Одна песчинка (джен)

Сколько себя помнила, она всегда здесь жила. Безжалостный жар солнц-близнецов, песок до горизонта и бесконечность неба — вот что было её домом.

Ветры в пустыне бывали разными. Но они ей давно уже были не страшны. Даже самые сильные, способные срывать мясо с костей и рвать прочнейшую сталь...

Тёмные кудри, подсвеченные яркими бликами, падали на узкие плечи. У ног горел огонёк небольшого костра. Лея куталась в шаль и смотрела на звёзды. Покой, тишина и одиночество, которое совсем скоро она разделит на двоих. Брат почему-то запаздывал. Но она не волновалась. Люк это Люк... Всегда найдёт приключение. Навредить ему здесь, на Татуине, никто не сможет. А тем, кто вызовет его недовольство, впору прыгать в пасть крайт-дракону.

Лея смотрела на звёзды. Они всегда влекли её.

Ещё в первые годы здесь, когда у них с братом ещё были опекуны.

Называть Беру и Оуэна Ларсонов родителями язык не поворачивался. Ведь они ими не были. Эту истину они знали, ещё толком не научившись говорить. Не было с Ларсонами той связи, которая соединяла их двоих так прочно, что не разорвать.

Сродство их было такое глубокое, что его не постичь разумом. Только сердцем. Чувство единства, которое было основой, константой их мира. Понимание, что вместе они смогут всё. Мысли, чувства, образы, даже сновидения, разделённые на двоих между ней и братом.

Им было семь, когда на ферму напали... До сих пор Лея едва уловимо содрогается, вспоминая тот кошмар. Свою беспомощность. Рвущий на куски ужас за брата. Ведь бандиты не пощадили никого. Оуэна застрелили, а Беру перерезали горло. Их бы тоже убили, если бы не нечто, что делало её и Люка такими непохожими на других. Много позже они нашли этому название — Сила.

Именно так. Уважительно, с большой буквы. Ведь она была частью всего сущего, в каждой песчинке, в камне, вздохе, улыбке. Даже в пустоте космоса среди звёзд и планет. Сила была всем и всё было Силой.

Это открытие подавляло, ошеломляло и делало их мир до странности правильным.

Словно Люк и она были слепы и прозрели в семь лет.

Лея помнила, как просто вытянула руку, сжала кулак. И шея, идущего прямо на неё бандита, сломалась. Убивать не страшно, даже легко... Она не сожалела о том, что сделала. Ни тогда, ни тем более сейчас. Закон пустыни прост и жесток одновременно — или ты или тебя. А что вы хотите от Татуина? Здесь всё незамысловато.

Они выжили, потому что убили...

Но остались одни.

Милосердие, жалость, сочувствие? Придётся искать это в другом месте.

Лея протягивает тонкие пальцы к огню... На нежной, золотистой от поцелуев солнц, коже контрастно выделяется длинный тонкий шрам на левой руке. Люк до сих пор винит себя за это... Двое детей привлекали к себе слишком много внимания. Каждый ублюдок желал обидеть или обмануть их. Пока "сиротки" не доказали, что несмотря на сопливый возраст с ними лучше не связываться.

Ей десять.

Они уже три года живут сами. Живут в пустыне, отправляясь в поселение только по необходимости. Бандиты, тускены, всякие проходимцы обходят их небольшую долину, скрытую среди скал, десятой дорогой. Уж больно здесь много смертей и странных несчастных случаев с незваными гостями для близнецов Скайуокеров. Но всё равно в город приходится выбираться — еда, медикаменты, одежда. И мало ли что может понадобиться?

Лея тоненькая, хрупкая, как диковинная статуэтка. Карие глаза двумя озерами света горят на точеном лице. Так она выглядит, если смотреть глазами Люка.

Она отстегнула маску и сняла защитный капюшон. В лавке Эры прохладно и нет чужаков. Люк с хозяином ушёл на склад, а Лея не хотела наблюдать, как брат зарывается в очередные железки. Бездушный металл, каким бы он ни был высокотехнологичным, не вызывает в ней такого бурного восторга, как в брате. Лее по душе всё живое. Всё, в чем бьётся сама искра жизни. Растения, которых здесь так мало, или животные — всё льнёт к её рукам.

Лея просто ходит по пропахшему маслом и химией помещению. Отказывается от предложенной рабом Эры воды. Одного Лея не понимает. Разве можно считать другого живого своей собственностью? Это её возмущает. Пожалуй, даже злит. Брат закатывает глаза и благодарит Силу, что она не рвётся спасать каждого убогого.

На Люка просто невозможно обижаться долго. Насмешку Лея прощает ему легко.

Она очень хочет оказаться в их жилище в толще горы... Она пропускает приход нового посетителя. Автоматический клапан двери открывается, и горячий воздух ерошит её волосы, убранные в две косы. Лея настораживается лишь когда Силой улавливает чувства неизвестного. Тёмные чувства, от которых начинает тошнить — похоть, жадность, жажда... И всё это направленно на неё.

Люди и все иные расы удивительно одинаковы по всей той мерзости, что колышется у них за черепными коробками. Им с Люком пришлось трудно, прежде чем они научились отсекать чужое. Оставляя лишь свою связь. Слышать только друг друга... Стук другого сердца, которое бьётся с твоим в такт.

Но иногда такие вспышки случаются и очень вовремя.

Где-то за переходом, стеной к ней, несётся брат. И не успевает... Лея стреляет и отбрасывает массивного нападающего силой. От заряда бластера урода спасает броня, и он успевает ранить её. Просто толкает, и она падает в хлам, которого так много в лавке Эры. Левую руку пронзает боль, и первая капля крови падает на пыльный пол. Прежде чем нападающий остаётся без головы.

Шрам Лея оставила себе, как напоминание... Жар держался несколько дней и заживало пару недель, которые она провела в постели. Люк обеспокоенный хуже Люка обычно заботливого. Брат забросил вылазки и сидел с ней, пока ей не стало лучше. Тогда такие большие раны они ещё не умели лечить быстро. Мелкие царапины, ссадины, синяки — да, а что-то серьёзней — нет.

Люк никогда не отправляется в пустыню один. По крайней мере в то время.

Они быстро поняли, что просто взявшись за руки они намного сильнее.

Почти ничего не зная о Силе, он и она учились на опыте, на набивании шишек, на бесконечных попытках постичь общий дар.

Лея не вздрагивает, когда на плечи ложится сначала тяжёлая летная куртка, а потом сильные пальцы. Её окутывает запахом брата — машинное масло, озон и тонкий аромат самого Люка. Он целует её куда-то в макушку, на пару мгновений просто зарываясь носом в тяжёлое облако благоухающих цветами волос. Брат спокоен и доволен.

Люк садится рядом, и огонь под взглядом синих-синих глаз вспыхивает ярче.

— Так и знал, что не станешь ждать дома.

Брат вообще мало говорит. Считает, что тратят слова попусту только идиоты. Они могут общаться мысленно... Но всё же Люк делает для нее исключение, зная, что она любит слышать его голос. Его золотые волосы сбились в какой-то пыльный колтун — словно он летел без шлема.

— Сделка в силе. И смотри, что я тебе привёз?

Люк осторожно берёт в свою перепачканную пылью руку крохотную ладошку сестры. В бумагу завернуто лакомство, которое так трудно достать на Татуине. И которое Лея так любит. А он бы для неё одну из так любимых ей звёзд с неба сорвал, попроси она... Не то что шоколад, тщательно запакованный в толстый слой пластика и бумаги.

Карие глаза загораются, и Люк расслабляется — всё в порядке. И взятка сработала, его не будут ругать за самовольную отлучку. Но тащить в тот гадючник, где клиент назначил встречу, красавицу-сестру чревато трупами и проблемами. Нет, Люк всегда рад самоубийцам и хорошей драке, но Лее это видеть необязательно. Она не любит, когда от него несёт кровью и запахом смерти. Правда, ещё больше ненавидит, когда кто-то причиняет ему боль.

— Хорошо.

Лея укладывает голову на плечо брата. Ломает горько-сладкое лакомство на кусочки. Не спеша отправляя их в рот, и впихивая Люку. Не то чтобы для неё секрет то, что братец вздумал её оберегать. Просто она более разумна в своём упрямство, чем Люк. Ну хочется братцу воображать себя главным — пускай... Всё равно выйдет в конечном итоге, как хочет она.

— Он опять ошивался здесь.

Сестра передает образ старика, который прыгал по скалам словно юноша. Пыльная старая роба скрывала гордый разворот плеч. Отшельник Бен никогда не нравился Люку. Мутный тип, одним словом... А уж от его речей даже у Леи, закалённой в переговорах с клиентами, уши заворачивались обратно в голову. Мозг старый гад выносил филигранно. Этого не отнять. Когда Ларсы погибли, он нашёл их, предлагал позаботиться, защитить... Но к тому времени Люк знал, что ничего не бывает просто так. Поэтому они прогнали Бена.

Смотрел он на них как-то неправильно. С виной и одержимостью. Словно искал что-то, находил и одновременно боялся того, что видел. Лея сказала, что он изломан, сломлен и сросся неправильно.

Люк был больше по механизмам, а относительно людей и нелюдей предпочитал полагаться на мнение Леи. Она всех насквозь видела. Человека не исправишь ключом и заменой проводки. Да и нужно ли это им самим? Тем не менее Отшельник поселился неподалёку, и всё это время присматривал за ними. Даже пытался помогать... Особенно первое время, когда они ещё не знали, как и на что жить.

Только принимать помощь от кого-то "неправильного" ни Люк, ни Лея не хотели.

А чем дальше, тем сильнее загадочные разговоры Бена их бесили.

— Я не стала его слушать... Но он оставил это.

Меч... Световой. Татуин — самая большая помойка Галактики. И чего здесь только не найдёшь. Но этот работал. И верно, досконально правильно лёг в руку. Люк сам не понял, как вцепился в прохладную рукоять. Лея улыбалась и смотрела с понимаем на дне карих глаз.

— Он родной. Если Бен снова не соврал, то его сделал наш с тобой отец.

Тонкая рука легла поверх другой более массивной. Холодные голубые глаза встретились с тёплыми карими. Один разум, одно сердце. До самого конца вместе.

* * *

Дроид с загадочным посланием от какой-то девицы... Если бы Люк каждый день не лицезрел сестру в её белых домашних одеждах с распущенными волосами, то эта девица могла бы показаться даже симпатичной. Только дурацкие бублики портили впечатление. Но ему было откровенно не до того.

Лея лежала с дальнобойной винтовкой среди скал. Место для встречи они выбирали с умыслом. Здесь им знаком каждый бархан, каждая щель, каждый камень. Там, дальше в песках, гнездо одной очень крупной и вечно голодной зверушки. Так что Люк никому не советовал здесь шуметь слишком сильно... Ему то ничего не будет. Хитрая тварь помнит прошлую "ласку" от него. Кроме того, кто тронет его, если вдали сияет свет Леи?

Разделились они тоже намеренно.

Все их противники привыкли, что они действуют вместе.

Пятая точка, правда, сигнализировала, что что-то пойдёт не так. А сигналам этого органа Люк привык доверять.

Сид-истребители, имперские транспортники под их прикрытием, идущие на посадку почти не стали сюрпризом. Как и чёртова куча штурмовиков с нашивками самого известного Галактике легиона.

— Это не наш бой.

Чётко прилетело от Леи, которая уже сворачивалась, убирая винтовку в чехол, и снимала маскировочный пыльник. И Люк был солидарен со своей маленькой, но такой разумной сестрёнкой. Связываться с Империей и Дартом Вейдором в её лице.. Дураков нет...

В горле кололо и Люк ощущал, что они категорически опоздали. Но почему-то страха не было, только предвкушение и странный азарт. Лея, почти достигшая скал, замерла и вовсе не от наставленного на неё оружия. Выстрел она сумела остановить, а в катакомбах, которые были здесь, казалось, всегда (настолько древними они казались), их никто не найдёт... Просто она ощущала то же, что и Люк.

Вместе с нереально крутым, у Люка руки зачесались потрогать его, истребителем на планету опускалась Тьма.

В силе это ощущалось словно падение в пустоту, неимоверно плотная масса мрака, изредка подсвеченная белыми всполохами прочёсывала всю пустыню во все четыре стороны. И эта Сила исходила от мастерски пилотируемой машины.

Она, оно? Нет, он. Уже заметил их...

Имперцы опустили оружие словно по команде, и Люк сжал ладонь подошедшей сестры.

— Бежать ведь нет смысла?

Лея не спрашивала, скорее утверждала. Она побледнела, и Люк обнял ее.

— Мы вместе, значит всё будет хорошо.

Кто бы там ни заходил на посадку, его сестру он не тронет. Иначе очень пожалеет... Пристёгнутый к поясу меч добавлял уверенности. От него шло ровное тепло. Люк научился им пользоваться, но не так чтобы стать мастером боя. Просто меч ощущался словно его продолжение даже больше, чем, испытанный в десятках боёв, бластер и ножи, которые всегда были с ним.

Чёрную фигуру трудно было не опознать... Палач Императора. Дарт Вейдер...

У них с Леей был доступ к голонету и там было сложно найти что-то достоверное о втором человеке в Галактике. Страшилки, ужасы сестра воспринимала очень скептически, морща хорошенький носик и ворчала что-то про дебилов, зачитывая положившему ей на колени голову Люку избранные места. Лея была ещё той язвой.

Главком ступал с такой всесокрушающей уверенностью, что пред ним ниц должны были упасть даже скалы.

"Он опасен..."

Голос Леи охлаждающей музыкой раздался у него в голове. Да, опасен, но глупо было предполагать другое? Люк и сам видел, что Дарт Вейдер оправдывал свою репутацию на все сто процентов. И им придётся солоно, если что-то пойдёт не так. Хотя с чего бы это? Они не нарушили законов Империи. Кроме того, это Татуин. Да и если вся эта адская карусель из-за того дроида, то Люк даже слушать его не стал. Просто послал подальше. Пусть ищет того, кому предназначено послание. Он лично никаких девиц спасать не собирался.

"Но не желает нам зла. "

Люк ощущал это точно. И судя по тому, как Лея расслабилась в его руках, она тоже это чувствовала. Дарт Вейдер был непроницаем в остальном. И это получилось ощутить, потому что он хотел этого сам. Люк сжал сестру в объятиях в последний раз и сделал шаг вперёд, закрывая собой. Люк усмехнулся на гневное сопение Леи... Если они переживут этот день, она устроит ему хорошую взбучку. Такую бодрящую, что следующие пару недель он будет стараться не косячить.

* * *

Его дети...

Вспышку чего-то далёкого, оборванного, потерянного Вейдер ощутил пару месяцев назад. Там, где билось сердце, тянулась нить в пустоту... Промораживая его насквозь. Падме... Вот кто был этой нитью. И вдруг нить завибрировала натягиваясь. И он увидел — темнота, знакомый рисунок созвездий над головой, костёр и переплетённые мужские и женские пальцы на рукояти меча.

Палач Императора ещё пару недель пугал подчинённых меланхолией и вспышками гнева.

Этого не могло быть... Вейдер констатировал, что наконец-то окончательно начал сходить с ума. То-то Мастер порадуется. Потому повстанцы, Бейл Органа, которого Главком планировал придушить в ближайшее время, дроиды с картами и та нахальная девчонка, дочь Бейла. Отлеживаются в медотсеке после маленькой ментальной ломки.

Вейдер немного унял раздражение, раз и навсегда обломав высоко задравшую нос соплячку. Но убивать её не стал... Пусть с ней разбирается Мастер. Зачем избавляться от политического козыря? Наследница трона подчёркнуто нейтральной планеты и вдруг по самые уши увязла в мятеже. Зная Мастера, скоро нейтралитетом Альдераана можно будет только подтереться.

То, что дроид с чертежами оказался на Татуине он принял, как очередное издевательство Силы. Мало было в Галактике мест, которые Вейдер ненавидел с такой силой.

Шустрое ведро удалось отследить, и он вылетел на захват лично. А потом... Ошибиться было невозможно. Две яркие звезды. Пока что нейтральные. Ни свет, ни тьма не одержали верха в них. Хорошо, что маска скрывала его изумлённое выражение лица. Иначе всех штурмовиков пришлось бы пустить в утиль. Дарт Вейдер, Тёмный Лорд Ситхов, ощущал горечь, сносившую остатки крыши, радость, страх и боль... Коктейль был настолько сумасшедшим, что он грозил зависнуть, как словивший вирус дроид.

А они стояли рядом... Такие похожие и отличные. Сын и дочь. Кровь пела. Он знал, что они — дети Энакина Скайуокера и Падмы Набиррие. Его дочь и его сын. Уже взрослые.

Совсем не боятся его. Только опаска и любопытство. Это открытие отдалось гордостью.

Девушка на голову ниже парня. А юноша похож на него... Такого, каким был блестящий джедай. Только самоуверенности всё же поменьше. Вейдер чётко улавливает железную уверенность защищать сестру. С её лица на него смотрят глаза Падме, как финальный выстрел в голову. Упрямый подбородок, высокие скулы, голубые глаза — его сын. Стойка неплохого бойца. Пухлые губы, маленький нос, капризный курчавый завиток, выбившийся из-под капюшона на высокий лоб — его дочь. Такая маленькая, словно былинка и такая гордая.

Каждый шаг для него растягивается на тысячелетия... Он не знает, что им скажет. Как оправдается.

В карих глазах вопрос и опаска. В голубых — мёртвый холод и готовность к бою.

— Милорд.

Девушка... Он не знает имени своего ребёнка... Она кланяется первой. А затем толчком заставляет сделать то же самое брата. Тревога от них разливается волнами... И он посылает всё к хаттам под хвост. Просто раскрываясь. Сила не солжёт, и они ощутят родство.

— Не может быть...

Его сын пошатнулся, но устоял, ухватившись за руку застывшей неверии сестры.

— Здравствуйте, я ваш отец.

Выходит по-дурацки... Но когда в его жизни было что-то по-другому? Вейдер обуздывает чувства, он уже давно не тот мальчишка. Он Тёмный Лорд. И незачем детям ощущать на себе весь тот вулкан, что клокочет у него внутри, грозя разорвать на части. Они получили доказательство, теперь он задолжал им объяснения.

— Я Люк Скайуокер, а это Лея, милорд.

У сына ровный тон, но совершенно больные глаза. Он цепляется за пальцы сестры, как за последнюю опору, и Вейдер его понимает. Не каждый день узнаешь, что ты — сын Палача Императора. Люк не назвал его отцом... От этого больно. Но с другой стороны, чего он мог ожидать? Они выросли без него, и он ничего о них не знает. Люк и Лея. Его пронзает уверенность, что имена выбрала Падме перед тем, как... Чувство вины, боли, ненависти к себе почти раздавливает его.

— На борту моего корабля нам будет удобней говорить. Даю слово, вам не причинят вреда.

— Мы согласны, милорд.

Дочь прячет взгляд за тенями густых ресниц, становясь нестерпимо, невозможно похожей на сваю мать. Падме также прятала ответы от всех. В тысячи мелочей за секунды Вейдер находит в них себя и её. И в то же время они остаются сами собой.

* * *

Разговор был тяжёлым для всех... Люк отводит взгляд от милорда. Отцом его назвать язык не поворачивается. Смотреть на спящую на диванчике сестру гораздо приятней. С Леей всегда так, после сильных эмоциональных переживаний она может заснуть почти стоя. Вейдер укрыл её собственным плащом... Такое проявление заботы кажется абсолютно диким. И в то же время естественным.

— Я могу вызвать медроида.

— Ей просто нужно поспать. Через пару часов Лея будет в порядке.

Сам Люк был опустошен. Это слишком даже для него. Великая Сила, Дарт Вейдер — их отец... Голопроэктор показывает изображение задумчивой красавицы — мама... Сходство с Леей поразительное. Лишь один раз заглянуть в эти глаза, и он бы узнал ее и без пояснений милорда. Падме Амидаала Наберри — самая настоящая королева, сенатор и жена Дарта Вейдера. Умерла, успев подарить им жизнь.

— Ты меня ненавидишь?

— Я вас не знаю.

Люк не лжёт... Несмотря на то, что узнал, что их отец едва не убил их ещё в материнской утробе. Его рубашка ещё влажная от слёз сестры. Он им не лгал, и Лея ощущала весь ужас правды, всем своим существом. Ей просто нужно время, чтобы всё это разложить по полочкам и принять решение.

Лорд Вейдер... К крайь-дракону, отец беспокоится за неё, за него и ощущает вину и радость.

— Я не причиню вам зла. Но как-то только другие узнают, что у меня есть дети... Врагов у меня достаточно.

Дарт Вейдер пожимает широченными плечами. На самом деле сожаление несколько наигранное. Сын и дочь должны остаться с ним ради своей же безопасности. Он даст им лучшую долю. Они алмазы, которым требуется огранка. Конечно, несмотря на типичное для ситха чувство темного собственничества, он не собирается их принуждать. Со Скайуокерами ничего хорошего не выходило, если их заставлять. В его жизни и так достаточно ненависти.

— Мы понимаем.

Люк говорит также и за сестру. Он касается рукой её лба, проверяя температуру. Может подняться на фоне потрясения. Люк сам более толстокожий в этом плане и почти отошёл от потрясения невероятной новостью. У него всегда была только Лея, сестра... Остальные были чужаками. А Люк не любит чужих на своей территории. Даже Беру и Оуэн были не приняты им до конца.

Сидящий напротив мужчина, несмотря на плащ из живой Тьмы, чужаком не ощущается.

— Вы хотите, чтобы мы улетели с вами? Тогда нам нужно вернуться домой и забрать кое-что, — Люк светло улыбается, очень по-мальчишески. — Без своего сада сестрёнка никуда не полетит.

И он начинает рассказывать внимательно слушающему Тёмному лорду о том, как трудно было построить в скале помещение под сад, наладить вентиляцию, систему полива и сдерживание влаги. Как нелегко было доставать семена, и вообще во сколько кредитов им обошлась эта прихоть Леи. Люк рассказывал, что Лея может вырастить всё что угодно. Что в её саду есть самые настоящие цветы, целебные травы и овощи. Рассказывал, как сестра часто засыпает среди зелени, и он относит её на руках в постель.

Люк говорит отчасти, чтобы заполнить неловкую тишину между ними, так ему легче, и он чувствует то внимание, с которым милорд ловит каждое его слово. Неожиданно для самого себя Люк встаёт и касается запястья Лорда, чтобы показать ему какой он, сад Леи.

Яркое, разделённое между двумя разумами, видение даётся ему легко. Дарт Вейдер совсем не закрывается. Люк всегда так, сначала думает, а потом делает. Он только что схватил за руку второго человека в Галактике. Но это осознание не ломает волшебную картинку — сестра среди своих цветов. Сияет словно солнце.

— Я понимаю...

Вейдер сам с трудом опознает свой треснутый, совсем неразборчивый голос. Какое же его сын всё-таки дитя... Несмотря на то, что ему довелось пережить. Как давно его касались вот так? Да и кто бы осмелился, кроме Мастера? Бесценные мгновения.

— Мы заберём всё, что вы захотите.

Обещает он, смотря в глаза сына и слыша спокойное дыхание дочери. Всё что угодно, но я вас больше не отпущу...