есть другие люди.

Мы начали выправляться после падения Темного лорда. Прошло восемь лет, и вот нам уже разрешены поездки за границу, не побег, как предлагала Нарцисса до суда, а легальные путешествия. Макнейр работает в Министерстве давно, но не может подняться, стеклянный потолок слизеринцев, так сказать, если твой начальник не слизеринец, ты не пробьешься, а если слизеринец, то ты из чувства факультетской солидарности не станешь его подсиживать. Как ни странно, наш факультет был дружным, принцип взаимовыручки работал на все сто. Вот вам и репутация эгоистов. Паркинсон всеми правдами и неправдами пробился в международный департамент и стал заместителем главы, Эйвери торчал с законниками. Он вот уже сколько лет пытается вытащить Августа Руквуда. Уже скостил ему срок до двадцати лет, и восемь из них Руквуд отсидел.

Каждый из нас, оставшихся на свободе, «взял» на себя кого-то из Азкабана. Нарцисса, единственная, кто мог общаться с Сириусом, занималась им, я обхаживал Беллу, не забывая напомнить ей, какая же она все-таки дура, Басти занимался Рудольфусом. Паркинсон тащил Трэверса, который вообще непонятно как попал в тюрьму.

А еще я начал переписываться с Антонином Долоховым. Как же я тупил, когда получил от него первое письмо! Потом посмотрел на дату: тридцатое февраля. Поржал, проговорил: «В феврале не тридцать, а тридцать один день», и буквы перестроились совсем в другие слова. Эта была давняя шутка, ее Люциус в моих дневниках описывал. Антон писал про то, что, вернувшись в Россию, исследовал метку, и ему сказали, что лишь смерть может освободить от клейма. Но ты, Люциус Малфой, жив. Не поделишься секретом? Я сказал, что вместе с меткой потерял часть воспоминаний о последнем месяце жизни, так что если я и готовил какой ритуал, то я об этом не знаю. Прости, Антон. Антон ответил, мол, не хочешь — не говори, и поздравил с рождением близнецов. Я хмыкнул, вспоминая, как отец отреагировал на то, что его внуков будут звать Марк и Маргарита. Марк ладно, но Рита! Рита Малфой! Смерти моей хочешь?! «Она все равно выйдет замуж», хмыкнул я, после чего в меня полетел бабулин сервиз. Ох, как обмазывалась бы общественность сплетнями, если б знала, как на самом выглядят скандалы в Малфой-мэноре, особняке ледяных снобов! Драко не любил Марка, видя в нем конкурента, но зато обожал Риту. Абрахас сюсюкался с Марком. Мы с Нарциссой отдыхали, пристроив мужчин нашей семьи смотреть за детьми. А Антонину я из шутки посоветовал обратиться в российский НИИ ЧАВО к Кристобалю Хозевичу Хунте — Хогвартс есть, действительно, почему бы не быть и НИИ ЧАВО.