Солнце и червяк (джен)

Верховенский невидящим взглядом смотрел вдаль. Его взор падал над затуманенным озером, куда-то в мутно видневшуюся листву деревьев на той стороне. Яркие утренние лучи стали нежно касаться мягкого тумана. В руках Петра был мокрый складной нож, который он только что мыл в ледяной воде. Сложив его пополам, он насухо вытер его носовым платком и положил в карман пальто. В зеленых глазах, порой по-детски блестевших, боролись смешанные чувства: восторг и отвращение. Он впервые убил человека... Там, на другом конце озера, лежал холодный труп, у которого уже не было ни имени, ни отчества. Для него уже всё было не важно.

Краешки губ у Петра чуть вздернулись. Он спрятал оледеневшие руки в кожаные перчатки. Недвижимый, будто время вокруг остановилось, он стоял так минут тридцать, уставившись в пустоту. В воздухе стоял запах мокрой земли. Лягушки стали просыпаться и будто бы устроили меж собой перекличку, потихоньку нараставшую и превращающуюся в галдеж.

С нарушением магической тишины, Петр будто бы очнулся и посмотрел по сторонам — никого. Он медленно и лениво зашагал в сторону города. Когда найдут результат его трудов? Неважно. Однако внутри всё натягивалось от нетерпения — скорее бы нашли. Как только подошва застучала о выстланные друг к дружку камни, он надвинул шляпу на лоб и зашагал чуть быстрее.

Город оживал. Уже слышались бабьи голоса, посылающие своих детей с поручениями. Старики расстилали свои прилавки на деревянных столах. Вдали раздавался ленивый и тихий звон железных подков о камень. Петр опустил взгляд в пол и смотрел себе под ноги, ступающие уверенно, но неторопливо. Резкий толчок в плечо вырвал его из задумчивости, мгновенно приводя своей внезапностью в злость. Он вскинул острый, как рапиры, взгляд и увидел молодую девушку, несущую в руках охапку полевых цветов. Она впопыхах остановилась и обернулась. Ее лица, белоснежного и тихого, коснулся яркий румянец. Голубые, большие, по-детски глядящие глаза, в смущении опустились. «Простите-с,» — прошептал робкий голосок, и тонкая фигура поспешно исчезла за прилавками.

Буквально через пятнадцать минут город дышал привычной ему суетой и крикливостью: продавали, покупали, проезжали на конях или каретах, разгоняя зевак. Петр позаботился о том, чтобы пошли верные слухи об убийстве. Он нашептал там и тут, что муженька убили грабители, забрав всё ценное, что было в карманах. «Раньше такого не случалось,» — с ужасом перешептывались горожане. Петр с удовольствием подслушивал их и внутри у него лелеялось удовольствие от осознания новизны, которую он принес в этот город. Когда к месту происшествия потянулась толпа зевак, Петр последовал их примеру и поодаль наблюдал за действиями высокопоставленных лиц в мундирах.

К вечеру серые осенние тучи грозно загремели и полился холодный дождь. Зеваки рассыпались под навесы. Петр подошел к прилавку с цветами и оперся плечом на одну из каменных колонн, удерживавших здание суда. «Вы обронили-с,» — неуверенно проговорил девичий голосок. Петр опустил взгляд на тонкую белую руку, протягивающую ему носовой платок. Он поднял глаза и узнал это невинное милое лицо. Когда их взгляды столкнулись, густые белые ресницы девушки снова опустились в смущении. Он взял платок и краем пальцев ощутил жар бледной ладони. «Вы больны?» — неожиданно для самого себя просил Петр. Тонкие губы девушки заулыбались, она спрятала руки за спиной и с плохо скрываемым восторгом посмотрела на незнакомца. В ее лице читался какой-то недуг, но в общем она выглядела здоровой и даже бодрой. «Может быть немного-с,» — прошептала девушка, заправляя белоснежные кудри за ухо. В лице Петра промелькнула нежность, но тут же погасла, как будто пресекаемая другими чувствами. Он поспешно развернулся и ушел, старательно не обращая внимания на стремительные большие капли, хлыставшие по голове и лицу.

Петр не мог перестать вспоминать багровые ручейки крови на траве, смешивающиеся с росой и потухающий перепуганный взгляд, устремленный ему прямо в глаза. Эти воспоминания странным образом не пугали его, а наоборот — придавали вдохновения. Первый тяжкий и не последний грех, окровавивший его руки, навсегда врезался в его память. Петр прожил это мгновение, и оно вошло ему подкорку. Оно не даст ему покоя уже никогда. Он переступил порог добра и зла и стал злом…