День Святого Валентина (гет)

У небольшого отеля, расположенного на окраине Руана, остановилось такси, из которого вышел англичанин, одетый в длинное дорогое пальто. То, что это был англичанин, любой житель города определил бы за версту — слишком уж сосредоточенный и отстраненный был у него вид, чтобы он мог сойти за выходца из континентальной Европы. Плотнее закутавшись в пальто (хоть погода для середины февраля и была довольно теплой), он уже собрался было подняться по ступенькам на крыльцо и пройти в отель, как вдруг его окликнули.

— Мсье?

Обернувшись на голос, он замер на полпути. Длинные изогнутые брови слегка приподнялись в знак удивления, когда он понял, что его окликнул мальчик лет десяти.

— Да? — по-французски спросил он.

Мальчик подошел ближе и, пристально глядя ему в глаза снизу-вверх, проговорил:

— Какие новости из Ватикана?

Стороннему наблюдателю подобный вопрос мог показаться несколько гротескным, но он отреагировал на него с пониманием — его брови разгладились, и он даже чуть расправил плечи.

— Говорят, папа Римский опять смотрел футбол, — сказал он.

Секунду мальчик молчал, после чего кивнул.

— Следуйте за мной, мсье.

Не дожидаясь ответа, он пошел по улице и вскоре скрылся за поворотом. Помедлив несколько секунд, мужчина сунул руки в карманы пальто и последовал за ним.

Они шли около пятнадцати минут, после чего мальчик остановился у четырехэтажного многоквартирного дома. Нырнув во двор, он вернулся в тот момент, когда мужчина уже собирался последовать за ним.

— Держите, мсье, — он вывел на улицу старомодный велосипед.

Губы мужчины изогнулись в ироничной улыбке.

— Вы это серьезно, молодой человек? — в его голосе промелькнула насмешка.

Мальчик не улыбнулся.

— Здесь все, что вам нужно знать, — он сунул ему в ладонь помятую бумажку и снова исчез в подворотне.

Качая головой, мужчина прислонил велосипед к стене и развернул бумажку. За несколько секунд он запомнил изложенное на ней сообщение, а затем сложил ее и спрятал во внутренний карман пиджака. Усмехнувшись велосипеду, он все-таки забрался на него и, оттолкнувшись, бесшумно заскользил по ночному городу.

Поездка продлилась около получаса и закончилась уже за городом. Съехав с главной дороги, он некоторое время петлял между деревьями и полями, пока наконец не очутился у небольшого домика. Сойдя с велосипеда, он снова усмехнулся. Все было совсем как в какой-нибудь детской сказке, вроде «Гензеля и Гретель», только вместо следования хлебным крошкам была ночная поездка на велосипеде. Почти в духе французского Сопротивления.

Оставив велосипед у ограды, он прошел к домику и, слегка помедлив, зашел внутрь. Предварительно стучать он не стал — он знал, что в этом не было никакой необходимости.

Домик был одноэтажным. Слева располагались гостиная и кухня, справа — спальня и ванная комната. Свет не горел нигде, но ночь была ясной, поэтому ориентироваться в помещении можно было и так.

Оставив в прихожей пальто, он прошел в спальню. Дверь была открыта, и он остановился на пороге.

— Весьма впечатляюще, мисс Адлер.

Маленькая женская фигурка вышла чуть вперед — из-за того, что в комнате было темно, можно было подумать, что она появилась прямо из стены.

— Я тоже рада вас видеть, мистер Холмс, — в ее голосе слышалась улыбка. — Я знала, что вы не оставите меня в одиночестве в этот праздничный день.

Шерлок сунул руки в карманы брюк и, пройдя чуть вперед, уселся на ручку ближайшего к двери кресла.

— Праздничный день? — вопросительно повторил он. — Не знаю, о чем вы.

— Сомневаюсь, что это так, — Ирэн лукаво на него посмотрела и села на кровать. Струящийся из окна лунный свет эффектно обрамлял ее темное вечернее платье.

— Ваше право, — отозвался Шерлок. — Вы же знаете — такие вещи я не замечаю.

— Нет на свете того, что вы бы не замечали, мистер Холмс, — она слегка повела плечами, не сводя с него взгляда. — Пусть даже это глупый и банальный день Святого Валентина.

Он усмехнулся.

— Глупый и банальный. Звучит как моя характеристика.

— О, я уверена, что это не так, — Ирэн покачала головой. — В вас нет ни грамма глупости или банальности. Просто вы не привыкли… выходить из своей зоны комфорта.

— Вот как, мисс Адлер? — Шерлок с интересом на нее посмотрел. — Значит, вы думаете, сегодня я вышел из своей зоны комфорта?

Впервые за этот разговор она на секунду изменила своему непринужденному настрою. Она уже собиралась что-то сказать, как Шерлок внезапно поднялся и прошел к дальней прикроватной тумбочке, той, что стояла под окном. Ирэн в некотором замешательстве проследила за ним, и когда он, открыв двойное дно в нижнем ящике, достал оттуда бутылку вина, она уже не думала о том, что должна скрывать свое удивление.

— Когда вы успели это провернуть? — кажется, у нее вылетели из головы все заготовленные сценарии развития этой встречи. Теперь, как и в далекие прежние времена, она вновь ощутила лишь жгучее любопытство, перемешанное с восхищением. — Как вы узнали, я же…

— О, мисс Адлер, вы снова меня недооцениваете — я почти оскорблен, — он закатил глаза и поставил бутылку на стол. — Я мог бы подробно пересказать вам цепочку моих логических рассуждений, но вы же вряд ли пошли на такие ухищрения, чтобы слушать мою нудную болтовню?

В темной комнате глаза Ирэн сверкнули ярким, почти мистическим огнем, и на секунду он ослепил Шерлока, словно прожектор. Это явление полностью противоречило законам физики, и его описание звучало как полная бессмыслица, но Шерлоку было все равно.

— Вы правы, мистер Холмс, — Ирэн встала и, сделав шаг ему навстречу, мягко взяла его ладони в свои. — Я пришла вовсе не за этим.

Шерлок больше ничего не сказал. Притянув ее к себе, он со всей не свойственной англичанину страстностью впился в ее губы.

* * *

Спустя несколько часов, когда уже наступило утро, Шерлок оделся и вышел на улицу. На часах была половина шестого — слишком рано для того, чтобы разгадывать преступления, но в самый раз для того, чтобы достать из примыкающего к дому сарая оставленную там заначку. Какой бы ослепительной ни была Ирэн, один недостаток у нее все же был — она всегда забывала взять с собой их любимый сыр, когда они оба испытывали в нем жизненную необходимость.

Достав из сарая контейнер с едой (кроме сыра, Шерлок предусмотрительно запасся ее любимыми шоколадными конфетами и баночкой оливок), он несколько секунд постоял на улице, прежде чем вернуться в дом. Он был в рубашке и брюках, и без пальто в февральское утро ему было чертовски холодно, но в данный момент он настолько упивался тем, что был жив и мог наслаждаться жизнью, что искушение было слишком велико. Кто бы мог подумать, что он в кое-то веки последует совету Джона. «Ты хоть знаешь, как тебе повезло?» Да. Теперь знает.

Вернувшись в дом, он достал из кармана пальто небольшую продолговатую коробочку и только после этого прошел в спальню. Оставив еду на столе, он сел прямо на пол, в изножье кровати, и оперся о нее затылком.

Через несколько минут он почувствовал сзади шевеление. Видимо, поняв, что его не было рядом, Ирэн определила его местоположение по запаху. Завернувшись в одеяло, она села, а в следующую секунду уже снова растянулась на кровати.

— Ну и зачем ты принес с собой этот ужасный холод?.. — она уткнулась носом в его волосы, а потом зевнула и положила голову на сложенные впереди ладони.

— Разве это не моя работа — приносить с собой холод? — слегка повернувшись в ее сторону, поинтересовался Шерлок.

— Боже, конечно, нет, — пробормотала Ирэн. — Кто тебе только такое сказал — твой жуткий брат?..

Шерлок усмехнулся и ничего не ответил.

— И вообще — сколько сейчас времени? — Ирэн снова зевнула. — Куда ты ходил в такую рань?

— За завтраком, разумеется. А еще за этим, — он положил принесенную коробочку на кровать рядом с ней.

Ирэн сузила глаза. Приподнявшись на локтях, она взяла коробочку и осторожно ее открыла.

— Какая красота… — прошептала она. Внутри лежал инкрустированный алмазами серебряный гребень. — С каких пор ты стал таким расточительным?..

Шерлок фыркнул.

— Хочешь сказать, раньше я был скупердяем? Брось, Ирэн — кому, как не тебе знать повадки этих богатых и знатных особ. Убережешь их от скандала, и они с радостью расстанутся с какой-то частью содержимого своего кошелька. Не все, конечно, но многие. Это я приобрел после того, как помог члену парламента вернуть фамильную драгоценность. И если ты думаешь, что я все потратил на эту вещь, вынужден огорчить — остаток средств ушел на ремонт в комнате Рози.

— Рози… — проговорила Ирэн. Легонько погладив украшение, она закрыла коробочку, после чего не без тревоги посмотрела на Шерлока. — Как они сейчас?

Он передернул плечами.

— Живут дальше. Что еще остается?

Ирэн помолчала немного.

— Ну а ты? — все-таки спросила она. — Как ты?

Шерлок ответил не сразу, но она дала ему время. Она уже давно поняла, что порой он нуждался в нем больше остальных.

— Поначалу было… непросто, но это уже позади, — тихо сказал он. — Мы с Джоном снова раскрываем преступления, поэтому думать о сантиментах времени нет.

— Верно, — проговорила Ирэн. Она не видела полностью его лица, но понимала: уже то, что он произнес вслух эти два предложения, было равноценно маленькому событию. Придвинувшись ближе к нему, она уперлась подбородком в кровать, почти касаясь его плеча, и опустила руку. Расчет оказался верным — Шерлок поймал ее ладонь и переплел их пальцы.

— Скажи мне, какая она? — тихо попросила Ирэн. — Твоя сестра.

Он ждал, что она об этом спросит, но все равно это до сих пор звучало… непривычно.

— Она… очень проницательна, — Шерлок долго подбирал слово, а когда произнес его вслух, понял, что оно прозвучало почти как лукавство. — Да нет, это все ерунда. Она уникальна. Феноменальна. И то, как она чувствует мир… Я лишь начал понимать ее мироощущение. До каких-либо конкретных результатов еще далеко.

— Результатов?.. — повторила Ирэн.

— Ну да, я… Я хотел бы, чтобы она хотя бы в небольшой степени сумела… осмыслить, где находится ее место в этом мире. Если бы она поняла, что может на меня рассчитывать, что я всегда приду ей на помощь, это стало бы первым шагом на пути к прогрессу, каким бы он ни был.

— Понимаю, — промолвила Ирэн. — Но ты рад, что она появилась в твоей жизни?

Она заметила, как быстро он ответил.

— Да, — Шерлок кивнул. — Когда я узнал об Эвр, очень многое стало… понятнее. Исчезли…

— Трещины в лупе? — незаметно улыбнувшись, проговорила Ирэн.

— Да, верно, — он снова кивнул. Видимо, он не вспомнил, откуда была эта цитата. Все-таки Шерлок Холмс никогда не переставал ее удивлять.

— Что ж, я рада, что твоя жизнь изменилась к лучшему, — вслух сказала Ирэн. — И спасибо тебе за подарок и за… этот день.

А вот теперь она ясно почувствовала пробежавшее по его телу напряжение. Ирэн поняла, что инстинкты не обманули ее, когда Шерлок осторожно развернулся, чтобы видеть ее лицо, и слегка сжал ее ладонь.

— Ты же знаешь, нам необязательно… ограничивать наши отношения только этим, — он внимательно на нее посмотрел.

На уровне рефлекса Ирэн захотелось отпустить его руку, но что-то удержало ее, и она просто подняла голову, опираясь о кровать свободным локтем.

— В этом твое уязвимое место, мистер Холмс, — промолвила она, не поднимая глаз. — Вечный романтик.

— Разве нежелание отпускать лучшее, что было в моей жизни, можно списать на романтизм? — резонно вопросил он.

Ирэн рассмеялась было, но ее смех растаял на полпути.

— Как ты себе это представляешь, Шерлок? — проговорила она. — Ты же знаешь, что в Британии я персона нон-грата. Стоит мне только ступить на английскую землю, твой брат…

— Забудь про моего брата. Он тоже изменился. И тоже поменял приоритеты. Если я с ним поговорю, он не сможет нам не помочь.

— Шерлок… — Ирэн прикрыла глаза и на сей раз отпустила его руку, садясь на постели. В комнате вдруг стало холодно, и она плотнее закуталась в одеяло — столь целомудренных жестов она раньше за собой не замечала.

— Ты же понимаешь, какой это риск? — она покачала головой, как бы осуждая его наивность. — Столько людей желает мне смерти — ты не сможешь продолжать вести тот образ жизни, к которому ты привык.

— А может быть, я больше не хочу вести этот образ жизни? — он привстал и сел на кровать рядом с ней. — Может быть, я хочу быть с тобой?

— Зачем тебе быть со мной…

— Потому что я люблю тебя.

Ирэн застыла. Ее в буквальном смысле слова прошиб холодный пот. Она забыла, когда ей в последний раз говорили эти слова.

— Шерлок… — потрясенная, она посмотрела на него, едва не уронив одеяло. Он смотрел прямо на нее, и Ирэн поняла, что он никогда в своей жизни не был так серьезен. Она пыталась узнать в нем черты того «надломленного», «зацикленного на себе» эгоиста, с которым она познакомилась несколько лет назад, но все было тщетно.

— Шерлок… — повторила она.

— Ирэн, я не хочу тебя терять, — прямо сказал он. — И я не хочу жить вдали от тебя. А еще мне неприятно думать, что одним прекрасным утром я проснусь на какой-нибудь ферме в Сассексе, где компанию мне составят одни лишь жужжащие пчелы, и все, что мне останется, это выть от одиночества.

— Ты никогда не останешься один, — она покачала головой. — Джон…

— Ирэн, ты же понимаешь, что я не о Джоне говорю, — прервал ее Шерлок. — Вовсе не о Джоне. И не о брате с сестрой. А о тебе.

Ирэн грустно улыбнулась и опустила глаза.

— Кто ты, и куда ты дел Шерлока Холмса? — проговорила она.

Эта фраза не произвела на него особого впечатления.

— Мне показалось, ночью ты была вполне… счастлива именно с этим Шерлоком Холмсом, — заметил он. В его голосе не было упрека, и от этого Ирэн стало еще горше.

Около минуты они просто сидели, и никто из них не говорил ни слова. Было так тихо, что они услышали, как где-то вдалеке, в лесу запела птица.

— Подумай об этом, ладно? — Шерлок встал и поцеловал ее в волосы. — А сейчас давай позавтракаем, хорошо? Умираю от голода.

— Хорошо, — машинально и слегка запоздало кивнула Ирэн. Взяв со стола принесенный контейнер, Шерлок прошел на кухню, и вскоре она услышала, как он начал готовить завтрак.

* * *

Через два с половиной часа возле отеля Руана, где вчера произошел разговор между мальчиком и англичанином в дорогом пальто, остановилось такси, в которое сел тот самый англичанин. По его лицу, как и по лицу многих его соотечественников его социального статуса и положения, ничего нельзя было прочитать. А тем временем в небольшом домике за городом женщина удивительной красоты вновь взяла в руки коробочку с украшением, которое он ей подарил. Только сейчас она заметила, что там тоже было потайное дно. Открыв его, она обнаружила небольшую карточку, на которой было написано всего одно предложение:

«Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти».

Майкрофт Холмс устало прикрыл глаза и опустился на скамейку. От шума у него всегда начинала болеть голова. Зря он все это затеял.

Ему повезло, что он вообще об этом вспомнил. Точнее, разумеется, ему напомнила Антея. Ненавязчиво и деликатно, одним вопросом, заданным как бы мимоходом. «Сэр, мне отправить букет цветов на ваш адрес, или вы доставите его сами?» В непонимании приподнятая бровь. «Что вы имеете в виду?» Никакой годовщины или важной даты он не пропустил, в этом он был уверен. «Букет цветов для вашей невесты, сэр. Сегодня день Святого Валентина». Растерянный взгляд человека, застигнутого врасплох, длящийся всего мгновение. «Нет, спасибо. Я сам об этом позабочусь». «Как скажете, сэр».

День Святого Валентина — что это вообще было такое? Как ему нужно было себя вести? Он не имел ни малейшего представления. Он любил Молли, совсем недавно сделал ей предложение, так что они уже готовы были стать мужем и женой, но как с этим был связан день Святого Валентина, Майкрофт решительно не понимал. Однако он знал, что Молли наверняка приготовила ему подарок, а это означало, что он должен был подарить ей что-нибудь в ответ. И он знал, что было бы несправедливо и нечестно поручать это кому-то другому. Он сам должен был выбрать ей подарок, как делал это всегда. Другого Молли просто не заслуживала.

Поэтому сейчас он, возможно, впервые за последние двадцать лет находился в торговом центре. Для человека его склада ума и характера это было равносильно поездке на другую планету, но Майкрофт почему-то выбрал именно этот путь. Возможно, из-за природного холмсовского упрямства и подспудного желания идти наперекор всем, но, скорее всего, просто из-за того, что он хотел доказать себе: Молли не будет несчастна, если выйдет за него замуж. Ради нее он может приспособиться. Ради нее он может пойти на жертвы. Ради нее он даже потерпит этот ужасный гомон, который в детстве едва не спровоцировал у него паническую атаку. Майкрофт помнил это смутно (это случилось еще до рождения Шерлока, поэтому воспоминания были расплывчатыми), но, если судить по нынешним ощущениям, в этом был определенный смысл.

Разумеется, как городской человек, впервые оказавшийся в африканских джунглях, в торговом центре Майкрофт сразу же потерял ориентир. Он бродил по этажам, размышляя, что можно бы было подарить Молли, но эти мысли почему-то не приводили к появлению побудительных импульсов, ведущих к покупке подарка. К своему легкому удивлению, Майкрофт понял, что Молли всегда радовалась любому его подарку. Ее очень просто было сделать счастливой. А он… Он не знал, как нужно было вести себя, когда все было так просто.

Вернувшись в реальность, Майкрофт понял, что сидит напротив цветочного бутика. Продавщица, молодая девушка не старше двадцати пяти лет, в ожидании покупателей читала книгу. Это обстоятельство сразу же привлекло внимание Майкрофта — книга была старой, выпущенной еще в пятидесятые годы. Названия было не разобрать, но он был знаком со многими изданиями той поры, и по внешнему виду определил роман Чарльза Диккенса. Судя по всему, это были «Большие надежды». Майкрофт и сам очень любил эту книгу. Легкость, с которой происходили события выдуманного мира, всегда вызывала у него тихую грусть. В реальной жизни все было гораздо сложнее.

Пока он размышлял над этим феноменом, девушка заметила его взгляд. Отложив книгу, она встала и, улыбнувшись, сделала несколько шагов ему навстречу.

— Ищите подарок ко дню Святого Валентина, сэр?

Майкрофт вздрогнул, но быстро пришел в себя.

— Вы правы, — он встал и подошел к выставленным впереди бутика вазам с цветами. — Только я в этом деле безнадежен, — не без улыбки признал он.

— Не могу согласиться, — продавщица покачала головой.

— Почему же? — Майкрофт почувствовал легкую заинтересованность.

— Потому что, будь это так, вы зашли бы в первый попавшийся цветочный магазин, в спешке купили бы первый попавшийся букет и с облегчением вздохнули бы, довольный тем, что все-таки не забыли сделать подарок вашей любимой. Но вместо этого вы уже полчаса ходите по торговому центру и размышляете о том, что порадует ее больше всего. Такое отношение свидетельствует о чем угодно, только не о безнадежности.

— Почему вы решили, что я уже полчаса здесь хожу? — теперь он был почти заинтригован.

— Потому что вы дважды прошли мимо моего магазина, — последовал ответ. — Даже Диккенс не является достаточным предлогом для того, чтобы пренебрегать обязанностями, — она закатила глаза.

Майкрофт не смог сдержать усмешки.

— Что ж, я впечатлен, — он чуть склонил голову. — В таком случае… — он вопросительно на нее посмотрел.

— Мелоди, — подсказала она.

— Мелоди, в таком случае, может быть, вы дадите мне совет, чтобы я не проходил здесь следующие полчаса? Для меня и моей… невесты это первый день Святого Валентина, и я… в некоторой растерянности.

— И все же она уже ваша невеста, — заметила продавщица. — Как и в прошлый раз — что угодно, только не растерянность.

— И тем не менее, — промолвил Майкрофт. Ему не хотелось думать о том, как легко эта девушка обращала внимание на те аспекты его жизни, в которых сам он продолжал сомневаться.

— Хорошо, — она кивнула и, вернувшись к столу, у которого сидела до этого, достала оберточную бумагу. — Расскажите мне о вашей невесте, и я подберу букет. Какая она?

Майкрофт задумался. Он знал ответы на девяносто семь процентов вопросов, когда-либо волновавших человечество, но вопрос, заданный цветочницей, принадлежал к оставшимся трем процентам. И все же…

— Добрая, — молвил он. — Красивая. И… неравнодушная.

— Весьма ценное качество, — заметила продавщица. Подготовив бумагу, теперь она размышляла над тем, какие выбрать цветы.

— Да, она… всегда приходит на выручку, если попросить ее о помощи, — проговорил Майкрофт. — И ничего не просит взамен. Так, собственно, мы и познакомились. Она помогла моему брату. А потом помогла мне.

— И что в таком случае означает ваш ей подарок? — выбрав несколько роз, продавщица положила их на стол и повернулась к другим цветам. — Что вы хотите им сказать?

— Наверное, то, что без нее мне не хочется жить, — Майкрофт сказал именно то, что думал, но почему-то это не прозвучало слишком напыщенно или даже вульгарно.

— Сильно сказано, вы так не думаете? — отдаленно в ее голосе слышалось сомнение.

— Но это правда. Она самый дорогой человек в моей жизни. И она придает смысл моему существованию. Я не хочу жить без нее.

Выбрав все нужные цветы, девушка начала аккуратно заворачивать их в бумагу. Она не смотрела на него, и Майкрофт понял, что, будь ее поведение и ее отношение к нему другим, он никогда не произнес бы вслух таких слов.

— А что же ваша невеста? — не отрываясь от своего занятия, спросила продавщица. — Она тоже не хочет жить без вас?

Майкрофт ответил не сразу — слишком важным был вопрос.

— Я думаю… Я думаю, да, — наконец сказал он. Это было неожиданно — сам себе он никогда бы в таком не признался. — Она много всего пережила, а со мной… она в безопасности. Я думаю, для нее это очень важно.

К его некоторому удивлению, продавщица кивнула.

— Каждый человек должен чувствовать себя защищенным. И настоящая любовь — одна из редких вещей, которые могут это дать, — она закончила заворачивать букет и протянула его Майкрофту. — Что-нибудь еще?

Он посмотрел на букет. В основном это были розы, нежных пастельных цветов. Не зря продавщица попросила его рассказать о Молли — букет действительно очень точно отражал ее характер.

— Спасибо, я думаю… — Майкрофт окинул взглядом бутик. — Я думаю, раз уж сегодня день Святого Валентина, дайте мне еще того плюшевого медведя, с сердечком.

— Охотно, — цветочница рассмеялась. Майкрофт знал, о чем она подумала — детская игрушка совсем не вязалась с его строгим обликом. Ну и пусть. Молли она точно понравится.

— Благодарю, на этом все, — Майкрофт забрал у продавщицы подарочный пакет, в который она положила медведя, и подал ей купюру. — Сдачи не нужно.

— Спасибо, сэр, вы очень добры, — она кивнула, пряча деньги в маленькую сумочку на поясе. — Счастливого дня Святого Валентина вам и вашей невесте.

— Спасибо, и вам тоже, — отозвался Майкрофт и, смешавшись с потоком посетителей, не без облегчения пошел к выходу из торгового центра.

* * *

Молли он застал на кухне. Несмотря на то, что Майкрофт любил готовить, и они делили эти обязанности, сегодня Молли, видимо, решила сама заняться ужином.

— Добрый вечер, солнце, — он улыбнулся ей, остановившись на пороге.

— О, привет!.. — Молли подняла на него взгляд и просияла. — Какие красивые цветы!

— Да, я тут зашел в один цветочный магазин… — он подошел ближе и подал ей букет, после чего они коротко поцеловались. — Подумал, тебе понравится. И вот еще кое-что, — он поставил на стол пакет, в котором, кроме плюшевого мишки, лежала коробка любимых шоколадных конфет Молли (он купил их в кондитерской рядом с домом).

— Боже, Майкрофт, это очень мило… — Молли достала игрушку и отчего-то залилась краской. — Мне целую вечность никто не дарил мишек…

— И кто бы мог подумать, что именно я решу продолжить эту традицию, — пошутил он.

— Просто ты очень романтичный, я всегда это знала, — она привстала на носочки и чмокнула его в щеку. — У меня тоже есть для тебя подарок, — она подошла к кухонному шкафчику и достала оттуда небольшую корзинку. — Не знаю, насколько тебе понравится, но… — она снова покраснела и не договорила.

— Спасибо, Молли, не стоило… — машинально сказал Майкрофт и замолчал. В корзинке лежала бутылка его любимого вина (судя по этикетке, ему было около тридцати лет), окруженная баночками со специями и приправами.

— Я подумала, ты любишь готовить, и… Шерлок помог с выбором, — поспешила добавить Молли. — То есть, я не хочу, чтобы ты думал, что ты теперь все время должен готовить, но… Ну вот, я опять говорю какие-то глупости, — она покачала головой, пряча глаза.

— Никакие это не глупости, ты что, — он прижал ее к себе одной рукой и поцеловал в макушку. — Замечательный подарок, спасибо. Я и правда люблю готовить. Просто до того, как ты появилась в моей жизни, у меня было слишком мало поводов.

Молли на секунду сжала его ладонь, а затем выскользнула из его объятий, стараясь вернуть себе прежний беззаботный вид.

— И, к сожалению, сегодня тебе придется снова есть мою стряпню, — весело сказала она. — Ужин почти готов — накроешь на стол, хорошо?

— Хорошо, — послушно кивнул он и направился в гостиную.

Ужин в этот день мало чем отличался от предыдущих. Майкрофту показалось лишь, что Молли выглядела счастливее, чем обычно. И потом он понял: это был первый день Святого Валентина за много лет, который она встречала не в одиночестве. Ему было легче — он просто его не замечал, а вот ей наверняка было грустно оставаться одной, когда вокруг царила праздничная атмосфера. Молли очень остро переживала происходящее вокруг (не зря же она была столь наблюдательна), и ей было гораздо сложнее абстрагироваться от негативных впечатлений. Хотя… События последних лет доказали, что Майкрофт также не был застрахован от глубоких переживаний.

Когда ужин подошел к концу, Молли позвонила подруга, и Майкрофт, чтобы дать ей спокойно поговорить, убрал со стола и вымыл посуду. Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что Молли уже отложила телефон.

— Все в порядке? — Майкрофт кивнул в его сторону. Ему никогда никто не звонил просто так, поэтому телефонные звонки для него всегда были связаны с решением какой-то проблемы.

— Да, это по работе, — Молли махнула рукой. — Просто мертвые люди, ничего интересного, — она услышала свои слова и покачала головой. — Жуткий черный юмор. Прости.

— Нечего прощать, — он сел с ней рядом. — Завтра ты в вечернюю смену?

— Да, к сожалению, — она вздохнула. — Можно выспаться, но зато не сможем вместе поужинать.

— Значит, вместе позавтракаем, — Майкрофт улыбнулся и поцеловал ее в голову.

Около получаса они провели в гостиной у телевизора, после чего Майкрофт был вынужден перейти в спальню — ему позвонили из канцелярии премьер-министра, и долгий нудный разговор занял у него слишком много времени, так что Молли успела посмотреть эпизод своего любимого сериала. Когда Майкрофт наконец-то повесил трубку, она уже пошла в ванную, так что он дождался ее в спальне.

— Ну что, ты снова спас мир? — она улыбнулась и подошла к шкафу, чтобы спрятать одежду (в ванной она переоделась в ночную рубашку).

— Боюсь, мир уже ничего не спасет, — отозвался Майкрофт. Молли рассмеялась и села на кровать рядом с ним. Он взял ее за левую руку и машинально коснулся помолвочного кольца, которое он подарил ей несколько дней назад, когда она согласилась стать его женой.

— Ты знаешь, я совсем не понял того, что сегодня день Святого Валентина, — признался он. — Антея мне напомнила.

В соответствии с его ожиданиями, Молли попыталась не придать этому значения.

— Это всего лишь глупый праздник, — она пожала плечами. — Ничего особенного. Даже если бы ты вообще о нем не знал, это было бы неважно. Я уже получила слишком много доказательств твоей любви. Большего мне не нужно.

Майкрофт покачал головой.

— Пожалуйста, не принижай себя, — тихо попросил он. — Ты заслуживаешь гораздо большего.

— Вот как? — она прищурилась. — Раз так, скажи мне, как самый умный человек на свете — что может быть больше, чем твоя любовь?

Майкрофт не нашелся, что ответить. Он хотел было возразить, сказать, что на самом деле он вовсе не был умным, а даже наоборот, недалеким и ограниченным, но он не мог заставить себя произнести эти слова. Странно — почему-то для него этот день Святого Валентина превратился в конструирование нечто похожего на модифицированные апории Зенона*. Он всегда питал слабость к древнегреческой философии, но никогда не думал, что парадоксы, наполнявшие его жизнь, могли носить не менее завораживающий характер.

На вопрос Молли он так и не ответил. Вместо этого он прижал ее к себе и поцеловал в губы. Она ответила, обнимая его за шею, а когда отстранилась, он увидел, что она улыбается. Никто никогда не улыбался ему так, как это делала она. И благодаря этому, что бы ни случилось, кто бы что ему ни говорил, он всегда мог на секунду закрыть глаза и вспомнить эту улыбку. И в действительности для него это было единственным способом заставлять себя жить.

На следующий день он отправился на работу чуть позже обычного, но зато они с Молли смогли спокойно вместе позавтракать, никуда не спеша. Она снова выглядела необычайно счастливой, а он чувствовал легкое, но приятное головокружение, будто бы кто-то разом избавил его от всех забот — ощущение, до их встречи почти его не посещавшее.

Поскольку вечером после работы у него не было особого повода торопиться домой (смена Молли длилась до двенадцати часов, а сидеть в квартире одному ему совсем не хотелось), он решил еще раз зайти в торговый центр и поблагодарить цветочницу за ее помощь в выборе подарка.

К его удивлению, бутика на месте не оказалось.

Сначала Майкрофт подумал, что он, должно быть, что-то перепутал и зашел не на тот этаж, но через несколько минут убедился в том, что ошибки быть не могло. Это был тот этаж и тот торговый центр, но на месте цветочного магазина, где он вчера купил подарки для Молли, были голая стена и пустое пространство.

— Прошу прощения, — он обратился к прохаживающемуся взад и вперед охраннику, — а куда переехал цветочный магазин?

Мужчина средних лет, одетый в строгий костюм и галстук, слегка нахмурился.

— Цветочный магазин? Он никуда не переезжал, его закрыли.

— Закрыли? — повторил Майкрофт. Все это звучало как-то бессмысленно. — Но как его могли закрыть за такое короткое время — я только вчера покупал там цветы.

Сомнение отразилось на лице охранника.

— Прошу прощения, сэр, но вы, наверное, что-то путаете. Этот магазин закрыли ровно год назад, четырнадцатого февраля — после того как была убита молодая продавщица, что там работала.

Майкрофт словно прирос к полу.

— Убита? — каким-то чужим голосом повторил он. — Как… Как это случилось?

— Точно не знаю, сэр — кажется, там было бытовое убийство. Вроде бы, ее зарезал ее парень. Очень скверная история. После этого магазин закрыли. Кажется, хозяйка переехала в Бристоль. Сами понимаете — вести дела как ни в чем не бывало после такого было невозможно.

— Верно, — Майкрофт медленно кивнул. — Невозможно.

Поблагодарив охранника за помощь, он еще раз посмотрел на пустую стену, после чего покинул торговый центр. Кажется, такие парадоксы лежали за пределами традиционной античной философии.

Примечания:

* — парадоксальные утверждения, сформулированные древнегреческим философом Зеноном (самое знаменитое из которых — "Ахилл никогда не догонит черепаху"). Майкрофт имеет в виду, что утверждение Молли кажется парадоксальным, но путем логических умозаключений можно доказать, что оно истинно.

Примечания:

В сериале Шерлок возвращается "с того света" в начале ноября, и Джон с Мэри к тому моменту вместе полгода — то есть, они не могли начать встречаться в феврале, однако я надеюсь, что вы простите мне это допущение.

Доктор Джон Ватсон остановился у двери своего кабинета и медленно выдохнул. Ему довелось несколько лет провести на фронте, на войне в Афганистане, но даже этот трагический опыт вытянул из него меньше эмоциональных сил, чем последние полтора года. Когда горе только свалилось на него, он думал, что со временем сможет с ним справиться, но, как и во многих других случаях, оказалось, что он ошибался. Дни шли, складываясь в бесконечные недели и месяцы, а ему становилось только хуже.

Вот и сейчас он не торопился выходить из своего кабинета, хоть это и было чревато опозданием на запланированную встречу. По правде говоря, он был в шаге от того, чтобы все отменить, и только необходимость оправдываться перед психотерапевтом при следующей встрече удерживала его от этого шага. В конце концов, Джон Ватсон был солдатом. А солдатам оправдываться не пристало.

С другой стороны… Джон помедлил немного, и где-то внутри него шевельнулась мысль — даже не мысль, а какое-то чувство, которого он не испытывал уже целую вечность. Возможно, не только солдатские привычки и нежелание прослыть трусом перед психотерапевтом объясняли его двойственное отношение к сегодняшней встрече. Возможно, дело было в том, что ему действительно хотелось на нее пойти.

Мэри Морстен работала медсестрой в клинике, где он был врачом общей практики, уже около месяца, и в прежние времена он наверняка бы пригласил ее на свидание уже на первой неделе знакомства. Больше того — он сразу же проникся бы твердой уверенностью, что мисс Морстен была именно той, которую он так долго искал, как бы банально это ни звучало. Она была веселой, приятной в общении, всегда находила доброе слово для пациентов и коллег, а еще рядом с ней он чувствовал себя очень легко. То есть, чувствовал бы, если бы все происходило в прежние, беззаботные времена. Но и сейчас Джон не мог не замечать, что рядом с ней его боль притуплялась, и он хотя бы мог свободнее дышать. Поэтому, если ему и не было легко в компании мисс Морстен, то уж точно было легче.

Однако этого было мало для того, чтобы новый Джон Ватсон, до сих пор обходивший стороной здание больницы Святого Варфоломея, сделал первый шаг и пригласил Мэри на свидание. Причин тому было несколько, и одна из них заключалась в том, что он просто не хотел ей навязываться. То есть, так он объяснял это себе сам. На самом же деле Джон элементарно боялся. Боялся не того, чего бояться обычные люди на первом свидании — показать себя с невыгодной стороны или вдруг осознать, что эта затея все-таки была ошибкой. Нет, Джон боялся другого. Такой проницательный человек, как Мэри (а то, что она была проницательна, видел даже такой простодушный человек, каким считал себя когда-то Джон), наверняка затронет ту тему, о которой Джон не мог говорить ни с кем, кроме своего психотерапевта, да и то не всегда. И она, конечно, захочет ему помочь и, разумеется, окажется не в силах что-либо сделать, так что вечер закончится катастрофой, а необходимость видеться после него каждый день на работе превратит всю затею в трагедию.

Джон протянул руку и коснулся кончиками пальцев дверной ручки. Нет, кого он обманывал. Трагедия случилась тогда, когда он ничего не сделал, чтобы… Он прикусил губу и снова медленно выдохнул. Нет, трусость ему не к лицу, он же солдат. Он ничего не будет отменять. В конце концов, это ведь Мэри пригласила его выпить после работы, и если он откажется, то будет выглядеть как ветреная школьница, что не может определиться с выбором блеска для губ, а не как взрослый мужчина, прошедший войну и…

Джон снова не додумал мысль до конца. Крепко сжав дверную ручку, он повернул ее и потянул на себя.

* * *

Мэри предложила посидеть в пабе, расположенном недалеко от их работы. Джон знал это место — когда-то они ходили туда с Майком Стамфордом. В принципе, атмосфера заведения была ему по душе — не очень людно, не очень шумно, да и напитки подавали вполне пристойные. Однако сегодня, как только они зашли в паб, Джон сразу же понял, что что-то было не так, а через пару секунд с тяжелым сердцем осознал, что они выбрали самый неподходящий день для первого «свидания» (пусть его и нельзя было так назвать).

Оказалось, что сегодня было четырнадцатое февраля, по народному (или какому там) календарю — день Святого Валентина. Отдавая должное владельцам заведения, нужно было сказать, что они не стали слишком усердствовать и всего лишь развесили пару сердец на стенах да снабдили каждый столик особым «праздничным» меню, но Джону было довольно и этого. Каким же сказочным кретином нужно было быть, чтобы не обратить внимания на сегодняшнюю дату. Как там он писал в блоге — смотришь, смотришь и…

На этом мысль снова оборвалась. Джон поморщился, как от болевого спазма, и моргнул на пару раз больше, чтобы это выглядело естественно.

— О, не переживай, я тоже об этом забыла, — поспешила заверить его Мэри. — Да и вообще — я думаю, в моем возрасте уже стыдно придавать такому значение, — она рассмеялась.

Джон с непониманием на нее уставился и только потом понял, что она заметила его гримасничанье. От этого ему стало неловко, и он откашлялся, сам не зная зачем — возможно, он хотел таким образом сгладить воспоминания о своем чрезмерном моргании.

Мэри, однако, сынтерпретировала все иначе.

— Хочешь, пойдем куда-нибудь в другое место? — обеспокоенно предложила она. — Или вообще можем все перенести?

— Нет, что ты, ни в коем случае, — прослыть трусом, испугавшимся вырезанных из картона сердечек и клубничных десертов, Джон себе позволить никак не мог. — Все отлично. Мне просто… стало стыдно, что я не подготовил тебе никакого подарка, — эти слова действительно были правдой.

Мэри расхохоталась.

— О Боже, мне никто никогда ничего не дарил на день Святого Валентина! — воскликнула она. — К тому же, я тоже тебе ничего не приготовила.

— Дельное замечание, — не без улыбки согласился Джон.

Они сделали заказ и сели за один из дальних столиков. Был вечер, и в пабе было довольно людно. К немалому облегчению Джона, молодые люди и влюбленные парочки вовсе не составляли большинства посетителей. Через пару столиков от них вообще сидела пожилая супружеская пара. Джон невольно улыбнулся, глядя на них, и Мэри проследила за его взглядом.

— Вот видишь — мы здесь далеко не самые старые, — заговорщически шепнула она ему.

Джон покачал головой.

— Таким отношениям можно позавидовать, — проговорил он. — Столько лет вместе. Я вот уже безнадежно стар и до сих пор нахожусь в поиске.

— Ты никогда не был женат? — поинтересовалась Мэри. Джон не привык к подобным прямым вопросам на первом свидании, но отчего-то это ничуть его не смутило.

— Нет, не был, — подтвердил он. Им принесли заказанные напитки, и после паузы он продолжил. — Как-то не сложилось. Сначала целую вечность учился на врача, потом отправился на войну. Так как-то все и прошло, — он сделал глоток.

— Ничего себе, — промолвила Мэри. — Наверное, это было ужасно. Война, я имею в виду.

Джон невесело рассмеялся.

— Да уж, приятного мало. Но на самом деле гораздо страшнее войны для меня стало возвращение домой. Знаешь это чувство, когда очень долго себе что-то представляешь, а потом, когда оно приходит, все оказывается с точностью до наоборот? Вот у меня все так и оказалось, — он сделал еще один глоток, и на сей раз у него слегка дрогнула рука, так что он отпустил бокал, чтобы немного успокоиться. Не хватало еще, чтобы Мэри подумала, что он был пьяницей. Достаточно и одной Гарриет с клиническим диагнозом.

— У меня была… подруга, и она тоже испытала нечто подобное, — сказала вдруг Мэри. — То есть, она не была на войне, но она работала… в полиции, в ночную смену. Знаешь, когда ночью патрулируешь улицы и ловишь всяких… отбросов общества, которым вдруг вздумается покуролесить. Тоже ужасов всяких насмотрелась. Потом не выдержала и ушла.

— Вот-вот, — кивнул Джон. — Вот и у меня было так же.

Повисла пауза. Джон думал, что Мэри переведет разговор на себя, как это обычно бывало в таких ситуациях, но неожиданно для него она с улыбкой сказала:

— Что ж, хорошо, что ты все-таки сумел найти себя в мирной жизни. За этот месяц я столько разговоров наших пациентов подслушала, ты не представляешь, — она рассмеялась. — Все тебя хвалят. Говорят, что ты очень внимательный и всегда все подмечаешь, — уже серьезно сказала она. — Такой комплимент дорогого стоит.

— Не знаю, это точно не про меня, — усмехнулся Джон и сделал еще один глоток. Внутри у него вдруг все сжалось, так что алкоголь словно встретился с препятствием и застрял где-то на уровне его сердца. — Я наоборот ничего не замечаю.

Внезапно его прошиб холодный пот. Уши заложило, так что он почти перестал слышать царящий в пабе шум, будто кто-то накрыл его одеялом с низкой звукопроводимостью. Зато другой голос, не имеющий никакого отношения к окружающей его действительности, внезапно зазвучал очень громко и отчетливо:

«О, доктор, поздравляю — вы сегодня были на свидании. С той очаровательной медсестрой? Давно пора. Судя по тем небольшим деталям, которые есть в наличии, я могу сделать вывод, что она единственный ребенок в семье, читает «Гардиан», пишет левой рукой и сама печет хлеб. Ах да, еще она имеет склонность привирать, так что на вашем месте я был бы поосторожнее. Но все-таки не могу не прийти к заключению, что она очень вам подходит. Я бы даже спросил, когда свадьба, если бы не считал ее ничем иным, как прославлением лжи, лицемерия и бессмысленных сантиментов в этом больном аморальном мире».

— Да замолчи ты! — Джон с такой силой хлопнул по столу, что из бокала Мэри, к которому она едва притронулась, выплеснулось несколько капель. Шум внезапно стих, и он понял, что голоса сидящих в радиусе нескольких ярдов посетителей замолкли. Кажется, все они теперь смотрели на него.

— Прости, Мэри, я вовсе не тебя имел в виду, — не смотря ей в глаза, Джон встал и слегка дрожащими руками попытался найти во внутреннем кармане пиджака бумажник. — По всей видимости, это все-таки была ужасная идея. Я повел себя как полный дурак, прости… — так и не найдя бумажника, он бессильно опустил руки, пытаясь подавить зарождающийся внутри приступ гнева, никак не связанный ни с Мэри, ни с этим пабом, ни даже с днем Святого Валентина.

— Джон, послушай, я не в обиде, — тихо сказала Мэри. — Пожалуйста, не уходи, — она легонько коснулась ладонью его предплечья, и Джон вздрогнул, но все-таки оставил попытки найти кошелек и снова опустился на стул.

— Я хотела сказать… — продолжала Мэри, и Джон уловил в ее голосе неловкость. — То есть, я ведь не только пациентов слышу. Другие врачи… упоминали о том, какую потерю тебе пришлось пережить. Мне очень жаль.

Джон вытянул губы в улыбке, к которой всегда прибегал, когда ему нужно было скрыть сильные эмоции. Наверное, со стороны он выглядел как жалкая букашка — раздавишь и не заметишь. Собственно, букашкой он и был, и вся его никчемная жизнь была одним сплошным доказательством этой простой истины.

— Я тоже когда-то потеряла близкого друга, — голос Мэри заставил его содрогнуться. Теперь она была просто печальной. Не жалость, не сочувствие — одна печаль. — Он был мне как брат. Я года два не могла оправиться.

— Значит, для меня еще не все потеряно, — Джон попытался усмехнуться, но это лишь причинило ему боль. — Моя психотерапевт говорит тоже самое. Только вот… только вот мне не хватает его каждый день. Каждую минуту. И от этого просто хочется завыть. А ведь когда-то он так сильно меня раздражал. Своей неаккуратностью. Отсутствием манер. Прямотой, от которой сводило зубы. Каждый день я думал о том, какой он невозможный человек, и все-таки каждый день я им восхищался. Потому что он был уникален. А потом его не стало. И в этом виноват я. Я один.

Он так и не поднял головы, так что ему не было видно выражение лица Мэри, но он все равно понял, что его слова ее потрясли. Они и на него произвели впечатления — до сих пор он никому этого не говорил, даже психотерапевту. Она бы в ответ на такое заявление начала нести какую-нибудь успокаивающую чушь, ничего общего не имеющую с тем, как он на самом деле себя чувствовал. Ведь это была правда — в смерти Шерлока был виноват только он, Джон Ватсон.

— Почему… — Мэри кашлянула, но продолжила, — почему ты так считаешь?

— Потому что он покончил жизнь самоубийством, — сказал Джон, и впервые с того момента, как сорвался, он поднял на нее глаза. Мэри слегка побледнела, но в остальном реагировала гораздо лучше, чем можно было представить. — А ты ведь знаешь, что большинство самоубийств совершают люди, от которых никак нельзя этого ожидать? Да, все так и есть. Живут, как ни в чем не бывало, помогают другим, являются незаменимыми членами общества, а потом вдруг пускают себе пулю в лоб или… — он выдохнул, — прыгают с крыши. И все долго этому удивляются, хотя на самом деле все очевидно. Просто никто не заметил того, что с ними что-то было не так. Никто, даже самые близкие друзья. А в случае… Шерлока Холмса, — он произнес это имя, наверное, впервые за несколько недель, но злость на себя была столь сильной, что он не обратил на это внимания, — таким близким другом был я. И я… ни черта не заметил, потому что, что бы ни говорили глупые женщины и недалекие мужчины, что шепчутся в коридорах нашей клиники, главное свойство доктора Джона Ватсона заключается в том, что он ни хрена не замечает. От меня требовалось хоть раз за всю мою бессмысленную жизнь не быть слепым дураком и что-то заметить, но я ни черта ни сделал, и из-за этого мой друг оказался на тротуаре с проломленным черепом. И, честно говоря, я не представляю себе, как после такого можно оправиться, — он снова взял свой бокал и выпил его до дна.

Мэри ничего не ответила. Другие посетители уже давно потеряли к ним интерес, но почему-то вдруг Джону захотелось, чтобы они вызвали полицию и потребовали его арестовать. Так ему не пришлось бы прощаться с Мэри и говорить ей что-то еще. Надо же, а когда-то он всерьез надеялся, что у них может что-то получиться.

— Что ж, доктор Ватсон, — ее голос заставил его снова поднять глаза, — если вы закончили с самобичеванием, то я, пожалуй, кое-что скажу.

Невольно Джон поймал себя на мысли, что такие слова его удивили. Он думал, что Мэри начнет его жалеть, но, кажется, ее лимит жалости был исчерпан. Сейчас она выглядела так, будто бы собиралась уговорить его съехать с самой высокой горки в аквапарке.

— Ты очень хороший человек, — глядя прямо ему в глаза, сказала она. — Нет, не надо скептически поднимать брови и кривиться — ты знаешь, что я права. И, как любой хороший человек, ты любишь смотреть на все с позиции черного и белого, потому что так тебе кажется правильным. Но, Джон, в настоящей жизни так не бывает. По какой бы причине твой друг ни оказался на крыше, вероятность того, что ты мог бы как-то изменить случившееся, равна нулю. Если я правильно понимаю, кем был этот человек, то я могу сказать тебе со стопроцентной уверенностью: в его жизни было слишком много переменных. Ты думал, что был одной из самых важных из них, но, как бы больно ни было это признавать, на самом деле все могло быть гораздо сложнее. И чем быстрее ты это признаешь, тем легче тебе будет с этим смириться. Поверь моему опыту.

Джон снова усмехнулся, но на этот раз не испытал от этого боли. Возможно, дело было в том, что он просто выговорился. А возможно, в том, что Мэри, в отличие от смертельно осточертевшего ему психотерапевта, сказала все ему в лицо, а не ходила вокруг да около, заставляя его проходить через ад каждый раз, когда он имел глупость ее посетить.

— Спасибо, Мэри, — тихо сказал он. Это прозвучало искренне, без всякого сарказма. — И еще раз извини, что испортил тебе вечер.

— Ну, это мы еще посмотрим, — Мэри встала и взяла свое пальто. — Я думаю, местных горячительных напитков мы уже достаточно вкусили, так что можем теперь пойти куда-нибудь в другое место. Я не говорила тебе, что люблю печь? У меня дома есть тесто, так что могу приготовить каких-нибудь очаровательных булочек в форме сердечка. В конце концов, сегодня день Святого Валентина, — она закатила глаза. — Ну? Что скажешь?

Впервые за много месяцев Джон растерялся. Оборвав связи со всеми старыми друзьями (он сто лет не видел ни миссис Хадсон, ни Грега, ни даже Майка Стамфорда), он уже забыл о том, каково это — прийти к кому-нибудь в гости. Но предложение Мэри не было лишено резона. Ему определенно не хотелось сейчас возвращаться к себе домой и оставаться наедине со старыми мыслями и новыми ощущениями, которые породил этот разговор. С другой стороны, он так и не узнал ничего о ней, а для первого свидания такое поведение считалось вопиющим моветоном. Наконец, перспектива выпить горячего чаю с домашней выпечкой была слишком заманчивой, чтобы от нее отказываться. Ведь после того, как он съехал с Бейкер-стрит и прекратил общаться с миссис Хадсон, некому было кормить его вкусной едой.

— Скажу, что я согласен, — Джон встал и даже попытался улыбнуться. — Булочками ты меня купила.

— А где еще лежит путь к сердцу мужчины, если не через желудок? — лукаво подмигнула ему Мэри, и они направились к выходу.

Поздно вечером, возвращаясь к себе домой, Джон понял, что давно так хорошо не проводил время. Испеченные Мэри булочки оказались на высоте, да и просмотренная за их поеданием серия перезапуска «Доктора Кто» была не такой дурацкой, как можно бы было опасаться. В конце вечера Джон мысленно поздравил себя с окончанием успешного свидания, а вслух даже предложил встретиться на выходных. Мэри, однако, сказала, что ей нужно будет уехать в Шотландию, навестить ее знакомую-гинеколога, которая когда-то работала в их клинике, и вместо этого предложила сходить в кино на неделе. Джон подумал немного и согласился — в конце концов, разве не говорила его психотерапевт, как важно находить любые поводы, чтобы отвлечься?

Уже ночью, потушив лампу и удобно устроившись под одеялом, Джон вдруг вспомнил, что работавшая в их клинике гинеколог уехала в Ирландию, а не в Шотландию. Впрочем, какая была разница. Наверняка он просто снова что-то не заметил.

Примечания:

Как-то мы после "Шерлока" позабыли, что Мориарти у Конан Дойла был профессором математики, так что в этой работе мне захотелось вернуться к истокам и написать AU.

Эвр Холмс с раздражением хлопнула по столу папкой, наполненной материалами к лекции и студенческими контрольными. Еще один такой день, и она точно уволится из этой чертовой богадельни.

В просторной комнате с высокими окнами, где располагалась кафедра точных наук, в это время суток уже никого не было, так что Эвр могла бы при желании позволить себе учинить тут настоящий погром, если бы не считала это абсолютно бессмысленной тратой времени и сил. В конце концов, говорила же ей мать, что при всех ее безграничных интеллектуальных способностях (в семейном кругу миссис Холмс с гордостью называла единственную дочь второй Марией Кюри) преподавание в вузе — совсем не ее стезя. Она сама когда-то через это прошла и оставила работу спустя четыре мучительных года. Работа с детьми (а студенты, пусть они уже и перешагнули рубеж совершеннолетия, все равно в подавляющем большинстве случаев вели себя как дети) требовала призвания, а его у миссис Холмс никогда не было (пусть по современным меркам, родив двоих сыновей и дочь, она считалась многодетной матерью и с детьми управляться умела). И это отсутствие призвания, как и многое другое, передалось по наследству Эвр. Девяносто девять и девять десятых процентов студентов казались ей тупыми баранами, и отсутствие всякого сколько-нибудь достойного внимания интеллектуального потенциала у оставшейся одной десятой выводило ее из себя каждый раз, когда она предлагала на суд своей аудитории мало-мальски примечательную задачу. Тем не менее, с присущей ее семье упорством, Эвр из парадоксального чувства противоречия продолжала тянуть преподавательскую лямку, надеясь побить материнский рекорд по пребыванию в вузе и удовлетвориться хотя бы этим. Однако в данный момент до заветной цели оставалось еще два бесконечных года, и это сводило Эвр с ума.

Впрочем, сегодняшнее нанесение травмы ни в чем не повинному столу было обусловлено не очередным столкновением со студенческой тупостью. Если в этом приюте посредственностей и было нечто такое, что раздражало Эвр больше, чем заурядность ее учеников, то таковым было наличие в нем человека, вовсе посредственностью не являвшегося. И нет, разумеется, Эвр имела в виду не себя. Если бы она была единственным уникумом во всем вузе, она с легкостью продержалась бы здесь и пять лет, и даже десять. Но когда ее позиция бросали недвусмысленный вызов, этого она стерпеть не могла.

Профессор Джеймс Мориарти работал с ней на одной кафедре и, по мнению многих (к глубокому сожалению Эвр, отнюдь не идиотов), считался одним из лучших математиков в стране. Обладатель многочисленных титулов и премий, автор тысячи и одной публикаций, он в довольно молодом возрасте стяжал себе мировую славу и считался самым ценным сотрудником не только на их кафедре, но и во всем университете. Однако Эвр жутко бесило, временами побуждая выходить из себя, даже не это. У нее самой престижных наград и мировой известности было не меньше, да и по публикациям она ничуть от него не отставала. По этим пунктам она легко шла с ним ноздря в ноздрю, так что с какого-то момента она даже перестала обращать на это внимание. Бесило ее другое — в отличие от нее, профессор Мориарти отлично находил общий язык как со студентами, так и с коллегами-преподавателями. Казалось, что у него-то призвание было, а когда у кого-то было то, что Эвр Холмс не могла заполучить ни за какие коврижки, она просто закипала от злости. И когда этот кто-то, ко всему прочему, постоянно исподтишка над ней насмехался, в эдакой тонкой, незаметной и при этом выводящей из себя манере, она готова была убить его на месте, и останавливало ее только то, что при таком повороте событий он не сможет увидеть ее окончательного триумфа и осознать свое поражение.

Яростно отодвинув свободный стул, Эвр села за общий преподавательский стол и, резко распахнув свою папку, вытащила оттуда стопку контрольных. Вооружившись красным карандашом, она приготовилась один за другим выносить смертные приговоры — в конце концов, ничего другого эти бараны не заслужили.

Однако в этот день удача явно была на их стороне.

— О, мисс Холмс, задерживаетесь допоздна в такой день? Не ожидал вас здесь увидеть…

Эвр не успела проверить и одну контрольную, как дверь, ведущая в помещение кафедры, открылась, и в комнату вошел Джеймс Мориарти собственной персоной. Безупречно одет и слегка небрит, в руках — неизменный потертый портфельчик, на губах — довольная сардоническая улыбка.

— Вообще-то, это доктор Холмс, профессор, — процедила Эвр, не поворачиваясь и до боли сжимая карандаш. — И, раз уж на то пошло, вас я тоже не ожидала здесь увидеть.

— О, ну вы же знаете меня — не могу отказать детям в удовольствии, когда на дворе праздник, — небрежно положив портфель на стул, Мориарти подошел к кулеру, очевидно намереваясь сделать себе кофе.

— Что, отмечаете очередную годовщину очередного героического восстания против несносных англичан и во славу свободной Ирландии? — желчно поинтересовалась Эвр, проводя жирную красную черту почти во всю страницу несчастной контрольной.

— А вы юморите, мисс Холмс, — Мориарти хрипло рассмеялся, и нельзя было понять, что его рассмешило — ее риторический вопрос, его собственная издевка над английским языком или ее возмущенная реакция на то, что он снова неправильно к ней обратился. — Впрочем, вы лишены чувства юмора, так что я делаю вывод, что вы просто не заметили, какое сегодня число, — взяв двумя пальцами горячий стаканчик, он поставил его на противоположный конец длинного стола, за которым работала Эвр, и вальяжно развалился в одном из кресел. — И, признаюсь, меня несказанно это огорчает — я и не предполагал, что вы можете чего-то не замечать.

«Жалкий самодовольный ирландский индюк!» — выругалась про себя Эвр, ставя внизу контрольной жирную «двойку». Однако что-то в словах Мориарти ее задело, и она задумалась о том, какое сегодня было число. Когда же она осознала, что он имел в виду…

— О, мисс Холмс, так вы все-таки догадались! — присвистнул с дальнего конца стола несносный математик. — Теперь вы понимаете мое удивление, когда я увидел вас здесь. Как может быть, чтобы для такой прелестной дамы, как вы, не нашлось кавалера в день Святого Валентина?

— Да вы, профессор, тоже в этот день не особо популярны, — со злостью парировала Эвр, по-прежнему не поворачивая головы. — Или под дверью вас ждет очаровательная простушка, что по какой-то неизвестной мне причине согласилась потратить на вас один бесценный вечер своей жизни?

— Помилуйте, мисс Холмс, подобное лукавство из ваших уст звучит как оскорбление, — Мориарти допил свой кофе и встал. — Вы не правы — никакая простушка не ждет меня под дверью. Я никогда не позволил бы себе заставлять женщину меня дожидаться. И вам хорошо известно, по какой причине очень многие прекрасные дамы согласились бы потратить на меня гораздо больше, чем один-единственный, как вы говорите, бесценный вечер своей жизни. В конце концов, вы сами с превеликим удовольствием сделали бы то же самое, — с этими словами он взял свой портфельчик и, выбросив пустой стаканчик в мусорную корзину, вышел из комнаты.

От такого нахальства Эвр на несколько мгновений потеряла дар речи. Придя в себя, она поняла, что если она оставит без ответа этот вопиющий комментарий, это станет самым позорным поступком представителя семьи Холмсов за все время ее существования. А такого она никак не могла допустить. Поэтому, отшвырнув от себя очередную двоечную контрольную, она вскочила и вылетела из комнаты.

Мориарти она догнала у лифта — очевидно, он собирался на подземную парковку.

— Если вы думаете, что я оставлю без внимания это вопиющее оскорбление…

Он снова рассмеялся, слегка запрокидывая голову.

— Только такая женщина как вы, мисс Холмс, смогла бы найти в моих словах оскорбление, — он прекратил смеяться и смерил ее долгим пристальным взглядом. — Вы же умны. Я бы даже сказал, чертовски умны. Почему вы тогда не признаете очевидного?

— Что вы подразумеваете под очевидным, профессор? — Эвр скрестила руки на груди, сверля его убийственным взглядом.

— Что вы ко мне неравнодушны, разумеется, — пожал плечами Мориарти.

Лифт звякнул, возвещая о своем прибытии, и его створки мягко разъехались в разные стороны. Мориарти как ни в чем не бывало вошел внутрь и уже хотел нажать на кнопку подземного этажа, как Эвр преградила ему путь.

— И чем вы объясните эту нелепицу? — она уперла руки в бока. Как ни странно, теперь злость отступила, дав дорогу нестерпимому желанию доказать этому выскочке, что он был кругом не прав.

— Боже, мы ведь с вами не на лекции, чтобы я вам что-то объяснял, — не без раздражения поморщился Мориарти и, слегка вывернув запястье, все-таки нажал нужную ему кнопку. Лифт пришел в движении и плавно поехал вниз. — Вы и так все знаете. Впрочем… — он сделал полшага назад и смерил ее оценивающим взглядом. — Я должен признать, что ваши чувства не являются полностью невзаимными.

— Мои чувства? — поперхнулась Эвр, от неожиданности опуская руки. — Да откуда вы решили, что они у меня есть?

— Мисс Холмс, ну только не это — не будьте такой занудой, — Мориарти закатил глаза. — Вы умная красивая женщина. Одна ваша внешность сразит наповал любого, у кого есть хоть какое-то соображение в этом вопросе, а все ваши публикации довершат остальное. Да, у вас есть определенные проблемы с социализацией, но при наличии адекватного партнера они станут почти незаметны. Так что, да, я прав и в этом — чувства у вас есть, и, как я уже сказал, они не то чтобы не взаимны.

Эвр уже хотела было продемонстрировать этому недалекому ирландцу всю убийственность своего красноречия, как вдруг свет в лифте мигнул и погас, а в следующую секунду с легким толчком лифт остановился.

Осознав случившееся, Эвр внезапно почувствовала себя очень уставшей. Только этого ей сегодня не хватало.

— Ну что, довольны? — со скепсисом поинтересовалась она. — Вот к чему привели ваши глупые тирады.

Послышался шорох — это Мориарти открывал свой портфельчик. Достав оттуда телефон, он включил фонарик и посветил на лифтовую панель.

— Как бы сильно вы ни возбудились в данной ситуации, вынужден вас разочаровать — мы вряд ли проведем слишком много времени в столь тесном темном помещении наедине друг с другом, — он нажал кнопку вызова механика. — В конце концов, руководство университета ведь не зря выделило в прошлом году дополнительное финансирование на технические нужды. Хотя, на мой взгляд, лучше бы они потратили эти деньги на развитие науки…

Послышалось какое-то кряхтение, на смену которому почти сразу же пришел неприятный свистящий звук — словно очень старый человек дышал в телефонную трубку. Затем сквозь этот свист начали пробиваться отдаленные невнятные звуки:

— Да?.. Что… Что у вас случилось?..

— Лифт остановился между этажами, — громко и четко произнес Мориарти. — Нам нужна помощь.

— Что?.. — последовал кряхтящий вопрос, после чего все на мгновение снова погрузилось в шипение, а затем смолкло и оно.

— Черт, — выругался Мориарти. Он еще несколько раз нажал на кнопку, но это не принесло никакого результата.

— Замечательно, — констатировала Эвр. — Похоже, в одном вы были правы — лучше бы средства выделили на развитие науки.

Мориарти вполголоса снова выругался, на сей раз употребив более сильное выражение. Выключив фонарик, он проверил сигнал телефона и предсказуемо обнаружил, что таковой отсутствовал.

«Боже, как это все претенциозно», — Эвр с тоской помотала головой и, прислонившись к стене лифта, села прямо на пол. Прежняя злость куда-то улетучилась, и теперь она ощущала лишь досаду. Когда их все-таки вытащат из застрявшего лифта (а это должно было рано или поздно произойти), по всему вузу разлетятся идиотские слухи, которые будут отравлять ей жизнь следующие полгода. Может быть, ей все-таки стоило плюнуть на это дурацкое «соревнование» и, уступив матери пальму первенства, уволиться уже завтра?

— Даже не думайте об этом.

Она вздрогнула. Теперь, когда Мориарти выключил фонарик, вокруг царила абсолютная темнота, но по звукам Эвр поняла, что он тоже сел на пол, только с противоположной стороны. Смотря туда, откуда шел его голос (все-таки определенная польза в этом мраке была — так она могла говорить, смотря прямо на него), она как можно более безразличным тоном сказала:

— Вы о чем?

— Вы поняли, — почти равнодушно протянул Мориарти. — Досадное недоразумение, что мы с вами сейчас испытываем, плохо на вас подействовало, так что вы решили, что вам лучше уволиться. И я повторяю: даже не думайте об этом.

Эвр сердито фыркнула.

— С чего бы вам меня отговаривать? Вы жизни мне не даете вашими вечными подколками и насмешками. И ваша самовлюбленность — она все границы переходит. Разве такой, как вы, может вытерпеть соседство другого, столь же интеллектуально одаренного человека?

Мориарти усмехнулся.

— Мисс Холмс, ради всего святого, только не надо меня разочаровывать. Ваши колкости я еще могу вынести, но ваше невежество — это уже слишком. Вы правда думаете, что я отношусь к вам так, потому что боюсь вашей конкуренции? Неужели за вами никто никогда не ухаживал?

Эвр насупилась, благо темнота позволяла ей это сделать. В своем последнем предположении Мориарти был не совсем прав. За ней много раз пытались ухаживать, но попытки эти неизбежно оканчивались полным крахом. Эвр не видела никакой необходимости в том, чтобы заводить отношения с кем-то, кто был глупее ее, а только такие ей и попадались. Она читала их, как открытую книгу, и это настолько сильно выводило ее из себя, что подобные «свидания» лишь чудом не оканчивались смертоубийством.

— Хотя, я неправильно выразился, — прервал ее невеселые мысли Мориарти. — За вами никто никогда не ухаживал по-настоящему, отсюда и все ваши проблемы. Что ж, так и быть, я готов помочь вам в устранении этого досадного недоразумения. В конце концов, сегодня ведь день Святого Валентина. Так что вы скажете насчет ужина, доктор Холмс? Конечно, в такой день во всех приличных заведениях уже давно забронированы все столики, но бесхитростный математический расчет позволит без труда определить, в каких из них в последнюю минуту откажутся от резерва. Ну, что скажете?

— Скажу, что вы самовлюбленный болван, — буркнула Эвр.

— Разумеется, — подтвердил Мориарти. — Но разве я не единственный в этом городе — не считая, конечно, ваших драгоценных братьев, — с кем вы сможете побеседовать и не сойти при этом с ума от скуки или раздражения? Таким людям, как вы, доктор Холмс, очень сложно найти достойного партнера, хоть в романтическом, хоть в дружеском смысле, и очень неразумно отказываться от достойного предложения, когда оно само идет к вам в руки. Помилуйте, да я вообще никогда бы не стал так распинаться перед любой другой женщиной. Это-то вы должны оценить.

— Вы слишком себе льстите, — фыркнула она.

— А вы набиваете себе цену. Не слишком благородное занятие для леди, как вам кажется? Ладно, забудем об этом. Что вы скажете на мое предложение?

Эвр слегка прикусила нижнюю губу и задумалась. Определенный резон в его словах все-таки был. Мориарти действительно был очень умным человеком, и беседа с ним после бесконечных часов, проведенных в обществе студентов-баранов, могла стать бальзамом для ее души. С другой стороны, разве не были известны Холмсы своей неувядающей любовью к противоречиям? А что могло быть более противоречивым, чем согласие на предложение Мориарти?

— Ну хорошо, — сказала, наконец, Эвр. — Скажу, что я согласна.

— Вот и чудно, — заключил Мориарти и снова включил телефон. — О, а вот и сеть!

В следующую секунду в лифте, поморгав, снова зажегся свет, и он как ни в чем не бывало возобновил свое плавное движение вниз.

Эвр вскочила на ноги. Ее щеки пылали, и она вся трепетала от гнева. Напротив нее Мориарти поднялся с довольным видом и изящно отряхнул свой дорогой костюм.

— Свинья, — процедила Эвр, буравя его уничтожающим взглядом.

— Я тоже от вас без ума, дорогая, — кивнул Мориарти. — Но, кажется, вы не захватили свое пальто, так что вам придется еще раз подняться наверх. Буду ждать вас в машине — вы еще не забыли ее марку?.. И да, советую поторопиться — на половину седьмого у нас заказан столик в «Дебюсси». Насколько я помню, французская кухня ваша любимая — в конце концов, ваши предки жили по ту сторону пролива.

Лифт остановился, и Мориарти как ни в чем не бывало вышел на подземную парковку, заставив Эвр кипеть от такого количества эмоций, которое, пожалуй, она не испытывала за всю свою жизнь.

Впрочем, один плюс от случившегося все-таки был.

Шерлок все же проиграл ей пари, подумала Эвр, и ее губы расплылись в торжествующей ухмылке.

Грег Лестрейд переступил с ноги на ногу и бросил нервный взгляд на часы. Если бы рядом был его приятель Шерлок Холмс, он бы наверняка уже сосчитал, сколько раз за последние пять минут инспектор Скотланд-Ярда сверился со временем. Он всегда подмечал всякие незаметные детали, которые впоследствии оказывались чрезвычайно важными. Грег этим искусством за все годы службы так и не овладел, но слишком сильно его это не расстраивало. В конце концов, что бы делал Шерлок Холмс, если все полицейские в округе не были бы столь безнадежно тупы?

С другой стороны, подумал Грег, снова глядя на часы, пусть Шерлок и был непревзойденным детективом-любителем, были на свете вещи, с которыми он бы ни за что ни справился. Например, Грег не думал, что он когда-нибудь организовывал в последнюю минуту свидание, да еще и в день Святого Валентина. Шерлок вообще был далек от такого заурядного явления, и если бы и сделал кому-нибудь сюрприз в этот день, то наверняка организовал бы все в своей излюбленной интеллектуально-загадочной манере. Грег от такого был далек приблизительно так же, как Земля была далека от Солнца. Неудачный брак, окончившийся многочисленными изменами жены и закономерным разводом, заставил его практически потерять надежду на какой-либо успех на любовном фронте, так что если он и предпринимал какие-то шаги в этом направлении, все они отличались спонтанностью. Вот и сегодня, вдохновленный царящей вокруг праздничной атмосферой, он решил пойти ва-банк и пригласить на свидание Стеллу Хопкинс, свою привлекательную коллегу, которая получила перевод в Лондон из провинции около полугода назад. Она уже успела вкусить прелести работы с Шерлоком Холмсом, так что одна неисчерпаемая тема для разговора (или обмена жалобами?..) у них уже была, а в остальном Грег всецело полагался на магию Святого Валентина и свое собственное безграничное обаяние, которое он еще не успел полностью растерять.

— Прости, я опоздала — пришлось отвечать на один телефонный звонок… Ты же знаешь судмедэкспертов — они всю душу из тебя вынут, если не позволишь им пересказать тебе весь анатомический словарь…

Грег машинально кивнул — судмедэкспертов он немного побаивался, хоть и считал их не такими уж безнадежными ребятами. Впрочем, в данный момент ему было на них все равно, ведь теперь, когда Стелла пришла, он мог перестать смотреть на часы и поздравить себя с тем, что у него действительно появилась возможность провести вечер в ее компании.

— Ничего страшного, ты как раз вовремя, — отозвался он. — Пойдем?

— Да, пойдем, — улыбнулась Стелла.

В этом году четырнадцатое февраля выпало на будний день, поэтому время, отведенное на его празднование, для них было ограничено остававшимся после работы свободным вечером. Грег из-за этого не особенно расстраивался — в конце концов, они ведь были в Лондоне, а здесь всегда можно было найти, чем себя занять, хоть в будний день, хоть в выходной. Не мудрствуя лукаво, он предложил Стелле сходить в кино, на что она с охотой ответила согласием, и они пошли в ближайший многозальный кинотеатр, расположенный в двадцати минутах ходьбы от Ярда.

— Сожалею, сэр, но у нас остались билеты только на «Оно», — тоном, не допускавшим возражений, заявил ему усатый, похожий на толстого моржа кассир.

— Что? — переспросил Грег. — Сегодня день Святого Валентина, а вы крутите этот кошмарный ужастик? Он ведь вышел несколько лет назад! Неужели у вас больше ничего нет?

— Есть, конечно, сэр, — невозмутимо подтвердил кассир. — Но на остальные сеансы все билеты проданы. Либо идите на «Оно», либо я ничем не могу вам помочь.

Грег вздохнул. Кажется, Святой Валентин был определенно не на его стороне.

— Ладно тебе, не вешай нос, — сказала Стелла. Видимо, перспектива лицезреть на экране в течение двух часов реки детской крови ничуть ее не смутила. — Давай пойдем на «Оно», раз ничего другого нет. Купим вон ту упаковку шоколадных конфет и будем съедать одну штуку каждый раз, когда Пеннивайз откусит кому-нибудь конечность. Готова поспорить, к концу сеанса будем выглядеть как два колобка.

— Мне нравится ваш подход, уважаемая леди! — воскликнул моржеватый кассир и заговорщически ей подмигнул. — Так что, сэр, пробиваю билеты? — снова посмотрев на Грега, он принял суровый вид, как учитель, что смотрит на недалекого школьника.

— Пробивайте, — вздохнул Грег, доставая из бумажника кредитную карту. — И дайте еще упаковку тех конфет.

— О, дорогой сэр, одной упаковки для этого фильма вам не хватит — даю две, — заявил хитрюга-кассир, и Грегу ничего не оставалось, как подчиниться.

Зал, в котором в тот вечер крутили экранизацию самого одиозного, по мнению Грега, романа короля ужасов, вмещал в себя всего сорок человек. Кроме инспекторов, насладиться кровавым зрелищем пришла молодая пара (кажется, они были студентами), а также группа шумных подростков, которая уселась через ряд прямо за Грегом и Стеллой, так что хоть они и не пинали их в спину, но все равно будто дышали им в затылок.

— Выше нос, инспектор, — улыбнулась Стелла, когда они заняли свои места. — Все не так уж и плохо. Когда еще вы последний раз столь умопомрачительно проводили день Святого Валентина?

— И не припомню, — пробормотал Грег, оглядываясь на подростков. — Ты же понимаешь, что этот морж продал билеты несовершеннолетним на фильм взрослой категории? Мы должны бы привлечь его за это.

— Боюсь тебя огорчить, но они уже совершеннолетние, — она покачала головой. — Я видела, как он продавал им билеты, пока ты был в туалетной комнате, и они показали ему удостоверения личности.

— Правда? С ума сойти, — Грег покачал головой. Очередная упущенная деталь побеспокоила его гораздо меньше того обстоятельства, что современные дети выглядели как люди без возраста. — Кажется, я совсем отстал от жизни.

— Не переживай, ты далеко не один такой, — Стелла похлопала его по руке и взяла одну упаковку конфет. — Ну что, приступим? — с улыбкой подмигнула ему она.

Уже спустя десять минут после начала фильма Грег с тоской констатировал, что он не знает, кем надо быть, чтобы такое придумать. Ему даже нравилось «Сияние» (книга, не фильм), и он мог с чистой совестью признать, что цикл «Темная башня» был весьма увлекательным, но вот смысла в «Оно» не находил никакого. Грег уже двадцать лет работал в полиции и насмотрелся таких ужасов, что ни один писатель не смог бы придумать, и смотреть на то, как мерзкий клоун разрывал на части маленьких детишек ему было не столько жутко, сколько больно. Его дети уже были взрослыми, но он все равно не мог не думать о них, с содроганием наблюдая за разворачивающейся на экране кровавой вакханалией. Что думала о происходящем Стелла, он лишь предполагал, но конфеты из упаковки исчезали с гораздо меньшей скоростью, чем предсказывал усатый кассир, что, возможно, означало, что приступы голода в минуты стресса ей не были свойственны.

А вот совершеннолетние подростки на заднем ряду, к досаде Грега, реагировали на фильм перманентным раскатистым хохотом, по мнению инспектора, с происходящим на экране никак не вязавшимся. Спустя полчаса такого «просмотра» он уже хотел было включить режим «злого полицейского» и выдворить их из зала, как вдруг, как раз в тот самый момент, когда злобный Пеннивайз омерзительно ухмыльнулся и приготовился сожрать очередного несчастного, в зале погас свет и все разом погрузилось во тьму.

Секунду вокруг царила оглушительная тишина, а затем подростки-недоростки заверещали в голос, словно поросята на скотобойне. Грег инстинктивно повернулся на визг, чтобы прикрикнуть на них, но темнота будто разъедала ему глаза, и он понял, что полностью потерял ориентир.

— Грег, надо позвать администратора, — Стелла неожиданно вцепилась в его рукав, и Грега чуть не хватил удар. Сделав глубокий выдох, он проговорил:

— Да, только я ни черта не вижу. Подожди, я попробую нащупать выход… — он встал и, держась за спинки кресел, попытался пойти к выходу. Но тут несносные почитатели творчества Стивена Кинга издали еще один коллективный вопль, после чего послышался грохот, и где-то между рядами, судя по звукам, сразу за Стеллой, упало что-то тяжелое. От неожиданности Грег отпустил кресла и полностью потерял ориентир, Стелла закричала, а кто-то из подростков выдал такую нечитабельную комбинацию из английских и не совсем английских слов, какой Грег никогда в своей жизни не слышал.

— Да прекратите уже этот галдеж! — заорал он. — Почему вы ведете себя как стадо разбушевавшихся единорогов?!

— Да заткнись ты, придурок! — завопил кто-то из подростков. Грег уже собирался ответить на это нечто такое, за что в нынешнем жестоком мире его вполне могли уволить без права на пенсию, как вдруг где-то сбоку открылась дверь и его ослепил яркий свет, льющийся из коридора. Видимо, студенты, что сидели ближе всех к выходу, все-таки позвали администратора.

— Уважаемые зрители, прошу вас сохранять спокойствие! — раздался громкий женский голос. — К сожалению, по техническим причинам мы вынуждены отменить данный сеанс. Кажется, сломалось оборудование. Мы приносим вам свои извинения. Вы можете вернуть деньги в кассе. Сейчас мы включим аварийное освещение, и вы сможете безопасно покинуть зал.

К чести администратора, уже через несколько мгновений в зале действительно включили аварийный свет, так что, немного поморгав, Грег наконец-то увидел, что успели сотворить маленькие нарушители кинопросмотра, пока зал был погружен во тьму. Нужно было признать, что, как случалось в его практике весьма часто, нарочно такое придумать было нельзя. По всей видимости, охваченные паникой после внезапного исчезновения Пеннивайза с экрана, дети решили спасаться бегством напролом, прямо по свободным креслам, но предсказуемо запутались в собственных конечностях и рухнули на пол, успев осыпать Стеллу дождем из попкорна. Его было так много, что издалека можно было подумать, что она побывала под небольшим градом.

— Ну что вы наделали, оболтусы несчастные! — воскликнул Грег, помогая Стелле подняться и вытащить из волос липкое лакомство. — Прям свинюшки какие-то, честное слово…

— Да ладно тебе — это гораздо забавнее того, что нам показали на экране, — со смехом махнула рукой Стелла. — Я думаю, я отлучусь ненадолго в дамскую комнату — надо почиститься — а ты пока сходи в кассу. Наверное, наш друг-продавец будет очень разочарован.

— Еще бы, — буркнул Грег.

Стелла оказалась права — разочарование моржа-кассира из-за того, что им не удалось полностью насладиться экранизацией Кинга, было столь велико, что сначала он даже не хотел пробивать возврат средств по карте. Только когда Грег сгоряча все-таки козырнул своим служебным положением и пригрозил ему последствиями, кассир стушевался и мгновенно исполнил требуемое.

— Ну вот, Святой Валентин нас не любит, — пробормотал он, когда Стелла вышла из туалета, полностью избавившись от попкорна в волосах и на одежде.

— Да ну — я же говорила, все просто умопомрачительно, — улыбнулась она. — И, раз уж нам не удалось в полной мере восхититься приключениями злого клоуна, предлагаю компенсировать это ужином. Неподалеку есть неплохой японский ресторанчик — что ты скажешь насчет суши?

Насчет суши Грег мог сказать лишь то, что с удовольствием их съест, тем более что после пережитых неприятностей у него начало урчать в животе, так что он охотно согласился на это предложение.

Стелла была права — выбранный ею японский ресторан действительно оказался довольно приятным. По крайней мере, среди его посетителей не было детей (и маскирующихся под детей совершеннолетних), что уже показалось Грегу великим счастьем. Другим счастьем было то, что здесь, несмотря на праздник, обнаружились свободные места, так что они сразу же расположились за столиком у окна и сделали заказ. Другими посетителями были две немолодые дамы, семейная пара (довольно грузный муж был явно не в восторге, но было непросто понять, от чего — то ли от предлагаемого меню, то ли от строгого взгляда своей тощей жены) и пожилой японец, что с бесстрастным видом читал газету.

— Ну вот, так-то лучше, — проговорил Грег, когда им принесли заказ. — Кажется, просмотр «Оно» вышел более утомительным, чем я думал.

— Просто дети оказались слишком шумными, — с улыбкой заметила Стелла. — На то они и дети.

Грег уловил что-то в ее интонации и, откашлявшись, спросил:

— У тебя есть свои?

— Дочь, — Стелла аккуратно погрузила в чашку с соевым соусом взятый палочками ролл, и он целиком пропитался темной жидкостью. — Ей уже семнадцать, так что почти взрослая. Живет с отцом в Канаде. Мы с ним развелись пять лет назад, и ей там больше нравится. А у тебя есть дети?

— Да, двое, — кивнул Грег. — Мальчик и девочка. Но сейчас они уже студенты, так что лучше, наверное, будет сказать парень и девушка, — он усмехнулся.

— Нет, — Стелла помотала головой, — для тебя они всегда будут мальчиком и девочкой, ты же их отец.

— Ну вот — теперь я чувствую себя дряхлым стариком, — пошутил Грег, откидываясь на спинку стула. — А еще вздумал встречать день Святого Валентина в компании красивой молодой женщины.

— А знаешь ли ты, что эта, как ты говоришь, красивая молодая женщина впервые почувствовала себя дряхлой старухой, когда родила дочь в девятнадцать лет? — Стелла пристально на него посмотрела. — Возраст это состояние души, инспектор. Хоть нам, в силу нашей профессии, и приходится думать по-другому.

Грег усмехнулся, размышляя над ее словами, и уже хотел было взять ролл «Калифорния» (надо же — сегодня он еще не уронил ни одного ролла, хотя всегда считал, что палочки это точно не для него), как вдруг сзади них раздался пронзительный крик.

— Да вы издеваетесь… — пробормотал Грег, поворачиваясь на голос.

Как оказалось, нарушить спокойствие посетителей ресторана своим убийственным фальцетом решил представитель условной «сильной половины человечества», и, поскольку им не был сам Грег и никак не мог быть пожилой японец, методом исключения пришлось сделать вывод, что это был толстый муж тощей любительницы суши.

— Да не могу я жрать эту хрень, понимаешь ты или нет?! — заорал он, стягивая с огромной шеи накрахмаленную салфетку. От предпринятого усилия (а возможно, просто из-за того, что ему было слишком жарко) у него по лицу заструился пот, и было видно, что он был готов в любую минуту раздухариться не на шутку.

— Генри, сейчас же прекрати этот спектакль, — почти не разжимая ярко накрашенных губ, потребовала у него сохраняющая невозмутимый вид супруга. — Мы же с тобой решили, что должны раз в неделю что-нибудь делать вместе. Почему тогда…

— Да потому, что мы всегда выбираем то, что нравится тебе! — закричал он и с резкостью, которой никак нельзя было ожидать от человека подобной комплекции, поднялся на ноги, так что стол, за которым они сидели, подскочил на всех четырех ножках. — Когда уже мы начнем заниматься тем, что нравится мне?!

— А разве моя вина, — по-прежнему не повышая голоса и почти не разжимая губ, парировала его супруга, — что единственное, что тебе нравится, это сидеть на диване и ковырять в носу?

— Да неужели?! — взревел ее супруг. — А как тебе такой вариант?!

С этими словами он схватил со стола миску с супом и принятым в таких случаях в комедийных фильмах резким движением вылил ее содержимое прямо ей на голову.

Грег услышал, как с ним рядом ахнула Стелла, и поймал себя на мысли, что его сегодня уже ничего не могло удивить. Пока длилась эта, в общем-то весьма короткая мысль, произошло сразу несколько других вещей. Официант попытался успокоить отчаявшегося Генри, но тот, видимо, придя в раж, с такой силой заехал ему по лицу, что беднягу отбросило на столик, который занимали две немолодые дамы, и он разметал в разные стороны своей плечистой фигурой весь заказанный ими ужин. Это вызвало бурную реакцию со стороны дам, которые одновременно вскочили и громко закричали. Тем временем супруга Генри наконец-то оставила свои попытки сохранять холодную невозмутимость и, схватив с вешалки свой зонтик, начала охаживать им бока супруга. В процессе она умудрилась опрокинуть упомянутую вешалку, и она упала прямо на газету, которую читал японец, чудом не разбив ему лоб.

В этот момент Грег не выдержал. Он не был американским полицейским и не носил с собой оружия, так что остановить этот хаос парой выстрелов в потолок было за пределами его возможностей. Вместо этого, как честный английский инспектор полиции, он встал и направился в самую гущу драки.

— А ну-ка прекратили это все сейчас же! — прикрикнул он. — Куда это только годится — устроить подобное в присутствии двух полицейских! Мадам, вы…

Но договорить он не успел. Толстый Генри, отмахивавшийся от зонтичной атаки со стороны своей жены, случайно ударил его локтем в лицо, и Грег упал и потерял сознание.

* * *

Очнулся он спустя пару минут. Открыв глаза, он увидел Стеллу, которая еле сдерживала смех, обеспокоенного японца, а также официанта, под глазом которого красовался здоровенный фингал.

— Вы в порядке, сэр? — с тревогой спросил он.

— Да в порядке я, все нормально, — пробурчал Грег и сел. Нет, это просто наказание какое-то. Надо же было так опозориться! Если и есть на свете Святой Валентин, то он, видимо, Грега Лестрейда просто ненавидит.

— Вам нужно выпить стакан воды, — серьезно сказал японец. — Сядьте.

Грег последовал совету. Стелла села на стул рядом с ним, официант пошел за водой, а японец спокойно вернулся к своей газете. Грег огляделся и понял, что дамы пересели за другой столик и уже делали новый заказ, а Генри и его супруга, растерявшие свой боевой пыл, объяснялись с менеджером ресторана.

— Держите, сэр, — официант подал ему стакан воды.

— Спасибо, — поблагодарил Грег и сделал глоток. — Ну что, наше сегодняшнее свидание войдет в список худших в твоей жизни? — он посмотрел на Стеллу.

— Шутишь, что ли? — она рассмеялась. — Это был лучший день Святого Валентина в моей жизни! То есть, конечно, если ты не заработал сотрясения, — уже серьезно добавила она.

— Не думаю, — Грег сделал еще один глоток воды. — Вроде бы я в порядке. Задета только моя гордость. Так что можем вернуться к ужину, если хочешь.

— Конечно, хочу, — подтвердила Стелла. — Он поможет отвлечься от мыслей о том, каким будет наше второе свидание, если уже на первом мы пережили столько приключений.

«Второе свидание?.. — подумал Грег. От такой многообещающей мысли у него в голове окончательно прояснилось. — Неужели он действительно не так уж и плох, этот Святой Валентин?..»

И впервые за много дней на его лице появилась широкая улыбка.

Примечания:

Эпизод с выключившимся во время показа фильма "Оно" светом в кинотеатре взят из реальной жизни — в такую ситуацию попали мои родители. Как и герои фанфика, фильм они в итоге не досмотрели, и деньги им тоже вернули.

Пишите в комментариях, чей день Святого Валентина понравился вам больше всего ;)