Дозорный (джен)

Вопреки заверению мессера Ирема, в первые месяцы в Адели Браэн видел коадъютора не слишком часто, но в дозоре его все равно считали «человеком коадъютора». По-видимому, капитан не стал скрывать от остальных, что Браэн переведен в Адель личным приказом лорда Ирема. О причинах этого перевода Петер Вальк то ли ничего не знал, то ли не пожелал делиться этой информацией с подчиненными.

Браэн, конечно, мог дождаться подходящего момента и как бы случайно рассказать о своей службе в Мелесе, а также объяснить, что с Орденом он столкнулся всего один раз в жизни — когда разговаривал с мессером Иремом в больнице Дома милосердия. Но природное упрямство взяло верх над здравым смыслом. Если его сослуживцы так уж сильно хотят знать, что его связывает с Орденом и почему его перевели в Адель — пусть подойдут и спросят сами. Не хватает смелости задать прямой вопрос?.. Тогда Браэна это не касается!

Его товарищи, похоже, думали иначе. Стоило Ниру усесться где-нибудь в углу казармы чистить и точить свой меч или чинить перетирающийся подбородочный ремень у шлема, как его соседи принимались беспардонно сплетничать о личной жизни коадъютора или горланили очередную песенку о том, как орденские рыцари, рискуя жизнью, несут героическую службу в пиршественных залах и у дверей спальни короля, пока на долю стражи достаются мелочи вроде убийств и поножовщины. То ли его товарищи надеялись, что он не выдержит и выдаст самого себя каким-нибудь неосторожным замечанием, то ли, напротив, наслаждались, представляя, как он будет пересказывать услышанное лорду Ирему.

В подобные моменты Браэн неизменно притворялся, будто он оглох — и, вероятно, снова делал что-нибудь неправильно, поскольку это раззадоривало шутников сильнее, чем открытая досада.

В такие моменты Браэн думал, что, вообще-то, будни стражи с Северной стены включали в себя куда больше посиделок в караулке и в трактирах, чем стычек с опасными преступниками, а гвардейцы Ордена, как показал его недавний опыт, вовсе не проводили дни и ночи в пиршественных залах и дворцовом парке, охраняя лебедей, фонтаны и пруды. Наоборот, они готовы были мчаться в Мирный и на месте разбираться с тем, что какому-то безвестному дозорному из местной стражи проломили голову, когда он шел к себе домой. Но заступаться за гвардейцев было глупо, да и во всех этих песенках, высмеивавших Орден и превозносящих городскую стражу, не чувствовалось настоящей злости. Совершенно рядовые, где-то даже добродушные насмешки подчиненных над начальством.

После окончания дозора его сослуживцы расползались по трактирам, но Браэн, привыкший держаться наособицу и не любивший многолюдные компании, предпочитал проводить время в одиночестве. Дозорные, конечно, тут же вбили себе в голову, что после службы Браэн отправляется куда-то по секретным орденским делам, а пара человек даже пытались за ним проследить — но Ниру быстро обнаружил «хвост» и посоветовал шпионившим за ним парням бросить эту затею и присоединиться к остальным в корчме — если они, конечно, не хотят впустую прошататься по столице несколько часов, а потом винить Браэна за погубленный вечер.

Разоблаченные «доглядчики» выглядели смущенными, но терять им было уже нечего, так что они прямо спросили, куда он все время ходит. Ниру скрывать было нечего — в дожди и в холод он либо сидел в казарме, либо шел в столичное Книгохранилище, а в погожие дни — обследовал столицу, начиная со знакомых улиц возле Северной стены и постепенно прибавляя к ним все новые и новые кварталы. Стражнику положено знать городские закоулки, как свои пять пальцев. Воры, побирушки и карманники, как тараканы, знают в городе любую щель, и с легкостью проскользнут между пальцев у любого, кто привык изо дня в день ходить по одним и тем же улицам. Все это он изложил двоим «шпионам» и, похоже, оставил их в некотором замешательстве — то ли поверить этим скучным, но, скорее всего, честным объяснениям, то ли продолжать держаться за более интересную идею о таинственных занятиях нового десятника.

Браэн их даже отчасти понимал. В детстве он с соседскими мальчишками тоже выдумал целую историю о том, что живший по соседству пекарь — соглядатай на службе у Призраков, который выполняет поручения аварцев из Айн-Рэма — только потому, что они видели, как какой-то аварец торчал в его лавке и тайно передавал пекарю под прилавком крайне подозрительные полотняные мешочки. Браэн и его друзья чуть ли не целый месяц следили за «доглядчиком из Цитадели», находя все новые и новые нелепые «улики» против пекаря, которым они сами едва верили, но которые на общих сходках признавались за блестящие и неопровержимые доказательства их правоты, пока в конце концов эта игра им не наскучила и они не признали очевидное — что тот таинственный аварец, не иначе, из-под полы продавал пекарю контрабандные специи для его выпечки.

Браэн надеялся, что нынешняя ситуация со временем разрешится так же мирно. Но, когда он уже начал думать, что именно так и будет, судьба — будто в насмешку — снова свела его с сэром Иремом.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Браэн поступил в дозор, и в столице настала настоящая зима. Было никак не позже девяти часов утра, и Ниру шел по солнечному, посвежевшему от снега городу, жуя купленный по дороге мясной пирожок, когда его окликнули по имени. Браэн удивленно оглянулся, но, увидев на другом конце улицы светловолосого мужчину в синем орденском плаще, со вздохом выбросил остаток пирожка в сугроб и, незаметно вытирая масляные руки о штаны, направился навстречу Ирему.

— Второй патруль сейчас в казарме?.. — сказал рыцарь таким тоном, словно они разговаривали пять минут назад.

— Да, мы на подхвате, — сказал Браэн. Дозор капитана Валька состоял из четырех десятков человек, из которых два дежурили на Северной стене и патрулировали прилегавшие кварталы, один отдыхал, а еще один числился «на подхвате» — то есть вроде бы тоже отдыхал, но не мог отлучаться из казармы и должен был быть готов по любой надобности примчаться на помощь первым двум.

— Отлично. Мне как раз нужен десяток человек. Идем в вашу казарму, — велел Ирем.

Браэн заколебался.

— Монсеньор, капитан Вальк отправил меня в магистрат — узнать, когда в совете будут обсуждать вопрос о патрулях в дни Зимних праздников, — заметил он.

— Никуда он не денется, ваш магистрат, — отрезал Ирем, направляясь вниз по улице и махнув Браэну рукой, чтобы тот следовал за ним.

Ниру смирился с неизбежным. Хотя глава имперской гвардии и не являлся его непосредственным начальником, о том, чтобы отказать Ирему и идти выполнять приказ Петера Валька, не могло идти и речи. Никто его не похвалит за подобную принципиальность — уж скорее, Старика от такой «исполнительности» удар хватит. Так что оставалось только делать то, что требовал лорд Ирем.

Браэн нагнал рыцаря и зашагал с ним вровень.

— Могу я узнать…

— Сперва в казарму, а потом в один трактир недалеко отсюда. Поохотимся на лиса, — отозвался коадъютор. Браэн вопросительно взглянул на рыцаря, и Ирем пояснил — Нужно арестовать одного проходимца — Лювера по кличке Ловкий Лис. Начинал этот Лювер, как обыкновенный вор и шулер, но недавно дошел до того, что убедительно сыграл аварского купца и... рыцаря из Ордена. Последнего ему, кстати сказать, делать не стоило. За остальные свои выходки мог бы отделаться обычной каторгой. Но у нашего Лиса, несмотря на его ловкость, с обычным житейским здравомыслием — беда.

Браэн призадумался, перебирая имена и описания преступников, которых им было предписано высматривать среди проезжающих через ворота. Лювера по кличке Ловкий Лис среди них не было. Такое имечко — три Л подряд — вряд ли забудешь или с чем-то перепутаешь.

— Мессер… боюсь, я ничего не слышал про такого человека. Разве его описание не сообщали страже?

— Его описание пришло из Внутриморья этим утром. Я велел принцепсу послать его приметы в магистрат, а сам поехал к старому знакомому на улицу Менял. Но не успел проехать полпути, когда наткнулся на этого самого Лювера прямо посреди на улице. Он как раз вышел из «Вдовы» — помятый, пьяный и страшно довольный сам собой, — голос мессера Ирема звенел от злой веселости. — Сперва я даже не поверил в то, что это Лис. Приметы подходили идеально, но всё-таки трудно допустить, что человек, которого разыскивает Орден, сам притащится в Адель и будет здесь разгуливать средь бела дня. Я бросил у первой же открытой лавки своего коня, а сам пошел за ним. Он явно здорово напился этой ночью, потому что возле Нового моста улегся на парапет фонтана и выпил целый галлон воды. Пока он лакал воду из фонтана, я разглядел шрам на шее возле уха, и тогда уже окончательно уверился, что это Лювер. Потом он свернул на постоялый двор, пошел наверх и завалился спать. А я поговорил с хозяином гостиницы, вышел оттуда и хотел уже послать за стражей, но увидел вас. Кстати сказать, с каких это пор у Валька десятники бегают по поручениям, пока все остальные плюют в потолок в казарме?..

— Да я, считай, сам вызвался… хотелось размять ноги, да и вообще — обидно киснуть в четырех стенах в такое утро, — поспешно ответил Браэн. И, чтобы отвлечь внимание мессера Ирема, спросил — А почему вы не арестовали его сами?

Коадъютор усмехнулся.

— Лювера арестовывали уже трижды. Все три раза он сбежал. Не хочу проверять, удастся ли ему сбежать на этот раз. Не стоит давать Лису повод хвастаться, что он сумел сбежать еще и от меня…

Тон Ирема живо напомнил Браэну день их первой встречи в Мелесе. Тогда приподнятое настроение мессера Ирема объяснялось тем, что Орден сумел одним махом навести порядок в целом городе. Что воодушевляло Ирема в возможности лично поймать какого-то мошенника, Браэн не понимал. Пусть даже этот Лювер натворил немало дел, все равно, не такая он важная птица, чтобы за ним бегал глава Ордена.

Лорд Ирем шагал быстро, и до Зареченских ворот они дошли вдвое быстрее, чем Браэн до ратуши — хотя он вроде тоже не считал ворон. Уже увидев впереди башенку кордегардии, Браэн представил, как он будет выглядеть, когда заявится в казарму вместе с сэром Иремом — и с содроганием подумал, что после такого все прежние домыслы о его связях с Орденом покажутся цветочками. Но делать было нечего.

Отряд поднялся по тревоге с быстротой, делавшей честь Петеру Вальку. Браэн уже успел узнать, что у других капитанов остающиеся «на подхвате» стражники считали это время лишним выходным. В город, правда, никто не уходил — за это можно было вылететь со службы — но в казарме занимались всем, чем заблагорассудится. Валялись среди бела дня на койках, спали или даже пили. Но у Старика для тех, кто оставался «на подхвате», всегда находилось какое-нибудь дело, и он следил за остававшимися отдыхать в казарме так же тщательно, как за дежурившими на стене. За это Валька регулярно поносили за глаза — среди своих, — и с той же пылкостью превозносили перед солдатами из других дозоров, на которых в страже Северной стены смотрели сверху вниз.

Старик, естественно, не пожелал остаться в стороне и вызвался сопровождать отряд. А может быть, просто не захотел доверить это дело Браэну, служившему в дозоре без году неделя.

В гостинице, где остановился Лювер, им сказали, что интересующий их постоялец не спускался вниз и вообще не выходил из своей комнаты. «Скорее всего, спит, — сказал хозяин. — Он ведь как ушел с вечера, так и не приходил всю ночь. Даже смешно — пришел, снял комнату, а ночевать пошел в другое место… Ну и въехал бы тогда под утро, вышло бы дешевле».

— Судя по тому, где он гулял сегодня ночью — деньги его не особенно волнуют, — усмехнулся Ирем. Браэн жил в столице всего пару месяцев, но уже успел уяснить, что бани под названием «Веселая вдова» — одно из самых дорогих столичных заведений, где к тому же по ночам шла крупная игра в пинтар.

— Предупредите постояльцев в нижнем зале, чтобы они оставались на своих местах и не путались у нас под ногами, — велел Ирем трактирщику. — Если кто-то будет возмущаться — ссылайтесь на Орден. Если мы возьмем этого человека, то награда за его поимку будет вашей. Повторите еще раз, где его комната?

— Второй этаж, третья дверь слева.

— Второй этаж… — задумчиво сказал сэр Ирем. — Вот что, капитан, поставьте-ка трех человек внизу, под окнами.

Трактирщик удивленно посмотрел на коадъютора.

— Мессер, это одни слова, «второй этаж». У нас высокая подклеть, и потолки в нижнем зале — сами видите. Под окнами — мощеный двор. Не прыгнет он. Так не сбежишь, а только ноги поломаешь.

— А может, я как раз и не хочу, чтобы он ноги поломал. Нам что его потом, на носилках в тюрьму нести?.. — хмыкнул лорд Ирем. И кивнул сопровождающим в сторону лестницы, ведущей на жилой этаж. — Пошли.

Капитан пошел первым, коадъютор — следом. Браэн сам не понял, как он оттеснил плечом ближнего к нему стражника и ступил на лестницу сразу после коадъютора. Похоже, незаметно для себя он начал увлекаться этим делом и испытывать тот же азарт, с которым он гонялся за ворами в Мелесе.

— …Стучать не будем. Входим без предупреждения, — распорядился Ирем, без особой спешки поднимаясь по ступеням. — Сбежать он не сбежит, но, если у него вдруг есть какие-то бумаги, может успеть бросить их в камин.

Дверь в конце коридора выглядела прочной и тяжелой. Надо думать, в добрых пол-ладони толщиной. И, разумеется, она была закрыта.

— Послать за скамейкой в нижний зал?.. — предложил капитан.

— Лишняя трата времени, — бросил сэр Ирем. И взглянул на Браэна — Давайте, Ниру, выбейте мне эту дверь.

Браэн сперва опешил, а потом сообразил, в чем дело. Дверь в гостиничную комнату — это не то же самое, что дверь жилого дома, на месте засова изнутри будет обыкновенная щеколда или вообще крючок. Так что возиться и тащить сюда скамейку в самом деле глупо. Браэн отступил на шаг и вышиб дверь пинком ноги. Щеколда отлетела и звучно ударилась о рукомойник, а дверь с грохотом впечаталась в оштукатуренную стену, заставив прыгавшего у кровати и пытающегося натянуть сапог мужчину замереть.

Судя по виду, он проснулся с минуту назад и одевался в страшной спешке — штаны расстегнуты, пряжки на сапогах болтаются, рука застряла в рукаве колета.

Выглядел этот человек именно так, как полагается успешному мошеннику — то есть всем своим видом внушал безоглядное доверие. Светловолосый, чуть-чуть полноватый, с голубыми, круглыми глазами, взгляд которых придавал его лицу наивный, словно у ребенка, вид, Лис выглядел, как воплощение невинности и добродушия. Единственным недостатком его внешности, пожалуй, было то, что такое приятное лицо наверняка запоминалось каждому, кто имел дело с Ловким Лисом. Но для мошенника и шулера, пожалуй, обаяние важнее, чем умение слиться с толпой.

Увидев вооруженных стражников, Лис побледнел — но присутствия духа, кажется, не потерял, и даже сумел вполне натурально возмутиться :

— Что вы себе позволяете? Я Рейф Меру, торговец шерстью…

Кодъютор усмехнулся.

— Рейф? А может быть, Рейнар?

— Что вы имеете в виду? — опешил тот.

— Я имею в виду сказку о Лисе Рейнаре. Тебя ведь, кажется, прозвали Ловким Лисом?..

— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

— Как же, — хмыкнул Ирем. И, утратив, по видимости, всякий интерес к Люверу, обернулся к стражникам, осматривавшим вещи постояльца. — Что там у вас? Нашли что-нибудь интересное?..

— Тут украшения — цепочки, кольца, женские сережки…

Ирем насмешливо взглянул на Лиса.

— Так ты у нас торговец шерстью или ювелир?

— Это подарки… для жены.

Лорд Ирем повернулся к Браэну.

— Ниру, вы это слышали?..

— Да уж… жене — сережки с кольцами, а сам — бросил вещи в гостинице и, не успев даже переодеться, поскакал в бордель.

— Тут еще кошелек с деньгами и какой-то медальон, — вмешался стражник, рывшийся в вещах.

— Медальон?.. — заинтересовался Ирем. — Дайте взглянуть.

Он почти выдернул из рук у стражника плоский, покрытый драгоценными камнями медальон на витой золотой цепочке.

— То, что нужно, — сказал Ирем. — Если я верно помню описание медальона, похищенного у наместника в Лейверке, то это — либо он, либо его точная копия. Значит так. Рейф, Лювер, или кто бы вы там ни были на самом деле, вы арестованы по обвинению в краже и мошен…

«Торговец» неуловимо быстрым движением перекатился через занимавшую полкомнаты кровать и бросился к открытому окну. Даже Браэн, с самого начала ожидавший, что Лис попытается сбежать, был впечатлен, насколько быстро он это проделал. Только что стоял на середине комнаты — и уже перекинул ногу через подоконник. На двор Лювер, тем не менее, так и не спрыгнул, а замер в нелепой позе — одна половина тела в комнате, другая — за окном. Ниру не сомневался, что вор увидел поджидавших внизу стражников.

Лювер чуть слышно выругался… и сконфуженно полез обратно.

— Забыл что-нибудь?.. — с издевательской любезностью осведомился Ирем, скрещивая руки на груди.

Арестант неразборчиво послал кого-то к фэйрам.

— Забирайте все, — распорядился Ирем, кивая на вещи Лювера. — А этого свяжите так, чтобы он пальцем шевельнуть не мог. Он у нас, как я слышал, мастер выбираться из веревок.

— У нас не выберется, — пообещал Вальк, следя за тем, как Лису без особой нежности заламывают руки за спину.

В Мелесе арестанту, попытавшемуся выпрыгнуть в окно, скорее всего, сразу надавали бы по шее. И даже не потому, что в городскую стражу шли скоты, которым нравилось, что можно безнаказанно кому-то врезать, а просто из прагматичного расчета. Легче сразу припугнуть слишком самонадеянного арестанта, чем все время ждать подвоха, гоняться за ним, когда он снова попытается сбежать, или тащить его, как куль с мукой, если он не захочет идти сам. Но Ниру полагал, что его сослуживцы заблуждались. Арестанты в принципе делились на два типа — тех, кто при аресте думает, «как бы не вышло хуже», и тех, в ком инстинкт самосохранения притушен с самого рождения. Надежда на успешный исход дела всегда значит для таких людей гораздо больше, чем боязнь провала. Вот этого Лиса, скажем, колоти, не колоти, он все равно при первой же возможности попробует сбежать. Браэн эту породу отличал мгновенно.

— …Куда его, мессер? В тюрьму при ратуше? — спросил Ирема капитан, когда связанного Лювера вывели во двор. Хотя, пожалуй, правильнее было сказать — выволокли, поскольку, в соответствии с распоряжением мессера Ирема, Лису связали не только руки, но и ноги, и теперь он был способен только мелко семенить вперед, и то — если его поддерживают с двух сторон. Завернутые за спину руки на давали Лису стоять прямо, вынуждая клониться вперед.

— Нет, в Адельстан.

Вальк хрипло рассмеялся, но сразу осекся, осознав, что глава Ордена не шутит.

— Я так понимаю, на нем, кроме воровства, еще кое-чего висит?.. — разом посерьезнев, спросил он Ирема. Тот коротко кивнул, но вдаваться в подробности не пожелал.

Ниру не выдержал.

— Вы говорили про какие-то бумаги… он что, украл у наместника какие-нибудь письма? — Вальк, судя по его виду, с трудом сдерживался, чтобы прямо при мессере Иреме не приказать наглому подчиненному захлопнуть свою пасть и не встревать. Лорд Ирем тоже посмотрел на Браэна с видом, ясно говорившим — «Вам что за печаль?». Но Ниру это не смутило.

— Я к тому, что мы там, наверху, не так уж тщательно все осмотрели. Не хотелось бы, чтобы прислуга потом нашла важные бумаги где-нибудь в матрасе.

В глазах мессера Ирема зажглись насмешливые огоньки.

— Уверен, это обрадует их больше, чем распоротый вами матрас, — заметил он. — По существу вы правы. Но сейчас это не важно — единственную бумагу, которая меня интересовала, я уже забрал.

Браэн задумался, когда это лорд Ирем успел что-нибудь забрать из комнаты. Браэн почти все время смотрел на него, и на его глазах Ирем не прикасался ни к каким бумагам. Неужели он успел что-нибудь незаметно взять за ту пару секунд, пока все смотрели на Лювера, едва не сиганувшего в окно?..

Они прошли не больше пары улиц, когда Лис внезапно начал кашлять. Браэн сначала подумал, что он просто подавился, но приступ не проходил — вор задыхался, выгибаясь в руках у конвоя и хрипя, и Браэн рассудил, что Ловкий Лис принялся за свои трюкачества. Неясно только, на что он надеялся. Когда здоровый человек внезапно и без всякой видимой причины принимается давиться, словно поперхнулся рыбной костью — тут и полный идиот сообразит, что он просто придуривается.

— Как неоригинально, — скучающим тоном сказал Ирем.

— А ну угомонись, пока я не велел ребятам тебя подлечить, — пригрозил Лису Вальк. Но коадъютор возразил :

— Оставьте, Петер, дайте досмотреть спектакль. Может, продолжение будет поинтереснее завязки.

Лис издал особенно громкое «ккхха!», забрызгав одного из державших его дозорным красным, и по подбородку у него потекла кровь.

— Твою же мать… — выругался оплеванный дозорный. Лицо у этого парня, Эрека, было бы под стать каторжнику на Малькарском руднике, и идеально подходило для того, чтобы внушать нарушителям порядка должное почтение к дозору, но Браэн быстро уяснил, что характер у Эрека был далеко не таким суровым, как физиономия. Вот и сейчас голос дозорного звучал скорее растерянно, чем зло. — Мессер… он, кажется, не притворяется.

— Все с ним в порядке, — холодно сказал лорд Ирем, заставив Браэна позавидовать такому самообладанию. Умом он ясно понимал, что коадъютор прав, а Лис просто решил давить на жалость, но в душе все равно шевелился червячок сомнения — а что, если это не трюк, и Лис действительно отдаст концы только из-за того, что они ему не поверили?..

— Да посмотрите на него, — не сдался Эрек, который в другое время ни за что не стал бы спорить с коадъютором. — У него уже лицо синее.

Рыцарь повел плечом.

— У тебя тоже будет лицо синее, если пять минут кряду так давиться.

Но тут Лювер закатил глаза под лоб и, очевидно, потерял сознание, поскольку тащившие его стражники с трудом удержали обмякшее тело арестанта от падения.

— И что вы встали? — спросил Ирем. — Берите его за ноги, за плечи — и вперед. Хотя… Сначала положите и проверьте веревки. Посмотрим, сколько узлов он успел распутать, пока развлекал нас своим представлением.

Стражники положили связанного Лювера на мостовую. Петер лично осмотрел и чуть ли не обнюхал каждую веревку — и, с усилием поднявшись, доложил :

— Все цело, монсеньор.

— Ну хорошо. Тогда пошли.

— Может быть, все-таки послать кого-нибудь на улицу Менял за Рам Ашадом?.. — спросил Вальк. Браэн не знал, кто такой Рам Ашад, но понял главное — капитан больше не считал, что Лювер притворяется.

Но коадъютор оставался непоколебим.

— У Рам Ашада полно своих пациентов, чтобы отрывать его от дела из-за этого комедианта. Если ему непременно хочется морочить голову врачам, то это легко подождет до Адельстана. Поднимайте и несите.

Продвижение сильно замедлилось. Все-таки одно дело — вести арестанта, даже связанного так, как Лювер, и совсем другое — вчетвером тащить бесчувственное тело. Стражникам приходилось то и дело останавливаться и меняться, и в глубине души они, наверное, всячески поносили коадъютора за нежелание оставить Лиса лежать посреди улицы и отправить кого-то за врачом или хотя бы за носилками. Браэн сперва подумал, что лорд Ирем поступает совершенно правильно, и что любая проволочка предоставила бы Лису массу самых неожиданных возможностей сбежать (на что он, вероятно, и рассчитывал), но, протащив Ловкого Лиса с полквартала и уступив свое место другому дозорному с чувством, что у него сейчас оторвутся руки, начал смотреть на шагавшего налегке мессера Ирема так же угрюмо, как его товарищи. Надо признать, что Ирем в самом деле выглядел раздражающе-беспечным. Он сбросил орденский плащ и перебросил его через руку, словно ему было жарко. Казалось, рыцарь скоро забудет, что они здесь делают, и примется насвистывать.

«Вышагивает, словно на прогулке… — раздраженно думал Браэн. — Ну еще бы. Не ему же ведь приходится тащить этот мешок дерьма!».

Может быть, если бы он вспомнил все то, что он уже успел узнать о лорде Иреме, он бы уже тогда сообразил, что беззаботный вид мессера Ирема — признак того, что коадъютор напряжен, словно взведенный арбалет. И когда Лювер, дождавшись очередной — уже третьей по счету — смены своего конвоя, рыбкой выскользнул из рук у стражников, перекатился по земле и юркнул в переулок, Ирем среагировал быстрее всех — бросил тяжелый, неудобный плащ, двумя прыжками долетел до угла дома, за которым исчез Лювер, и скрылся из виду. Все это Браэн успел увидеть, но обдумать не успел, поскольку уже мчался вслед за Иремом.

Лювера он не видел — тот петлял, как заяц, среди узких переулков и сквозных проходов, так что Браэн едва успевал заметить, куда поворачивает Ирем. Но потом, возле очередной развилки, рыцарь неожиданно остановился и схватил едва не налетевшего на него Ниру за рукав.

— Я налево, а ты давай наперерез, — сказал он Браэну, махнув рукой на узкий просвет между домами.

Ниру коротко кивнул, рванул вперед — и слишком поздно осознал, что впереди не обычный проулок, а длинная и крутая лестница. Если бы Браэн испугался и попробовал остановиться, то наверняка упал бы и катился по ступенькам до самого низа, но азарт погони заглушил паническую мысль о переломанных костях, и он помчался вниз дикими рваными прыжками, чудом умудряясь не поскальзываться и не спотыкаться о летящие навстречу стертые, обледенелые ступени.

Этот путь, похоже, в самом деле был значительно короче, чем тот, который выбрал Ловкий Лис, поскольку Браэн вылетел на середину проходившей внизу улицы буквально перед самым носом Лювера — настолько близко, что вор не успел остановиться и врезался в Браэна на полной скорости, сбив его с ног. Браэн, успевший испугаться, что Лювер опять сумеет смыться, и самоубийственный полет по Хегговым ступенькам окажется напрасным, ухватился за него, так что упали они вместе. Оказавшись на земле, Ниру схватил упавшего на него Лювера за воротник и уже собирался хорошенько врезать вору лбом по переносице, но тут на плечо Лиса, прямо у беззащитно приоткрытой шеи, плашмя опустилось лезвие меча, и вор испуганно застыл. Наверное, удар тяжелого меча — даже плашмя — был более чувствительным, чем показалось Браэну. А может быть, Лис просто ощутил, насколько острым было касавшееся кожи лезвие.

— Свяжите его, Ниру, — сказал Ирем. — Пока что хотя бы своим поясом. А там посмотрим… Может быть, стоит продеть ему веревку через ноздри, как быку. Чтобы больше не бегал и вообще лишний раз вздохнуть боялся…

Осознав, что убивать его никто пока не собирается, вор звучно выдохнул, и Браэн понял, что последние несколько секунд Лювер вообще не дышал.

Ниру не сомневался, что после пережитого испуга Лис, наконец, поутихнет, но ошибся.

— Ну что, я могу считать себя посвященным в рыцари?.. — скосив глаза на меч мессера Ирема, спросил неугомонный арестант.

— Можешь считать, что тебя скоро вздернут, — хмыкнул Ирем. — Потому что так оно и есть.

Если бы Браэн не бывал в Книгохранилище, то, оказавшись в Адельстане, он бы точно не сумел сдержаться и не вертеть головой. Но после городской библиотеки в штаб-квартире Ордена смотреть было особо не на что. Здесь не было ни разноцветного мрамора, ни причудливой мозаики на полу, ни золота — только белые стены и колонны, просторные коридоры, и повсюду — синие плащи. Когда стражники Валька сдали Лювера гвардейцам, Ирем отпустил отряд назад в казарму, но Ниру так легко отделаться не удалось — какой-то рыцарь вежливо сказал, что коадъютор просит его подняться наверх и подождать. Браэн решил, что кто-то должен отчитаться о поимке Лиса, и уже спросил себя, почему это дело поручают именно ему, а не присутствовавшему при аресте капитану, но его уверенность поколебалась, когда проводивший его в большую и светлую приемную гвардеец вежливо спросил, не хочет ли Браэн выпить вина.

— Я на службе, — вытаращив на него глаза, напомнил Ниру. — Вы уверены, что вы ни с кем меня не спутали, мессер?..

— Вы Браэн Ниру?

— Да.

— Десятник стражи Северной стены?

— Вот именно.

— Значит, я вас ни с кем не перепутал, — чуть заметно улыбнувшись, сказал рыцарь. — Мессер Ирем велел проводить вас в его аулариум и приказал предложить вам вина. Монсеньор собирался с вами побеседовать. Думаю, он скоро придет.

— Тогда тарнийского, — махнув на все рукой, решился Браэн.

— «Аймарис» или «Пурпурное сердце»?

— Что угодно, — сказал Ниру, искренне стараясь ничему не удивляться.

Рыцарь коротко кивнул и вышел. Через несколько минут на столе перед Ниру оказалась пыльная бутыль из темного стекла. Вино у гвардейцев было превосходным, и Ниру, пожалуй, получил бы от такого угощения гораздо больше удовольствия, если бы не сидел, как на иголках, дожидаясь появления мессера Ирема. Кроме того, Ниру было неловко за свой внешний вид. Взмокший, всклоченный, в испачканной после падения одежде, да еще и с кровавыми полосами на манжетах. Когда Лювер рухнул на него, разгоряченный погоней Браэн ничего не ощутил, но потом всю дорогу утирался рукавом — Лис здорово ударился об него лбом и рассадил ему губу.

Сэр Ирем объявился где-то через четверть часа, и махнул рукой на Браэна, попытавшегося встать.

— Сидите, Ниру. Я и так едва вас не угробил. Совсем забыл про эту лестницу… Чудо, что вы не свернули себе шею. Я уже намекнул Вальку, чтобы он выдал вам сотню ассов наградных. А если он позабудет это сделать, я ему напомню.

— Не надо, мессер, — взмолился Браэн, с ужасом представив себе подобную беседу между Иремом и Стариком. — Я еще из подъемных ни одного асса не потратил!

— И очень зря. Чем торчать в Книгохранилище, лучше сводили бы новых товарищей в какой-нибудь трактир, поставили им выпивку — а то они скоро решат, что вы брезгуете их обществом, — сказал лорд Ирем наставительно. Сам кодъютор часто заходил в Книгохранилище, хотя, в отличие от Браэна, никогда не задерживался там надолго. Обычно он о чем-нибудь беседовал с Саккронисом — и сразу уходил. Вплоть до сегодняшнего дня Браэн не сомневался в том, что Ирем слишком погружен в свои дела, чтобы заметить в общем зале какого-то там стражника.

— Да ничего они такого не решат. Они уже привыкли, что я не люблю гулянки, — сказал Браэн.

— А что у вас с Вальком?.. — спросил Ирем, с интересом глядя на него.

Браэн несколько секунд помедлил, размышляя, что сказать.

— Капитан Вальк умный и честный человек. Он мне понравился, — произнёс он в конце концов.

— А вы ему — не очень? — усмехнулся Ирем.

— Ну, это вполне понятно. Какому капитану понравится, что кто-то за него решает, кого назначать десятником, да ещё ставит чужака, который без году неделя в дозоре, командовать его людьми?

— Ничего, он мне ещё спасибо скажет, — бросил коадъютор с убежденностью, польстившей Браэну. Ирем взял второй кубок, наполнил его вином и насмешливо отсалютовал десятнику. — Раз не хотите пить с товарищами по дозору, выпейте хотя бы здесь, со мной.

Должно быть, выпитое почти натощак тарнийское, помноженное на усталость, развязало Браэну язык, заставив его совершенно неожиданно для самого себя сказать :

— Знаете, чего я не понимаю, монсеньор?.. Вот, скажем, Мелес. То, что городские власти вместе с капитаном стражи покрывают «сумеречников» — это важно. Ради этого стоит, наверное, на время отложить все прочие дела и самому приехать из Адели. Но зачем вам было самому ходить в Дом милосердия? Я ведь даже не мог вам сообщить ничего нового. Да и сейчас… пусть даже этот Лювер обокрал наместника в Лейверке, все-таки он — не такая уж важная птица, чтобы за ним бегал кто-то вроде вас. Так почему вы этим занимаетесь?..

Ирем насмешливо прищурился.

— А вы поставьте самого себя на мое место, Ниру. Гоняться за почестями или титулами я не могу — я и так уже кавалер Стальной звезды и коадъютор императора. Ради денег надрываться тоже глупо — у меня и так свои покои во дворце и право брать любую лошадь с императорских конюшен. Женской любовью я вроде не обделен, но не влюблен настолько, чтобы не видеть ничего, кроме любимой женщины, и лезть ради нее из кожи вон. И что мне остается?.. Только любопытство.

— Значит, гоняться за Лисом, как сегодня — это любопытно? — спросил Браэн, пытаясь понять, стоит ли принимать тираду Ирема всерьез.

— Очень любопытно, — подтвердил лорд Ирем. — И сам этот Лис — человек любопытный. Так что я даже, пожалуй, лично его допрошу.

— А можно мне на это посмотреть? Вместо ста ассов наградных, — не удержался Браэн.

Коадъютор хмыкнул.

— Вы, Ниру, меня просто поражаете. Причем уже не в первый раз. Ну хорошо. Лювер сейчас у воролока. Пойдем, послушаем, что он нам скажет…

Тюрьма для государственных преступников располагалась под штаб-квартирой Ордена, и занимала два подземных этажа. Отсутствие окон и дневного света придавало этой части Адельстана мрачный вид. Впрочем, в остальном в допросной, куда Браэна привел лорд Ирем и где уже находился Лис, не было ничего особо страшного. Просто освещенная факелами комната с большим столом, за которым сидел орденский маг и записывавший каждое слово арестанта секретарь.

— Мэтр Викар, мэтр Логан, что тут у нас? — Ирем взял лист, протянутый ему орденским скрибой. — Ого! — протянул он. И насмешливо посмотрел на Лювера. — Я смотрю, ты так устал от своего припадка и всей этой беготни, что на сей раз решил не утруждать себя и сразу все признать?.. А как же "Рейф Меру, торговец шерстью"?

— Шутите, мессер? — кисло отозвался вор. Браэн заметил, что Лис слегка шепелявит. Видимо, щека, прокушенная ради достоверности «припадка», успела распухнуть и мешала ему говорить. — Я через это уже проходил, в Бейн-Арилле. Хватит с меня. Ведун, если захочет, сам узнает все, что нужно, только потом ещё и голова будет два дня трещать…

— А ты, значит, решил голову поберечь для эшафота, — мрачно сказал Ирем.

— Почему для эшафота? — беззаботно спросил Ловкий Лис. — Я никого не убивал.

Рыцарь приподнял брови и переглянулся с орденским секретарем. Тот крякнул, словно удивляясь глупости Ловкого Лиса. Коадъютор сцепил руки на столе и вкрадчиво спросил :

— Как ты полагаешь, Лювер, почему ты здесь, а не в тюрьме при ратуше?

— Из-за этой истории с плащом?.. — предположил вор.

Ирем поморщился, как будто у него внезапно разболелись зубы.

— Слушай, Лювер, тебе вроде бы не десять лет… «Истории с плащом»! Ты здесь, поскольку в доме у наместника Фарьяра ты обворовал не только его самого, но и рыцаря Ордена, который находился в доме претора вместе с тобой. А после этого ты выдал себя за гвардейца Ордена, чтобы заставить городскую стражу в неурочный час открыть тебе ворота и выпустить тебя из города со всем награбленным добром. Или ты думаешь, что каждый идиот вроде тебя может, если ему захочется, напялить синий плащ и выдавать себя за одного из моих рыцарей?

— Из ваших рыцарей?... Так вы…? — Лювер забавно округлил глаза.

Ирем вздохнул.

— Давай без театральных жестов. Не все ли тебе равно, кто именно прикажет тебя вздернуть?

— Ну что вы, монсеньор! Я никогда бы не подумал, что сам коадъютор лично… о таком внукам можно рассказывать.

— У-гум… Вот только внуков у тебя не будет. Вот скажи — ты что, не мог просто забрать те драгоценности, которое мы у тебя нашли, и успокоиться на этом?

— Да я вообще-то не рассчитывал грабить Фарьяра прямо в эту ночь, — словоохотливо ответил вор. — Я думал еще пару дней пожить в его особняке и поизображать Ариза Ар-Фархана — а тем временем узнать, где лорд Фарьяр хранит ключи от своих сундуков. Но тут к наместнику явился рыцарь Ордена с каким-то поручением от коадъю… то есть от вас, мессер. Я побоялся, что он поймет, что я не тот, за кого себя выдаю, и разыграл болезнь. Весь день я пролежал в постели, а ночью, когда все улеглись последние из слуг, прошел по дому и забрал кое-какие драгоценности. Кстати, кроме пары колечек, все на месте, так что не так уж мессер Фарьяр и пострадал — вы же ему все вернете… В общем, я уже собрался уходить, но тут подумал — если кто-то обнаружит кражу до того, как я успею выехать из города, то мне конец. Фарьяр наместник, захочет — закроет выезды из города хоть на неделю, и поднимет на уши всю стражу. А Лейверк — город небольшой, совсем не как Бейн-Арилль или, например, Адель. Там прятаться негде.

— Если прятаться — это шататься по трактирам и публичным баням, то, конечно, да, — с сарказмом сказал Ирем. — Ладно… Значит, ты решил рискнуть.

— Ну да. Пошел в ту комнату, где уложили спать другого гостя — я хочу сказать, вашего рыцаря — взял его плащ и кошелек, а в кошельке лежала его подорожная. Ну, а потом, с плащом и с этой подорожной, я поехал к городским воротам — к противоположным от Адели, чтобы там не оказалось никого из тех, кто видел, как ваш человек въезжает в город — и велел им мне открыть. Вот, собственно, и всё… Видите, я отвечаю совершенно откровенно. Лорд Фарьяр сам подтвердил бы, что все так и было, если бы он оказался здесь.

— Если бы мессер Фарьяр был здесь, он бы в первую очередь пересчитал тебе все зубы, — возразил лорд Ирем. — А как это ты сумел сыграть аварского купца?

— Годя три назад я пару месяцев служил в доме у одного богатого аварца — его звали Аризом ар-Фарханом. Он продавал шелк, оружие и специи. Господин ар-Фархан был важный человек, вел дела даже с магнусом Бейн-Арилля…

— Его ты тоже обокрал?

Лювер искоса посмотрел на орденского мага.

— Да какая разница, мессер? У этого Ариза ар-Фархана денег куры не клевали. Он о краже даже в магистрат не сообщал. В жизни не видел, чтобы у какого-нибудь человека было столько денег, чтобы ему было чхать на то, что его обокрали.

— Намекаешь, что он там, в Бейн-Арилле, не только шёлком торговал?..

— Сами подумайте, мессер. Я столько у него забрал, он небось себе руки сгрыз до локтей от злости. А стражу не позвал, чтобы не стали дом осматривать.

— Ну и зачем тебе понадобилось изображать аварского шпиона? Из любви к искусству?

Лювер словно даже удивился этому вопросу.

— Монсеньор, c наскоку можно только яблоки с подносов воровать и резать кошельки. Кто хочет взять по-настоящему хороший куш, должен иметь хороший план и быть готов потратиться на подготовку.

— И ты, значит, подготовился.

— Ну да. Добыл себе хорошую одежду и коня, нанял одного «сумеречника» в телохранители — его мать была с побережья, у них что ни год — аварские набеги. Отцовской крови в нем было точно больше, чем имперской — с виду он был чистый аварец. Разумеется, у человека вроде Ар-Фархана спутников должно быть больше одного, так что я выдумал историю о нападении разбойников. Что мои люди, мол, сражались храбро, и от нападавших мы отбились, но трех раненных пришлось оставить на постоялом дворе. Когда Фарьяр поселил меня в своем доме, я сразу отправил своего «телохранителя» проверить, как его товарищи. А сам остался отдыхать в Лейверке — хоть меня и не ранили во время нападения, я говорил, что упал с лошади, и вполне убедительно хромал.

Браэн поймал себя на том, что и он сам, и ворлок, и орденский секретарь слушают эту болтовню с каким-то завороженным вниманием. Лювер хвалился собственными «подвигами» с такой беззаботностью, как будто травил байки собутыльникам в корчме.

— Но твоя внешность! — словно просыпаясь, сказал Ирем. — Светлые волосы, голубые глаза… Какой дурак мог принять тебя за аварца?

— Я бы не стал называть лорда Фарьяра дураком, но, раз вы так считаете…

Ирем шевельнул бровью.

— Тебе в Бейн-Арилле вроде бы уже всыпали плетей за то, что ты нагличал на допросах. Мне тоже распорядиться — или мы будем считать, что только что ты просто очень глупо пошутил?..

— Я перекрасил волосы и брови, а рукам и лицу придал смуглый оттенок с помощью орехового сока. А чтобы мессер Фарьяр не удивлялся голубым глазам, сказал, что моя мать была с Томейна, — перестав ухмыляться, сказал Лювер.

— А язык? Или, может, ты за два месяца, пока служил Аризу ар-Фархану, успел выучить аварский?

— Ну, разве что, пару десятков слов... Но это тоже — дело подготовки и расчета. Я узнал, что лорд Фарьяр не знает никакие языки — зато имеет слабость делать вид, что знает и аварский, и Древнее наречие, и айшерит. Так что он, по-моему, больше всего боялся, что я стану говорить с ним по-аварски, и он сядет в лужу на глазах жены и слуг. Пойетому он бил ушасно рад, шьто я прехрасно говорйу на вашем ясыке.

Браэну пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Но лорд Ирем, судя по его лицу, не находил в бахвальстве вора ничего смешного. Он даже не улыбнулся, продолжая мерить Лювера тяжелым взглядом.

— Я давно заметил — люди, которые постоянно лгут другим, со временем приходят к мысли, что все остальные — дураки, а сами они — воплощение ума и ловкости, — медленно сказал он. — Но чаще всего именно они оказываются самыми главными болванами. Вот ты, к примеру, треплешься о чужой глупости, а сам никак не можешь уяснить, что той «историей с плащом» подписал себе смертный приговор.

Браэн поежился. До сих пор Ирем говорил о виселице так, что это казалось фигурой речи — но сейчас Ниру впервые осознал, что Лювер, с такой беззаботностью паясничавший перед ними последние полчаса, действительно скоро поднимется на эшафот.

— Почему умереть?.. Это же просто кража, — сказал Лис, все еще продолжая улыбаться. Но тон лорда Ирема подействовал и на него — Браэн увидел, как на щеках Ловкого Лиса возникли два бледных, словно отмороженных пятна.

— Ты считаешь, Орден может допустить, чтобы преступники вроде тебя присваивали себе наши полномочия? Использовали привилегии, данные нам правителем, чтобы обделывать свои делишки? — спросил Ирем тем же мертвым голосом. — Нет, Лювер. Это не простая кража. Ты воспользовался орденским плащом и подорожной моего гвардейца, чтобы покинуть город в неурочный час и без досмотра. Ты замешал императора и Орден в свои преступления. То, что ты сделал, карается смертью. Мне тебя почти жаль — слишком уж это глупо. Но ничем тебе помочь я не могу.

Браэн вышел из Адельстана на негнущихся ногах, жалея, что ввязался в это дело. Лучше бы он поблагодарил мессера Ирема за угощение, допил свое вино и вернулся в казарму, а орденские заботы предоставил коадъютору. Бледное, помертвевшее от страха лицо Лювера стояло у него перед глазами, как живое. Браэн терпеть не мог воров и с удовольствием отправил бы этого Лювера мостить карийский тракт, но смертный приговор… Браэн присутствовал при паре казней, когда выпадало стоять в оцеплении, и всегда удивлялся, глядя на толпившийся вокруг народ. Их-то, в отличие от него самого, туда никто не гнал. Оба раза речь шла о мерзавцах, которых Ниру не то что не жалел, а сам убил бы безо всяких угрызений совести. Но Браэн все равно не представлял, как можно по своей охоте смотреть на работу палача.

Может, лорд Ирем сжалится и «позабудет», за другими важными делами, вынести решение о казни Лиса?.. Браэн слышал о подобных случаях, когда, чтобы не казнить какого-нибудь человека, о нем просто забывали, оставляя его «дожидаться приговора» в камере. А с другой стороны, мрачно подумал Браэн, шагая в сторону Разделительной стены, еще неизвестно, что хуже — сразу отмучиться, или вот так сидеть годами в четырех стенах.

* * *

Валларикс заговорил о Лювере в самую неподходящую минуту — когда Ирем только-только сел за стол в личных покоях императора и еще не успел пережевать первой кусок телятины в меду.

— Слушай… по поводу этого Лювера. Тебе его не жаль?

Ирем едва не застонал. Если бы в тот момент, когда Валларикс приглашал своего коадъютора поужинать вместе с собой, сэр Ирем мог предположить, что в качестве приправы его ожидает еще один разговор об орденских проблемах, он бы сослался на какие-нибудь срочные дела и остался бы в Адельстане. Там его тоже все время дергают, но орденских гвардейцев, в отличие от Вальдера, всегда можно выставить за дверь.

Врать Валлариксу Ирем не любил. Поэтому предпочел ответить уклончиво.

— С чего бы мне его жалеть?.. Это наглец, бездельник и прожженный негодяй. Хотя по-своему забавный человек.

— И ты не хочешь, чтобы я его помиловал? — пристально глядя на него, спросил Вальдер.

Ирем положил вилку и скрестил руки на груди. Валларикс, по-видимому, твердо решил не дать ему поесть. С чего он вообще решил заговорить о Лисе именно сейчас? Теперь им обоим кусок в горло не полезет.

— Если бы даже и хотел, это бы ничего не изменило. Он выдавал себя за рыцаря из Ордена. Вы не можете пощадить человека, который присвоил себе такие полномочия. Особенно теперь, когда эта история приобрела широкую огласку.

— То есть, если бы об этом преступлении не знал никто, кроме тебя, ты предпочел бы просто замять это дело? — Валларикс приподнял бровь, как будто слова Ирема доказывали какую-то важную мысль.

— Да какая разница, что бы я предпочел!.. — с прорвавшейся досадой сказал Ирем. — Лис не просто взял орденский плащ, чтобы надеть его и потщеславиться перед зеваками. Он воспользовался им в преступных целях. Казнить этого Лювера, конечно, неприятнее, чем какого-нибудь разбойника или убийцу, но в конечном счёте, с точки зрения порядка и законности, его поступок куда более опасен, чем убийство. А вы хотите всем от Внутриморья до Адели показать, что готовы стерпеть такое покушение на государственную власть.

— Я понимаю, Ирем… Но взгляни на дело с другой стороны. Представь, что суд послал грабителя, который искалечил свою жертву, добывать железо на Малькарских рудниках. Пострадавший и его семья наверняка считают это наказание недопустимо мягким. Они находят справедливым — и им не откажешь в логике — чтобы преступнику сперва сломали пару-тройку ребер и выбили глаз. Но мы считаем, что закон не может превращаться в удовлетворение чьей-нибудь мстительности. Но при этом, если жертва — государство, Орден, «власть», то есть, прости мою прямолинейность, ты и я — то мы не только не можем позволить себе никакого милосердия, но и обязаны воздать за это преступление десятикратно?.. Я уже не говорю про то, что мы являемся судьей в собственном деле — что, по-моему, обязывает к снисходительности.

Лорд Ирем недоверчиво взглянул на императора — и понял, что Валларикс говорит серьезно.

«И как ты вообще дожил до своих лет — с таким характером?» — со смесью раздражения и нежности подумал он.

— По крайней мере, позвольте мне обставить это дело так, как я считаю нужным, — потребовал он. — Я отказываюсь отвечать за государственную безопасность, если вы намерены открыто щеголять своим идеализмом.

— Поступай, как ты считаешь правильным, сэр рыцарь, — кивнул император. И, явно сочтя вопрос о Лювере исчерпанным, принялся нарезать жаркое на своей тарелке.

С их прошлой встречи прошла всего пара недель, но, когда Лювера ввели в допросную, Ирему показалось, что он похудел. Еще недавно жизнерадостное и румяное лицо Ловкого Лиса казалось землисто-серым. Ну еще бы… он ведь полагал, что его привели сюда, чтобы зачитать ему смертный приговор.

— Садись, — велел лорд Ирем, кивнув на скамейку.

Судя по лицу Ловкого Лиса, он даже не сразу понял, чего от него хотят.

— Я лучше так, — пробормотал он — и нервно сглотнул, как будто уже чувствуя захлест веревки вокруг шеи.

— Я сказал — сядь. Разговор будет долгим, — сказал Ирем.

Лювер явно начал понимать, что сообщать ему о предстоящей казни пока что никто не собирается, и, просияв от облегчения, сел — а точнее, рухнул — на скамейку.

— Расскажи-ка мне про этого Ариза ар-Фархана, — велел коадъютор, поудобнее усевшись в кресле и закинув ногу на ногу.

* * *

Браэн опасался, что после недавних событий Вальк начнет смотреть на раздражавшего его десятника еще более косо, чем вначале, но вышло наоборот. Старик, похоже, оценил его усилия в поимке Лиса. Что до остальных дозорных, то они и вовсе, не стесняясь, восхищались Браэном.

— Ну и здоров же ты бегать!.. — прищелкивая языками, говорили его новые товарищи. — Никто шевельнуться не успел, а ты уже рванул в тот переулок. Мы за вами побежали, но куда там… в этом лабиринте один раз отстанешь, потом в жизни не поймешь, куда бежать. Хорошо, что ты все-таки поймал этого Лиса, а то в гвардии та-акие шуточки бы начались…

— Все равно начались, — мрачно заметил Эрек, больше всех переживавший из-за того, что Люверу удалось сбежать. — Берес из первого дозора говорил — один гусак в синем плаще уже спросил их капитана, не нужно ли еще за каким-нибудь карманником побегать.

— Да наплюйте вы на них, — проворчал Ниру. — А если уж очень сильно припечет, скажите, что они бы свои синие плащи еще на придорожных столбах развешивали. Чтобы воришкам удобнее было подбирать.

— В каком это смысле?.. — удивился Эрек. Браэн повел плечом.

— Да так… Они поймут.

Мессера Ирема Браэн увидел уже после Зимних праздников. В тот вечер Браэн проторчал в Книгохранилище до самого закрытия, и, идя через холл, наткнулся на мессера Ирема, который выходил из кабинета архивариуса. Браэн ожидал, что рыцарь просто кивнет ему в знак приветствия и пройдет мимо, но Ирем остановился.

— Альды Всеблагие, Ниру, вы хоть знаете, который теперь час?.. — с улыбкой спросил он. — Что вы такое читали, чтобы засидеться в зале дольше переписчиков?

— Таможенные уложения, — смутился Браэн.

— Увлекательно, наверное, — расхохотался рыцарь.

— Да я пришел всего-то час назад… Надо было кое-что уточнить.

— Вы что, отправились сюда прямо из патруля? — уже серьезно спросил Ирем. — Даже не завернув поесть?

— Так ведь Книгохранилище закрылось бы, — напомнил Браэн.

Коадъютор закатил глаза.

— Ах да. Ведь вам же срочно надо было что-то уточнить… Ладно, пошли.

— Куда, мессер?.. — с опаской спросил Ниру, успев не на шутку испугаться, что лорд Ирем снова вздумал «рекрутировать» его ради какого-нибудь орденского дела. Хотя весь последний час он вроде бы сидел на лавке, ноги все равно гудели. Да и живот давно уже прилипал к спине.

— В «Черный дрозд». Это недалеко. Я как раз собирался ужинать, — пояснил Ирем. Браэн слышал о «Черном дрозде» и знал, что это дорогое заведение. Он потихоньку потянулся к кошельку, пытаясь наощупь определить, сколько у него с собой денег, но лорд Ирем посмотрел на него, как на умалишенного. — Выньте руку из кармана. Я плачу.

Браэн не представлял, как отказаться от такого предложения, да, откровенно говоря, ему и не хотелось от него отказываться. Так что через несколько минут они уже сидели над огромным, как мельничный жернов, блюдом холодных закусок, копченых колбасок и нарезок, и, прихлебывая пиво, дожидались, пока с кухни принесут горячее.

Браэн несколько раз за время ужина порывался спросить у собеседника, что стало с Ловким Лисом, но всякий раз одергивал себя. Если Лювера уже повесили, сэр Ирем вряд ли будет благодарен ему за напоминание. А если нет, то и подавно. Но, когда Ирем сам упомянул о Лювере, похвалив Браэна за то, что он тогда сумел его перехватить, ополовинивший вторую кружку Браэн не сдержался и все-таки выпалил :

— А как там Лис?

— Ах, Лис… — протянул Ирем. — Знаете, с ним вышла интересная история. Но, если я вам ее расскажу, то вы должны пообещать, что никому об этом не расскажете.

— Конечно, — сказал Браэн, чувствуя странное облегчение при мысли, что Лиса, похоже, все же не казнили.

— Помните, во время нашего допроса он упоминал Ариза ар-Фархана?.. Эта история меня сильно заинтересовала. Я допросил Лиса еще раз, и постарался вытянуть из его все подробности об этом ар-Фархане — кто бывал у него в доме, с кем он вел торговые дела… Возможно, ар-Фархан — простой шпион, из тех, кого аварцы называют Похитителями Слов. Но не исключено, что он из Паучатника.

— Из Цитадели?! — изумился Браэн. — Хотите сказать, он Призрак?!

— Он не Призрак, он Паук. Паук передает приказ, а Призрак его выполняет. Призраки, Браэн — всего-навсего орудия. И их не так уж много. Думаю, что взрослых, обученных Призраков у Ар-Шиннора наберется от силы пара десятков. Настоящее могущество Айн-Рэма обеспечивает Паучатник — тайные агенты Цитадели, которые живут в самых разных странах и под разными обличиями. Паучатник силен тем, что большую часть времени каждый Паук ведет ту жизнь, которая ему назначена. В отличие от Призраков, они пускают корни очень глубоко. Заводят семьи, обзаводятся друзьями и знакомыми… поэтому случайно обнаружить Паука — это огромная удача.

— И вы уверены, что этот Ар-Фархан — один из них?

— Конечно, нет. Но я не вправе пренебречь такой возможностью… К сожалению, Лювер служил у него три года назад, так что многие имена он не смог вспомнить даже с помощью орденского ворлока. К счастью, на лица у него память получше. Дело выглядело слишком перспективным, чтобы обрубить все концы, повесив Лювера. Учитывая исключительную значимость этого дела, я убедил императора его помиловать, велел отконвоировать Лиса в Бейн-Арилль и поручил местной конгрегации принять его и на месте заняться выяснением этого дела.

Браэн несколько секунд сидел над своей кружкой, словно оглушенный. Здравый смысл говорил ему, что ему стоит, хоть однажды в жизни, прикусить язык и промолчать, но в душе уже поднималось хорошо знакомое негодование.

— Вы думаете, это правильно — отпускать каждого преступника, который знает что-нибудь полезное?.. — угрюмо спросил он.

Ирем слегка приподнял брови.

— Вы так сильно хотели посмотреть, как его вздернут? — удивленно спросил он.

— Нет, не хотел… Но, раз его помиловали, он должен был идти на каторгу, как любой вор. А не на службу в Орден.

— «На службу в Орден» — это слишком сильно сказано, — фыркнул лорд Ирем. — А насчет остального — я вам уже объяснил, что Лис нам нужен.

Браэн тяжело оперся на столешницу и встал.

— Ну, тогда давайте всех воров распустим по домам, — бросил он в лицо рыцарю. — Их же на каторге держат не за то, что он не такие ловкие, как Ловкий Лис.

Ирем хотел что-то ответить, но Браэн развернулся и, не ощущая пола под ногами, вышел — а точнее, вывалился — в коридор. По лестнице, ведущий в нижний зал, он слетел на волне того же горького негодования, но, когда Ниру выскочил на улицу, запал иссяк. Браэн привалился спиной к холодной стене, чувствуя, что ему совсем не хочется куда-нибудь идти. Было темно, в лицо летели мелкие колючие снежинки, а Браэн слепо смотрел прямо перед собой и размышлял о том, что сумел тихо-мирно прослужить в столичной страже аж три месяца. Видимо, на большее он просто не способен. Обязательно находит неприятности на свою голову. Либо лорд Ирем вышвырнет нахамившего ему десятника из стражи, либо все опять пойдет по-старому, как в Мелесе.

Дверь снова распахнулась, обдав Браэна потоком света, и лорд Ирем встал в проходе, привалившись к косяку плечом. Браэн напрягся, ожидая, что он теперь скажет, но сэр Ирем, смерив его взглядом, как-то непривычно, криво усмехнулся.

— Да не убивайтесь вы так, Ниру… И не вздумайте сделать какую-нибудь глупость. Например, подать в отставку. Я хочу, чтобы вы оставались в страже.

Любой другой стражник в городе наверняка раздулся бы от гордости, услышав что-нибудь подобное от главы Ордена. Но Браэн ощутил только густую, как кисель, усталость.

— Для чего? — спросил он мертвым голосом. — Чтобы кто-нибудь пререкался с вами из-за каждого очередного Лювера?..

— И это в том числе, — спокойно согласился тот. — Какой-то умный человек сказал, что нужно уметь окружать себя людьми, которые лучше тебя. Мой лучший друг тоже гораздо щепетильнее... да и просто добрее, чем я сам. Думаю, он бы тоже не одобрил некоторых моих действий — если бы, конечно, знал о них.

— У вас есть друзья?.. — удивился десятник.

Глаза мессера Ирема расширились от веселого изумления.

— Дерзите, Ниру?..

Браэн с опознанием сообразил, как должен был звучать его вопрос, и ему сделалось неловко.

— Я хотел сказать — при вашей должности... Рыцари Ордена вам не друзья, а подчиненные. А остальная знать… Не думаю, что даже лорды из имперского совета могут уютно себя чувствовать в вашей компании. Сдается мне, чем человек богаче и влиятельнее, тем труднее ему примириться с тем, что кто-то может его контролировать и отдавать ему приказы, — Браэн умолк. Он никогда не считал себя мастером по части объяснений.

Сэр Ирем рассмеялся.

— Тут вы правы, с представителями Круга лордов у нас дружба не сложилась… Но друзья у меня есть.