Единственная (гет)

Как же не хотелось сходить с "Летучего голландца" на сушу. Дэйви Джонс поморщился, глядя на такой близкий берег Тортуги с призывными огнями увеселительных заведений. Порыв ветра сорвал его капитанскую треуголку, которую тут же поймал штурман.

— Дрянная погодка сегодня, капитан, — сказал тот, возвращая головной убор своему капитану.

— Отнюдь, старый ты пес, — небрежно отозвался Джонс, переступая в шлюпку. — И вы все тоже старые трусливые псы! — обратился он ко всей команде. — Испугались милости нашей богини!

— Мы не бессмертны, капитан, в отличие от нее, — хохотнул кто-то.

Небо застили тяжелые иссиня-черные тучи. Вокруг как-то разом все потемнело, порывы ветра стали сильнее и чаще. Яркая вспышка молнии разделила небеса пополам, на мгновение вырвав из серости величественный парусный корабль пиратов и команду, загружающуюся в лодку, чтобы перебраться на берег и скрыться от непогоды в таверне, радушно предоставлявшей им за золотые монеты тепло, еду, ром и женщин на любой вкус. Этого вся команда, в последнее плавание сходившая в очень удачный поход, и жаждала — кроме самого капитана Джонса. Дэйви, в отличие от всех братьев по роду занятий, очень любил море, даже, наверное, больше своей жизни, поэтому буря только веселила его, разжигала внутри огонь неистовства, он в такие моменты будто роднился с водной стихией, становился одной крови с ней, и никакие волны, готовые в любую секунду похоронить корабль на дне, не могли препятствовать его желанию войти в самый эпицентр бушующего океана — чтобы просто быть там и выйти победителем в очередной раз. Эта его черта оставалась самой пугающей, хотя все в округе знали, что не найти более грозного, жестокого и бессердечного пирата, чем капитан самого быстроходного и отлично вооруженного "Летучего голландца", где и сама команда была подобрана под стать капитану — безжалостная и злая, как чертова стая диких морских псов.

Дождь хлынул потоками, сапоги хлюпали в грязи сразу же раскисшей дороги к таверне.

— Надеюсь, что оно того стоит, — пробурчал Дэйви, двигаясь во главе пиратов.

— Не пожалеете, капитан, — откликнулся все тот же штурман. — Здесь лучшие девочки всей Тортуги! — и хохотнул. Джонс оставил без ответа глупейшее подбадривание, ибо никакие шлюхи не заменят ему одну-единственную женщину его смертной жизни — морскую богиню Калипсо — если верить старым преданиям пиратов по поводу ее настоящего имени. А он верил — поверив в эти красивые байки еще мальчишкой, драя полы на своем первом корабле, принадлежащем Ост-Индийской кампании, где он и дал зарок стать самым настоящим пиратом, принес клятву в вечной службе не кому-то, а самому океану.

— Нам сюда, — матрос открыл перед ним дверь в якобы лучшее заведение острова. Желтый свет залил на секунду улицу и вымокших до последней нитки пиратов, которые шумно ввалились в помещение и заняли большой стол. Заказали ром, еду и женщин, выложив хозяину приличную горсть золотых. Их тут же окружили заботой, мнимым вниманием и милым щебетаньем.

Свечи плавились, музыка скрипки плыла в окружающем гаме пьяных голосов, кружки опустошались с поразительной скоростью, а шлюхи обвивали шеи мужчин, шепча в ухо самые сладкие обещания. Постепенно команда наедалась и уходила наверх спать или расслабляться в окружении прекрасных созданий.

Дэйви Джонс откровенно скучал, его репутация не позволяла хозяину таверны подойти с вопросом или подослать одну из девушек узнать, о чем печалится уважаемый капитан. Он тоскливо смотрел в окно на разыгрывающуюся стихию, будучи мыслями далеко отсюда. Ему не хватало ощущения воды на себе, бешеного покачивания корабля и такой вдохновляющей свободы. Он бы ушел сейчас один...

Дверь открылась. Дэйви машинально повернулся к вновь прибывшему посетителю, и его взгляд остановился. Эта оказалась посетительница, судя по формам пышного платья, поверх которого был надет темный плащ с накинутым капюшоном. Стекающая с нее в три ручья вода, на удивление, продолжала течь, даже когда женщина двигалась по залу по направлению к стойке. Ткань плаща на вид казалась дорогой и качественной. Джонсу стало любопытно, что же эта бесстрашная гостья позабыла в таком заведении, где каждый мог обобрать ее до нитки, если не совершить что похуже. Но, похоже, ее не волновали такие мелочи, потому что она спокойно сняла вымокший плащ и положила его на стул, сама расположилась на соседнем, все так же неспешно стягивая длинные перчатки. Перед ней тут же поставили кружку.

Ее кожа оказалась смугла, копна коричневых волос небрежно рассыпалась по плечам закрытого платья цвета изумруда. От нее веяло морским бризом — так, что нос Джонса уловил его на расстоянии в продымленном помещении — а еще непокорностью сродни дикости, судя по вкрадчивым движениям, прямой осанке, и, как послышалось Дэйви, низкому музыкальному голосу, который опутывал и утягивал за собой, словно плеск волн. Она повернула голову и посмотрела прямо на него глубоким взором темных глаз, точно сама океанская бездна разверзлась перед ним, маня поддаться искушению шагнуть в бесконечную темноту объятий воды и быть навсегда с ней, с единственной навеки...

Когда наваждение прошло, то за стойкой никого не было, играла скрипка, пели вразброд пьяные голоса в продымленном зале, кружили полуголые девицы и плавились свечи. Дэйви Джонс оглянулся вокруг, силясь выхватить знакомый силуэт, но тщетно, поэтому он снова стал бессмысленно смотреть на улицу, слушая такой приятный для него звук дождя, хоть отдаленно напоминающий о море — и вдруг уловил тихий шепот уже знакомого низкого музыкального голоса:

— Дэйви... Дэйви...

Он встрепенулся. Так, согласно старым пиратским легендам, могла звать только она — морская богиня Калипсо.