Стань акума для меня, Аллен (джен)

Богатый дом. Широкий двор с садом. Бесчисленное количество прислуги и, жизнерадостные и простые в семейном кругу, хозяева дома — семья Камелот. Люди расселись по лужайке, устраивая пикник, заняли беседки и открытые столики.

Как раз в одной такой беседке, под тенью роскошных деревьев, находился глава Семьи. Он улыбался. А его заливистый смех, когда Тики и Роад попытались вытащить четвертого человека из беседки наружу, а он вцепился всеми силами за рукав Графа, был слышен на всю округу.

Шерил и Вайзли стояли поодаль и наблюдали. Лицо Вайзли не выражало ничего, но в душе он чувствовал смутную тревогу. Шерил же смотрел с раздражением — он с самого начала ненавидел мальчишку. И сейчас все внимание дорогих ему людей переключилось на него.

Не проходило и дня, чтобы Тысячелетний Граф не гулял, не катался на лодках, не пил чай или не играл с ним. Он даже не подпускал к нему слуг, настаивая на том, чтобы самостоятельно переодевать. Ненавистный мальчишка забирал себе внимание и Роад с Тики. Особенно Шерил завидовал вниманию со стороны Роад, но ничего не мог сделать. Не застать же его одного и замучить до смерти, право. Хотя мальчишке хватило бы и знания о том, как Шерил пытал Книгочея младшего. Но и этого он не мог ему сказать.

— Тебе и правда так не нравится чай, Аллен? — Роад отпила глоток из его кружки, убедившись, что он приторно сладкий, и скривила лицо.

Такой же сладкий, как и у Графа. Как можно иметь настолько испорченный вкус?

— Или тебе не нравится жить с нами? — уточнил Тики.

За это уточнение, вопрос, который Роад и Граф не осмеливались задавать вслух, они одарили Удовольствие удивленными и раздраженными взглядами. Аллен же погрустнел, увел взгляд в пол и ответил:

— Просто это… Неправильно.

— Аллен! — Тысячелетний Граф воскликнул слегка повышенным тоном, но тут же ретировался, приобнял ребенка, сгреб его себе на колени и продолжил:

— Аллен, мы — твоя семья. Разве тебе плохо жить с папой?

На что Аллен промолчал, уткнувшись носом в плечо Первого апостола.

Тики на секунду смутился в лице от слов Графа — он все никак не мог привыкнуть к тому, что Аллен приходился ему сыном. Игра Шерила и Роад в семью никогда не вызывала в Тики чувств, ведь он знал, что они лишь играют. Как знал и то, что Граф не играет.

Роад резко толкнула Тики по плечу, намекая на что-то, и сгребла Аллена в охапку.

— Пошли уже ловить карпов! Хватит сидеть тут. Ты стал бледнее поганки! Если уронить тебя в снег, то можно и потерять!

— Какой снег летом? — удивился Тики.

— Ты говоришь так, словно у нас нет Ковчега, — на этом Роад замолчала, вспомнив строгий наказ Графа не упоминать об экзорцистах и войне при Аллене. Но от Аллена не ускользнули ее слова.

Сначала Граф держал ребенка, а потом позволил Роад с Тики утащить его с собой на солнечный и совершенно не предназначенный для рыбалки пруд Шерила, оставшись наедине со своими мыслями.

Он мучился так до самого вечера, а вечером, войдя в комнату Аллена, застал того у зеркала рассматривающим свое тело. Служанки-акума следили за ним, но не подходили.

— Аллен? — смутился его отец.

— Я не ищу следы или что-то такое, — поспешил уверить его юноша. — Просто… Мне некомфортно. Только не присоединяйся к Тики!

— Тики?.. — смутился Граф.

— Он пытался успокоить меня и заставить принять все, как есть! А еще заставить меня съесть рыбу живьем!

— Боже!

— Не смейся! У меня теперь вся одежда провоняла, потому что я отпихивал этого идиота! Она такая дорогая, я…

— Не волнуйся, — Граф положил руку ему на голову и потрепал. — Ну что ты, словно вновь стал голодным цирковым мальчиком или учеником Кросса Мариана, прости господи. Я куплю тебе еще много-много одежды. Такую, какую захочешь. Будешь, как куколка.

Он вмиг пожалел о сказанном. Глаза Аллена стали стеклянными и нечитаемыми. Неловкий момент развеял стук Лулубелл в дверь:

— Спокойной ночи, Хозяин.

— И тебе спокойной, Лулу.

— Спокойной, — тихо добавил Аллен, не зная, что даже звук его голоса вызывает у Лулубелл раздражение после того дня, как он уничтожил яйцо, и того дня, как он украл Ковчег. Он заставлял Графа плакать столько раз, что Страсть придушила бы его живьем, если бы он не был так дорог ее Хозяину.

— Ну что, пора укладываться спать!

Аллен вместе с Графом прошли в темную комнату, усеянную подарками и летающими свечами — комнату Тысячелетнего Графа, единственную, где он чувствовал себя в безопасности. Он помог Аллену забраться в свою постель и лег рядом, приобняв. Возможно, Аллен был слишком взрослым для того, чтобы спать вместе, но он все еще был его ребенком и не мог быть против.

— Аллен, — осторожно начал Граф, наблюдая за реакцией. — Думаю, ты зря так противишься этому. Разве тебе плохо живется? Разве мы не счастливы? Просто послушай. Мы ведь всегда хотели быть вместе, путешествовать вместе, жить вместе и, знаешь, сейчас у нас есть такая возможность. Почему бы тогда просто не закрыть глаза на все прочее? Мм?

Аллен посмотрел в глаза Тысячелетнему Графу и помедлил, невольно вызывая у того волнение.

— Согласен, — при этих словах Граф выдохнул.

— Если это делает тебя счастливым, то почему бы и нет? — и улыбнулся.

— Все равно я не могу сказать «нет». — Только чтобы сердце вновь упало.

— Все равно, даже если я и скажу «нет», ты просто заставишь меня замолчать. — И разбилось вдребезги.

— Так зачем ты спрашиваешь? Ты не слушаешь меня. Говоришь, что любишь меня и хочешь, чтобы я был счастлив. Но между строчек читается другое: «Ты принадлежишь мне. Смирись». И мне придется смириться, все равно я не могу перечить тебе — не могу перечить Создателю!..

— Усни.

Аллен, услышав приказ, мгновенно прекратил говорить — его глаза почернели, закрылись, и он рухнул на постель, как марионетка, у которой обрезали нити. От прямого приказа Создателя проявилась и ярким цветом загорелась перевернутая звезда на лбу — обычно Тысячелетний Граф строго придерживался в дизайне акум черной звезды по центру, но он так привык видеть лицо своего сына именно с красной звездой над левым глазом, что не смог удержаться и не повторить этот засевший в памяти узор.

— Прости.

Тысячелетний Граф не позволял себе плакать при нем, когда ребенок был в сознании:

— Ты ненавидишь меня, Аллен?..