Дизассемблер (гет)

"Элизабет Нолан, психотерапевт частной практики" — полированная табличка на двери ярко отражала свет коридорной лампы, но Лиза лишний раз прошлась по ней рукавом, стирая несущественные пылинки. И пусть кабинет располагался в старом здании на самой примитивной серой стрит, зато табличка, доставшаяся с таким трудом, сияла как солнце. Это была ее первая маленькая победа, прервавшая бесконечную череду больших неудач. Это был ее первый шаг к нормальной жизни.

— Лиза, душка, ты уже принимаешь? — звонкий голос за спиной заставил Лизу подпрыгнуть на месте от неожиданности.

— Да, Солина, — женщина утвердительно кивнула и лишь после этого обернулась.

Голос принадлежал невысокой, плотно сбитой испанке с курносым и веснушчатым лицом. Она с шумом вдохнула в себя воздух и также с шумом, прикрыв веки, выдохнула, словно давая почувствовать всю благодать этого размеренного дня.

— К тебе очень симпатичный молодой человек, Лизи, — помощница заговорщицки скосила глаза в конец коридора, где выжидательно топтался высокий блондин. — Мой совет, милочка: если он без тараканов — быстрее клади его себе в карман, — сквозь зубы процедила она и многозначительно подмигнула.

— Хорошо, Солина, постараюсь учесть, — Лиза скептично улыбнулась, невольно прикинув свои шансы на встречу с достойным мужчиной без тараканов в ее-то профессии. — Пригласи его.

— Пренепременно, — и со свойственным испанским темпераментом вместо деликатного "проходите" Солина подняла вверх пухленькую руку, размашисто зазывая визитера.

Кабинет оглушил мужчину своей пустотой. Короткий стол, стул, драповое кресло, пара цветочных горшков. Скорее всего, он только что открылся и еще не успел обрасти деталями. Вместо жалюзи на единственном окне висела простенькая плетеная соломенная занавеска, от которой впрочем веяло безмятежным спокойствием.

— Я звонил вам на днях. Мы договаривались, — мужчина подошел к креслу, оглядел его, но садиться не стал, намекая на непродолжительность визави.

— Да, помню. Но вы, похоже, не на прием, верно? — прочла этот жест Лиза.

— Верно, — отозвался мужчина. — Номер мне дала Ванда…

— Ванда? Но откуда... — женщина внезапно спохватилась, тут же одернула себя:

— Незнакомое имя, — однако весь выдержанный и спокойный образ ее напрягся. Напряжение читалось на сжатых в полоску губах, угадывалось в движении кисти, нервно поправляющей челку. Мужчине показалось, будто во взгляде мелькнула какая-то настороженность, а в голосе совершенно точно прозвучал страх.

— Ванда Максимофф, — повторил с уточнением он, наблюдая за реакцией женщины. А Лиза старательно подавляла волнение, выдерживая паузу, но выходило не очень: едва не споткнулась о собственные ноги, уронила связку ключей…

— Пытаюсь припомнить, но тщетно, простите. Боюсь, вы ошиблись. Элизабет — распространенное имя в наши дни. Вам совершенно точно нужна не я.

Визитер ухмыльнулся, нагибаясь к полу за ключами:

— Ванда предполагала подобный момент. В таком случае она посоветовала мне напомнить вам ваше настоящее имя. Нет, не то, которое красуется на табличке, Юэль. Юэль Нази. Ведь так Вас на самом деле зовут?

Его напор загнал Лизу в угол. Отпираться означало бы выдать себя с потрохами и выставить в еще более глупом свете.

— Что вам от меня нужно?! — пряча испуг под личиной возмущения, вопросом на вопрос (таков самый простой вариант защиты) разразилась Лиза.

— Успокойтесь, я не собираюсь предпринимать что-либо против вас, я просто хочу поговорить, — вернув ключи на край стола, мужчина примирительно поднял ладони.

— Как хорошо вы знаете Ванду? — это резонное уточнение заставило его задуматься, подбирая правильный ответ:

— Она знакома мне как мутант, способный создавать вероятности, изменять реальность, ментальная проекция, левитация… Я ответил на задачу? — мужчина пытливо замер.

— Более чем, — задумчиво промямлила Лиза, ошеломленная откровенностью. Если ему известны секреты Ванды, стало быть, ему известно и кто она. Женщина отступила на шаг, приняв некое подобие оборонительной позиции. — Кто вы? Вы из полиции?

— Стив Роджерс, — он протянул дружественную руку, — и я не полицейский. С Вандой мы вместе работали. Она говорила, что вы из одного приюта Чарльза Ксавьера и имеете полезную мне способность.

— Ох, бога ради, покиньте мой кабинет, — решительно ответила Лиза. Понимание цели его визита перевернуло ситуацию, в которой она уже не чувствовала себя жертвой. Женщина выпрямилась, вновь ощутив себя хозяйкой положения, развернула плечи и твердо указала на дверь.

— Погодите, Ванда сказала, что вы поможете.

— Напрасно тратите свое и мое время. Этим я больше не занимаюсь.

— Из всего многообразия форм только время принадлежит нам, и нет ничего продолжительнее времени, так как оно — мера вечности. Получается, я в принципе не могу отнять его у вас. Мне правда нужна ваша помощь.

— И какого рода помощь вам требуется? — уступила Лиза, но лишь для того, чтобы побыстрее закончить эту странную интерлюдию между оптимистичным кофейным утром и томным вечером с бокалом Шато.

— Не совсем мне, если честно. Моему другу, — Роджерс заложил руку за голову, потирая шею.

— А что с вашим другом? Тараканы одолевают?

— Тараканы? Что? Нет. Все гораздо сложнее. Он бывший наемник. Солдат, использованный в программе МК-Ультра.

По телу Лизы пробежала дрожь, настолько знакомо это прозвучало. Женщина бросила враждебный взгляд, который, впрочем, постаралась сразу скрыть под опущенными ресницами:

— Уходите.

— Не могу...

— Немедленно! — рассерженная, она подошла к двери с единственным желанием оборвать неприятный визит, но мужчина резко подскочил и навалился на створу плечом, пресекая любую попытку выпроводить его.

— Что, есть проблема?

— Да, есть! Я не хочу влезать в это снова, — пыжилась Лиза в бесплодной попытке сдвинуть огромного парня с места.

— Так вы уже работали с этим? — не внимая жалким попыткам, продолжал Роджерс.

— Устраняла последствия.

— Значит, вы определенно та, кто мне нужен!

— Нет.

— Я заплачу.

— Нет!

— Это будет бо-ольшая сумма.

— Что вы знаете о проекте МК-Ультра? — сдалась, наконец, Лиза. Нелегкие воспоминания вытеснили из нее силы сопротивляться. Она остановилась, безвольно уронила руки вдоль тела и пристально посмотрела мужчине в глаза.

— Не очень много, — замялся визитер, испытывая тяжелый пронзительный взгляд женщины, который сверлил его из-под точных аккуратных бровей, а нахмуренный лоб испещряли недовольные морщинки. Кажется, он затронул некую запретную для нее тему. — В пятидесятых-шестидесятых годах военных готовили к операциям, манипулируя их сознанием и часто используя психотропные химические вещества.

— Военные — лишь верхушка айсберга. Просто циклопического, мать его, айсберга, — не сдержалась Лиза. — Метод контроля над разумом и система программирования МОНАРХ проекта МК-Ультра с шестьдесят восьмого года и по сей день тайно применяется для программирования детей.

— Детей? Зачем дети?

— Игрушки для педофилов и сатанистов. Порнобизнесс, жертвоприношения, проституция, перевозка наркотиков и ценной информации для власть имущих элит. Лет десять назад мне пришлось работать с некоторыми из жертв МОНАРХа: Фиона Барнетт, Кэти О'Брайен, Тор Нильсен — то, что я увидела в их скрытом подсознании — оставило во мне глубокие следы. И уже неважно, где правда, а где ложь — эти следы до сих пор держат меня в своей ловушке.

— Что вы имеете в виду?

— Проникая в голову пациента, я делаю свою работу. Иногда могу видеть то, что видел он, чувствовать то, что чувствовал он, но к несчастью всегда некоторое выношу с собой. Эти чужие крупицы памяти остаются со мной независимо от желания. Часто это ничего не значащие вещи: одни приятные, другие не очень. Но осколки воспоминаний жертв МК-Ультра чудовищны! Не просите меня.

— Но я прошу. Вот, Ванда кое-что передала вам, — мужчина порылся в кармане, откуда извлек слегка помятый конверт, — это на случай решительного отказа. Она знала, что вы так просто не согласитесь.

Медленно, с недоверием, почти против воли Лиза приняла конверт, развернула и прочла записку. Текст оказался коротким и результат не заставил себя ждать:

— Черт бы ее побрал! — без стеснений выразилась женщина. — А вы настойчивы, мистер Роджерс. Сообщите, что это моя последняя услуга, и мы с ней квиты.

Зыбкое чувство разочарования и подавленности промелькнуло в глазах Лизы, но его нельзя было не уловить. Только мужчину это никак не смутило, и он продолжил, как будто выступал перед большой аудиторией:

— Спасибо, Юэль. Могу я вас так называть? Это имя вам больше к лицу.

— Мне все равно. Скажите где, когда и давайте быстрее покончим с этим.

— Отлично! В таком случае сегодня отсюда вас заберет Шевроле Капрайс, будьте готовы, — Стив распахнул дверь и уже на пороге добавил:

— Прошу понять: все это секретно и строго конфиденциально. Вы никому ничего не должны говорить.

Лиза меланхолично согласилась, едва заметно покачнув головой.

— Что ж, не прощаюсь, вечером мы еще увидимся.

— Мистер Роджерс! — голос Лизы догнал его почти у выхода из здания.

Стив обернулся.

— Насчет бо-ольшой суммы — я согласна.

Мужчина улыбнулся ей и вышел на Джерси-стрит.

— Подпишите здесь и здесь, — перед Лизой положили два листа бумаги — на одном согласие о неразглашении, на другом подтверждение личности.

— Подлинной личности, — уточнил Фьюри, присаживаясь напротив, как только женщина занесла перо.

Юэль Нази — нетвердой рукой вывела Лиза. Этим именем она не пользовалась давно, потому подпись выглядела едва понятной закорючкой.

— Сколько вы уже не применяли способности? — коротко взглянув на нее, спросил мужчина, пролистывая захваченную с собой папку.

— М-м-м… пять, может шесть лет, — уклончиво ответила женщина и обратилась к его свободной руке, пальцы которой барабанили по поверхности стола. Она чувствовала себя как на допросе и понимала, что ее проверяют.

— А если быть честной? — каверзный прищур единственного глаза Фьюри нашел на побледневшем женском лице сконфуженный взгляд.

— В прошлом году я, наконец, добилась документов на новое имя, но не совсем законным путем. Я лишь хотела, чтобы старое не осталось где-нибудь в архивах и реестрах. Все должно было получиться так, как будто и не было никакой его смены. Как будто я всегда была Элизабет Нолан.

— Но не получилось. Вы не учли бюрократических масштабов. Например, в вашем досье фигурируют оба, — мягко, но угрожающе произнес он, бегло изучая печатный материал. Черная повязка на его лице и хмурый лоб делали мужчину похожим на пирата.

— В моем досье? На меня есть досье? — мурашки ледяным горохом рассыпались по спине Лизы.

— На всех есть досье, Юэль. Особенно на мутантов, — массивная его фигура грудью навалилась на стол и вперилась в Лизу. Теперь все внимание было полностью приковано к ней. — Они получают еще и идентификационный номер.

— Как? — женщина чуть не поперхнулась.

— Удивлены? Уж не думаете ли вы, что правительство позволило бы свободно разгуливать по улицам потенциальной угрозе? — Фьюри небрежно бросил резкое замечание, перегнув палку по мнению Лизы.

— Считаете нас потенциальной угрозой? — раздражение заворочалось под ребрами колючим ежом.

— А сможете поручиться за каждого? Вы же специалист в области психоанализа. Кому как не вам знать об эмоциональной лабильности или аффективной ригидности человека. Нравится или нет, но придётся признать, что резкие колебания эмоциональных реакций, смена настроения и прочее свойственны каждому из нас, а если то будет мутант со сверхспособностями?

На это трудно было что-либо возразить. Его слова были полны смысла и такого свойства, что невольно над ними призадумаешься.

— Да, — неохотно, но все-таки согласилась Лиза. Она и сама знала весь моральный аспект, потому использовала то, что имела как можно реже.

— Ну, хорошо, вернемся к делу, — Мужчина встал из-за стола и усилием воли стёр накатывающую сонливость. Ему очевидно не хватало движения и он принялся ходить между окном и стулом.

— Что вас интересует?

— Помимо рекомендации Ванды Максимофф в вашем досье меня привлекла одна деталь, — из небольшой стопки документов, хранившихся все в той же папке, он вытащил один неприметный листок, пробегая по нему глазом. — Тут сказано, что вы еще и "дизассемблер". Как это работает? — Ник Фьюри остановился, уперев кулаки в бока.

— Э-эм… — замешкалась женщина, застигнутая врасплох. — Нейропсихологическое Дизассемблирование, — начала она, подбирая максимально точное определение, — это операция, обратная ассемблированию… — но заметив непонимание, тут же поправилась:

— Если сильно упростить — это восстановление личности или поврежденной памяти с дальнейшей возможностью ее полного переформатирования или уничтожения. Как-то так.

— Хм, полезная способность, Юэль. И накладывает на обладателя большую ответственность, не так ли? — возвращаясь к идентификационному номеру, не преминул напомнить он.

— Пожалуй, — мрачно согласилась Лиза.

— А если б я попросил вас сделать нечто подобное в благих целях, на сколько процентов все прошло бы удачно?

— Смотря, о чем конкретно вы просите. Внесите ясность, и я отвечу.

— Вот, — Фьюри шлепнул перед ней еще одну папку, более увесистую (раз в двадцать толще ее личного дела), озаглавленную двумя лишь словами: "Зимний Солдат". — Это дело мистера Джеймса Барнса, который сейчас находится этажом ниже нас. Читайте.

С выражением крайней сосредоточенности женщина принялась внимательно вчитываться, а когда закончила — чуть сдвинула очки и возразила:

— Тут почти все скрыто под черным маркером!

— Здесь оставлено ровно столько, сколько вам положено знать.

— Но этого слишком мало.

— Этого достаточно, — подвел черту Фьюри.

До того еле сдерживаемые дурные эмоции, поработившие Лизу в результате словесного поединка, в конце концов выбрались наружу:

— Разрешите я объясню вам, мистер Фьюри: представьте себе подвал, набитый старыми вещами, ветошью и прочим барахлом. Моя задача состоит в том, чтобы разобрать весь этот бардак и упорядочить его в подписанные коробки, которые должны быть расставлены на строго пронумерованных полках. Но если коробки будут не подписаны, а полки стоят в хаосе, я случайно могу положить что-то не то и не туда. Вы ведь не хотите, чтобы ваш друг стал недееспособным или овощем и ходил под себя?

Мужчина заколебался: такой расклад дел представлялся ему опасным и более того — недопустимым. Он долго молчал, погрузившись в замалеванную писанину и перебирая листы. Некоторые откладывал в сторону. Казалось, он знал наизусть все, что там было перечеркнуто.

— Ладно, что вы хотите? — не выдержала Лиза, устало проведя рукой по лицу. Вечер близился к полуночи. — Чтобы я собрала и удалила коробку с грифом "МК-Ультра" из его головы?

— Не совсем так…

— Тогда что я должна сделать? — возмутилась женщина.

— Джеймс Барнс был оружием в скверных руках. Замечу — был, — сделал акцент Фьюри. — Вне программы он добрый малый и отличный солдат, он предан родине и никогда не оставит в беде. Но проблема в том, что он все еще остается оружием, пока не будет уничтожен код его активации, созданный проектом "МК-Ультра". Мы располагаем значительными ресурсами, финансирование Щ.И.Т. ведется из многих правительственных и частных структур! Только имея даже такой размах, мы не сможем установить всех владеющих этим кодом. Поэтому я прошу удалить его. Навсегда стереть этот механизм запуска из головы Джеймса Барнса. Вы освободите его, подарите волю и независимость, которых он был лишен много лет.

Лиза тягостно вздохнула, невольно демонстрируя, какое же непростое бремя пытаются свалить на её хрупкие плечи:

— Что ж, в том скудном массиве данных, что вы предоставили, я не нашла ничего похожего на код. Можете его назвать?

— Серьезно?! Да в одну из важнейших задач нашей организации входит сокрытие этой информации и надлежащая сверхсложная ее охрана! Допускаете, я стал бы раскрывать секреты кому попало?

— Мне нужен код, — без интонации, без выражения, ровно произнесла задетая Лиза.

— Дьявол, девочка, это невозможно! — смеясь ответил мужчина над заявленной, как он посчитал, глупостью.

— В противном случае из вашей затеи ничего не выйдет.

Усмешка сменилась контаминацией досады и злости, вспыхнувшей на лице Ника Фьюри. Еще немного и он бы треснул кулаком по столу. Почти минута ему потребовалась на то, чтобы успокоиться, он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:

— Ни слова больше об этом, — вернувшись на стул, он апатично откинулся на его спинку. — Тут камеры, — и мужчина описал пальцем круг в пространстве над головой.

Левым краем губ он цыкнул, выдавая неудовлетворение. Потом достал портсигар, усердно раскурил туго скрученную тубу и с наслаждением затянулся, желая хоть на мгновение отбросить проблемы в сторону. Лиза поймала себя на мысли, что так он еще больше походил на пирата, не хватало только попугая. А сознание Фьюри балансировало сейчас на эфемерной грани между неподкупностью и долгом дружбы.

— У вас хорошая фотографическая память, Юэль? — после тягучей паузы спросил он.

— Не знаю… да, наверное, — вопрос прозвучал неожиданно, Лиза растерялась.

— Способны быстро запомнить то, что я сейчас напишу?

— Да, — теперь совершенно точно ответила женщина, догадавшись, к чему он клонит.

Мужчина оторвал кусок бумаги, быстро записал на нем несколько слов, сложил его вдвое и передал Лизе:

— Даю десять секунд, — и он, отвернувшись, бездумно принялся тормошить пепельницу.

По истечении времени в воздухе поплыл сизоватый дымок, распространяя горький едкий запах. Записка тлела, опадая в блюдце серой золой до тех пор, пока от нее ни клочка не осталось.

— И это все? — тихо осведомилась Лиза.

— А что, черт возьми, еще вам нужно?! — нет, на этот раз Фьюри не разозлился, он просто опешил. — Я только что рискнул собственной задницей, но вам мало?

— Вы меня не так поняли. Дело в том, что каждое кодовое слово должно иметь определенное значение для мистера Барнса. Своего рода якорь. Оно должно прямо соответствовать или свойственным ему чувствам, или быть привязанным к конкретным памятным местам, дате, времени и тому подобное. Зная такую константу, я смогу добраться до исходного маркера, чтобы удалить его навсегда. А без определений я как будто сотру только поверхностный видимый слой, в то время как низкоуровневый язык программирования будет не тронут. Вы ведь осознаете, что такая мера получается временной? Всегда найдется тот, кто сможет взломать систему и добраться до глубины.

Над этим мужчина так плотно задумался, что при желании можно было услышать, как у него заскрипели мозги:

— Но мы не знаем значения слов. Их знает только разработчик, — удрученно покачал головой Фьюри, раздосадованный своим бессилием.

— Или он сам. Только не подозревает об этом, — предположила женщина.

— Вы можете их достать?

— Вероятность высока, но одним днем наша встреча не ограничится.

— Меня это устраивает. Важен только итог.

— Вас устраивает? МЕНЯ это не устраивает! С мистером Роджерсом был оговорен только сегодняшний день! — его формулировка вызвала в ней протестную волну.

— Мистер Роджерс чертовски крут, только его компетенция лежит в иной плоскости! — возбужденно прикрикнул Фьюри, но, сбавив обороты, заговорил более сдержанно:

— Я знаю, что вам крайне неприятна эта тема…

— Вы очень проницательны, — прервала Лиза. — мне было всего семнадцать, когда Чарльз позволил окунуть меня во все это дерьмо! Имеете ли вы реальное представление методики зомбирования человека в попытках добиться контроля над его разумом? Электрошок, изнасилования, сенсорная депривация, изощренные пытки и тяжелые галлюциногены...

— Довольно. Сердце, боюсь, не выдержит, — он машинально приложил ладонь к груди. — Поверьте, мне очень, очень жаль, что вы столкнулись с этим. Тем не менее осмелюсь предложить сделку: вы делаете свою работу столько, сколько потребуется, избавите его от этой дряни, а я подарю свободу вам. Будет ликвидирована любая не устраивающая информация о вас и идентификационный номер в любой системе мира. Что скажете?

— А если у меня не выйдет? — женщина устремила на него печальный взгляд.

— Я не злодей, Юэль. И вы мне нравитесь. Все, что сказано — останется в силе. Но я в вас верю. А вы?

Отдавая себе отчет в том, что это будет не рядовой сеанс и прежде чем согласиться, Лиза постаралась напоследок все крепко взвесить. Она боялась лишь неверно оценить свои силы и возможности, так как была уверена в том, что только сама может помешать будущей победе. Однако заманчивость предложения перекрывала собой любые страхи и опасения, и более не колеблясь, женщина утвердительно кивнула.

— Отлично! Мистер Барнс готов.

— Тогда давайте начнем…

Лиза перешагнула порог уютной комнаты, обставленной мебелью свойственной антуражу обычных гостиничных номеров, с тем лишь отличием, что в каждом углу висела камера видеонаблюдения.

Встретил ее Стив, поблагодаривший за участие. Но кроме него в помещении находилось еще с пол десятка проверяющих и что-то документирующих людей. Эта раздражающая суета не позволяла Лизе выделить среди них объект своего эксперимента. Она рассеивала мысли, сосредоточенность сводилась к нулю.

— Я бы хотела приступить немедленно, — женщина заметила, как утомленность столь насыщенным днем начала потихоньку отнимать силы.

— Превосходно, мы тоже готовы, — воодушевленно сообщил Стив.

— Мы? — удивилась она.

— По протоколу в комнате должна находиться охрана.

— Это лишнее. Мне нужно пространство. Только я и мистер Барнс, — Лиза постаралась заглянуть мужчине в глаза так, чтоб он понял всю серьезность ее намерений.

— Я прошу Вас, Стив, сделайте так, как я говорю.

На минуту между ними повисла пауза, во время которой Роджерс кидал вопросительный взгляд на Фьюри за ее спиной. Только заручившись его согласием и уяснив для себя, насколько велика степень ее храбрости, он уступил. В комнате остались двое.

— Джеймс Бьюкенен Барнс, — с официальной ноты начала женщина, едва захлопнулась дверь. — Как ваше настроение?

В другом конце комнаты, возле стеллажа с книгами, она увидела мужчину лет тридцати пяти и успела отметить его приятную внешность, несмотря на бледные, слегка впалые щеки, придававшие ему болезненное выражение, которое всегда вызывает в глубине души сострадание, и отсутствие левой руки.

— Честно говоря, я предполагала столкнуться с человеком преклонного возраста, — смутилась Лиза.

— Вы удивлены? — спросил мужчина. Он смотрел на нее, улыбаясь очень теплой улыбкой, от которой у него на щеках появились ямочки, что вызвало у женщины еще большую неловкость.

— Немного, — ответила она, потихоньку разглядывая его самого. Лиза ожидала увидеть старого неотесанного вояку, но внешность этого человека привела ее в некоторое замешательство. Им оказался молодой, стройный и крепкий мужчина, в проницательных серых глазах которого поблескивало любопытство. Весь его вид выражал энергичность и доброжелательность.

— Баки. Так зовут меня друзья. Вы тоже можете, — он слегка наклонил голову с интересом присматриваясь к ней. Неожиданное появление довольно привлекательной особы несколько взволновало его. — Пару дней назад меня вывели из криогенного сна, и мое настроение стало определенно лучше, чем тогда.

— Вот как? Ясно. Я Юэль, — коротко представилась женщина. Она предпочла воспользоваться этим именем, поскольку другое означало другую, новую жизнь, а сейчас она как будто возвратилась в прежнюю.

— Скандинавское имя. Дания? Швеция? — мужчина подсел к столу и жестом руки пригласил ее присоединиться, но та осталась неподвижна и по-прежнему стояла возле двери.

— Норвегия, — поправила Юэль. — Я из Рьюкана. Это маленький уютный городок недалеко от Осло в живописной долине между озёрами у подножия горы, — она могла бы перешагнуть вопрос или ответить на него совсем кратко, но позволила себе толику откровения, чтобы наладить определенный контакт, посчитав это хорошим способом предоставить объекту перспективу взаимодействия с ней.

— Осло — очень красивый город. Довелось бывать там. Я родом из Индианы.

— Шелбивилль, — уточнила женщина. — Я знаю, Баки. Читала ваше досье.

По лицу мужчины метнулась тень и быстро исчезла, а его настроение резко сменилось. Он упер локоть в полированную поверхность, сложил ладонь в кулак и поднес ко рту, пряча за ним свои губы. Весь этот характерный жест выдавал сдержанное волнение.

— Хочу, чтобы вы знали, Юэль, я бесконечно сожалею обо всем содеянном. Многое я творил бессознательно, — расстроенный и подавленный — Баки нервничал.

— Успокойтесь, Джеймс, я не суд пришла вершить над вами.

— А что тогда?

— Собираюсь вытащить вас.

— Вы адвокат? — мужчина озадачился.

— Э-э нет, — стушевалась Юэль. — Разве вам не сказали, зачем меня наняли?

— Я знаю лишь то, что мне определена помощь. Я полагал, что назначена дата суда и…

— Мистер Барнс, я психотерапевт и думаю, что смогу освободить вас от зависимости.

— От зависимости? — довольно громко поразился он, все еще пытаясь разобраться в происходящем.

— Не лукавьте, вам понятно о чем идет речь, — цепкий взгляд Юэль исподлобья доходчиво все объяснил без лишних слов. — Видимо теперь я удивила вас?

— Немного, — повторил ее Баки.

— Что ж, если вы не против, я желаю провести пробный эксперимент.

— Хм, занятно было бы узнать его подробности? Вы ведь мне в этом не откажете?

— Откажу, Джеймс. Я хотела бы использовать скрытый его вариант. Психика сложна для эксперимента. Она непостоянна, уникальна и обладает свойством спонтанности. Поэтому то, что вы не будете знать всех подробностей — облегчит мне задачу.

— Подобный вариант уже случался и ничем хорошим мне это не обернулось, — мужчина скептично хмыкнул. — Почему я должен доверять вам?

— Потому что вы не можете вечно прятаться в самой чаще мира, отгородиться от лесных троллей и ждать, что все может измениться к лучшему, но без вашего участия. Доверьтесь мне.

— Да вы сами-то не очень мне доверяете: стоите почти в миле, не желаете приближаться... Боитесь?

— Глупости, — уверила Юэль и, поколебавшись, сделала твердое движение навстречу, чтобы опровергнуть его аргумент. Подойдя и склонившись над ним, женщина протянула для приветствия руку.

Вблизи она оказалась еще интересней. Сжимая хрупкую легкую кисть в своей ладони, Баки потонул в бездонной голубизне ее глаз, обрамленных темно-синей каймой. Их особую прелесть и выразительность подчеркивали тонкие стрельчатые брови и густые ресницы, а дополняли светлые, почти белые локоны. Облик ее был нежен и мил, словно северная нимфа нанесла ему свой визит.

— Смею признаться, что психотерапевтов я представлял себе иначе: с грозным тяжелым взглядом, выворачивающим душу наизнанку. По крайней мере именно так их изображают в кино.

— Значит мы оказались в равном положении относительно друг друга, — Юэль улыбнулась и осторожно, чтобы выдержать дистанцию, подвинула к нему свободный стул. В некоторой нерешительности она все же присела рядом и быстрым движением забросила ногу на ногу, завуалированно очертив личное пространство, за которое объекту изучения не следует заступать.

— Итак, Баки, давайте приступим. Будем максимально эффективны, — и женщина принялась расспрашивать его о жизни, семье и доме.

Несмотря на принцип не проникаться клиентом, она все же отметила, что манера общаться у него весьма обезоруживающая и естественная, без капли фальши, позирования и самолюбования. А за этой искренней растерянностью и робостью что-то стояло. Какая-то потаенная доблесть и благородство. Было в нем нечто такое, что сразу располагало к себе. Наблюдая за эмоциями и жестами мужчины, выражением его лица, глаз, положением тела, экспрессией движений — она собрала желаемую информацию, которой впрочем было недостаточно, отчего Юэль решила вернуться на шаг назад:

— Вы сказали, что вас должны судить, — выбрала новую отправную точку женщина. — А за что вас должны судить, Баки?

— Ну вы же читали мое досье.

— Судя по тексту вы вполне можете быть реабилитированы: помощь в военных операциях, миссии по спасению — вы даже представлены к награде!

— Возможно, только это не перекрывает моих преступлений. И я отдаю себе в этом отчет.

— Но почему вы совершали преступления? — проигнорировав этический кодекс, она вдруг задала вопрос, который поставил его в тупик.

— Я уже говорил, что не по своей воле!

— Тогда чью волю вы исполняли, Баки? — продолжала накалять Юэль. Провоцируя дискомфорт, она пыталась породить в нем бурление эмоций, чтобы добиться задуманного эффекта, возбудить непроизвольные и автоматические реакции, которые помогли бы приблизиться к намеченной цели.

— Волю любого, кто владеет кодом к активации Зимнего Солдата.

— А вы владеете этим кодом? — настаивала женщина. — Знаете его?

— Зачем вы спрашиваете? Я не понимаю, что вы хотите услышать, — мужчина ощутил неуютность.

Но Юэль напирала и напирала, вызывая состояние, которое давило на него всей своей тяжестью, и вовсе не собиралась облегчить эту ношу. Ей было нужно ввести его в исступление, претворяя свой замысел:

— Код состоит из мнемонических слов и словосочетаний, Баки?

— Я не… я не знаю. Что происходит? — запнулся он.

— Первый триггер — ТОСКА, верно? Что это для вас значит, Джеймс?

Внезапно лицо мужчины приобрело испуганное выражение, он часто задышал, глаза его потемнели. Отголоски забытых мучений намекнули о своем приближении.

— Что вы делаете? Где Фьюри? — тревога усиливалась.

— Здесь только мы, мистер Барнс. РЖАВЫЙ.

И тут же знакомая боль стиснула его грудь. Она прошлась по позвоночнику, выбирая, в какой части тела задержаться.

— Не надо, — побледнел мужчина.

— Вам придется пережить это снова. Терпите. СЕМНАДЦАТЬ.

Но сердце, казалось, сейчас разорвется, пульс ускорился до барабанной дроби, на лбу проступили холодные капли.

— Прекратите! — Баки прерывисто втягивал воздух, затравленно вглядывался куда-то вдаль.

— РАССВЕТ.

Сильный приступ мигрени заставил его скривиться, он прижал ладонью висок. Голова заполнялась густым потоком спутанных мыслей, мешающих осознанию самого главного — себя.

— ПЕЧЬ.

Чуждые идеи устремились к доминированию в голове, заглушая его собственные.

— ДЕВЯТЬ.

— Остановитесь, я не хочу! — крикнул он хрипло и так отчаянно остро, что голова закружилась ещё сильней, утрачивая чувство реальности.

Душевная пытка превращалась в физическую, и Юэль содрогнулась. Увидев, как, скрежеща зубами, заходили желваки на мужских скулах, как пронзительна боль в его взгляде, сердце ее сжалось. Но отступить сейчас нельзя — не тот случай. Потому, проявив упорство и принципиальность, она продолжала чеканить:

— ДОБРОСЕРДЕЧНЫЙ.

— Нет! — стул под ним едва не упал, с жутким скрежетом отскочив назад, когда Баки резко встал. Юэль боялась смотреть на его лицо. Это было лицо совсем другого человека. Даже не так. Это была восковая нечеловеческая маска. Он грозно навис над ней, накрыв своей тенью. Глаза налились ненавистью.

Не медля, женщина сорвалась с места и бросилась к двери, но только для того, чтобы запереть ее на ключ. Ибо через секунду в нее уже ломились.

— ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ, — пока руки, трясясь, боролись со страхом, она делала свое дело. Врывалась в отдаленные уголки его сознания, извлекая из них, словно сок из винограда, всю волю, чувства и непокорность человеческого существа.

— ОДИН, — выкрикнула Юэль, увидев, как скоро он двинулся на нее и в миг оказался рядом.

— ТОВАРНЫЙ ВАГОН, — едва не оборвав фразу, просипела женщина, когда сильные пальцы уже сжимали ее горло.

А Джеймс рычал и отчаянно боролся с собой, с ней, словно стоял на краю пропасти, окружённый врагами. Все, только бы удержать в голове хоть каплю сознания, крупицей которой пока еще понимал, что выбор невелик — либо он прыгнет в бездну сам, либо его сейчас туда столкнут. Сердце колотилось в груди, оно будто захлебывалось, не справляясь с нагрузкой. Глаза его сузились от ярости, а рука продолжала сдавливать тонкую шею. Юэль забилась в ней, захрипела, но из последних сил обняла ладонями его искаженное злобой лицо и…

… Ослепительные вспышки замелькали перед его глазами, поплыли цветные пятна. Вереница воспоминаний краткими обрывками прошлого пронеслась и умчалась прочь. Тугой комок подкатил к горлу, камнем ухнул обратно в желудок. А сворачивающийся воронкой туннель сменился пустотой, заполнившей собой все вокруг. Потом он услышал глухое эхо. Звуки были слышны словно через толщу воды:

"Товарный вагон, один, возвращение на родину, добросердечный, девять, печь, рассвет, семнадцать, ржавый, тоска", — код, но в обратном порядке. Это Юэль тихо шептала ему. Боль понемногу начала утихать.

Джеймс уже поднялся с постели, ощущая послевкусие очередного мучительного сна, и, умывшись, как раз заканчивал с застежкой брюк, когда позади него раздалось вежливое покашливание:

— Добрый утро, Баки. Как провели вчерашний день? — Юэль пристально всматривалась в лицо мужчины, ища в нем чего-нибудь для себя нового. К эксперименту она вернулась спустя сутки, как и было оговорено.

— Пробовал выкинуть вас из головы, — до того хмурый и замкнутый, его взгляд чуть смягчился при виде ее светлого образа.

Она будто нарочно была создана, чтобы носить эту элегантную белую блузу, заправленную в бордовое плиссе. Ее грациозная женственная фигура, ее выразительный лик с хаотичными прядями стрижки пикси, которая в выгодном свете демонстрировала утончённые черты, неизбежно должны были остановить внимание художника, томящегося в поисках идеала. И Джеймс готов был поспорить, что художник изобразил бы ее именно весталкой, хранящей чистый огонь целомудрия.

А Юэль как-то растерянно моргнула, пытаясь уловить значение того, что он сказал. На секунду ей показалось, что это был флирт.

— Я подразумевал, что все еще испытываю в своей голове следы вашего коварного вторжения, — уточнил Баки, сознавая двусмысленность своих слов. И хотя в его голосе нельзя было расслышать никаких эмоций, в глазах притаилась легкая усмешка, заставившая женщину замяться. Юэль сконфузилась, но этот слабый румянец сделал ее только симпатичнее.

— Да, должна извиниться за прошедшее. Вы ведь примите мои неуклюжие извинения? — и она поставила перед ним горячий кофе.

— Не стоит. Больше половины я все равно не помню, — вздохнув, он потянулся к чашке и с удовольствием отхлебнул крепкий напиток.

Юэль украдкой поправила шейный кремовый платок, подняв его выше так, чтобы наверняка скрыть под ним кровоподтеки, оставленные его пальцами. Лишнее внимание к этой детали сейчас ей было ни к чему.

— Ваши переживания вполне естественны, и они быстро пройдут, но мне придется еще несколько раз залезть к вам в голову.

— Не нашли что искали?

— Слишком глубоко спрятано, мистер Барнс. В процессе вашего программирования МК-Ультрой была допущена обфускация.

— Обфускация?

— Иными словами — запутывание кода. Шифровальные слова имеют неочевидный, запутанный смысл, который сбивает меня с толку. Он вроде бы и сохраняет свою функциональность, но при этом сильно затруднен анализ и понимание его алгоритмов. Мне нужно будет выложиться, чтобы подобрать к вам ключи.

— Похоже своей улыбкой один ключ ко мне вы уже подобрали, — заметил мужчина, отпивая кофе, терпкий аромат которого быстро распространялся по комнате.

Вот чего она не ожидала, так это подобного поведения от испытуемого субъекта, с которым налаживала контакт. Желая быть максимально профессиональной, Юэль постаралась не измениться в лице, но все же это чрезвычайно нервировало, хоть и льстило ее женской природе.

— А почему вы решили, что я что-то ищу? — холодно поинтересовалась женщина, сменяя тему и надеясь, что такой тон отвадит его от дальнейших попыток заигрывания.

— Потому что там все как будто вверх дном, словно после ограбления. Не очень приятно чувствовать, что кто-то без ведома роется в твоих мыслях, воспоминаниях, — так же холодно намекнул мужчина, однако глаза его сверкнули.

— Я понимаю, но мне необходимо сделать это снова, Баки.

— Хм, — тут он немного призадумался. — Тогда на этот раз я хочу самостоятельно принять решение. И хочу полностью доверять тому, кого впускаю.

— Что вы имеете в виду? — спросила Юэль.

— Хочу знать о вас если не все, то большую часть, — прямолинейно заявил Джеймс.

Женщина посмотрела на него и тут же оказалась в ловушке его глаз, обжигающих молчаливым напором.

— Я расскажу о себе, но…

— Не рассказать — показать. Я знаю, что вы это можете.

— О, простите, но не то чтобы я стремилась закрыться от вас, однако мы слишком мало знакомы. Поймите правильно — я не могу открывать душу всем и каждому.

— В таком случае откажитесь.

— Вот так просто?

— Да. Все просто: я без колебаний вернусь в криокамеру, вы к своим будничным делам. Только вы этого не сделаете.

— Это почему же?!

— Потому что стало интересно, правда? Вы оставили в моей голове много следов, в том числе свое любопытство. Я отчетливо его осязаю. Но чтобы удовлетворить его, на этот раз придется заплатить за вход.

Женщина смолкла, бросая колкий прищур из-под насупленных бровей.

— Соглашайтесь. Что в моей голове? Вам жутко хочется понять! И страх всегда слабее, чем желание познать истину.

— А вы изворотливы, Джеймс, — с натянутой улыбкой произнесла она.

— Нисколько. Просто не могу отказать себе в удовольствии изучить вас лучше.

От его пытливых глаз не ускользнула ни краска, которой вспыхнули ее щеки, ни прядь непослушных волос, выбившаяся из укладки и которую она старалась заправить за ухо; женщина деловито и отработанным жестом расправила юбку, липнущую к чулкам — взгляд Баки не упустил ни одного ее движения. Юэль стиснула зубы, ругая себя и мужчину, который, казалось, обладал способностью вгонять ее в багрец по любому поводу. Причем она поклялась бы, что он делает это намеренно.

Как бы то ни было женщина не хотела рассказывать ничего о себе, да и что бы она могла рассказать? Сначала самая обычная девочка с самой заурядной биографией. Как все, училась в школе, дружила и ссорилась, увлекалась то одним, то другим делом. Много читала, пела в католическом хоре. Но после пубертата что-то изменилось, и жизнь перестала быть простой. С проявлением сил начались проблемы и сложности, которые наверняка решил бы отец. Он бы поддержал, он всегда укреплял ее уверенность в поступках, в принятии решений. Но к тому моменту его уже не стало, и было трудно. Однако она всегда соизмеряла свои действия с мнением отца, как будто он был рядом и внимательно наблюдал за ней — это помогало. Вот и на этот раз, хорошенько поразмыслив, она пришла к выводу, что Джеймс прав — справедливо предложить что-то взамен.

— Дайте руку, — несколько неуверенно потребовала Юэль, как будто все еще решала соглашаться ей или нет на столь неразумную затею.

Заприметив настороженность в ее ярко-голубых глазах, он протянул ладонь, но теперь же сам не сдвинулся с места до того момента, пока, наконец, она не сделала первый шаг. Для себя Баки решил, что женщина должна перестать так откровенно бояться его. Важность этой детали была продиктована, вероятней всего, неким внутренним отношением к ней, нежели прагматизмом.

Скованная и сжатая, как пружина, Юэль все-таки уступила. И только руки их соприкоснулись, как женщина ощутила тепло и твердость его пальцев. Ей стоило огромных усилий, чтобы не выдать себя ни расширенными зрачками, ни сбившимся дыханием. Но едва уловимая ухмылка, тронувшая губы Джеймся, подсказала ей: он понял, что именно она почувствовала. В голову вдруг полезли неприличные картинки с участием этих самых губ, так что пришлось отвесить себе пару мысленных оплеух, чтобы скорее перейти к поставленной им задаче.

И тень Юэль шевельнулась, медленно поползла по комнате, пока не упала на лицо Баки, погружаясь в его разум. Зрачки его расплылись, превращая глаза в две темные бездны, а мгновения чужой жизни потекли вязким сиропом растягиваясь в бесконечность. Перед ним замелькали формы, образы, ландшафты и тотчас же пропадали, оставляя в памяти короткие впечатления. Сменяя одну другой, несвязные цветные картинки проносились мимо, голоса людей перекрикивали друг друга, создавая гам. Их было так много, и казалось, что проходит целая вечность. Он как будто проживал часть ее жизни вместе с ней. Но это была только минута, которая закончилась так же быстро, как и началась.

Пора было основательно приступать к самой работе.

— Ваш черед, Джеймс… — послышалась знакомая речь, но сейчас она звучала иначе — низкая, мягкая, особенная. Для своих. Для него. Звучала где-то над ним. Мужчина никого не видел в ставшей призраком пустой сумрачной комнате, но точно знал, что речь принадлежала именно ей.

— Вслушайтесь… — он улавливал привычные ей интонации, привычное произношение, вспоминая, как Юэль говорила с ним, делая так же. Порой нам не нужно видеть человека, чтобы ощутить его рядом.

— Я хочу, чтобы вы тосковали, Баки. Вспомните свое прошлое, — вежливо попросила женщина. — Что вас угнетает? Это аллегория вашего постоянного состояния? — чувствовалось, что она подбирает слова с большой осторожностью.

Мужчина невольно схватился за сердце, которое одновременно учащенно, жутко и как-то непонятно забилось. По лицу было видно, как ужасная боль в груди нарастала, а потом достигла верхней точки, но он не мог выдавить из себя и звука. По щелчку чьих-то невидимых пальцев внезапно Барнс вспомнил шум быстрой реки за окном дома, песчаные пляжи Литл Блу, поцелуи с девчонкой возле библиотеки Шелби. Вспомнил пожар в мэрии в двадцать восьмом и как в нем погибла мать. Каждый следующий вдох теперь врезался в горло ножом.

Он затосковал по гудкам поездов, идущих прямиком в Индианаполис, по крикам чаек над водохранилищем, собственноручно пойманной свежей рыбе, которую приносил с причала. Ему пришлось покинуть родные места, оставить старых друзей. Ради чего?

Джеймс все больше погружался в свои галлюцинации, как комната вмиг раздалась и стала менять форму. Появлялись тени от незримых предметов, словно большие коробки, переставляемые с места на место кем-то таким же незримым. Проступали поверхности, шуршащие звуки по полу чего-то тяжелого, точно проснулось внутри этой комнаты какое-то самостоятельное движение. Он поражался виденным, как ребенок, впервые заглянувший в калейдоскоп.

— Нашла! — в голову мужчины ворвался воодушевленный возглас, и над ухом зазвенел радостный хлопок в ладоши. Все внимание Баки неожиданно и резко устремилось в одну точку очень знакомую глазу. Плавно и равномерно приближаясь, эта точка обретала все более ясные очертания родного угла.

Вот такие же дубовые половицы, широкие щели между которыми часто забивались землей, и ножки стола, выкрашенные зеленой краской, и аккуратная, по-особому застеленная постель, как учил отец. Откуда-то память выбирала эти подробности одну за другой, и вот уже повсюду оживает, шевелится воздух. Баки вдруг вспомнил казавшиеся давно забытыми мерные перестуки колес поездов, катящихся куда-то в ночи. Собирайся, собирайся домой — повторяли они. Почему он выбрал именно это словесное сопровождение? Или кто-то нашептывал ему подсказку? Ключик к настроению, к забытому кусочку жизни.

Едва ему показалось, что в одном из них он отправляется с войны в обратный путь, как те же пальцы произвели новый щелчок, и глаза Джеймса тот час прояснились. Туман, бывший в них ранее, ушел, взор вновь приобрел остроту и сосредоточенность.

Миг — и взгляды их встретились. Слова были излишни. Он остановился и замер на месте. Мужчина глядел прямо в эти блестящие колдовские глаза Юэль, горевшие перед ним, глядел с бессознательным изумлением, страхом, надеждой, радостью. Самые противоречивые чувства выражались в его лице и сливались в одно, которому трудно было придумать определение. Он был поражен, будто заколдован, и больше не чувствовал себя призраком, духом, вышедшим из могилы. Это был живой — человек явившийся хоть и издалека, из тьмы и неизвестности, в которых он до сих пор скрывался, но сегодня получивший новое существование. Прошлое его больше не было прошлым неизвестного воина, авантюриста или искателя приключений. Да, в этом прошлом была тень, но тень эта теперь рассеялась…

А потом сеанс закончился. Юэль ушла, оставив его наедине с тишиной и кошмарами. Джеймс ждал, что они обязательно придут к нему, они всегда приходили, стоило только заснуть, но этой ночью впервые их не было.

Утро за окном выдалось столь же туманным и гнусным, как и вся ночь Юэль. В отличие от Баки, ее одолевали тяжелые душные сновидения, едва голова коснулась подушки, и тяготили вплоть до рассвета. Но самым неприятным испытанием оставались грезы наяву после подобных сеансов. Они всегда были разными, но одинаково ужасными. Вместо того чтобы принадлежать самой себе, женщина переживала чужие обрывки мыслей, которые заставляли чувствовать паранойю и жажду насилия.

Воспоминания призрачными миражами всплывали в притемненном пространстве квартиры. Лица людей то появлялись, то снова растворялись во мраке одно за другим. Они кричали, тянули к ней дрожащие руки и захлебывались этим мраком, стремительно заполняющим их рты. Иногда Юэль казалось, что это не просто мрак, а множество крошечных черных жучков, проворно перебирающих тонкими лапками, которые ползали по ней, покусывали кожу, забираясь под одежду, а она ничего не может сделать, не может даже кричать.

В полдень пригрезился кэп, представший перед ней в своем бравом костюме, а на груди его разрасталось алое пятно. Он поднимал на нее глаза, но женщина видела лишь пустые глазницы, в которых бурлила чернота. Роджерс падал в безмолвную бездну, а она бежала к нему, желая спасти, протягивала руку, но чуть касалась пальцами, как тот растворялся в кромешной тьме. Потом Юэль грезился город. Не тот город, в котором она жила, а какой-то другой, незнакомый. Солнечный, яркий город был прекрасен. Но постепенно на него наползала грозовая туча, скрывая от глаз. А когда же он вновь показывался, то больше походил на огромное кладбище.

Так грезы еще долго мучили женщину, пока их не прервал въедливый телефонный звонок, раздавшийся ближе к вечеру.

— Возникла проблема. Приезжайте, — выплюнула трубка и залилась короткими гудками.

* * *

— Что случилось? — с беспокойством спросила Юэль, уже понимая, что ее ждут весьма скверные новости.

— В отчете вы указали, что деактивировали имеющийся шифр в подсознании Джеймса Барнса, — прихрамывая и размахивая папкой, широко вышагивал Фьюри, ускоряя ход. Было заметно, как и без того плохое его настроение становилось все хуже.

— На первом этапе — да, это так. Слова кода представляют собой мнемонические обозначения, использованные в низкоуровневом языке программирования этого человека. Я нашла некоторые ключи, но с остальными что-то не так. Как будто у них есть второе дно. Мне нужно полное досье Баки. Без черного маркера, — Юэль торопилась следом.

— Не будет вам никакого досье, — раздраженно бросил мужчина, грузно поднимаясь по лестнице.

— Эм… не вполне поняла, мистер Фьюри, — сбитая с толку, стучала каблуками по ступеням женщина. Она еле поспевала за ним.

— Боюсь, что у вас не вышло, — ответил он, не поворачивая к ней головы. Поднявшись на этаж, они притормозили возле большой титановой двери.

— В каком смысле? Что значит не вышло?

— У Барнса сегодня днем случился неконтролируемый приступ агрессии, — Фьюри склонился перед датчиком. Красный сканер провел лучом по его лицу, и в двери щелкнул автоматический замок.

— Без видимых причин? Этого не может быть! Я точно знаю, что не допустила ни единой ошибки! — воскликнула женщина, не сводя глаз с его затылка.

— Не совсем беспричинно, — утомленно протянул Фьюри. — Утром у нас были члены совета мировой безопасности. Советница Хаули и её коллеги проверяли достигнутый результат, руководствуясь вашим рапортом.

Мужчина шел быстро, не оглядываясь. В узкой юбке женщина же своими частыми шажками то и дело до него добегала.

— Они что? — на секунду Юэль забыла, как дышать.

— В общем, во время испытания Барнс вышел из-под контроля и впал в исступленную ярость.

— Как это понимать?

— Скажем так, от мебели в его комнате мало чего осталось.

— Но… зачем… зачем его проверяли? Я не давала таких инструкций! — от охватившего возмущения она даже не сразу смогла выдавить из себя вопрос.

— Хаули не нужны ваши инструкции. Зимний Солдат на сегодняшний день собственность госкорпораций, — не обращая никакого внимания на ее бурное негодование, сообщил Фьюри. Они достигли угла, а затем свернули налево.

— Едва ли его теперь можно причислить к проекту “Зимний Солдат”. В сознании мистера Барнса я скомпилировала временную программу, отделяющую его от навязанного альтер эго. А вы попытались взломать ее! Этого делать было нельзя! Нейроны Джеймса испытывают сейчас колоссальную нагрузку, поэтому-то наши встречи должны проходить через раз.

— Меня не поставили в известность, — в голосе Фьюри послышалась вина. — Впрочем сейчас это уже не важно. У нас неприятности.

— Какого рода? — семеня ножками, почти бежала Юэль.

— А как вы думаете? — мужчина замер и сверху вниз глянул на запыхавшуюся женщину. — Разумеется то, что они увидели — им не понравилось. Вас решено отстранить и больше не привлекать к работе.

— Они собираются найти кого-то другого? — пытаясь осмыслить эту новость, с сомнением поинтересовалась Юэль. По выражению лица было видно, что все происходящее никак не укладывалось в ее голове.

— Они собираются свернуть эксперимент.

— Но это недопустимо! Позвольте объяснить им! — набросилась женщина.

— И на какой исход переговоров вы рассчитываете?

Приподняв иронично бровь и не дожидаясь ответа, Фьюри отвернулся и рывками снова двинулся вперед. Он шел порывисто, небрежно, рассекая собой все целостное пространство коридора и, глядя прямо перед собой, казалось, совсем не замечал встречных сотрудников, которые случайно сталкивались с ним.

— Я не рассчитываю ни на что. Но есть надежда, что меня услышат, — безуспешно приноравливала свои шаги к шагам мужчины Юэль.

— То есть плана у вас нет, — через плечо он посматривал на ее разгоревшееся от скорой ходьбы лицо, замечая в глазах азарт, который ему не понравился. — Вы себя только скомпрометируете. Не суйтесь, вам все равно не поверят, — предупредил он.

— Потому что я мутант? — вскинула она подбородок.

— В какой бы роли вы ни выступали, они приведут в опровержение массу аргументов, чтобы прикрыть эксперимент. Хаули с самого начала была против, и мне стоило больших усилий убедить ее в обратном. Да черт возьми! Я думал, это будет нечто среднее между телепатией и фокус-покусом. А теперь меня еще за яйца взяли, ведь я раскрыл секретную информацию мутанту! И не смотрите на меня так, — чувствуя сверлящий взгляд на своей спине, оправдался Фьюри. — Вы меня поняли.

— А Джеймс? Что будет с ним? — наконец поравнявшись, она вся подалась вперед, чтобы увидеть эмоции его лица, но там лишь бегала тень недовольства.

— Барнса вернут в криокамеру, и мы лишимся превосходного бойца, который мог бы нам однажды очень пригодиться.

— В противостоянии с лиловым здоровяком? — не выдержала Юэль.

— Мне стоит удивляться, откуда вы это взяли?

— Хорошо ли вы читали мое досье, мистер Фьюри? Что вы в нем поняли?

— Достаточно, чтобы нанять вас.

— Тогда вам должна быть известна одна маленькая деталь: подсознание клиента раскрывается передо мной в чуть большей степени, чем я того требую, иногда преподнося обрывочные куски будущего, увиденного его глазами.

Мужчина заметно удивился и даже замедлил шаг.

— Да. Случаются эпизоды, когда ментальные образы будущего быстро и непроизвольно выбрасываются из каких-то неведомых мне глубин чужого разума. Ведь биологическая основа его до конца не изучена. Часто эти образы не поддаются восприятию, представляя собой калейдоскопическое поле, в котором нельзя различить никакого определенного объекта. Реже они могут содержать информацию из любого источника сенсорного ввода. То есть человек может испытывать слуховые, обонятельные образы, которые лишь видит в своей голове. И я вместе с ним. Но в этот раз все было так четко и осязаемо! — рассказывала Юэль, переводя дух.

— Каким бы занятным мне это не показалось — это все уже не имеет значения, — скептично отметил Фьюри.

— Я хочу сказать, что Джеймс Барнс очень важен для вас.

— И все же я ничего не могу сделать.

— Вы не понимаете! — неожиданно разозлилась женщина.

— Юэль, мой вам совет: возвращайтесь в большой мир и живите себе спокойно. Так или иначе от своих слов касательно нашего уговора я не отказываюсь.

— Я кое-что видела его глазами. Небольшой фрагмент будущего, в котором мистер Барнс сыграет важную роль, — не унималась она.

— Видимо уже не сыграет, — устало отмахнулся мужчина, давая понять, что обсуждать это больше не хочет.

— Да послушайте же! — ее захлестнул самый настоящий неподдельный гнев. — Я видела смерть Капитана Америки!

Тут Фьюри резко остановился, нахмурился и посмотрел по сторонам. Он распахнул ближайшую дверь и, убедившись, что за ней никого, втащил женщину в пустой офис.

— Расскажите все, что вы видели. Что он видел.

— Не вполне уверена, все как-то смешалось… Ментальные образы иногда могут производить эффекты, вызванные воображаемым поведением или опытом…

— Выкладывайте, черт возьми!

— Я видела… он видел гибель кэпа и гибель многих других. Десятки тел мужчин и женщин среди пожелтевшей опавшей листвы…

Фьюри почувствовал, как в желудке зашевелился клубок змей. Сам не желая того, он схватил женщину за запястье и сжал до хруста.

— Покажи мне, — сдавленно произнес мужчина. И Юэль показала.

Глаза его смотрели сквозь нее, сквозь стену, сквозь время. Он видел то, что являла ему беспредельная пустота подпространства. В сознание врезался вид кровавых повсеместных следов, что окружали мертвых. А потом, словно видение, появился и Стив Роджерс. На несколько секунд Фьюри увидел его смерть и вздрогнул. Испуг пронзил как лезвие. На лице отразился весь каскад переживаний: он догадался, о каких событиях могла идти речь.

— Будь я проклят, — Фьюри мысленно приблизился к кэпу, над телом которого, склонившись, стоял Джеймс Барнс. Он укрыл друга плащом, а когда поднял щит, поклялся продолжить дело.

— Если известно будущее, можно ли его изменить? — прошептал Фьюри, точно боясь, что иллюзия услышит его.

— Знаете, есть такая легенда: перед тем, как человеку родится, к его душе приходит ОН и протягивает золотой ларец. Будущий человек опускает туда руку и вытаскивает свою свечу. Свеча зажжена. У неё ровное желтое пламя. Так вот это и есть жизнь. Кто вытаскивает себе длинную и толстую свечу, кто короткую и тонкую. Когда свеча догорает, тогда и жизнь заканчивается. Время всегда четко определено. Разница лишь в том, где ты будешь в тот момент, когда твоя свеча догорит. Может ты будешь на войне и постараешься увернуться от пули, но она все равно настигнет тебя. Может ты будешь тихо рыбачить, но напившись, запутаешься в сетях и утонешь. А может с книгой в руках будешь читать своему чаду сказки и… В любом случае, если то будет последний мил фитиля, он неизменно сгорит. Ох, поверьте, сколько бы я не пыталась изменить чью-либо судьбу, у меня так ни разу и не вышло. Мне очень жаль, Фьюри.

Мужчина не выдержал и со всей силы стукнул кулаком, облаченным в кожаную перчатку, о дверь:

— Идем, — он яростно рванул рукоять на себя и вылетел в коридор.

— Куда? — спешила за ним Юэль.

— В криозону.

— Вы собираетесь отменить заморозку?

— Умеешь пользоваться оружием? — Фьюри на ходу обернулся и сунул в ее тонкие ладони пистолет.

— Чт… что??

— Снимешь с предохранителя, передернешь затвор, так патрон дошлется в патронник, и взведешь курок…

— Я не могу…

— Если считаешь, что права, тебе придется отстаивать это. Ты уверена в том, что видела?

— Да… но…

— Я смогу обеспечить отход. Но дальше тебе придется справляться своими силами. Вам надо бежать.

— Боже правый, куда?

— Надеюсь, Роджерс поможет с этим. Пожалуй, он бы не отказался пожить еще с десяток лет, — усмехнулся Фьюри.

— Боже мой, боже мой! Вы сломали ему нос! — минуя стройные ряды респектабельных авто, бежала по парковке Юэль.

— Не преувеличивайте. Немного смял — это да, — следом убыстрял шаг Роджерс.

— И сломали руку! — сквозь зубы зло процедила она.

— Громко сказано. Вывих — не более того.

— Это неправильно, неправильно, — отчаянно и с некой брезгливостью трясла кистями женщина.

— Эй, полегче! Дышите глубже, Юэль. А пушку можно бы уже спрятать, — напомнил кэп, глубоко сомневаясь в ее меткости и компетентности военного стрелка.

— Откровенная грубость не приносит плодов. Нужно было все урегулировать спокойно и бесконфликтно. Ведь побеждает тот, кто достигает своих целей мирным путем. А так мы все только испортили, — сокрушалась женщина, теряя эмоциональное равновесие.

— Мирным — это как? Подойти и попросить: "Отдайте нам Баки, зачем он вам в виде мороженого?" — ерничал Стив.

Юэль не ответила, но последовала совету: вся дрожа на ходу, она принялась запихивать пистолет в свою маленькую сумочку.

— Поставь на предохранитель, если не собираешься подстрелить нас, как куропаток, — ужаснувшись тому, что вытворяют ее пальцы, мужчина непроизвольно перешел на “ты”.

— Святые небеса! — женщина вдруг застыла как вкопанная. — Ох, конечно! Как же это я… — от волнения она с трудом подбирала слова, из-за чего они выходили медленно, словно под давлением. — Вот здесь? — Юэль неумело покрутила тяжелый ствол в руках и, найдя нечто похожее на предохранитель, сунула оружие под нос кэпу.

— Да, вот этот рычажок передвинь сюда, — покосившись на нее, он одобрительно кивнул.

Когда внутри раздался щелчок, за ним последовал вздох облегчения. Женщине, наконец, удалось вмять его в сумку. Она огляделась вокруг, удостоверилась в приватности, перевела дыхание и выгребла из кармана юбки звонкую мелочь, которая так раздражающе брякала при каждом движении. По привычке пересчитала.

— О, вот это, наверное, и есть "мирным путем" — подкупить их собралась? — заинтересовался Стив. — Так у меня еще десять центов есть. Хватит?

— Это не смешно, — огрызнулась Юэль, отправляя монеты туда, где они составили компанию армейскому Глоку. Ее нервы были взвинчены до предела.

— На-ка пригляди за ним, — с напрягом удерживая накаченное нейролептическими средствами безвольное тело Барнса, Роджерс прислонил его к стене. Ноги еле держали Баки, и он, опершись о гладкую поверхность, потихоньку начал сползать вниз.

— Эй, а вы куда? — крикнула она стремительно удаляющейся фигуре кэпа — Черт! — женщина уперлась руками в грудь Джеймса, чтобы не дать ему свалиться на асфальт. Он безучастно склонил отяжелевшую голову, и Юэль поймала на себе его туманный взор. В этой мутной глубине она прочла бесконечную мольбу и скорбь, после чего мужчина закрыл глаза и окончательно отключился.

Подпирать его больше не хватало сил, руки занемели, и Юэль, заранее набрав воздуха, позволила Джеймсу облокотиться на себя. Как огромный массивный шкаф он навалился на нее плечи, и женщина почувствовала его дыхание у своей шеи, сиплое, но достаточно ровное: вдох-выдох вдох-выдох…

— Нам нужна тачка, — Стив ходил вдоль рядов, рассматривая чужие машины. Автомобили здесь были дорогие и просто приличные: Лексусы, Мерседесы, Инфинити, внушительные джипы и элегантные дамские авто. Но разыскивал среди них он что-то определенное.

Вишневый Форд Куга, новенький и чистый, как будто только что из мойки, стоял на парковочном месте под номером шестьсот шестнадцать между зеленой Тойотой и темно-синим Фольксвагеном. Агрессивная решетка радиатора с шестью углами, дикое обилие хромовых деталей, специальная кожа "виндзор" в интерьере, вставки из алюминия — его-то и искал кэп.

— Бинго! — в предвкушении такой перспективы он ликующе усмехнулся и улыбнулся во весь рот.

— Это ваша? — в полной мере испытывая на себе вес взрослого мужчины, кряхтела Юэль.

— Нет, — односложно ответил Стив.

— А чья? — с подозрением растянула женщина. В душе уже шевельнулось какое-то смутное беспокойство. То ли настораживала сама атмосфера подземного гаража: безлюдный наклонный коридор паркинга, тускло освещенный редкими лампами дневного света, действительно выглядел тревожно, то ли заявляла о себе та самая женская интуиция, предвещавшая еще больший пипец.

— Не знаю, — небрежно отмахнулся мужчина.

— Простите?

— Мы не можем взять мою машину.

— Почему?

— Потому что у меня Харлей. Странная получилась бы картина. Да и острых ощущений на сегодня хватит, согласна?

Юэль неожиданно растерялась, не зная, как реагировать. Воображение невольно попыталось нарисовать такую картину, судя по которой действительно выходила какая-то запредельная бесовщина.

— Но зачем эта? Она слишком броская — такую трудно не заметить.

— Она подходит к моим шнуркам, — обходя машину, Роджерс неопределённо пожал плечам.

Слишком напуганная положением дел женщина уже плохо соображала, где у Стива начинаются и кончаются шутки. Она наивно стала приглядываться к его обуви, когда до нее дошло, что мужчина молниеносно открыл капот и выдрал аккумулятор. Сигнализация не успела даже пикнуть. Поковырявшись немного под крышкой, у него в руках оказался длинный металлический опорный крюк. Решительными движениями он просунул его в прокладку у стекла и, похоже, взламывал автомобиль на полном серьёзе.

— Вы с ума сошли? Вы же не станете красть чужую машину? — яростно шипела Юэль. — Это же настоящее преступление!

— Если в твоем бюро предложений завалялись более нравственные варианты — валяй, выкладывай.

Женщина чертыхнулась себе под нос. Ей пришлось прикусить язык, поскольку таковых у нее не было.

— Не бойся, — отозвался кэп, в последний раз пошевелив крючком. Раздался тихий щелчок, и дверь Форда открылась. — Я сегодня мимоходом познакомился с его хозяином и могу заверить, что в ближайшее время этот красавец ему не понадобится.

— Откуда такая уверенность?

— Ну если верить твоим словам — я сломал ему руку. Определенно день-два мы выиграли.

Юэль обречённо закатила глаза. Ей захотелось ущипнуть себя, шлепнуть по щеке, удариться током, только бы проснуться. Но это был не сон. Это больше походило на дикий спагетти вестерн, сценарий которого создал полоумный писака. И, похоже, Роджерсу все это даже нравилось. Откровенное удовлетворение ярко светилось в его глазах.

Тут послышался приближающийся звук машины. Кто-то ехал по коридору прямо сюда.

— Быстрее, давайте уберемся отсюда, пока никто не заметил!

Из-за поворота показался черный Лендровер. Он замедлил скорость и начал парковаться чуть дальше злополучного Форда. Юэль была в ужасе. Ноги приросли к месту. Она не могла пошевелиться, стояла, не веря в окружавшую ее действительность. А кэп вернул аккумулятор на место, залез в тачку и скрылся под приборной панелью. Через мгновение мотор заурчал низким рокотом, и Форд начал медленно подъезжать к ней.

— Если бы знала, одела более удобную обувь, — пыхтела женщина, помогая заталкивать Джеймса на заднее сидение.

Стив оценил ее стройные ноги в узких лодочках на высоком каблуке и присвистнул.

— Вам кажется это забавным? — оскорбилась она.

— Немного. Но это вовсе не легкомыслие — я взволнован не меньше вашего. И отношусь ко всему происходящему чрезвычайно серьезно. Я просто рад, что обстоятельства сложились именно таким образом. Баки многое для меня сделал. Теперь моя очередь. Да, судьба не была к нему благосклонна и часто несправедливо била под дых. Но когда у меня, наконец, появился шанс изменить это, я не упущу его. Этот шанс — ты, Юэль.

Женщина открыла дверь и перед тем, как сесть, в последний раз огляделась, будто прощаясь со старой жизнью. Сердце колотилось как бешеное, адреналин заливал мозг. Потом она запрыгнула внутрь и, когда за окном замелькали бетонные колонны парковки, а голова слегка закружилась от куража, словно от алкоголя, шумно выдохнула и устало откинулась на спинку сидения. Мягкое, обтянутое красной кожей, оно податливо прогнулось под ней, создавая ощущение комфорта и безопасности (вот что значит дорогая машина).

— Что же я делаю. Я теперь преступница? — приступ паники ушел, сменившись самобичеванием. Юэль вопросительно разглядывала подсвеченный уличными фонарями профиль кэпа, а через мгновение ее выразительные голубые глаза наполнились слезами, она печально склонила голову и тихонько всхлипнула.

— Солгу, если скажу "нет", — Роджерс, коротко взглянув на нее, повернул руль.

Машина послушно вильнула в сторону на узкую улицу. Потом еще два поворота, и дорога превратилась в бесконечное серое полотно шоссе. Женщина почти безразлично смотрела в окно на бегущие деревья и все не могла поверить в случившееся.

— Эй, не стоит переживать из-за порушенной добродетели. В человеке она не одинока — у нее обязательно найдутся соседи. Не грусти, Бонни!

Юэль подняла на мужчину хмурый взор: уж когда-когда, но сейчас очередной подкол был не к месту.

— Послушай, — чувствуя ее недовольство, уже серьёзнее добавил он, — люди нередко раскрываются только во тьме. Часто добро проявляется в критический час, в глубочайшей яме без надежды, без свидетелей, без награды. А наградой за доброе дело пусть служит его свершение.

Какое-то время они ехали молча, пока машина неслась по межштатной автомагистрали. Воцарившаяся тишина казалась какой-то натянутой, пока в районе Аллентауна не начался ливень. Юэль напряженно вслушивалась в малейшие звуки: стук дождя, который напоминал выстрелы резиновыми пулями, скрип кожи на руле под руками, шуршание шин по мокрому асфальту…

— Куда мы едем, — запоздало спохватилась она.

— В Индиану.

— В Шелбивилль? Не слишком ли очевидно?

— Нисколько. Шелбивилль — старый и тихий городок. Убежден, это последнее место, где нас стали бы искать.

— Но стали бы!

— Вряд ли, — отозвался Стив. Вспомнив кое-что, он достал из внутреннего кармана куртки свернутую папку и бросил ей на колени.

Это было досье Джеймса. Полное. Без маркера. Юэль раскрыла бумаги и бегло принялась изучать их.

— Фьюри сказал — это единственный печатный экземпляр с открытыми данными. Вся электронная информация о Баки стирается, — он обратился к наручным часам, — вот прямо сейчас.

Привычно поправляя указательным пальцем сползавшую оправу, женщина перелистывала десятки страниц мелкого текста, а когда наткнулась на знакомую фотографию — правый уголок губ, дернувшись, пополз вверх:

— Это его дом? — вспомнила свои видения Юэль.

— Да. О нем знаю лишь я, Фьюри и теперь ты.

— И Джеймс, — подсказала она.

— Не уверен, — мужчина украдкой обернулся и глянул на Баки. Тот лежал совершенно неподвижно, едва широкая грудь его размеренно поднималась и опускалась.

— До Индианы часов двадцать. Это так далеко! Нужно было хотя бы вещи собрать.

— Чтобы воспользоваться ими в тюрьме? Очнись, Юэль, мы в розыске. Правда, пока он внутренний, поэтому должны успеть проскочить границы штатов. Так что приготовься: ехать еще долго.

Женщина досадно закусила губу. Ноги ныли, зажатые в тесных туфлях. Хотелось есть и спать, и вообще лечь и не шевелиться. Как Джеймс сейчас.

Джеймс очнулся на заднем сидении. Один. Он еще не вполне пришел в себя, когда с трудом всматриваясь через лобовое стекло, заметил безлюдную улицу и табличку с надписью "Sold", которую слегка раскачивал ветер.

В голове крутилась единственная мысль: "Что-то не так". Когда осмотрелся — обнаружил себя в салоне авто, хотя память отчетливо твердила, что он обязан быть в другом месте. Он не должен находиться тут и уж точно не должен был испытывать такую сильную мигрень. Крайнее воспоминание — стандартный укол барбитурата в предплечье, легкий, но приятный дурман после, а дальше дремотное забытье.

Так может это лишь сон? И боль фантомная? Но ущипнув себя, стало ясно — это все происходит наяву и боль настоящая, что повергло его в тупик. Чувство смутной тревоги, ощущение опасности словно сжало плечи, смятение мешало заняться поиском ответов.

— Проснулся?

Стук в окно заставил Баки вздрогнуть. Он вынырнул из размышлений, опустил стекло и сделал попытку улыбнуться Роджерсу. Попытка не удалась.

Джеймс насилу вылез и размял ноги. Шатаясь и придерживая плечо кэпа, он проковылял дюймов сто по подъездной дорожке, ведущей к низкой деревянной ограде, окружавшей старый особняк.

— Ты как? — спросил Стив, притормаживая возле калитки.

— Пить очень хочу, — сипло ответил Барнс.

Кто-то сзади дернул за рукав и сунул в руку откупоренную бутыль с водой. Жадными глотками Баки отпил содержимое. Стало легче. Сделал еще глоток. Допил до дна. Мотая головой в знак благодарности Юэль, он, честно говоря вначале даже не почувствовал вкуса воды. В мыслях тут же щелкнуло: вероятно это все же сон — ну, такой очень реальный сон?

— Где мы? И главное когда: прошлое или настоящее? Что случилось? — очевидные вопросы переполняли Джеймса. Дезориентированный, он заозирался. Инстинкт самосохранения советовал плюнуть на все и рвануть когти как можно быстрее — сбежать, а только потом разбираться. Но плюнуть не получалось — слюны по-прежнему не хватало, рот был сухой как пустыня.

— Погоди, успокойся, не все сразу, — остановил кэп. Его теплая открытая улыбка подействовала успокаивающе. Плечи Баки опустились — он чуть расслабился и доверился другу. — Узнаешь? — Роджерс кивнул в сторону здания.

Старый, но еще довольно прочный дом, сохранившийся с начала прошлого века, смотрел на Джеймса темными решетчатыми окнами и широкой входной аркой.

— Что это? — робко спросил Барнс. Какие-то тонкие нити воспоминаний затрепетали внутри.

— А ты как думаешь? — усмехнулся Стив, и лицо Джеймса вдруг сконцентрировалось, взгляд стал острым; Баки побледнел: он вспомнил.

— Быть того не может!? Не могу поверить! Он все еще стоит? Сто лет здесь не был… буквально!

И уже не замечая яркого солнца, пропуская мимо ушей бодрящий шелест листвы, он стоял и неотрывно взирал на дверь, ведущую внутрь. Медленно, с опаской мужчина подошел к ней поближе, осторожно коснулся рукой, провел пальцами по неровной поверхности, отколупнул ногтем чешуйку краски. Дверь как дверь, небольшая, словно в чулан, то есть обычная для домов того времени деревянная ручка, крепкие петли… Но на деле это была не просто дверь. Она скрывала за собой вход в его прошлое.

— Дом продан? — Баки указал на вывеску.

— Да, — откликнулся кэп, лениво зевнул и потер затекшую шею.

— Кому? — в лице Джеймса промелькнуло разочарование.

— Мне. Я выкупил его, — как между прочим ответил Стив вполне будничным тоном. — Он долгое время пустовал, находясь в собственности твоих дальних родственников. Но несколько лет назад строение все же выставили на аукцион. Я не мог позволить ему уйти с молотка в чужие руки — верил, что еще пригодится.

Роджерс закрыл калитку на крючок, точно приземистый захудалый забор мог спасти от ночных кошмаров, и возле двери под половиком его руки быстро отыскали маленький ключ.

— А самое главное — он в удовлетворительном состоянии. Не обращай внимания на фасад. Ремонта требует, но не к спеху, — передавая кусок холодного, изъеденного ржавчиной металла истинному хозяину, уточнил Стив. — Ну, скажи что-нибудь! Скажи, что рад! — не скрывая эмоций и очень довольный собой, кэп легонько стукнул Барнса кулаком в грудь.

— Я потрясен… — тихо произнес Баки, все еще не веря своим глазам.

— Да, брат, и ты теперь должен мне кругленькую сумму, ха-ха, — подтрунивая над другом, Роджерс расплылся в добродушной ухмылке.

Внутри дом оказался не таким заброшенным, каким выглядел снаружи. В гостиной было тесно, но уютно. Везде порядок, чистота без излишеств и кричащей неуместности. Интерьер был безупречен в своей выверенной гармонии довоенных лет. В углу размеренно тикали, поблескивая бронзой, высокие напольные часы.

— Кто их заводит? — впечатление тронуло брови Джеймса — они приподнялись в ожидании ответа.

— За всем присматривает миссис Вуд — твоя ближайшая соседка в паре миль к северу по шоссе. Чудесная старушка! Я нанял ее сразу, как приобрел здание. За тридцать баксов она согласилась появляться тут раз в месяц и поддерживать порядок, — вытянутой рукой Стив описал полный круг, представляя таким жестом ее труд всеобщему обозрению.

Выцветшие подушечки были аккуратно разложены в креслах и на диване, книги вдоль стен заботливо расставлены по алфавиту, аляповатые обои с пышным цветочным узором, кое-где отстающие от стен, — подклеены скотчем. Юэль вошла последней, закрыла за собой дверь, и всё погрузилось в тишину, как будто весь шум внешнего мира мгновенно отгородился звуковым барьером.

Солнечный свет лился сквозь бреши в обветшалой портьере и мягкими стежками ложился на стертые дубовые полы, высвечивая редкую пыль по углам. Баки миновал гостиную и оказался в усеченном закутке лицом к камину, возле которого стояла кресло-качалка и кожаный пуф, мешавший проходу в темень длинного коридора. Когда глаза немного привыкли к полумраку, он смог разглядеть его стены, густо увешанные фотографиями в резных багетах. Некоторое время мужчина внимательно рассматривал их и размышлял о людях, которые когда-то жили в этом доме. Никого из них он не знал… или не помнил. Но было заметно, как лоб его хмурился, и вся фигура напрягалась в попытках возродить в памяти хоть какую-то деталь, запечатленную на снимках.

— Призраки прошлого? — за спиной поинтересовался кэп.

— Да я просто… В детстве дом был таким большим… — ностальгично отозвался Джеймс. — Верно в детстве все кажется нам большим…

Неспешно он углублялся внутрь помещения, не отпуская взглядом пожелтевшие фотопортреты и зарисовки пасторали в ажурных виньетках.

— Здесь много детских лиц, но я не могу узнать себя. Я ведь тоже есть среди них? — с долей трепетной надежды Баки заглянул в глаза Роджерса, ища в них поддержку.

— Конечно! Вот посмотри, — движением подбородка Стив обозначил одну из карточек, подписанную корявым детским почерком много лет назад. Искренняя и доверчивая мальчишеская рожица на ней глядела прямиком на Джеймса. — Это был твой подарок ко дню матери. Помнишь?

— Все будто где-то в глубине. А на поверхность всплывают только дурные воспоминания. Знаешь, тут по-прежнему царит гнетущая атмосфера. После смерти мамы она так никуда и не делась. Останется внутри навсегда. Так, наверное, и должно быть, и неважно, есть в этом месте кто-то или нет.

Старый дом действительно был наполнен чувством потери и тоской. И не нужно быть особо восприимчивым вектором, чтобы понять это. Тягостные ощущения витали в воздухе, как и сырость; стены ими пропитались.

— Все воспоминания существуют исключительно в нашей голове, — возразила Юэль. — Они не могут существовать отдельно от человеческого разума. Это сигналы подсознания, вещи, которые мы подмечаем неосознанно. Облупившаяся краска, старая мебель, кружевные занавески — мелкие детали, вызывающие ностальгию, и в этом нет ничего сверхъестественного. Просто люди оставляют в мире своеобразный след. Мы все излучаем свои страхи, сожаления и чаяния повсюду, куда бы ни пошли. Этот дом, мистер Барнс, — всего лишь дом. А вместилище воспоминаний — вы сами.

Взмокшей ладонью Баки обхватил горячий лоб, приложил пальцы к вискам и растер их. Он глубоко задышал, пробуя сосредоточиться:

— Я все же считаю, что вы оба и все вот это вот мне снится. Какой-то сюрреализм безумного художника!

— Нет, Джеймс, вы именно там, где стоите, — заверила Юэль.

— Ха! Простите, но за сколько миль мы сейчас от Нью-Йорка?

Женщина распахнула ресницы и невольно потупила взгляд, сама дивясь той огромной цифре, которую они преодолели.

— Вот именно! Этого просто не может быть! — и, размахнувшись, Баки хлестко двинул себя по щеке. Шлепок рассыпался в тишине, и только резкая плоская боль убедила его в обратном.

— Не старайся, все реально, — предупреждая новую попытку самоистязания, сообщил кэп.

Не имея сил от волнения, Барнс опустился на стул и стал соображать, собирая воедино все имевшиеся у него кусочки пазла. Но кусочков откровенно не хватало. Он несколько помолчал, а потом, прокашлявшись в кулак, спросил:

— Может я наконец получу хоть какое-то внятное объяснение происходящему?

Юэль встрепенулась — этого вопроса она боялась больше всего:

— Я должна сказать, — засуетилась женщина, лихорадочно ища ответ, — что нам представился удобный случай для… для … — губы ее искривились принужденной улыбкой, — для изучения и… мы решили, так будет лучше… поэтому мы с мистером Роджерсом позаимствовали… одолжили… взяли в аренду… — корявые оправдания заставляли нервно сглатывать после каждого слова.

— Позаимствовали что? — лицо Джеймса выразило настороженное недоумение, складки на лбу углубились, чем породили в ней еще большее замешательство.

— Почти все было согласовано! — замахала руками Юэль. — Правда немного… эмм…

— Так по какой причине я здесь? Это очередной тест?

— О нет! Мои тесты не заключаются в… в… хотя… — женщина на мгновение задумалась справедливому замечанию и потеребила кончик носа.

— Тогда что происходит? — настороженность начала явственно превращаться в некое подобие паники.

— Мисс высокий каблук хочет сказать, что мы тебя украли. Прямо перед погружением в криосон, — подвел черту Стив.

— Вы… что?? — пересохшее горло свело резкой судорогой, от того наружу вылетел лишь хрип.

— Нам пришлось, у нас не было выбора, — и Юэль вынула из сумочки пистолет, неуклюже кладя его на стол перед Барнсом.

С минуту мужчина неподвижно смотрел на Глок, который потом пренебрежительно отодвинул от себя подальше:

— Знаете, Юэль, на Ян-Майене, к слову зависимом от Норвегии, есть вулкан Беренберг. Незадолго до последнего извержения я восходил к его кратеру — до сих пор это одно из наиболее ярких моих воспоминаний. Он красивый и величественный. И вот смотришь в жерло — потухший, казалось бы ничего тебе не грозит, зато если оступишься — лететь вниз будешь долго и голову в итоге расшибешь. С вами примерно как на том вулкане.

Женщина покраснела, но вывернулась:

— Именно о вашей голове я и хотела бы поговорить.

— Той, которой вы не смогли помочь? — Баки приставил указательный палец к виску, изображая огнестрел.

— Не успела помочь, — поправила она. — Мистеру Фьюри причину я уже объясняла и озвучу снова: вас нельзя было тестировать. Это все равно, что подать глиняный горшок, предварительно не обжегши его в доменной печи. Слишком рано — вы понимаете?

— Допустим. Но почему нельзя было уладить все более тривиально? — осведомился Джеймс, всем корпусом разворачиваясь к кэпу. И Юэль с недовольным видом покосилась в ту же сторону, припомнив Роджерсу свой такой же вопрос.

— Уже неважно, — подпирая стену, Стив пожал свободным плечом.

— Согласна, куда более важным будет закончить начатое…

— Вы меня за дурака держите? — оборвал ее Барнс. — Думаете я соглашусь на продолжение? Я должен поверить, что дамочка с Фэрфилд-авеню угрожала оружием персоналу ЩИТа, угнала автомобиль и проехала половину страны ради продолжения эксперимента? Что истинно у вас на уме?

— Постойте-ка, откуда вам известно, что я снимаю квартиру на Фэрфилд-авеню? — немало озадаченная, спросила Юэль.

Но Джеймс проигнорировал ее удивление, не считая этот вопрос важным. Он твердо намеревался сначала получить ответ на свой.

— Откуда вы знаете про Фэрфилд-авеню? — настойчиво повторила женщина, вцепившись в слова Баки, как собака в кость. — Такие данные я никому не докладывала. Вероятно вы, мистер Роджерс, — она перепрыгнула, — вы знаете? Вы следили за мной?

— Да у меня и в мыслях не было! — Стив отвалился от стены и развел руками, опротестовывая обвинения в свой адрес.

— Не верю! — негодовала Юэль.

— А придется! — сопротивлялся Роджерс.

Слово за слово между двумя завязался нешуточный спор, и за считанные секунды тишина дома отступила, пространство наполнилось бурлящим резонирующим гомоном, в котором потонул главный вопрос Джеймса. Еще пошатываясь, он поднялся на ноги — голова кружилась и малость подташнивало, — но собрав силы, он с пугающим грохотом уронил тяжелый кулак на стол:

— Черт возьми, ответите мне! — грозно потребовал свое Барнс. Он сжал губы. На лице отпечаталось тотальное недоверие.

Его потемневшие глаза упорно впивались в Юэль, заставляя спину покрываться мурашками. Воздух застрял в горле и никак не хотел проталкиваться ни в лёгкие, ни наружу. Она с трудом выдержала этот немигающий взгляд и, сделав выразительную паузу, сдалась:

— Я видела некоторые моменты будущего вашими глазами — это своего рода побочный эффект от способностей. И одно событие в нем весьма и весьма безрадостное. Но именно его продолжением вам суждено стать.

— Что это значит?

— Рассказать не могу. Никому не положено знать будущее.

— А тебе? — недовольно брякнул Стив. Ему бы тоже хотелось знать немного больше того, что обрисовал Фьюри.

— И мне, — мрачно вздохнула Юэль. — Непосильная ноша, потому я больше не практикую. Вы — мое последнее исключение.

— Что если я откажусь? — потирая горло, спросил Джеймс. Гортань першила от каждого слова, словно ее драло наждаком, собственный голос казался чужим и шершавым. Он подошел к раковине, открыл кран, налил воду в стакан и залпом осушил его.

— Вы не можете. Это предопределено.

— И вы конечно же ни на йоту не приоткроете завесу тайны?

— Ни на унцию, ни на пол йоты.

— Хорошо, предположим, что располагая информацией куда большей, чем кто-либо, почему бы не подстелить матрас, чтоб не больно было падать? Или это противоречит каким-то законам бытия? — кэп рельефно вскинул бровь. — Как насчет "эффекта бабочки"?

— Вы сейчас говорите о популяризованном мифе, мистер Роджерс. На самом деле все работает с точностью до наоборот — почти как хроноклазм.

— Да брось! Хроноклазм — научная фантастика.

— Научная — да, но не такая уж и фантастика. Проблема в том, что мне представились лишь малые части витража. Картина в целом же абсолютно неясная. Но совершенно точно одно: если по какой-то чудовищной и экстраординарной причине этот человек, — женщина ткнула пальцем в Барнса, — не окажется в определенном месте и в определенное время — боюсь, нам всем крышка.

Баки выслушал то, что казалось ему полнейшей нелепицей, скептически хмыкнул, о чем-то задумавшись, а потом внезапно разразился заливистым хохотом, притягивая к себе внимание.

— Джеймс? — настал черед Юэль. — Теперь вы мне скажите, откуда вам известно про Фэрфилд-авеню?

— Хм, даже не знаю как сказать, — признался мужчина, — но мне кажется, что я тоже кое-что видел, — отсмеявшись, он снова сел на стул и откинул голову на высокую спинку. — Только теперь понял, что это было. О боже! Всю ночь после вашего ухода я мучился, подбирая этому смысл.

Еле сдерживаясь, Барнс наскоро обтер ладонью лицо, прогоняя остатки смеха.

— И что это было, Джеймс? — теребя на шее кулон, вид женщины отражал испуг. Гнетущая тяжесть нависла над сердцем. Она не исключала, что тоже могла оставлять следы в чужом сознании, но чтобы…

— Да, это было будущее, увиденное вашими глазами.

— Вы видели мою квартиру?

— И даже чуть больше…

— Чуть больше — что? Что вы видели, Баки? — Юэль нетерпеливо цедила сквозь зубы. Было заметно, как у нее закипало внутри. Глаза выдавали женщину с потрохами.

— Я видел себя в вашей квартире, — "в вашей постели", если быть точным, но этот пикантный момент Джеймс предпочел умолчать, виновато улыбнувшись

— И…

— И больше ничего. Я спал. На диване. В гостиной, — слукавил мужчина, внутренне довольный тем, что все встало на свои места. Он уж думал, что сходит с ума, имея нечто интимное с самим собой.

— Но как это возможно?

— Вы мозгоправ, не я. Вот и разбирайтесь.

— Мне надо отдохнуть, — деревянно ответила Юэль. — Я не ела, хочу спать, мне нужно время, — и, цокая каблуками, она устало поднялась по лестнице, чтобы разыскать пригодную для того комнату.

На часах половина девятого, не так давно рассвело, а Юэль уже сидела в лучах августовского солнца у распахнутого окна и штудировала страницы досье Барнса. За стеклами изящных очков ее глаза, упорно блуждавшие среди сочленений букв и цифр, казались еще более выразительными, но удрученными: с каким бы напряжением она не вчитывалась — мысль о грядущем не давала покоя. Женщина с ужасом понимала, что не может ни на что повлиять, что сюжет и судьбы не выдуманы, и всё, что она видела, по сути, уже произошло, а ей просто дали возможность знать это наперед.

— Насколько он стабилен? — прогревая кувшин для кофе под струей горячей воды, спросил Роджерс. Так напиток, по его мнению, остывал бы медленнее, а аромат раскрывался полнее.

— Внутри Джеймса я постаралась создать временный блок. Только учитывая последствия позавчерашнего дня, трудно сказать, во что они выльются в ближайшем будущем, — пожала плечами Юэль.

— Но ведь можно как-то определить его состояние без датчиков и вне лабораторных стен?

Женщина отвлеклась и задумалась, задержавшись на пожухлой от жары листве огромной липы. В самом деле, на практике постоянно возникают трудности в оценке таких пациентов за пределами клиник и без персонала соответствующих учреждений. Что определяет их состояние и тяжесть? Каков спектр вероятных осложнений? Какие должны быть принципы терапии с учетом коморбидности, длительности и кратности приема препаратов, их дозировок, порядка лабораторного и инструментального контроля? На основании чего формулировать диагноз? Список вопросов был большой и его можно было продолжать еще долго.

— Передай-ка мне во-он ту банку, — Стив указал на смятую жестянку в углу кухонной полки рядом с Юэль.

— Это кофе? — покрутив в руках проржавевшую емкость и принюхавшись к ней, поняла женщина. — Какая-то совсем довоенная банка…

— И кофе тоже, — залихватски подмигнул кэп, высыпая из нее бурый порошок.

Юэль брезгливо скривилась, как будто в рот прыснули чем-то горьким.

— Эй, не все так плохо! — наткнувшись на скептичный взгляд, ободрил Роджерс. — Во время Второй Мировой в пайке солдат появился вот такой растворимый кофе, который быстро стал популярным, — как только чайник закипел, кэп залил кипяток, уронил туда пару ложек корицы, посыпал перцем и принялся настаивать специфичную жижу.

— Он почти совсем не пахнет тем, чем должен пахнуть, — потянула носом женщина и удрученно вздохнула. Да-а, это варево стал бы пить разве что тролль, да и то с похмелья. Кажется, оно было недостойно даже самого последнего забулдыги и уж точно не чета тому, что заваривала Юэль по утрам в своей маленькой уютной квартирке на Фэрфилд-авеню. Однако ей так хотелось есть, что она была готова даже такой "эликсир" в желудок залить.

— Ну, кофе для американцев никогда не был ритуалом, каким он является для итальянцев или, скажем, турок. Скорее это способ взбодриться и быстрее проснуться. Именно поэтому американский кофе не про аромат, а про эффект, — попробовал выгодно представить свой фирменный продукт кэп. — Да ладно, не переживай, он тут от силы пару лет стоит. Может уже не совсем тот вкус и запах, и удовольствие, похоже, вряд ли доставит, но больше пока ничего нет.

— Как и подходящей одежды, — Юэль рачительно прикрыла колени подолом единственной футболки, найденной в доме. — И наличных денег …

— Не нужно пугаться материальных проблем — они всегда решаемы, поверь мне. Поговорим лучше о планах. Что будешь делать с ним дальше? — Роджерс, не глядя, мотнул головой в сторону коридора, в конце которого располагалась комната, где спал Баки. — Каковы шансы вернуть ему себя?

Кэп шумно отхлебнул дымящийся напиток, слизнул пену с верхней губы, расслабленно завалился в кресло, заложил руки за голову и воодушевленно уставился на Юэль. Как будто не было никакого похищения, сломанного носа и угона авто, как будто они приехали на курорт, а не пустились в бега. Он поражал ее своим умением сопротивляться стрессам. Эта простота и легкость немного раздражала, но она скорее была родом оттуда, откуда была уверенность и решительность действий в критических ситуациях и без сомнений была основана на огромном жизненном опыте, которым не могла похвастаться женщина.

— В случае мистера Барнса все зависит от количества и степени фаз программирования, — Юэль деликатно, с отставленным мизинцем, пригубила кофе, но обожглась перцем и помахала ладонью перед раскрытым ртом. — Фу, дрянь какая! — напускной аристократизм как ветром сдуло. — Тебе серьёзно нравится это пойло?

— Вкуснятина! — лаконично заявил Стив.

Да уж, только герой, кажется, был способен одолеть эту бурду.

— Давай к сути. Если говорить языком обывателя — что получается?

— Я попытаюсь восстановить его истинную личность. Но в полном объеме, боюсь, сделать это уже невозможно, принимая во внимание сколько фаз зомбирования она прошла.

— И сколько же? — неожиданно раздалось в глубине коридора.

Кэп выглянул из-за широкой спинки кресла: Барнс пристроился в тени арочного проема, прислонившись к стене плечом, и весь обратился в слух.

— Простите, Баки, не знала, что вы нас слышите, — Юэль подняла глаза и споткнулась о насмешливо вздернутую бровь Джеймса.

— Это очень старый дом, стены тут толстые и добротные, а вот двери сильно рассохлись — щели между досками шириной в палец! Но вы продолжайте, — входя в пространство гостиной, он с хрустом расправил затекшее ото сна тело.

— Нет смысла мусолить тему. Она довольно сложная, витиеватая, требует тонкого подхода, и определенно не с нее стоит начинать такое чудесное утро, — вязла женщина в отговорках.

— Что? Страшитесь моей нестабильности? — Барнс повернулся к другу, вложив в вопрос больше сарказма, чем следовало. — Со мной все в порядке. Честно. Я прекрасно выспался, впервые за долгое время в моей голове ясно как никогда. И я хочу знать… Нет, пожалуй, имею полное право знать, что делают с такими, как я!

В воздухе ненадолго повисла липкая тишина, прерываемая лишь шуршанием занавесок на легком ветру. Мужчина заметил кофе, наполнил треть чашки и с блаженным выражением лица выплеснул себе в рот.

— М-м-м, корица и перец — знакомый стиль!

Джеймс налил еще половину, покатал очередную порцию на языке, проглотил, одобрительно качнул подбородком...

— Ну, чего замолчали? — внезапно подначил он. — Публика внимает и желает знать подробности, — едкий сарказм уступил место иронии. Мужчина выжидательно посмотрел на Юэль дружелюбными глазами, когда та, копаясь в словах, подбирала наиболее подходящие, чтобы менее болезненно ударить по душевным ранам. Несмотря на его мягкий взгляд, она чувствовала себя как олень под прицелом.

— Эм... Ну прежде чем триггерные слова смогут включать в человеке режим "уби...", то есть "ликвидатора" — сначала нужно реализовать некоторые, скажем так, безнравственные технологии.

Двумя пальцами женщина потянулась к переносице, пытаясь поправить очки, которые и так были на месте, и принялась говорить, словно стояла на кафедре перед студентами:

— Первая фаза — разрушение личности. И степень разрушения напрямую зависит от преследуемых целей. В данной фазе у объекта разрушают представления о том, ЧТО есть реальность, между делом отключая защитные механизмы его психики. Стандартно этого добиваются путем лишения сна, изменения рациона и распорядка приема пищи, ограничивают выбор. Но в нашем случае, — она указала на Джеймса, — добивались более глубокого разрушения, используя полную промывку мозгов и очистку памяти от всего лишнего. Потом следует практика мозгового электрошока...

Джеймс вдруг поперхнулся и закашлялся, позже заверил, что все в порядке и попросил не отвлекаться. Но, глядя ему в глаза, Юэль показалось, что она прикоснулась к лезвию меча, настолько остро теперь он вперил в нее свой взгляд.

— Эм... Что ж, далее происходит словесное кодирование: объекту постоянно воспроизводят запись необходимого внушения, которая содержит кодовые слова, для эффективности заодно подвергая действию болевого шока. Во время закрепления объект накачивают наркотиками и нейролептиками, подавляющими его свободу, и параллельно ведут долгие разговоры, по которым определяют усвоенное внушение. Затем, после всех процедур начинают отрабатывать активацию, произнося в нужной последовательности список определенных триггерных слов или, как это называют, триггерных механизмов, которые медленно открывают каждую часть сознания, что, полагаю, вы и сами знаете. Достаточно?

В голодном животе Юэль одновременно заворочался противный кофе. "Стоит затолкать кэпу его рецептурную идею так глубоко… в бессознательное, насколько это возможно! Не-ет, такое законодательно следует запретить к приготовлению: мало того, что гадость, так еще и на странные мысли наводит", — мелькнуло в голове женщины.

— Вы что-нибудь можете довести до конца, Юэль?

Сказано это было изрядно грубо и при других обстоятельствах целесообразно даже оскорбиться, но женщина проглотила досаду, прекрасно понимая, в каком запутанном моральном состоянии Барнс находился прямо сейчас, что переживал и какие огромные несчастья таил в себе.

— Будь по вашему. Вторым шагом идет замена личности, то есть навязывание новой, которая должна заполнить собой образовавшуюся пустоту. Подопытным рассказывают, что внешний мир есть хаос, как он мерзок и жесток…

— А разве это не так? — бледное лицо Джеймса чуть дрогнуло раздражением, серые глаза сощурились и укололи женщину. Он вскинул голову, выпрямился и подошёл к окну, подставляя себя солнцу.

— Отнюдь, Баки. В мире много прекрасных действ и вещей. Но вас принудили оставить вне сознания этот факт. Насаждая ложные мысли и определения, враг тем самым сузил ваше видение. Например, думая, что "мир без-образ-ен" — вы освещаете для себя лишь эту сторону бытия. То есть ту часть мира, которая не имеет образа, которая в них не оформлена и ее вы не видите. Так, рассуждая привычным для себя образом, ставя те или иные оценки, вы уже сами сужаете свой мир до размеров игольного ушка.

Юэль на секунду остановилась, интуитивно замеряя степень напряжения в комнате. Она рассматривала Джеймса в профиль и быстро заметила, что легкая дрожь в губах выдает его. Деталь незначительная для кого угодно, но не для нее, никогда ничего не упускавшей из виду. Он нервничал и пытался это скрыть.

— Есть еще что-то? — спросил мужчина, задержав дыхание в ожидании ответа.

— Последняя фаза. В ней происходит замораживание новой личности. После введения в сознание человека иной системы убеждений новой личности необходима устойчивость. С этой целью дается некое важное дело, а укреплению способствует наделение новобранца другим именем, смена привычной одежды, прически, языка общения и прочее. Можно сказать, что на этом все.

— Как чертовски пессимистично! — наконец выдохнув, подвел черту Барнс. — Большую же возню затеял Фьюри. И меня постоянно мучает вопрос: зачем?

— Все просто: ты ему нужен, — ответил Стив.

Баки слегка растерялся, но дальше выяснять не стал — помрачнел только.

— Нечто крупное намечается. Фьюри собирает команду и ты в ней.

— На кой дьявол ему сдалась мало полезная часть меня, — Джеймсу вдруг стало стыдно за свою ограниченность, и он опустил глаза.

— Ну не кисни! Больше чем кому-либо ты нужен мне! И нужен радостный и счастливый, а не страдающий и недовольный. Остальное уже собирают по чертежам Старка, — тормошил друга кэп, не давая тому утонуть в трясине печали.

— Старк? Он в деле?

— Да, Баки. Ну и странная же это штука — жизнь! Никогда не знаешь, какой сюрприз она тебе состряпает! Вам придется зарыть топор войны на время. Ну или хотя бы прикопать его. Чуть-чуть припорошить, — в своей манере веселился Стив. — Но есть одно условие.

— Пока код не будет деактивирован вернуться в команду я не смогу? — глухим надтреснутым голосом пробормотал Джеймс.

— Так точно, — сочувственно хлопнул его по плечу Стив.

* * *

Все-таки лето всегда заканчивается слишком быстро, а последние дни, как назло, ускоряются еще больше, будто бегут бегом. Взору уже предстало зрелище осеннего очарования Шелбивилля, хотя на дворе по-прежнему был август. Юэль немного постояла босиком на колкой траве, вспоминая, как радовалась майским листочкам на деревьях еще совсем недавно. А теперь по темно-зеленому ковру ветром перекатывались первые желтые листья.

— Привезти его сюда было правильным решением, — женщина нашла Роджерса в маленьком домике на заднем дворе, оплетенным каким-то вьющимся растением вроде плюща. — Здесь все дышит глубинными воспоминаниями, это значительно облегчит задачу, — она поправила вновь надетую блузу и разгладила юбку.

Старые вещи, сломанные игрушки, фотоальбомы, виниловые пластинки и потрепанные книжки — кэп озабоченно перебирал забытые сокровища и выглядел возбужденным.

— Каждый шаг был правильным, Юэль. Я лишь сожалею, что именно тебя втянули во все это, но искренне верю, что никто не справится лучше, — он хаотично передвигался по скромному помещению, заглядывал во все углы и дыры. Создавалось впечатление, что Стив что-то искал и никак не мог найти.

— Поздно сожалеть, дело сделано. Движемся дальше, — незаметно вздохнула Юэль, — Ты что-то конкретное ищешь? — женщина подняла с пола стамеску и повертела в руках, как бы впитывая пальцами ее тепло, историю и смысл. Скорее всего, этот сарайчик раньше служил мастерской, потому как много столярного инструмента валялось под ногами.

— Здесь где-то должна быть коробка с монетами. Невзрачная такая. Я раз приметил ее, а потом…

— А-а, решаешь материальные проблемы, — поддела Юэль.

— Именно.

— Знаешь, совершенно неожиданно я поняла, что это твое второе призвание.

— Эй, полегче! Не умничай! В нашем трио монополией на шутки владею исключительно я, — порывшись еще немного, Роджерс наконец просиял: за завалом ветхих газет он обнаружил картонный тубус, доверху набитый монетами. — Стоп-стоп! — предвидя очередную остроту, поспешил Стив, едва женщина раскрыла рот. Судя по вспыхнувшим искрам в ее глазах, она явно хотела съехидничать, однако, встретив в нем укор, эту идею оставила.

— Сам знаю, как это будет выглядеть. Но ты тоже голодная, не так ли?

Вынужденная капитулировать, Юэль кивнула. Кэп вынес копилку на крыльцо дома, сел на ступеньку веранды и потряс с волос пыль. Утренний воздух был ещё чист и прозрачен, несмотря на то, что близился знойный полдень.

— Продолжишь сегодня?

— Да, Джеймс уже готовится.

— Я все хотел спросить: что было в той записке, которую передала Ванда?

— Ничего особенного, просто я оставалась у нее в долгу.

— Большой, выходит, долг! Прям обуза, раз согласилась вернуться к своим скелетам.

— Верно, источник постоянного беспокойства для его владельца, — хмыкнула женщина.

— Расскажешь?

— Не-а, — Юэль широко и довольно улыбнулась, а потом резко потухла. — Есть кое-что, что ты, наверное, должен бы знать. Когда я показывала Фьюри отрывки будущего, касаясь его виска, я нашла нечто странное в его голове.

— "Нечто" — в значении один. Значит, там и что-то нормальное бывает?

— О, перестань паясничать! Это не смешно, — ее лицо стало необычно серьезным, — Стив, у тебя тоже есть код активации ...

— Надеюсь, работать вы настроены? Дальше откладывать нельзя! — с принципиальным видом и громко стуча каблуками, Юэль деловито прошлась по кухне, стараясь держать спину, чтобы казаться выше, чем есть. Но по глазам Джеймса было ясно — мужчина совсем не готов достигать каких-либо результатов. Похоже, он все еще был погружен в собственные мысли, будто рухнувшие в прошлое. Подперев щеку кулаком, он слегка склонил голову и разглядывал обстановку вокруг, придавленный тяжестью впечатлений.

— Поразительно! — тихо восхищался Барнс. — Впервые за все годы я вижу, как меня окружает что-то настоящее! Каждая стена, каждый угол дома — это как увидеть знакомое лицо и понять, что оно, оказывается, постарело. Посмотри на этот массивный стол, — мужчина заботливо потер пыль с шершавой поверхности. — Его смастерил мой отец. За ним когда-то собиралась вся семья. Теперь он хромает на все ножки сразу. А та выщербленная чашка, из которой ты сегодня пила? Единственное, что осталось от большого праздничного сервиза на восемь персон! У любимой маминой вазы надколота ручка, — он указал на противоположную полку, — этого не помню, наверное, уже после меня, а декоративную тарелку из Тампы явно склеили.

Прикрыв глаза в обрамлении подрагивающих ресниц, Джеймс обратился к окну, откуда били яркие лучи солнца и пахло медовой сладостью липы.

— А еще оно… — едва заметно двигались его губы.

— Окно? — удивилась Юэль и устремила взгляд в ту же сторону. Свежий ветер почти на цыпочках ласково трепал шторы с красными розами, так подходящими к пестрым кухонным обоям.

— Оно очень красивое. Я люблю окна.

— В них есть что-то особенное для вас? Почему, Баки?

— Потому что в лабораториях их нет. Но если найдется одно — обязательно будет наглухо забито решеткой. Люди не понимают, как это здорово — элементарно подойти к окну, отворить ставню, выглянуть на улицу…

И с этим было не поспорить: раздольное окно с верандной рамой и большим подоконником, на котором при желании можно удобно устроиться, открывало обзор во внутренний двор. Сквозь него все кругом заливалось солнцем так, будто бы водой наполнили стеклянный сосуд: свет отражался повсюду, высвечивая мелкие пылинки, плавающие в воздухе. Они кружились в неторопливом своеобразном танце, пока женщина не разрушила его, вернувшись за стол и усевшись напротив Джеймса.

— Мистер Барнс, вне всякого сомнения, мне очень жаль вероломно украденные у вас годы, но нам нужно продолжать. Это важно! — она подтолкнула к себе папку с делом и, раскрыв ее, спрятала что-то под мягкой картонной обложкой. — Я не умею поворачивать время вспять и не могу устранить все ухабы вашей прошлой жизни, но могу сделать вас сильнее для нынешней. Если позволите, расскажу, как можно это сделать. Ведь сила вам теперь потребуется не только физическая, но и моральная, для того, чтобы не останавливаться и не сдаваться на полпути. Вы со мной солидарны, Джеймс?

Не отрываясь от окна, Баки ничего не ответил, лишь рассеянно кивнул.

— Замечательно! — удовлетворилась Юэль. — Тогда вы помните, на чем мы остановились?

— Не вполне, — мужчина озадаченно поскреб подбородок, который с момента их знакомства уже успел зарасти легкой щетиной.

— Недавно я затронула начальную часть кода. Вы знаете это слово? Помните его?

Каверза вопроса, наконец, привлекла его к собеседнице. Он переключил внимание и сменил выражение лица, стоило злополучной теме вновь предстать перед ним во весь рост. Теперь глаза его смотрели серьезно и цепко.

— Одно из… как это называется? Мнемонический ряд?

— Именно. Можете его произнести?

Джеймс напрягся. Он заерзал на стуле, попеременно переводя взгляд с Юэль на Роджерса и обратно.

— Не нервничайте, Баки. Сами себя активировать вы не имеете возможности — это противоречило бы инструкции по использованию.

— Ха, звучит, будто он миксер! — Стив даже фыркнул от внезапно разобравшего хохота. Он уже широко растянул губы, когда отсмеяться сполна ему помешала недовольная гримаса Юэль, выражавшая очередной решительный протест его неистощимому чувству юмора:

— Скажи честно, тебе доплачивают за приколы?

— Нет. Но зря, согласна? — кэп все еще подрагивал от остатков смеха.

— Господи-Боже, сделай одолжение, оставь нас! — не найдя остроту забавной, возмутилась женщина.

— Да без проблем! Пойду выйду. Все равно хотел прогуляться: этот холодильник полон глубокой скорби, — закрывая пустую морозильную камеру, с достоинством отпарировал Родженс и скрылся из виду, прихватив куль звонких монет, найденных в мастерской.

С пол минуты после того, как за ним захлопнулась входная дверь, Джеймс сидел неподвижно, зависнув на абстрактной точке, потом взгляд его ожил и исполнился любопытства:

— Уже перешли на "ты"? — мужчина скупо ухмыльнулся и чуть дернул плечом.

— Ну, сравнительно маленькое и тесное пространство автомобиля часто подчиняет находящихся в нем своим правилам, где "вы" перестает быть уместным, — отозвалась Юэль, листая досье в поисках нужных ей сведений.

— А я могу получить такую же преференцию? Вы ведь были ко мне еще ближе — вы были у меня в голове! В прямом смысле.

Неудобное замечание Барнса застало врасплох и привело в замешательство. Она почувствовала, как щеки ее снова выкрашиваются маковым цветом, но на сей раз терпеть очередную провокацию была не намерена:

— Почему, Джеймс, вы все время заставляете меня краснеть?! — рассерженно призналась Юэль.

— Просто вам идет. Вот и все, — пояснил мужчина и немного откинулся назад. — Румянец делает вам одолжение: с ним вы выглядите живой и настоящей. А для меня, видите ли, роскошь иметь общение с человеком. Не с ученым, военным или безумцем, или… Проклятье! — Баки порывисто растрепал волосы на затылке, — бывало, когда все и сразу в одном ублюдке! — он сжал кулак, борясь с мимолетным желанием треснуть им обо что-нибудь. — Вот только огорчает, что вы все еще сторонитесь меня, от того продолжаете держать дистанцию.

— Это неправда, — с натянутой улыбкой уверенно заявила женщина, сцепила ладони в замок и прижала их к животу.

— Правда. В этом плане вы прекрасно владеете собой, не вздрагиваете и не хмуритесь, но каждый раз, когда между нами расстояние прилично сокращается, у вас слегка дергается мышца на лбу — вот тут, — кончиком пальца Барнс показал чуть выше своей переносицы, — почти незаметно, словно хотите свести брови, но в последний момент отступаете.

И в доказательство мужчина привстал, наклонился вперед, сократив и так небольшое расстояние разделяющего их стола:

— Ты меня боишься? — с непонятной интонацией уточнил он и посмотрел несколько вызывающе.

Туман его серых глаз стал более сизым, непроницаемым, точно грозовое небо. Пытливые и колючие — они вдруг застыли на ней, сбивая с толку. То ли насмешливость, то ли презрение — было там нечто такое, чего Юэль еще не видела прежде. Она могла бы прочесть в них вопрос, но казалось, что за этим вопросом следует неприкрытая угроза. Да и само лицо Джеймса приобрело какую-то статичность. Невозможно было догадаться, что спряталось под этой маской.

Прикусив нижнюю губу, женщина озабоченно соображала, что ответить. Мысли ее шевелились как привязанные к дереву ленточки, свободными концами брошенные в текущую воду. Она подумала, что ее страх перед ним Баки сейчас развернул, как фантик на леденце. И теперь защиты никакой. А может, в этом и был расчет? Но истина являла собой слишком очевидное: разрушительный, опасный и вместе с тем притягательный — он был тем, кого она отнесла бы к категории очень нежелательных клиентов. Прощупав единожды, таких Элизабет Нолан обычно в работу не брала.

Тем не менее, отнекиваться было бы глупо, обижаться — еще более нелепо. Его обвинения всецело справедливы. Быстро же он ее раскусил! И Юэль сдалась, решив, что лучше всего сказать как есть:

— Хорошо, — вздохнула женщина и перешла на ты, потому что выкать уже надоело, ну и он сам так решил. — Хочешь объясниться? Что же, давай, Джеймс! Признаю: я тебя боюсь. Ведь неизвестность и непредсказуемость всегда пугают, не так ли? А находясь рядом с тобой, я будто хожу по минному полю, не зная, где мина подорвется, где — нет. Это все время держит в некотором напряжении, заставляет колебаться над каждым словом и жестом. В общем и целом, я тебе не доверяю.

— Как и я тебе! — грубо одернул Барнс, пытаясь найти место собственной руке. Бесстрастная маска, скрывавшая его эмоции вдруг раскололась вдребезги, обнажая накопленные боль, обиду и гнев. Мужчина явственно ощутил, как в груди потихоньку разгорается удушливый жар, и, подпитываемый им, сдавил кулак. — Знаешь, обычно твои коллеги сбегают от меня в ужасе и с полными штанами. Но сделаю тебе комплимент — ты вовсе не похожа на предыдущих. Свои аргументы ты строишь в соответствии с мужской логикой, что сильно выбивает из колеи. Сперва меня смутило это твое обличье, — Баки выразительно смерил женщину взглядом, — оно более чем привлекательно, не скрою. Однако теперь оно все больше пугает из-за выпершей честности ее обладателя.

Категоричный тон Джеймса напитался обвинениями, и в какой-то момент Юэль даже стало некомфортно, словно она была виновата в чем-то.

— А что насчет тебя? — принимая вызов и пристально взирая, как бы проникая ему в самое нутро, спросила женщина. — Что насчет твоей честности, Баки? Кто ТЫ? — встречный корректив позволил ей перехватить инициативу и развить интригующую тему.

По изнуренному лицу тут же пробежала тревожная зыбь. Мужчина обреченно опал плечами; он опустился на свой стул и неосознанно начал трясти ногой под столом.

— Наверное… может быть… полагаю, я человек, которому не повезло, — подбирая наиболее точное определение, не сразу ответил Барнс. Видно было, что ему самому непросто дается этот разговор. Да и пускаться в долгие пространные объяснения совсем не хотелось, но выбора не оставили:

— Меня замораживают, размораживают и замораживают вновь. Я просыпаюсь в разных годах, в разных эпохах и странах, и все это прыгает передо мной бесформенными рваными кусками, оставляя трудно объяснимое ощущение несовпадения всего. Представь себе каково это, когда нет больше чувства размерности, нет привязанности, постоянное осознание чуждости всему и везде, где бы не оказался. Будто реальность утекает сквозь пальцы. Я в каком-то тупом отчаянии! И мне кажется, что еще немного, и я потеряю рассудок!

Паника по новой овладевала им. Мужчина нервно провел пятерней по своим темным, слегка вьющимся волосам и принялся барабанить костяшками по столу:

— Мне придется снова погрузиться во все это дерьмо? — без надежды спросил он.

— Да, Джеймс, только возьми себя в руки, — смягчилась Юэль, до того не имевшая представления как безмерно витиеват и сложен его случай. С другой стороны, что она вообще знала о нем, кроме рабочей информации в досье? Та жалкая совокупность часов, которую они успели провести вместе, ушла далеко не на изучение его мироустройства. Это было знакомство другого рода.

— Насколько будет больно и неприятно?

— Погружение обычно происходит через яркую эмоциональную стимуляцию. Чем она ярче, тем быстрее ты попадаешь туда, куда мне нужно.

— Что значит "эмоциональная стимуляция"?

— Помнишь нашу первую встречу?

— Помню, как ты отплясывала джигу в моем воспаленном разуме, — сухо сообщил он. — Еще помню как был взбешен. Как кровь вскипала… как скручивались жилы, суставы хрустели… И что-то хрупкое и слабое билось в руке, — целый рой соображений разом хлынул на Баки, накрывая почти с головой.

Он плотно сомкнул веки и попытался справиться с одолевающей яростью. Получалось плохо, внутри начинало трясти. Изо всех сил мужчина стремился ничего не воспринимать, но одновременно ощущал гораздо больше того, что есть на самом деле. Он старался не показывать виду. Только Юэль видела все. И это была отнюдь не та реакция, которую она ожидала от него получить в начале сеанса:

— Посмотри! Посмотри на меня, Джеймс! Сделай глубокий вдох и задержи дыхание! — испугалась женщина, спеша пресечь зачатки дисконтрольного поведения.

От неожиданного предложения у него вырвалось раздраженное:

— Зачем?

— Успокойся, прошу тебя! Вдохни. Так надо. Просто сделай.

Но ему теперь не так-то просто было успокоиться: смятение и растерянность постепенно переходили в ту стадию, когда уже сложно остановиться, но еще соображаешь, что делаешь. В серых глазах уже свирепствовало еле сдерживаемое пламя: Джеймс был по-настоящему зол, и то, на кого он злился, бесило его еще сильнее.

— Не могу, не получается! — стиснув зубы, почти выкрикнул он.

И тогда Юэль поняла, что все же придется пойти на бОльшие уступки, чем раньше, а значит, переосмыслить уже установленный ею невербальный барьер, сделав его более тонким, более интимным и, как следствие, неприлично сократить дистанцию. Собрав волю и остатки смелости, женщина подвинула стул ближе, гораздо ближе, почти вплотную, настолько, насколько никогда бы не отважилась до сего момента, и Джеймс почувствовал, как одна горячая ладонь мягко прижалась к его щеке, а вторая опустилась на дрожащую кисть.

— Расслабься, — чуткие пальцы плавно перемещались к его шее. — Сделай один очень протяженный вдох, посылая воздух на предельную глубину легких, прямо до диафрагмы, — голос ее был кроток и тих. Он пробрался во все отдаленные закутки души и получил невероятный отклик, точно эта женщина была самым родным и близким ему человеком.

Джеймс поддался нежности и вдохнул, осязая, как приятно занемели шейные мышцы. Волнующие прикосновения, дурманящие, усыпили инстинкты. Казалось, никогда еще он не испытывал такого наслаждения. Юэль могла бы сейчас взяться за нож, приставить его к горлу Барнса, и он бы даже не шелохнулся. Он целиком находился в ее руках и совершенно при этом не боялся умереть.

— Теперь очень медленно выдыхай и расслабляй с выдохом тело, — секунд через пятнадцать попросила она.

Мужчина сделал, как было велено, и напряжение, превратившее его мышцы в камень, отпустило их.

— Еще раз, — скомандовала Юэль. — Вдох… И выдох… Вдох… И выдох… Ну как, легче?

Да, она была права, это помогло. Джеймс остывал, частично приходя в себя.

— Я понимаю твой страх: cам порой боюсь себя. Но больше всего я боюсь, что в процессе эксперимента с остальными воспоминаниями придет и безграничное чувство вины, которое будет рабским ярмом висеть на мне до самой смерти. Боюсь, что не осилю ношу, — лицо его исказилось отчаянием.

— Страх — нормальное явление, Баки, — Юэль, наконец, убрала руки, вернув ему самообладание. — Не боится только мёртвый. И если не можешь от своего страха убежать, то надо встретить его и сквозь него пройти. Надо сделать его незначимым, затолкнуть подальше, забыть о нем. А вместо него сосредоточится на чем-то другом, более важном, чем страх. Это и есть смелость, понимаешь? Смелость — это не отсутствие страха, он никуда не девается. Смелость — это сосредоточенность на чем-то более важном, чем страх. Я не имею права перекраивать твои воспоминания и не могу заставить забыть, но могу изменить твой взгляд на прошлое. Как ты на это смотришь?

Джеймс так внимательно слушал, будто она открывала ему великие тайны. Пока она говорила, злость и ярость окончательно покинули его лицо, и оно приняло задумчивое выражение, а в глазах мелькнула странная подозрительность:

— Если уж снова собираешься лезть ко мне в голову, нам стоит сразу условиться на берегу: отныне я не хочу видеть рядом психолога, психиатра, психотерапевта или кого-то ещё. Я хочу, чтобы это была ты, конкретно ты, Юэль, — мужчина обратил к ней весь свой взор. — Сними туфли.

— Что?! — чрезвычайно удивилась женщина, смущенная низким, приглушенным и в то же время настойчивым тоном Барнса.

— Сними свои туфли. Пожалуйста, — без тени стеснения вежливо повторил Джеймс.

— А что с ними не так? — забеспокоилась Юэль и недоуменно покосилась на свои ноги в черных лаковых шпильках.

— Слишком вульгарная длина. Они как символ власти и самоутверждения: возвышают одних, чтобы подавлять других. Но ты не в офисе, не в кабинете, здесь нет камер и лишних глаз. И хочешь в открытую? Какой бы высокой ты ни хотела казаться, вопреки своему уродству, я все равно крупнее и выше тебя. Так что выбрось это никому не нужное притворное моральное превосходство. Ты сама убеждала, что для достижения результата нам надо доверять друг другу.

Тут он ее уел. Сметливость Джеймса и тонкость чутья донельзя изумили женщину. Возразить было нечего. Но про себя она отметила: как быстро и грамотно он применил то, что узнал от нее против нее же самой. Умен, ничего не скажешь.

Юэль послушно сняла тесные туфли и ступила на прохладный плиточный пол. Про то, что ещё минуту назад ноги гудели, она совершенно забыла, испытав приятную лёгкость.

— Вот теперь мы на равных, — мужчина с одобрением воспринял ее уступчивость.

— Доволен?

— Да.

— Мы можем продолжать?

— Да, теперь можем. И я помню первое слово — это тоска. Но почему не помню остальных? Я столько раз слышал… я же должен знать их, разве не так?

— Они спрятаны, Джеймс. Так было спроектировано. По плану ОНИ должны контролировать тебя, а не ты их. Теперь ты помнишь первое — это хорошо. Значит, теперь ТЫ управляешь им. Давай по очереди достанем каждое и постараемся подчинить себе?

Преодолевая свои опасения, Баки нехотя согласился, не очень решительно кивнув в ответ.

— На этот раз обещаю работать без напора, — приметив в нем долю скептичности, поспешила заверить его Юэль и виноватым жестом вытянула ладони вверх. — Попробуем воздействовать на тебя через хеморецепцию — или обоняние. Тебе известно, что обоняние — это самое древнее чувство в структуре человеческого восприятия? Оно напрямую связано с лимбической системой, — проще говоря, той областью мозга, где обрабатываются эмоции, — пояснила женщина. — То, что мы нюхаем, непосредственно влияет на них, и таким образом запахи могут помочь нам скоординировать поведение.

Она на секунду отошла от стола, сняла с полки ту самую жестянку и, предварительно откупорив крышку, поставила перед Барнсом.

— Мы опять будем пить кофе из этой контуженной банки?

— Не пить — дышать. Тебе нравится запах?

— Он многое навевает.

— Тогда оставим его здесь. А теперь проанализируй этот предмет, — Юэль вытащила из-под папки стамеску и протянула Джеймсу. — В твоем досье есть одна интересная запись о том, что ты неплохо управлялся со столярным инвентарем. Так ли это?

— Не уверен, но, кажется, отец учил меня… — мужчина покрутил инструмент в руке.

— Прекрасно! Опиши его. Какой он?

— Да самый обыкновенный. Небольшой, но увесистый, плоский и длинный, заточен под тридцать градусов для снятия фасок, — неожиданно для себя вспомнил Барнс.

— А еще?

— Эм-м, он старый, должно быть уже тупой и весь ржавый.

— Ржавый! Правильно! Он РЖАВЫЙ, — восторженно всплеснула руками женщина и осторожно, как бы между прочим, коснулась мужского плеча. — Но что для тебя есть "ржавый", Джеймс? — проскользила Юэль ниже к предплечью.

— Ржавый — есть непригодный, — от ее теплого прикосновения Баки стало трудно дышать. — Никому не нужный. Брошенный и забытый, — потеряв крепость голоса, еле прошептал он, но и эта малость стоила ему огромных усилий.

— Ты прав: стамеска ржавая, от такой нет проку. Но стоит привести ее в порядок: убрать налет, заострить, отшлифовать, и у нее появляется второй шанс на жизнь. Закрой глаза и вообрази этот процесс, — вкрадчиво сказала женщина, обняла своими проворными пальцами мужское запястье и…

И снова поплыла темнота. Тишина. Безмолвное величие пустоты, мгновенно гасящее любой посторонний звук и делающее невозможным любой разговор. Только голос, один единственный и уже хорошо знакомый голос вторгался в сознание Джеймса, чтобы сопроводить в новое путешествие по очередным воспоминаниям. Потянулись часы совместной работы. А пока мужчина безвольно качался на волнах прошлого, Юэль разрешила себе тайком получше рассмотреть его.

С виду он был всего лет на пять ее старше, но досье говорило об обратном. Точный возраст Барнса женщина не знала: почему-то дата рождения в его деле нигде не значилась, как бы не терзала она несчастную папку.

Невзирая на увечье, тело Баки выглядело сильным и несгибаемым. В его жилистой широкоплечей фигуре ощущалась потрясающая выносливость, связанная не столько с физическим здоровьем, сколько с суровостью и беспринципным упорством. Да, теперь становилось ясно, от чего с этим парнем никто не хотел связываться.

Почему тогда она заинтересовалась им? Он ведь изрядно напугал ее — почти придушил! Также Юэль знала, что он был убийцей. Но чем дольше женщина изучала его лицо, тем меньше верила в то, что это правда. Бледное, осунувшееся — оно все равно оставалось волевым, решительным и твердым, и никак не вписывалось в ее паноптикум злоумышленников.

Но больше всего Юэль привлекали его выразительные, четко очерченные губы, приподнятые в уголках рта. Решив, что смотрит на них слишком долго, пока бедолага проходил через эмоциональный ад, женщина пристыдилась, испугавшись собственных фантазий. Тем не менее, она должна была признать, что мужчина был весьма привлекателен, настолько, что ей пришлось заставить себя отвернуться.

— Я слышу твои мысли, Юэль. Ты очень громко думаешь, — произнес вдруг Джеймс и загадочно прищурился.

Обнаружив, что утратила над ним контроль и села в лужу, женщина поспешила объясниться, но тут звякнул уличный колокольчик, следом скрипнула входная дверь, неестественно пахнуло черемухой, запершило в горле и немного засвербило в носу. Внезапно Юэль почувствовала, как сильно мужчина сжал ее кисть. Она бросила короткий взгляд на Баки. В одно мгновение он изменился до неузнаваемости: глаза потемнели от гнева и снова стали яростными и злобными, губы вытянулись в жесткую тонкую линию, разрезав лицо поперёк.

— Джеймс? — с опаской позвала она, но мужчина уже не слушал. Одним быстрым и грубым движением он отшвырнул ее в сторону, едва раздался выстрел над головой