Хули-цзин (джен)

Зыбкое тепло мартовского дня растаяло с приходом ночи. Холодные, равнодушные к людскому страданию звезды высокомерно сияли с высоты. Сюин брела по полю. Земля, уже начавшая согреваться за день, к ночи вновь превратилась в застывший гранит. Что же выгнало молодую девушку в столь неподходящий час из дома?

История была долгая и запутанная. Все началось еще тогда, когда вышедшая по весне могучая река Янцзы унесла жизни родителей девушки. Сама Сюин смутно помнила то время. Они с бабушкой были у родственников, в горах, а когда стали спускаться в родную деревню, увидели вместо нее лишь буро-рыжий поток стремительной хищной воды.

Пришлось им переселиться к родственникам. Родственники были пожилые, и постепенно Сюин с бабушкой стали единственными владелицами небольшого дома и надела земли. Место было удачливое, что ни посадишь — приносило хороший урожай. Но вот не задача: повадился к ним ходить толстый Гоушен, богатый лавочник с дальнего края деревни. Соседки говорили, что позарился он на хороший надел земли да удачу и будет теперь свататься к Сюин. Не лежало сердце девушки к этому человеку. Слова его были льстивые, да глаза завистливые и пустые. Обещал он деньги дать в долг на ремонт старых сараев, строительство нового курятника. Да и каналы на рисовом поле следовало бы обновить. Но бабушка была согласна с Сюин: не стоит быть чем-то обязанным такому человеку, как Гоушен.

А потом случилась беда. Заболела бабушка.

Сюин бежала тогда, не разбирая дороги. Слёзы лились и лились из глаз, и не мог их высушить даже сильный встречный ветер. Вдруг на пути стало препятствие. Вырос как из-под земли Гоушен.

— Что случилось, красавица?

Сюин так хотелось поверить в тепло его слов. Она и рассказала ему о своей беде.

— Знаешь, раз такое дело, я позову вам лекаря. А за долгом приду потом.

Сюин не обратила тогда внимания на слова лавочника. Спешила она к бабушке, боялась за нее, хотела обнять. И только когда бабушка уснула, положив голову к ней на колени, задумалась Сюин о странных словах Гоушена. О каком таком долге твердит он?

А теперь вот, поздней ночью шла Сюин на могилу бабушки: пожаловаться на горькую судьбу. Попенять за легкомыслие. Оказалось, что бабушка всё-таки брала в долг у Гоушена, и теперь настало время расплаты. Если бы не это, приняла бы Сюин предложение легконого Цзинлуна, что приходил к ней вчера под вечер. У Цзинлуна были чёрные, как ночь, глаза и жёсткие, как иглы лесных елей, волосы. Цзинлун не говорил нежных слов. Он просто осторожно брал за руку, и на душе становилось теплее. При мысли о так и не успевшей начаться новой жизни слёзы текли ещё сильнее. Вот и могила. Присела Сюин на холодную землю, прикоснулась тонкой рукой к серому камню надгробия. «Эх, бабушка!» — только и получилось сказать.

И тут послышалось шуршанье в невысоких кустах. Сюин отпрянула, дрожа. Кто это мог быть?

«Не бойся меня, я посланник из мира умерших», — сказало ей странное существо, появившееся возле серого камня. Сюин хотела разглядеть его, но в свете холодных звезд были видны только острые уши да пушистая челка.

«Твоя бабушка хочет передать тебе, что любит тебя. И что лучше богатый муж, чем бедный жених».

Сюин всхлипнула ещё раз и, понурив голову, отправилась домой.

— Что? — прошипела молодая Хули-цзин. Ибо это была она. Издревле в старом Китае духи умерших могли общаться с живыми, передавая свои слова через лис-оборотней. Вот и сейчас бабушка Сюин говорила с внучкой через Хули-цзин. — Что ты несёшь, старая женщина? Как ты можешь решать за неё? Почему — люди ли, лисы ли — если вы старше, то вы всегда считаете, что знаете лучше, что делать молодым? Как нам жить? Неужели ты не видишь, что она несчастна? Да и тип этот, который «богатый муж», выглядит просто отвратительно. Что? Красоту невозможно съесть, говоришь ты? А как же душевное спокойствие? Зачем набитый желудок, если печальна душа? Дети должны жить лучше родителей! — в сердцах молодая Хули-цзин топнула ногой.

Полная луна ещё долго взирала на препирательства молодой лисы с невидимым духом. Не ведала она, что Хули-цзин уже приняла решение.

Жизнь лис легка и весела.

С утра до ночи играют они, плещутся в золотистой воде, завлекают незадачливых путников — чтобы потом, вдоволь с ними навеселившись, отпустить своей дорогой.

И тем более счастливые те дни, когда лисы празднуют чьё-то взросление.

Хули-цзин в тот день должна была быть тем самым счастливым существом, которому исполнилось пятьдесят лет — самый возраст юности и лёгкости. С сегодняшнего дня она могла обращаться в прелестных девушек, завлекая юношей в их деревню. Но вопреки всем ожиданиям, она была совсем невесела.

— Хули-цзин, почему ты такая хмурая? — спросила её бабушка, А Цинь.

— Всё в порядке, — скупо ответила она.

— Тебе не нравится угощение? Или маловато развлечений? Может быть, ты хотела бы привести сюда больше людей?

— Зачем нам люди? — наконец, взорвалась Хули-цзин. Её хвост топорщился от злости, и бабушка не могла сдержать улыбки, глядя на неё.

— С ними весело, — пожала плечами А Цинь.

— Мне не нравится, что мы вмешиваемся в их жизнь! Я вообще не хочу их видеть. Мы — лисы-оборотни, мы в сотни раз выше и лучше их!

— Дорогая, но ты же так и не отпустила того кролика, что нашла раненого в лесу.

— Это другое! — нахмурилась она. — Кролики не пытаются нас обмануть или убить.

— Большинство людей тоже. Да и куда им до нас? Я поняла, Хули-цзин! Ты не хочешь соблюдать традицию?

По традиции Хули-цзин, впервые приняв облик женщины, должна была привести кого-то в деревню.

— Не хочу! Я вообще не хочу быть сегодня на празднике!

— Это твой выбор, Хули-цзин.

— Тогда... я пойду?

— Конечно, дорогая. Мы будем тебя ждать.

И Хули-цзин ушла лёгкой поступью юной лисицы, оставляя за собой смех и терпеливое ожидание.

— Настоящая лисица, — с гордостью смотрела ей вслед А Цинь.

* * *

Гоушен был в предвкушении.

Накануне он пришёл к Сюин и потребовал, чтобы она вернула долг бабушки или вышла за него замуж. Сюин попросила трёхдневной отсрочки — и он, пыша самодовольством и сам восхищаясь своим благородством, милостиво согласился.

Это была одна из его лучших комбинаций! Он не раз ссужал зерно соседям, записывая каждый долг в большую книгу и неизменно получая осенью вдвое больше, — а если зерна не хватало, то ему доставалась и незамысловатая утварь, а то и парочка полезных услуг: крышу перестелить, обед состряпать. Но ни родители, ни бабушка Сюин не брали у него ничего в долг даже в самые тяжёлые времена.

Но совсем недавно ему повезло. Волей счастливого случая Сюин осталась сиротой. А бабушка Сюин захворала, и Сюин отправилась за лекарем. Встретить её и пообещать доставить лекаря в обмен на выплату несуществующего долга — его большая удача. А то, что лекарь пришёл поздно, — так ведь пришёл, и никто не посмеет обвинить в том Гоушена. И теперь Сюин была его должницей, и он был готов простить долг... но только жене, разумеется.

Так что совсем скоро Сюин должна была стать его женой.

Раздавшийся стук в дверь прервал его мысли. Он распахнул дверь — на пороге стояла юная девушка удивительной красоты, в богатой одежде, промокшая из-за сильного дождя.

— Проходите, о прекрасная, и простите недостойнейшего за его скромное жилище. Садитесь к огню, прошу, и разделите с недостнейшим напиток. Позволено ли мне будет спросить, как вы здесь оказались?

— Позволено, — усмехнулась Хули-цзин — а это была именно она в обличье прекрасной девушки. — Лошади понесли, и я упала с повозки. Пока мои слуги меня ищут, я решила зайти в деревню и переждать непогоду.

Гоушен весь задрожал от восторга.

— Что случилось с Гоушеном? — шептались соседи.

— Что это за дама рядом с ним была? Разве не собрался он свататься к прекрасной Сюин?

Сам же Гоушен меж тем шёл рядом с прекрасной женщиной, не обращая внимания ни на что вокруг. Всё в ней вызывало в нём трепет: поворот головы, императорская осанка, лёгкий аромат леса и костра, богатая одежда. Он с трудом слушал, что говорит сам, так влияли на него лисьи чары.

— Значит, говоришь, ты — самый состоятельный человек в округе?

— Всё так, моя госпожа. Все в деревне — мои должники. У меня есть книга, где подробно записано, кто и кому должен.

— И там же записан долг этой... Сюин?

— Ох, вот этого там нет. Эта простушка поверила мне на слово, а я просто искал себе жену. Но теперь, когда я встретил вас, моя прежняя жизнь не имеет значения! Я и думать не могу о том, чтобы быть с кем-то, кроме вас, моя госпожа!

— Даже книга не имеет значения?

Гоушен замялся.

— Даже она.

В тот же самый миг прекрасная женщина на глазах у любопытных зевак исчезла, а на её месте оказалась многохвостая лисица. С невиданной прытью метнулась она к дому Гоушена и трижды постучала одним из своих хвостов о деревянную дверь. Дверь загорелась; вспыхнул и весь дом.

— Книга! — завопил Гоушен и бросился в дом. Его пытались удержать — но, как известно, для настойчивого человека нет никаких преград.

Так и сгинул он — в огне. Соседи лишь качали головами. Кто с неодобрением, кто с притворным огорчением.

* * *

Праздник лис продолжался, и лишь А Цинь заметила, что виновница торжества наконец-то здесь. Пусть она была немного встревожена, но прежнее напряжение пропало, и молодая лиса, робко улыбаясь, подошла, наконец, к своей бабушке.

— Дорогая, мы очень рады, что ты вернулась, — улыбнулась А Цинь.

— Я... помогла человеку.

— Хорошо.

— И уничтожила другого человека.

— Прекрасно.

— И вы не будете меня ругать?

— За что?

— Ну... я сбежала со своего праздника.

— Дорогая моя. Сбегать со своего праздника — это тоже в определённом смысле традиция. Я сама её поддержала тысячу лет тому назад.

— Правда?

— Правда, моя прекрасная Хули-цзин.

— И значит, я могу...

— Ты можешь делать всё, что хочешь. В конце концов, ты же лисица!

Хули-цзин улыбнулась и огляделась вокруг.

Заповедный лес озаряли улыбки и оглашал весёлый смех. Солнце клонилось к закату, расправив в небе все свои девять хвостов.

* * *

Молодая луна удивлённо взирала на одинокую могилу в пустом поле. Возле камня с прахом стояли искусно сделанные из бумаги цветы. Такие обычно приносят на могилы предков молодожёны, в дань памяти и признательности. Их ещё не успел растрепать холодный ноябрьский ветер.

Два странных существа сидели на могиле. Сквозь неясный призрак пожилой женщины просвечивали яркие лунные лучи и ложились бледно-синеватыми полосками на морду пожилой лисицы-оборотня.

— Скажи, ты с самого начала знала, что так и будет? — спрашивала пожилая лиса.

Призрачная старушка легко улыбалась ей в ответ.

— Ты же сама прекрасно знаешь, что молодые дети горячи и непослушны. И если им что-то запретить, они обязательно этого добьются.

Лунные блики принялись скакать на лисьем носу, когда пожилая лисица покачала головой.

— В сущности, вы, люди, устроены примерно так же, как и мы, Лисы.

— Все дети одинаковы, дорогая моя, — в такт ей отвечала пожилая женщина.

А молодая луна светила на пустынное поле и недоумевала про себя:

— И когда только эти двое успели подружиться?