Это страх, а не призрак (который оставляет меня в покое) (джен)

Четыре года спокойный и тихий.

Хантер становится на колени во дворе рядом с матерью, тычет в щелкающие лилии, которые она пытается вырастить, и хихикает, когда кто-то кусает его за палец. Его отец наблюдает за ними обоими через заднюю дверь. Он усмехается, когда Хантер хватает ком земли и роняет себе на голову. Они оба с любовью смотрят на него, когда он играет.

Это не его родители.

Хантер сделан из крови и костей; чешуя селькидомуса и галдорстоуны. У него нет родителей. Но это люди, в чьих руках он был оставлен. Значит, это люди, которые его вырастили. Он никогда не знал ничего другого.

Когда мать Хантера рисует в воздухе зеленый круг над покосившимся стеблем пурпурного цветка, он выпрямляется, щелкая лепестками. Хантер рисует в воздухе свой собственный невидимый круг, подражая движениям своей матери, когда он с почти комедийным упорством смотрит на очередной умирающий цветок. Ничего не происходит, конечно. Ничего никогда не происходит. Он смотрит на свою мать, и она делает то же грустное лицо, что и всегда, когда он пытается творить магию.

— Продолжай играть, — говорит она, вставая на ноги. — Я принесу нам перекусить.

Она идет к задней двери, а Хантер удовлетворенно засовывает руки в грязь, ухмыляясь, когда выкапывает особенно аккуратный камень. Ухмылка исчезает, когда он слышит позади себя голоса родителей.

— Нам нужно смотреть правде в глаза, — говорит его отец. — У него нет магии.

— Я знаю, — говорит его мать.

Она звучит смешно, как будто говорит в свои руки. Печальное лицо прокрадывается в ее голос, и Хантеру тоже становится грустно.

— Как мы отправим его в школу? Где он найдет работу?

Отец переводит дыхание, собираясь ответить.

Затем стена взрывается.

Все в цвете и шуме, пыли и тьме, волшебстве в воздухе, в ушах и на языке. Кусок кирпича врезается ему в плечо; он кричит от ужаса и боли, когда она разрывает его рукав. Он зовет свою мать. Он зовет отца. Его крики поглощает хаос. Когда Хантер спотыкается о маленькие ножки и тянется к чему-нибудь, кому-нибудь, чтобы поддержать его, его пальцы смыкаются вокруг толстой белой ткани. Он смотрит вверх; он отступает.

Там стоит мужчина. Вспышки цвета и света наполняют воздух за его головой. Он носит золотую маску. Это страшно, и оно смотрит на него большими черными глазами, но прежде чем Хантер успевает закричать, мужчина в нем подхватывает его на руки.

— Я собираюсь помочь тебе, — шепчет он.

Хоть его голос и приглушен, Хантер слышит его ясно, как божий день. Внезапно, страх исчезает, потому что кто-то здесь, чтобы спасти его, здесь, чтобы все исправить. Он зарылся лицом в шею этого странного человека, трясясь, как лист на умирающем дереве.

Свистящий звук и вспышка света, и вдруг они где-то в новом месте. Где-то в полутишине, разделенной между полной тишиной и ровным ба-бам, ба-бам, ба-бам громкого, громкого сердцебиения. Хантер поднимает голову. Он в такой большой комнате, что едва может видеть потолок, с длинным зеленым ковром и высоким золотым троном. Плохие звуки исчезли, сменившись потрескиванием пламени, освещающего эту массивную комнату. Рука Хантера болит; когда он смотрит на нее, она вся мокрая и красная. Он вцепляется мизинцами в ткань плаща незнакомца и начинает всхлипывать.

— Нет нужды плакать, — говорит мужчина, прижимая руку к спине Хантера. — Теперь ты в безопасности.

В безопасности от чего? В безопасности от кого? Что это за место, кто этот человек? Его родители сказали никогда не разговаривать с незнакомцами. Он извивается, и рука сжимает его крепче.

— Я собираюсь помочь тебе, — снова говорит мужчина этим мягким убаюкивающим голосом. Это голос, который говорит, что все будет хорошо. Несмотря на боль, Хантер верит в это. — А ты, в свою очередь, можешь помочь мне. Что ты думаешь об этом?

Хантер перестает извиваться. Он любит помогать. Он помогал в саду прямо перед тем, как пришел сюда. Он снова всхлипывает, тихо, и кивает головой.

"Хороший" человек ставит его вниз. Он не реагирует, когда Хантер задыхается при виде массивного бьющегося сердца позади него, застрявшего в стене между десятками пересекающихся труб. Это ужасный оттенок зеленого, который означает, что что-то заболело.

— Ч-что?..

Хантер указывает на него, сбитый с толку и испуганный, но прежде чем он успевает что-то сказать, мужчина встает между ним и сердцем. Он становится на колени, снимая при этом маску, открывая старое, старое лицо.

— Я твой дядя, Белос, — говорит он. — Я позабочусь о тебе.

Почему? — спрашивает Хантер.

У него уже есть кто-то, кто о нем позаботится — два человека. Они, вероятно, ищут его прямо сейчас; они, наверное, волнуются. Этот человек менее чужой, чем был минуту назад, и он гораздо менее страшен без маски, закрывающей его лицо, но разве Хантер не должен спросить обо всем этом своих родителей? Куда они делись?

Дядя Белос не дает ему времени задать хоть один из его многочисленных вопросов.

— На Кипящих островах есть очень опасные ведьмы, — говорит он. — Они практикуют так называемую дикую магию. Они забрали у тебя родителей, — Он делает паузу, позволяя Хантеру осознать.

— Забрали? — повторяет Хантер.

— Забрали, — подтверждает дядя. — Ты больше не увидишь своих родителей. Он наблюдает, как в широко распахнутых глазах Хантера вспыхивает огонь. — Но я могу защитить тебя от этих диких ведьм, и вместе мы сможем дать им отпор. Ты бы хотел это?

Хантер качает головой вверх и вниз. Он вытирает нос тыльной стороной ладони. Кровь стекала к его запястью.

— Чудесно.

Дядя Белос снова поднимается, возвышаясь над маленьким мальчиком у его ног. Это большое, большое сердце продолжает биться за его спиной, когда он протягивает руку в перчатке, чтобы Хантер взял ее. Ба-бам, ба-бам, ба-бам.

— Начнем?