Мафия и нежные чувства (джен)

Чуя замер. Летящая тёмная жидкость, мигом очертившаяся алым контуром, впрочем, тоже. Босс мигом отвлёкся от работы.

— Что-то случилось, Накахара? Почему ты неожиданно остановился?

— Господин Мори, не двигайтесь, — едва выдавил из себя мафиози, судорожно пытаясь придумать, что теперь делать.

Прекрасная способность управления гравитацией — увы и ах — требовала серьёзной практики, причём чем большей, тем лучше. Для всех. И сейчас готовый схватиться за голову от безнадежности Накахара понимал, что контроль над временем или пространством здесь пригодился бы больше. Ему точно не хватит аккуратности вернуть чай на законное место, в чашку.

То ли дело твёрдые предметы: пули, камни, даже люди, — которыми и привык оперировать парень; они легко переносятся и управляются, потому что сохраняют форму и, в отличие от проклятой жидкости, не рассыпаются в воздухе на мелкие капли, так и норовящие покрыть всё вокруг. Удержать на месте эту бесформенную жижу стоило Чуе страшной концентрации и усилий: то и дело какой-нибудь край стремился двинуться в только ему известном направлении.

— Это немного пугает, Накахара.

— Всё почти в порядке, босс, — Чуя нервно хихикнул. — Так, мелочи жизни.

Если бы парень был верующим, он всеми душой и сердцем помолился. Но так как в жизненные принципы входила лишь вера в организацию, Дазая и Арахабаки, оставалось надеяться только на последнего, то бишь — на себя. Вот бы напарник сейчас катался по полу от смеха…

Чуя мотнул головой, отгоняя не нужные в данный момент неприятные мысли, и чуть не растерял контроль над чаем. Что же делать…

И вдруг он поймал заинтересованный взгляд Элис. Девчушка сидела на противоположном от босса углу стола и в обычной манере беззаботно болтала ногами, не придавая происходящему никакого катастрофического значения. «Ну конечно, — едко подумал Накахара, — тебе господин Мори за подобную "проказу" уж наверняка ни слова не сказал бы».

От длительного бездействия начали трястись руки, и Чуе захотелось зарыдать. И Элис, кажется, заметила умоляющий взгляд мафиози.

Медленно поднеся ручки ко рту, девочка испуганно вскрикнула:

— Ринтаро! Там! Там страшная штука спускается с потолка!

— Не двигайтесь, господин Мори, — максимально спокойно произнёс Накахара, подхватывая игру. — Иначе спугнёте.

Кажется, ситуация потихоньку стала налаживаться.

— Да-а, вчера я, кажется, читал в новостях об ограбленном городском террариуме. — Непонятно было, поверил босс хитрым детям или же решил так же подыграть, сразу обо всём догадавшись. Оставалось гладко довести дело до конца в надежде, что правду никто так и не узнает. — По догадкам журналистов, со своих мест пропала добрая половина обитателей, но как они забрались так далеко…

Босс сделал акцент на последних словах, подчёркивая, что находится далеко не на первых этажах штаба.

— Удивительное дело. — Чуя сдержанно согласился.

— Элис, милая, раз мне нельзя шевелиться, не могла бы ты достать полотенце из того ящика? Не думаю, что нашему другу хочется хватать эту бяку голыми руками.

Накахара косым взглядом удостоверился, что перчатки всё ещё на нём.

Дальше все пошло как по маслу: с небывалой реалистичностью Элис подала Чуе объёмную махровую ткань, тут же отскочив подальше, словно за спиной босса и вправду был огромный паук, Накахара же аккуратно притянул всю жидкость к полотенцу и тихонько понёс его к выходу из кабинета, не давая господину Мори увидеть что-то.

— Выпусти чудище на волю! — крикнула вдогонку светловолосая девчушка. — И оставь полотенце как домик. Каждый заслуживает доброго отношения, каким бы чудовищем ни был.

— Да ты моё солнышко, — пролепетал господин Мори. — Элис — самая добрая девочка на свете. Хочешь сладенького за проявленную смелость?

Чуя, сопровождаемый несколько непонимающими взглядами охраны, швырнул полотенце в мусорный бак у лифта и свернул в боковой проход, чтобы перевести дух. Прокручивать в голове худшие варианты развития событий не было сил; хотелось разве что выкинуть эту чёртову ситуацию из головы, словно страшный сон.

Однако настоящий «страшный сон» сидел среди охранного персонала в комнате с камерами и уже готовил обидные шутки для напарника.

На самом деле, Накахара послал бы всю эту детскую ерунду, как он сам выразился, к чертям. Несолидно взрослому и серьёзному мафиози заниматься глупостями. Раз человек настоятельно просил игнорировать любые поползновения Мори Огая в его сторону, значит, так и нужно было сделать.

Но попробуй попри против босса, так только Дазай может. Потому что твёрдо знает, что ему ничего — ну, или почти ничего — за это не будет. На Накахару эта безнаказанность, к счастью или к сожалению, не распространялась.

Грёбаный Дазай. Зачем ты вообще родился. И какого чёрта сегодня.

«Телефон у него выключен, а нынешнее его место жительства знает только босс. Ну и ты, судя по всему, — отловила рыжеволосого воспитанника в коридоре штаба проницательная сестрица Коё. Тот как раз был обрадован похвалой Мори Огая за успешно выполненное задание, а тут, понимаете ли… — Съездишь поздравить дорогого напарника?»

Накахара отнекивался, как мог: мягко, яростно, аргументированно, с горсткой ругательств и ещё кучей разных способов, — но этим лишь вызвал недовольный сощур глаз Озаки. «Почему ты не хочешь выполнить мою просьбу?»

Сестрица, кажется, огорчилась. Или умело сделала вид. А подобным женским уловкам, в силу своего возраста и опыта, Накахара сопротивляться ещё не мог.

* * *

Что дарят друзьям на семнадцатилетие?..

А нелюбимым напарникам?

А потенциальным самоубийцам?

Ответить на последний вопрос оказалось в разы проще, нежели на предыдущие, поэтому аптека и стала отправным пунктом. Да-да, Накахара просто купил пять пачек бинтов. Практичный подарок — лучший подарок, особенно для того, кто не собирается надолго задерживаться в этом мире. К тому же, такую вещь тебе не передарят через год по нелепой, но неприятной забывчивости. Да и вообще юноша, как ни пыталась повлиять на него сестрица Коё, и думать не желал о подготовке нормального подарка. Так, соберёт первые попавшиеся на глаза более или менее полезные штуки, и сойдёт, ведь прийти с пустыми руками в силу воспитания он просто не мог.

Что вообще принято дарить мафиози? Кружки с пафосными надписями, сейфы с новейшими технологиями защиты, продление лицензии на ношение оружия? Сестрице Коё, например, подобрать подарок было относительно несложно — Озаки увлекается рукоделием, и ей приятно будет проявление «семейного» внимания. Но что делать с этим рациональным ублюдком, которому не надо ничего, кроме эстетичных лезвий, или бархатной чёрной верёвки, или приглашения сыграть в русскую рулетку? Кубик Рубика ему подарить что ли?!

Накахара распластался на сидении и вперил пустой взгляд в потолок автомобиля, отчаянно перебирая возможные и невозможные варианты. Назначенный Мори Огаем водитель терпеливо ждал.

— Давайте в книжный магазин заедем, — наконец устало выдохнул Накахара.

— Будут предпочтения? Какой именно магазин вас интересует? — на всякий случай уточнил водитель, подняв глаза на пассажира в зеркало заднего вида. Накахара, правда, продолжал с кислым видом буравить взглядом потолок.

— Где выбор побольше. Чтобы человек, который не имеет ни малейшего понятия, что подарить коллеге, смог что-нибудь присмотреть.

— Вас понял.

* * *

В случае Накахары, день рождения Дазая — лучший повод подтолкнуть твердолобого, глухого к просьбам своего напарника идиота к практическому переосмыслению поведения. Чем Дазай раздражал больше всего?

Дурацкими шутками. Ему бы тренинг для общения с людьми по Карнеги подарить. Однако в действительности мафиози не был обделён эмоциональным интеллектом и, в общем-то, издевался только над Накахарой. И подарок такого рода всё равно оказался бы бесполезен: без пяти минут исполнитель Портовой мафии, Дазай друзей заводить точно не собирался, поэтому и учиться находить с ними общий язык ему ни к чему.

Высоким ростом и постоянным стёбом на почве разницы с напарником. Но здесь поможет только приобретение ходуль. Накахаре.

Игнорированием строгого соблюдения рабочего устава. Особенно бесконечными опозданиями: на собрания, личные вызовы босса и даже совместные миссии. Зачастую Дазай о них просто-напросто забывал и безо всякого стеснения говорил об этом, ни капли не раскаиваясь, мол, он тоже человек, и вообще таймера для «мелочей» у него в голове нет. Под «мелочами» обычно он подразумевал любое взаимодействие с напарником. Накахара, естественно, злился.

Наручные часы у Дазая были, и он их не носил. Да и раз в пустой голове важным мыслям места не находилось, стоило оставлять их хотя бы на бумаге — с этой мыслью Накахара двинулся в отдел канцелярии, а именно на поиски какого-нибудь ежедневника.

К посетителю сразу подлетел консультант. Мафиози, осознавая, что сам потратит непозволительно много времени на поиски подходящей вещи, был вынужден принять его помощь. Признаваться себе, что решил подойти к выбору подарка с надлежащей тщательностью, он так и не стал.

— Выбираете себе или кому-то? — уточнил работник магазина.

— Другу. Только он не очень аккуратно обращается с вещами, поэтому можете подсказать что-нибудь особенно хорошего качества?

— Сейчас посмотрим. Для каких задач ему нужен планнер? Кем работает ваш друг?

Накахара на пару секунд замялся.

— Менеджер он. Встреча с клиентами, совещания с начальством, всё такое.

«У Дазая наверняка случилась бы истерика, узнай он, что его принизили до менеджера. Что ж, не одному ему унижать меня».

Консультант тем временем молча кивнул, задумчиво осматривая большой стеллаж с ежедневниками, и выложил с полок несколько вариантов. Разные по формату, цвету и материалу обложки, они быстро сбили Накахару с толку. Его замешательство сразу заметили.

— Ежедневник — вещь очень личная. Поэтому важно, чтобы он подходил своему хозяину. Обычно при выборе смотрят на форму и внутреннюю разметку, ведь непрактичным блокнотом неудобно пользоваться: его не всегда возьмёшь с собой или, что тоже случается, не уместишь всю нужную информацию на отведённой странице. Кто-то выбирает планнер только с закладкой, чтобы не тратить время на поиск нужного разворота, кому-то нравятся разлинованные по часам страницы. Полистайте, посмотрите. Отталкивайтесь от обычных задач и объёма работы вашего друга; если хорошо знакомы, вряд ли прогадаете.

— Да, спасибо, — пробормотал Накахара, озадаченно рассматривая разложенные перед ним книжки и пока не решаясь притронуться ни к одной из них.

В магазин заглянул ещё один покупатель, и консультант, извинившись, предложил пока ознакомиться с ассортиментом и поспешил на помощь новому гостю. Накахара, проводив его усталым взглядом, таки выбрал небольшой блокнот в жёсткой тёмно-зелёной обложке, осмотрел края, переплёт, поводил пальцем — следов на лицевой стороне ежедневника не оставалось, пробежался глазами по разлинованным страницам… У него самого такой вещи никогда не было за ненадобностью, но сейчас подумалось, что, подари ему планнер, Накахаре бы захотелось им пользоваться. Цвет бы другой только, но Дазаю наверняка понравится и этот.

Вот напарник над ним всячески издевается, а Накахара заботливо подарочки выбирает, чтобы непременно понравилось. Мерзость какая.

Юноша скривился и решил закончить поиски на данном шаге. Подоспел консультант.

— Вижу, вы уже присмотрели подходящий.

— Да-а. Но не обтрепаются ли со временем уголки обложки? — Накахара для наглядности постучал пальцем в чёрной перчатке по названным местам. — Впечатления особой надёжности не производит, если честно.

Консультант протянул руку, получая на руки ежедневник, и пробежался глазами по наклейке производителя на обороте.

— Нет, углы и края точно будут в порядке, можете не беспокоиться.

* * *

Покупать нечто из разряда верёвок, мыла, гелей для душа (которые в умелых руках вполне сошли бы за альтернативу предыдущему пункту), лезвий для бритвы и прочих опасных или потенциально опасных вещей Накахара не рискнул, как бы сильно ни желал избавиться от противного напарника. Как ни крути, по сводкам аналитического и бухгалтерского отделов «Mori Corporation», средства, привлечённые в организацию благодаря Дазаю, составляли наибольший процент даже среди Исполнителей, и уже сейчас мало кто сомневался, что талантливый воспитанник босса совсем скоро поднимется в верхушку мафии. А Накахара руководствовался, в первую очередь, выгодой для организации и только потом личными чувствами. Поэтому приходилось терпеть даже самые идиотские шутки, сдерживать порывы ударить Дазая немного сильнее и время от времени — о чём Накахара с каждым разом жалел всё больше — предотвращать самоубийства.

В соседнем здании от книжного располагался небольшой чайный магазинчик; его Накахара заприметил, когда только подъехал. Заглянуть ещё и туда было решено по понятным причинам: оставалась ещё одна вещь, которая бесила в Дазае.

Он, чёрт возьми, засыпал всегда и всюду, где можно и где нельзя. В том числе на важных собраниях. По дороге на задания. В самом начале написания отчёта. Накахара не имел ни малейшего понятия, чем этот неорганизованный идиот занимался вне работы, но тот регулярно жаловался на проблемы с подъёмом по утрам и критический недосып, якобы отдыхая всего пару-тройку, максимум шесть часов в сутки. Рыжеволосый мафиози почти каждый день подмечал реальные страдания напарника и глубоко в душе немного жалел его — к сожалению, Накахаре проблемы со сном чужды не были. Но от этого же и злился: ему так далеко до супермозгов Дазая, но даже он относительно скоро разобрался со сложностями, да и не ходил и не ныл на каждом шагу.

Так что к подарку присоединились два крафтовых пакетика с кофе; в видах этого напитка Накахара разбирался слабо, поэтому взял тот же, что покупал себе, и тот, что собирался попробовать, с каким-то шоколадным привкусом. После недолгих раздумий попросил продавщицу насыпать и зелёного чая, после пары чашек которого хорошо спал, несмотря на стресс любой степени. «Ему бы ещё интернет отрубать после двенадцати часов ночи и запирать в спальне вдали от телевизора, приставки и книг, — мрачно подумалось Накахаре. — Этот прокрастинатор ведь что угодно будет делать, кроме того, что нужно».

Всё купленное за сегодня юноша разложил в средних размеров крафтовом пакете, который взял в том же магазинчике. Не поедет же он за реальной подарочной упаковкой.

* * *

В новую квартиру на окраине центра Дазай переехал в начале февраля, вслед за последней крупной попыткой самоубийства, после которой он больше недели провёл в санитарном блоке мафии. За всё время Мори Огай ни разу не навестил его. Зато Чуя по разным причинам оказывался там практически ежедневно: один раз пришёл по собственному желанию, потому что неожиданно для самого себя соскучился по вечно бубнящему под боком всякую ерунду напарнику, наведывался к подчинённым госпожи Озаки и поэтому мимоходом заглядывал к неудавшемуся самоубийце и ещё два раза приносил набитые бумагами конверты — срочные поручения босса. Дазай долго ворчал, но всё-таки выполнял их. Вероятно, от скуки.

На его выписку Накахара пришёл один. Его тоже никогда не встречали после длительного пребывания в больнице, поэтому он на собственной шкуре ощущал, насколько отвратительно возвращаться в мир в полном одиночестве, как тоскливо ехать в автобусе в неубранную пустую квартиру без ужина, а потом всю ночь смотреть в стену, отчаянно сжимая в руках уголок одеяла и глуша продирающуюся через рёбра тупую боль. Рыжеволосый мафиози сунул напарнику в руки кофейную шоколадку — настроение поднимает, — буркнул, что хоть и не особо рад очередной встрече, зато спокоен за его здоровье, и предложил проводить домой, потому что за десять дней Дазаю по его просьбам натаскали столько книг, что сам он не был в состоянии унести их разом. Гравитационная способность оказалась как нельзя кстати.

После выписки Мори Огай распорядился перевезти воспитанника на новое место жительства в течение первых суток. Якобы смена обстановки должна подействовать на ученика отрезвляюще: на то, чтобы разложить вещи, обжиться, достаточно привыкнуть к квартире, дому и их расположению, сил уходило действительно немало. Основания поступить так у босса были значительные, потому что Дазай часто совершал повторную попытку убить себя в первые же часы «на свободе».

Жил сейчас напарник на втором этаже. Селиться выше третьего ему категорически запрещал Мори Огай; возможность подняться в том же доме этаж на двадцатый или вовсе на крышу босс почему-то не учитывал.

Накахара позвонил в квартиру и постоял минуту. Реакции не последовало. Позвонил ещё дважды, подёргал ручку двери — мало ли, открыто. Даже звучно постучал. После чего гаркнул на весь подъезд, что если ему не откроют, он поднимется в окно; в итоге в соседней двери щёлкнул замок: соседи закрылись получше.

Наконец на пороге появился Дазай. Хмурый, без бинтов на лице (как впоследствии оказалось, и на руках), босиком, в бежевой футболке с удлинёнными рукавами и свободных светлых штанах, явно ему коротковатых. Накахара наскоро юркнул внутрь тёмного коридора, пока дверь безапелляционно не захлопнулась прямо перед его носом.

К голове приставили пистолет.

— Не очень гостеприимно, — фыркнул Накахара, медленно разулся и вытянутой рукой, стараясь не совершать провоцирующих движений, пристроил шляпу на высокой тумбе у порога.

— А я гостей и не ждал, — тихо сказал напарник. Он явно был не в настроении.

— Ничего не поделаешь, я уже приехал.

Рыжеволосый мафиози наконец обернулся на коллегу и, старательно игнорируя дуло пистолета прямо перед лицом, усмехнулся. Дазай с наигранной обречённостью вздохнул.

— Ладно, слизняк, ползи на кухню.

Приподнявшийся на носочки, чтобы повесить куртку на вешалку, Накахара вызвал у хозяина квартиры смешок, но уже более честный. Провокацию проигнорировали.

— Ты каждый год затворничаешь в этот день? — поинтересовался гость.

Громко шлёпающий босыми ступнями по немытому ламинату Дазай сделал вид, что не понял вопроса. «Да, и на что я только надеялся, — тихо проворчал Накахара, следя за напарником, который принялся для приличия искать по шкафам хоть что-то съестное. — Это же тайна вселенского масштаба».

— С днём рождения, Осаму, — чужое имя, а не заезженная рабочая фамилия, так легко сорвалось с губ, что юноша немного растерялся. В голове стало пусто: все заготовленные монотонные поздравления и даже вечно крутящиеся на языке ругательства, обоснованные и нет, разом пропали, исчезли подобно контрабандистам, нагло переходящим дорогу Портовой мафии, при появлении Исполнителей.

— Откуда… — Дазай недоумённо обернулся, однако тут же в его глазах засветилось понимание ситуации. Дазай не был бы Дазаем, не разгадай он такую простую вещь в пару мгновений. — Просил же никогда так не делать, чёртов Мори! Чуя, ты правильно понимаешь, с чем поздравляешь меня? С днём, когда становится понятно, что я, чёрт возьми, бесцельно проболтался в этом мире ещё один мучительный год. Впрочем, на этот год я стал ближе к естественной смерти.

Накахара постарался сдержать скептический ответ, но бровь его всё равно взметнулась вверх.

— Желаю тебе, дурачьё, крепкого сна, неперебиваемой интуиции и нескончаемых бинтов, — рыжеволосый юноша просто поставил пакет с подарком на стол. — И, что наиболее важное, совершить самое красивое самоубийство в Японии.

— Непременно двойное, — уточнил Дазай. Чуе показалось — или нет? — что взгляд его потеплел, а на лице пролегла тень расслабленной улыбки.

— Непременно, — автоматически кивнул напарник.

— Если там, — издалека взглянул на пакет хозяин квартиры. — Нет ножа с гравировкой «Умри уже наконец», я не буду открывать.

— Там всякая полезная мелочёвка, на самом деле, — Накахара с чувством выполненного долга плюхнулся на жёсткий кухонный диван, непринуждённо облокачиваясь на стол. — Ну, чисто символически, знаешь. Девушек, с ходу готовых на самоубийство с неизвестным психически больным подростком, под рукой не оказалось, поэтому, увы и ах, придётся довольствоваться малым.

— С таким даром убеждения ты когда-нибудь дорастёшь до исполнителя. Ощущаю, что клюнул на твои уговоры хотя бы бегло заглянуть внутрь.

Дазай небрежно кинул на столешницу найденную в закромах крайнего шкафа уже открытую пачку печенья, уселся на табуретку напротив гостя и сдвинул пакет на колени. Пошуршал, вглядываясь в его содержимое, и вдруг с удивлением выудил планнер.

— Ты всё жаловался, что ни черта не помнишь, — прокомментировал подарок Накахара, с наигранным равнодушием отводя взгляд, чтобы проницательный напарник ни в коем случае не догадался, сколько времени было потрачено на поиски. — Редкостная хрень, да?

— Ага, — задорно согласился Дазай, однако от пролистывания ежедневника оторвался словно нехотя. Накахара, конечно, не обратил на это внимания.

— И кофе теперь пей свой. Или ты думал, я не замечаю, как ты мой подворовываешь? — рыжеволосый мафиози поймал заинтересованный взгляд напарника — тот явно хотел услышать доказательства своей причастности. — Запах, мой дорогой друг, запах моего кофе в твоём кабинете выдаёт с головой.

— У тебя там растворимый, а этот мне будет лень варить, — капризно попытался оправдаться Дазай, похрустывая крафтовой бумагой упаковки в руках. — Особенно по утрам.

— Не перетрудишься, да и вообще этот кофе лучше. Там чай ещё зелёный. Мне он после некоторых миссий помогает заснуть.

Накахара понадеялся, что напарник поймёт, что он имел в виду.

— После некоторых миссий тебя наоборот не добудишься, — беззлобно усмехнулся тот. — Зачем тебе чай, если есть целая встроенная система?

Воспитанник Коё Озаки промолчал, сдерживая едкий ответ.

— Ты не рад реальной практической пользе Арахабаки?

— Да заткнись ты, — не выдержал таки Накахара и закатил глаза. Вообще он ощущал некоторое спокойствие, видя, как быстро оттаял Дазай и что тот в принципе в порядке — страшно было оставлять его без присмотра на долгое время. — Завари чаю что ли. — Гость подтолкнул к напарнику оставленный на столе пакет с листьями и цветами. — Хоть как-нибудь отметим. А то не нравится мне твой настрой по отношению к собственному празднику.

— Скорее трауру, — фыркнул Дазай. — Не узнаю тебя, малыш Чуя: кто-то обычно прикладывается к бутылке при малейшем поводе. Ты действительно предлагаешь ограничиться чаем? Мне не показалось?

— Вот я знал, что так будет.

Накахара снова закатил глаза, исчез ненадолго в коридоре и вернулся с маленькой бутылкой коньяка — форма и размеры позволили принести её во внутреннем кармане куртки.

Не дожидаясь кипения чайника, разлили; специальных бокалов в квартире не оказалось, поэтому скромно ограничились кофейными чашками. «Вот это другое дело» — подытожили наконец.

— Печенье доисторическое, — прокомментировал Дазай и перебросил на стол остатки пачки с десертом.

— Не страшно, в чае размочим.

— Мори рассказывал, что так часто делают в России. Он то ли имел дело с русскими, то ли даже ездил на север — я так и не понял.

— Неужели у них такой дефицит свежего печенья?

— Единственное, что могу сказать, — с этими людьми лучше не связываться.

— Согласен, — лениво протянул Накахара, отхлёбывая поставленный перед ним чай. От него по телу разливалось приятное тепло, а алкоголь тем временем медленно пропитывал сознание, и вот уже по-мерзкому прохладный июнь переставал быть неприятным, напарник — отвратительным, а рабочие трудности отходили на самый дальний план. Кусочек жизни, ограниченный сегодняшним вечером, теперь казался не таким уж и плохим.

* * *

— Ладно, пойду я, поздно уже. Мне, в отличие от некоторых лоботрясов, завтра работать нужно, — Накахара потихоньку поднялся, чтобы при смене положения в голову не ударил алкоголь. За окном уже действительно догорал день.

— Чу-у-уя, а ты можешь не уезжать? — неожиданно слёзно протянул Дазай. Накахара, до сего момента думавший, что тот уже протрезвел, помотал головой. — Ну хочешь, я попрошу у Мори выходной для тебя, м? На завтра?

— Как показывает практика, соглашаться на твои предложения — себе дороже.

Во-первых, гость не сомневался, что напарник блефует. Не станет он связываться с боссом по такому пустяку, как помощь другому человеку. Особенно ему, Накахаре. К тому же, в сегодняшний день-без-связи-с-жалкими-людишками. Во-вторых, в любом действии Дазая может оказаться непозволительно много подводных камней.

Однако воспитанник Мори Огая всё же взялся за телефон.

— Ну так, малыш Чуя?

— Три условия, — рука в чёрной перчатке наглядно обозначила количество. — Ты ко мне не пристаёшь. Спим мы в разных комнатах. Никаких песен про суициды и тем более попыток навредить себе.

— Ты совсем запрещаешь мне умирать?

Изначально Накахара имел в виду только время своего пребывания в Дазаевской квартире, но решил воспользоваться удачным случаем.

— Хотя бы в ближайшую неделю.

Дазай капризно вытянул губы трубочкой и протянул: «Ла-а-адно, согласен».

Кому: Ринтаро.

«Господин Мори, здрасте. Дайте рыжему коротышке отгул на завтра»

Кому: Осаму.

«Здравствуй, Дазай. С праздником тебя. Что случилось с Накахарой?»

Кому: Ринтаро.

«Не спасибо. С Накахарой пока всё в порядке, попыток взаимно нанести увечья, не совместимые с жизнью, сегодня ещё не было».

Кому: Осаму.

«Тогда почему нужен отгул? Его труд важен для организации, и тебе не следовало бы вмешиваться в чужой рабочий процесс»

Кому: Ринтаро.

«Малыш Чуя сейчас нужнее в другом месте, уж извините))» — быстро настрочил Дазай, приподняв уголок губ, и буквально отшвырнул телефон.

— Теперь ты свободен, как петля после обнаружения тела.

Накахара сильно сморщил лоб, охреневая от такого сравнения, и пробормотал скомканную благодарность.

Вскоре пиликнул его собственный сотовый. «По просьбе Дазая освобождаю тебя от работы на завтрашний день. Так и быть, отдохните. С уважением, Мори Огай».

— И вот ради чего мы это сделали? — спросил наконец Накахара, усаживаясь обратно.

— Не знаю, но мне не хотелось оставаться сегодня в одиночестве, — честно признался Дазай, тяжело укладывая подбородок на подставленную руку и мутновато смотря напарнику прямо в глаза. — Год назад я вскрывался. Два года назад — почти шагнул с крыши штаба. Меня не вовремя заметили.

Накахара сморщился, отворачиваясь.

— В этот раз не в мою смену, пожалуйста.

— Ну, я ведь обещал тебе пока не умирать, — Дазай оценивающе прищурился, а рыжеволосый юноша смерил его подозрительным взглядом.

Дазай и сдерживать обещания? Накахара думал, это распространялось только на обнуление Порчи.

— Ладно, — сдался он. — Какие у нас варианты проведения вечера?

— Для начала предлагаю наведаться в ближайшее подконтрольное мафии местечко и добыть ещё пару бутылок коньяка.

— Может, что-нибудь полегче взять? Я бы предпочёл вино.

— Игра на понижение? — наигранно нахмурился Дазай и протянул к напарнику руку, намереваясь ущипнуть за щёку. — Ты точно тот малыш Чуя? Не другой? Тебя послали убить меня? Кто твои наниматели? А может, ты плод моего воображения, и я вижу тебя только от пожирающего меня одиночества? Ты всегда был иллюзией, ну?

Накахара не сдержал подступающего нервного пост-пьяного смеха и отпихнул не забинтованную руку, стараясь не присматриваться к светлой коже, исполосованной шрамами и ещё не зажившими болячками.

— Ладно-ладно, угомонись, — между тем от напарника раздалось радостное: «О, ты живой, я тебя чувствую». — Только у меня денег с собой не очень много.

— Берём как обычно напополам, но если что, доплачу, так и быть, сегодня можно. К тому же, последнюю зарплату я ещё не тратил.

Быстрым взглядом в телефон Накахара удостоверился, что сегодня было девятнадцатое число месяца.

— Потом можно посмотреть что-нибудь. Каковы будут предпочтения? В этой квартире оказалась куча дисков с фильмами, но я ещё ни разу не ставил их.

— Не мелодраму и не про убийства, пожалуйста, только.

— Какая жалость! Я не увижу, как ты растроганно рыдаешь над сериалами, — не знай Накахара Дазая, то решил бы по его выражению, что расстроился тот абсолютно серьёзно.

* * *

Фильм оказался не особо интересным, и уже спустя двадцать минут просмотра Накахара с полной уверенностью заявил, что триллер не оправдал себя. К тому времени напарники уже допивали вторую бутылку. На кухне ещё оставалось вино, на которое таки получилось уломать поначалу непреклонного Дазая: в открытую признавать «поражение» ученик Мори Огая не стал и смахнул в руки желаемую бутылку, стоило только Накахаре ненадолго отвернуться. Не показывал он её до самой кассы. Потому что немного пьяный и радостный напарник — одна из немногих приятных вещей, которые Дазаю доводилось видеть за последнее время.

К середине кино, благодаря алкоголю, стало веселее. Сцены, призванные вызвать у зрителя испуг или даже ужас, провоцировали Двойной Чёрный на поначалу сдержанный, а потом и полноценный, громкий смех. Пару раз им постучали соседи.

Накахаре даже подумалось, что коллега у него не такой уж и противный. В общении с ним ведущие роли явно играют настроение обоих и располагающая к непринуждённому контакту ситуация. Может, стоит как-нибудь выдернуть его после работы прогуляться по набережной?..

Накахара собрался зевнуть, как вдруг Дазай, съехав чуть ниже по скользкому ламинату, ощутимо улёгся ему на плечо так, чтобы смотреть не в телевизор, а на лицо напарника. Спустя несколько секунд напряжённых размышлений, рыжеволосый мафиози заподозрил неладное и чуть отстранился:

— Мы договаривались.

— А я и не пристаю, — весело прищурился тот, но всё-таки сел по-прежнему, отдельно. — Ты ещё скажи, что обнимать тебя нельзя.

Строгий взгляд, подразумевающий отказ, заставил его демонстративно насупиться, но Накахара был непреклонен. Однако уже через полминуты будущий исполнитель мафии снова глупо и смешно комментировал происходящее на экране, на что гость едва заметно улыбнулся: такой Дазай выглядел настоящим человеком.

* * *

Спустя полтора года, уже после побега Дазая из Портовой мафии, Накахара был вынужден сдержать при подчинённых искреннее изумление и какую-то непонятную радость, при обыске кабинета напарника найдя в верхнем ящике стола тот самый ежедневник, подаренный на семнадцатилетие. Тёмно-зелёная обложка его теперь была испещрена мелкими и средними царапинами от неаккуратного обращения, зато все края остались в полном порядке — обещанное продавцом качество оправдало себя.

Накахара меланхолично полистал блокнот, отмечая, что использовали его по-максимуму. На недописанных страницах красовались забавные рисунки-карикатуры на ближайшее окружение Дазая: Акутагава, играющий с Расёмоном-котёнком, сам Чуя, мультяшный и сидящий на огромной шляпе, Мори Огай в виде зловещего духа вместе с не менее жуткой Элис, попытки представить Сакагучи Анго улыбающимся…

Несмотря на множество пустых страниц во второй половине ежедневника, последняя также оказалась изрисована, но в совсем ином, более серьёзном стиле. Схематично был набросан надгробный камень и кустообразное низкое дерево над ним, сбоку же — относительно детальный портрет Оды Сакуноске, смотрящего не на читателя блокнота, а куда-то в сторону, на пустую обложку. А в самом низу извивалась торопливая угловатая надпись: «Проблема с предпоследним больным местом решена. А последнее вы, надеюсь, никогда не обнаружите».

Сбоку рвано махрились остатки уничтоженной реальной последней страницы. На ней Чуя когда-то оставил, чтобы в самом начале, когда только открываешь записную книгу, не мозолило глаза, своё небольшое пожелание и подпись.

Борясь со смешанными чувствами, Накахара захлопнул ежедневник и сунул его обратно в стол.

Примечания:

Начато тыщу лет назад, закончено ещё в декабре. Между делом обнаружила готовый текст на потерянной флешке, безумно обрадовалась, в срочном порядке делюсь.

Так сложилось, что, в отличие от брата, Гин не была Одарённой. Судьба не наделила её способностью, отчего девушка непозволительно часто называла себя бесполезной, неполноценной и слишком слабой, что порой давило на неё ещё сильнее непростых жизненных обстоятельств.

Рюноске был для неё практически героем — поработать бы над вспыльчивостью, и парень станет идеальным, причём не только в рамках мафии. Акутагава всегда нежно обходился с сестрой и даже в особенно дрянные дни сжимал зубы, но завидно держался от выплёскивания накипевшего негатива на единственного близкого человека. Кроме того, он настоятельно уговаривал Гин держаться подальше от мафии, даже несмотря на искреннюю заинтересованность Дазая, его многоуважаемого наставника, в потенциале девушки. «Долго продержаться в Портовой мафии без способности невозможно, — раз за разом повторял Рюноске, уверенно глядя в глаза сестре и для большей убедительности крепко сжимая ей руку. — Я понимаю, как тебе сложно оставаться в стороне — это прекрасная и одновременно отвратительная черта твоего характера. Но я не хочу потерять тебя, Гин, просто не переживу этого, пойми».

И всё же, младшая Акутагава была ещё и упрямой, и, даже если ей что-то категорически запрещали, она всегда находила способ достичь намеченной цели. Тоже такое себе неоднозначное качество.

Доски объявлений Йокогамы, в силу буйности её теневого мира, пестрели разнообразными объявлениями о секциях борьбы, призванных «защитить вас от любой опасности большого города».

Так Гин прошла пару курсов по стрельбе, отзанималась в смешанной группе по самообороне, однако всё это впечатлило её в разы меньше, чем рукопашный бой с попеременным использованием холодного оружия. Настоящих ножей и прочих, способных поранить напарника, вещей на тренировках, конечно, не выдавали, однако альтернативы в виде неострых деревянных, буквально игрушечных, но всё же утяжелённых кинжалов было вполне достаточно. Дома в отсутствие брата девушка отрабатывала приёмы полноценно, ощущая в руке вес настоящего оружия. Получалось даже лучше, чем под присмотром тренера.

В небольшой квартирке, как и в зале, полном борющихся пар, полноценно разойтись ни в силе, ни в размашистости движений возможности не было, и главной мечтой Гин оставалось найти пространство для настоящих тренировок. Оплачивать зал и тренера было не по карману — Рюноске и так стал ужиматься, выделяя ей деньги на участившиеся занятия «йоги».

А ещё он замечал, что сестра временами берёт хранящееся дома оружие, хотя аргумент, что это делается, чтобы не растерять навыки с давно пройденного курса самообороны, раз и навсегда оказался достаточно убедительным.

Способность… Как бы Гин ни мечтала о сверхчеловеческой силе, приходилось быть способной иначе.

Но однажды на пороге квартиры появился Дазай Осаму. В запылённом чёрном плаще и запятнанной рубашке, он позвонил в дверь, а после заметно удивился, что ему открыли.

Рюноске сильно ранили на задании, и он вынужден был остаться в госпитале при «Mori Corporation», по меньшей мере, на пару дней. Не без его настояния, самый юный член Исполнительного комитета Портовой мафии и наставник в одном лице принял решение справиться о благополучии младшей сестры пострадавшего и лично передать ей новости.

Немногим позже стало ясно, что дело было ещё и в нежелании возвращаться с неудачной миссии в пустую, одинокую квартиру — такое «приключение» сулило совсем не весёлые последствия.

Гин предложила ужин, нечасто надеваемые вещи брата и застирать кровь на рубашке — в пятнах она узнала именно её. Взамен на отмеченную излишнюю доброту с некоторой заминкой, но всё же попросила о рабочем разговоре.

* * *

Оказалось, Рюноске не преувеличивал, когда ворчал на жуткую непунктуальность наставника. Такой вывод Гин сделала не один раз, пока крутилась вокруг ресепшена корпуса мафии больше двадцати минут. Работница, которая решила наконец поинтересоваться, с какой целью здесь гостья, на честный ответ: «По договорённости с господином Дазаем Осаму», — задумчиво поджала губы, немного поразмыслила о чём-то, но молча вернулась к работе.

Конечно, зачем ей, на вид почти ребёнку с аристократически нежной кожей лица, ухоженными длинными волосами и в красивом сером пальто приходить на встречу с воспитанником босса Портовой мафии. Казалось, местных трудяг даже не поставили в известность насчёт её визита. Да и правда, где такое видано…

— Добрый день, вы Акутагава Гин? — раздался сверху слишком взрослый для Дазая голос, когда девушка уже начала нетерпеливо отстукивать на коленях все знакомые песни подряд.

— Да, приветствую вас, — Гин торопливо поднялась и поклонилась. Перед ней действительно стоял не наставник брата.

— Меня зовут Хироцу Рьюро. Дазая, которого вы, вероятно, ожидаете, вызвали на срочное совещание к начальству, и по его просьбе обещанную встречу проведу я. Признаюсь, — мужчина с поседевшими волосами и треугольной бородкой по-родительски усмехнулся. — Мне кажется, оно и к лучшему для вас.

Он показал ей небольшой зал. Бетонный пол, бетонные стены, невыбеленный бетонный полоток… Здесь не было окон или зеркал, только высоко закреплённые лампы и три двери — выход и две раздевалки.

Сегодня она покажет всё, чему научилась благодаря тренерам и самой себе. И если «самая серьёзная тренировка из всех» пройдёт гладко, ей удастся выбиться из-под вынужденного попечения брата и перестать быть обузой.

Закручивая волосы в высокую гульку, тут же разбившуюся в хаотичный пучок на затылке, Гин оценивающе оглядела себя в зеркале в попытке прикинуть первое впечатление о себе. Бледноватое лицо, не по-женски неаккуратно уложенные волосы, мешковатая серая футболка, чуть свободные чёрные лосины.

Недостаточно спортивно. И недостаточно серьёзно. Но сегодня оценивает себя всё же не она.

* * *

Ей разрешили принять душ и вернуться на вход самостоятельно. Там Гин должна была дождаться времени выписки брата, чтобы встретиться и, возможно, получить хоть от кого-то предварительные результаты.

Но с Хироцу она в этот день больше не виделась.

Рюноске появился в сопровождении — наконец-то! — Дазая и шёл с несколько недовольной миной. Ещё издалека Гин уловила, что, кажется, её брата несильно отчитывали. Лицо его значительно посветлело, когда он заметил сестру; обрадовался встрече и наставник.

— Привет-привет, малышка Гин, — с обычным гиперболизированным весельем протянул он. — Знаешь, я давненько не видел Хироцу таким довольным. Ты явно смогла понравиться ему.

Лицо девушки посветлело. В отличие от лица старшего Акутагавы, который быстро смекнул, что к чему. Дазай бросил короткий взгляд на своего ученика, вмиг уловив его настроение, и снова обратился к Гин:

— Зайдёшь вместе с братом послезавтра? Сегодня обсужу твою кандидатуру с Боссом, и, что-то мне подсказывает, против он не будет.

Гин благодарно улыбнулась и кивнула.

— Йогой ходила заниматься, значит? — рвано выдохнул Рюноске, смерив сестру испепеляющим взглядом, когда Дазай отошёл на расстояние, безопасное для семейного разговора.

Младшая Акутагава довольно усмехнулась.

— Послушай же меня, — старший Акутагава встряхнул Гин за плечи. — Пусть у меня не получилось отговорить тебя от этой ужасной затеи — не скрываю, я крайне недоволен сложившейся ситуацией, — но послушай хоть сейчас! В мафии очень опасно. Работающие там люди — аморальные отбросы общества, готовые абсолютно на всё. Сама подумай, что они представляют из себя, если убийство другого человека или большого количества людей для них совсем ничего не значит. Будь очень осторожна с ними. Ничего о себе не рассказывай, ведь даже общую информацию о тебе в мафии знают только Босс, Дазай и господин Хироцу. Оставь этот чистый лист таким, какой он есть сейчас, очень прошу.

— Может, тогда мне вообще не стоит ни с кем там разговаривать? — Гин скептически приподняла бровь.

— Было бы очень здорово.

— Ты правда этого хочешь?

Рюноске кивнул, на что девушка негромко вздохнула и попросила наконец отпустить её.

И вот так Гин действительно ни с кем, кроме Дазая и Хироцу, не говорила.

Однако вскоре наставник брата исчез из мафии, а Рюноске ещё больше обособился, в частности, при новом наставнике — Накахаре Чуе, бывшем напарнике самого молодого Исполнителя, что ещё сильнее ударило по старшему Акутагаве. Поэтому дальше Гин пришлось пробивать себе дорогу своими силами.

Через год её взяли на первую миссию с Чёрными Ящерами.

— Почему именно песочный цвет? — недоумённо протянул Дазай, осматривая новый облик старого знакомого. — Не по дресс-коду.

— Всё потому же — я больше не убиваю, поэтому нет нужды прятать пятна крови на тёмной одежде. Да и если решил меняться, нужно пройтись по всем пунктам.

— И курить тоже бросишь? — Осаму прищурился, всматриваясь в завсегда спокойное лицо друга. — Тогда отдай мне сигареты, раз они тебе больше не нужны.

Сакуноске чуть наклонился, чтобы заглянуть дерзкому мальчишке прямо в глаза.

— В таком случае я не стану бросать курить. Ты ещё ребёнок, тебе нельзя.

— Какой из меня ребёнок? — посерьёзнел Осаму и отвернулся. — Я уже член Исполнительного комитета, а ты меня дитём малым называешь.

Одасаку по-доброму улыбнулся и потрепал Дазая по волосам. Тот, наигранно насупившись, помолчал, глубоко вдыхая сигаретный дым. Пассивное курение тоже не сильно полезно, да только когда Дазая это заботило?

— И семью теперь заведёшь?

— Это как получится.

— И нашу дружбу в прошлом оставишь? Если меняешься по полной программе.

— А такого я не говорил, — неожиданно резко заметил Одасаку, но сразу смягчился: — Наоборот, при условии, что теперь моя работа не такая опасная, можно будет видеться в более спокойной обстановке и не вертеть головой на триста шестьдесят градусов, как сова.

— Только вот я теперь в Исполнительном комитете: если смотреть на наше положение в среднем, ничего и не поменялось. Впрочем, — Дазай с наигранной наивностью хмыкнул. — Сделаем ставку на то, что меня просто побоятся выслеживать.

Вообще Ода Сакуноске производил впечатление самого надёжного человека из всех возможных, кого Дазай когда-либо знал. Посему всё, что этот мафиози говорил, на двести с лишним процентов должно быть правильно.

И как бы над ним, Дазаем, ни подтрунивали — разумеется, только те, кому это было более или менее позволительно, — Осаму упивался Одой. Понимая его умом, но не будучи способным прочувствовать душой, что, к сожалению, оставалось для Дазая единственной непостижимой вещью, юный гений и уже Исполнитель Портовой мафии видел в «простом рядовом» нечто, не понятное другим. Хотя эта непонятность и цепляла больше всего.

В Одасаку всё было идеально: каждый поступок, каждое телодвижение; казалось, будто он ежеминутно тысячи раз отматывает время назад, чтобы с n-ной попытки таки сделать совершенный шаг или бросить безупречный взгляд. Да, иногда Дазай замечал за собой излишнюю внимательность к таким мелочам и даже начинал считать себя помешанным. Сумасшедшим. Как врач, босс бы оценил и не оценил одновременно.

Ода воспринимался отрезвляющим лучом света в беспросветной мафиозной тьме; в кровавой ночи бесчеловечной работы он казался лунной дорожкой на поверхности дремлющего и тихого океана, на который бросаешь взгляд между делом, да так и застываешь заворожённо. И пусть эта вода опасна, чувствуешь её мягкое притяжение — ворошишь ногами холодный и рассыпчатый песок побережья, вслушиваешься в шуршащие по камешкам спокойные волны, и голова очищается, задавливает все мрачные воспоминания и навязчивые мысли.

Когда Дазай пил, то непременно проваливался в тяжёлую тоску. Поэтому-то старался алкоголя избегать и завсегда стебал Накахару за его интерес к спиртному — неужели его не мучают эти ужасные состояния? Однако после пары бокалов виски с Одой хотелось философствовать, шутить и придуриваться, но никак не вскрыть вены. А ещё друг заботился о том, чтобы юный Исполнитель непременно добрался домой, а не уснул на лавочке в осеннем парке или свалился на набережной через борт — чёрт его разберёт тогда, намеренно или нет. Осаму не понимал, почему о нём заботились, и не особо это любил за навязчивость в сути своей и ограничение воли, однако знал, что Сакуноске почему-то не всё равно. Почему?

Однажды на трезвую голову Ода рассуждал, почему люди вообще стремятся помогать другим, если напрямую ничего за это не получают.

— Со мной, например, выгодно дружить и не давать мне выпилиться, потому что я могу замолвить за тебя словечко перед боссом. Или самостоятельно вытащить из передряги любой сложности, — вставил тогда Дазай. Сакуноске некоторое время помолчал на это.

— Как-то не задумывался. Да и наша дружба ведь строится не только на разборках и конфликтах организации.

На самом деле, Осаму друга выручал с определённой регулярностью, но ему это было и не в тягость — разве что немного нервно: беспокойство за человека, который тебе не безразличен, иногда даже мешало выполнять привычную, отточенную до рефлексов работу. Но и Одасаку не упускал случая помочь, однако уже в более житейских вопросах, в общечеловеческих моментах оказывался рядом. Никто ни у кого не оставался в долгу, и получалось это самым естественным образом.

Поэтому когда посреди ночи, как гром среди ясного неба, раздавалась трель мобильного телефона, Сакуноске первым делом перебирал в сонной памяти, нет ли сегодня предполагаемых Дазаевских миссий. И вовсе не проклинал нетактичного Исполнителя, если не вспоминал таковых.

— Я ничего не могу поделать. Это снова происходит. Я не могу так больше, Одасаку, не могу, понимаешь…

Через полчаса Осаму стоит на пороге пропахшей табаком квартиры Оды, неловко кутается в плащ и бормочет под нос: «Да не надо было…» Сакуноске окидывает мальчишку быстрым родительским взглядом и, с молчаливой досадой улавливая этот тон, понимает, что надо.

Раз этот человек чувствует себя слабым и, в некоторой степени, виноватым, значит определённо надо.

Ещё два часа они сидят на кухне за закрытой дверью: за небольшим замкнутым пространством следить и проще, и спокойнее. Ода потягивает невкусный растворимый кофе — после такого и уснуть можно, когда потребуется, — а Дазай едва ли отрывает взгляд от чашки с зелёным чаем. Сейчас голова не работает должным образом, чтобы сложить два и два и получить, что, кажется, листовую заварку держат в этом доме специально для нечастого, но неизбежного гостя.

Оба молчат: один от природы неразговорчив, второй — просто не в том состоянии. Последний же нервно прислушивается к тому, как вздрагивает на сквозняке прикрытая дверь, провожает глазами движения рук Оды к чашке и время от времени вздыхает.

— Они всё равно не оставят меня в покое, пока не доберутся и не сожрут заживо.

— До меня не добрались — и до тебя не доберутся, — непринуждённо, но без сомнения отвечает Сакуноске, и Дазаю очень хочется верить ему. Кажется, что обступивший ночной мрак досадливо отползает всё дальше, хотя и клацает зубами с ещё недостаточно безопасного расстояния. Всё, что говорит Ода, на двести с лишним процентов…

— Ты правда так думаешь?

— Правда.

…Должно быть правильным. На эту закономерность — а это действительно закономерность, а не наивная вера, столь типичная для вкрай отчаявшихся страдальцев — Дазай только и рассчитывает. Она никогда не подводит, и это подобно его собственному чутью и расчётам. Пожалуй, Осаму доверяет другу несколько больше, чем себе, особенно в такие ночи, потому что знает — Сакуноске позаботится о нём гораздо лучше, чем он сам. Может, нечто такое испытывает Чуя, активируя Порчу? Тогда это поистине издевательство — заставлять Накахару делать выбор, подразумевающий прыжок в бездну с одной лишь только надеждой, что вытащат. А могут ведь и не успеть. И Дазай сам боится, что однажды потеряет контроль над собой и просто не даст успеть кому-нибудь другому, когда это произойдёт с ним.

Шея неприятно затекает, и Осаму с заметным усилием отрывает затылок от стены, устало фокусируя взгляд на друге напротив. Тот продолжает безмолвно цедить кофе, но Дазай знает, что допит тот порядка четверти часа назад, и теперь Ода растягивает специально оставленные несколько глотков, лишь бы полуночный гость не рассы́пался в извинениях, не давая и слова вставить, и не вылетел пулей из квартиры, сгорая от стыда за доставленные неудобства. А лучше от этого ему точно не сделается, зато появится лишний повод наложить на себя руки, и Сакуноске опасается этого даже сильнее самого Дазая.

Ода не Чуя, и раздражать его вовсе не весело. На его беспокойное и серьёзное лицо сложно смотреть без нарастающей неловкости, и тогда из уст вырывается нечто вроде: «Прости-прости, это всего лишь шутка. Конечно, я правда собирался себя убить, но сейчас просто пошутил, честное слово, не нужно воспринимать это всерьёз». Разница в пять лет кажется непереплываемым океаном, и Дазай как-то по-детски считает, что, достигнув возраста Оды, наконец сможет его понять. Хотя на краю сознания шуршит мысль, что Осаму слишком многое в жизни делает не так, чтобы продвинуть себя, по меньшей мере, на один шаг к философии этого человека.

— Как ты? — вырывает Дазая из мыслей спокойный голос. Тёмная аура паники вдруг улетучивается, снесённая в окно порывом ледяного осеннего сквозняка, и Осаму несколько секунд озадаченно моргает. Внутри спокойно. Словно ничего и не было.

— Нормально. К сожалению, можно жить дальше, — он резко возвращается к жизни, выдаёт привычную дурацкую суицидальную шутку и отлепляется от спинки кухонного дивана. Ода же, улавливая иронию в словах хронического самоубийцы, удовлетворённо улыбается уголками губ — всё вправду становится на свои места.

* * *

Когда Оды рядом не стало, Дазай был уверен, что теперь они настигнут его сразу за двоих, не успевшие добраться до друга, столь ловко ускользнувшего от расправы. Он допоздна торчал в малоприятных и незнакомых забегаловках — где его не знали, кутался в светлый плащ и, глотая ком в горле, надеялся, что они придут, приняв его за чудом вернувшегося Сакуноске. И, стремясь исправить свою оплошность, заберут на ту сторону.

Но то ли от очерствевшего нутра, то ли от прекратившейся мафиозной деятельности к нему никто не приходил. Паническая атака накрыла лишь раз, когда Дазай спокойно захлопнул за собой дверь новой съёмной квартиры — из-за позднего часа было уже темно и очень тихо — и, уже потянувшись к выключателю, безвольно замер.

И тут Осаму до того ощутил себя брошенным в этом чёртовом мире, настолько одиноким, что несколько минут невидяще прожигал взглядом мрак коридора, затем привалился к стене и начал задыхаться.

Душевная пустота словно обгладывала иглистыми зубами края отведённого ей пространства в груди, прогрызалась через дыхательные пути в горло и рвала оставшуюся человечность на неузнаваемые ошмётки. Какая к чёрту новая жизнь. Да никому он здесь не будет нужен даже со своей проклятой корыстной помощью — никакой в ней чистосердечности, одно лишь следование идее воистину светлого человека в целях спасения самого себя. И он смеет цепляться за неё своими до отвращения липкими от чужой крови, осознанно сожжёнными мерзкими руками, и кажется, словно от каждого касания этот завет неумолимо покрывается чёрными пятнами, нисколько не высветляя при этом пальцы.

Через час Дазай тяжёлыми руками умывает лицо и горячий лоб, переодевается в домашнее и, сжимая зубы едва ли не до скрежета, наконец разрешает себе накинуть на плечи спасительный светлый плащ. Стоя на кухне в абсолютной темноте — лишь тусклый фонарный свет пробивается сквозь прикрытые жалюзи — и прислонившись поясницей к столешнице у раковины, он заворачивается в этот бессмысленный кусок ткани, словно в кокон, зная только, что бабочкой от игры в переодевание он не станет.

Осаму сделал решительный шаг из тёмного тоннеля навстречу ясному солнцу большого и доброго мира, вот только снаружи оказалась ядерная зима. И, конечно, никакое солнце не рассеет его внутренний мрак и тьму, так плотно обступившую Дазая за последние годы. Ему действительно суждено до конца дней блуждать в темноте, ведь всё, что говорил Одасаку…

Потом Дазай долго торчит в интернете, озадаченно чешет затылок, загибает пальцы и кусает губы — его затея не выглядит дешёвой, но если она заткнёт наконец дыру в груди, словно это его прошило пулей, а не лучшего друга, то он готов выложить хоть все оставшиеся «кровавые деньги». Осаму заказывает голубой циркон для галстука-боло. За годы работы в мафии плащ и галстук стали слишком привычными атрибутами формы, однако к тому виду, в котором они носились раньше, Дазай возвращаться не хотел бы — оттого и решение. И камень рождения Оды будет осязаемо прикрывать полную гниющей пустоты грудь — Осаму готов не выпускать его из рук даже во сне, если это правда отпугнёт их и, разумеется, тотальное экзистенциальное отчаяние.

Спустя пару лет детские кошмары совсем оставляют его. Начинается работа в Агентстве, остаются в прошлом старые связи, в том числе дружба с Анго и вечно нервный Чуя. Тёмный плащ, пассивное курение, беспокойная и небезопасная жизнь. Как однажды у Сакуноске, когда он переоделся в тот песочный плащ. Но Дазаю всё ещё отчаянно кажется, что к другу он становится ближе только возрастом — сейчас детективу двадцать два. Оде было двадцать три. И о том, что случится в испепелённой душе с переходом этого рубежа, думать поистине страшно.

Сказать честно, Дазай не любил метро. С детства он знал город вдоль и поперёк: все задворки, пустынные переулки, совмещённые открытые крыши были ему словно линии на собственных ладонях. И хотя называть их родными не хотелось даже с натяжкой, какая-то таинственная с толикой грусти романтика в них всё же царила. Так что добраться в любой отдалённый уголок города для Дазая не составляло труда: торопливым шагом, однако с особой внимательностью, пересекал он знакомые улочки, безрезультатно стараясь не тонуть в воспоминаниях.

Радовало то, что за годы пеших похождений по Йокогаме Осаму практически не встречался с бывшими коллегами из Портовых. Раньше в особых случаях была машина, личный водитель и, вследствие этого, быстрое и комфортное перемещение, скрытое от чужого внимания. Сейчас оставалось путешествовать на своих двоих или на ненавистном метро. Или, что ещё хуже, на наземном общественном транспорте.

Которым пользовалась добрая половина мафии, не имеющая водительских прав.

Но и в подземке, сплошь и рядом напичканной глазами-видеокамерами, нетрудно было попасть под наблюдение экс-коллег. Особенно Дазай не хотел встречаться лицом к лицу с бывшим напарником, что, к сожалению, неумолимо происходило вновь и вновь: на разных станциях и в разное время. Просчитать график Накахары и вывести закономерность никак не получалось. И почему этот слизняк не ездит на машине каждый чертов день; ему совсем заняться нечем?

Завидев на эскалаторе ещё издалека рыжее пятно, слегка заглушаемое тёмной шляпой, Дазай натягивал на лицо убийственную фальшиво-дружелюбную улыбку и издевательски быстро-быстро махал рукой, на что получал каменное выражение лица и легко читаемую по губам фразу вроде: «Какого чёрта ты ещё жив».

Но это определённо добавляло колорита его городским путешествиям. И, хвала небесам, Дазай не был выжившим из ума, чтобы проворачивать подобное при коллегах из Агентства, потому что Накахару Чую знали. Как Исполнителя и одного из опаснейших бойцов Портовой мафии — а на улице, в конбини и барах с такими типами по случайности не знакомятся. Осаму вообще порой казалось, что верхушку мафии знают все в городе и чересчур уж хорошо, однако будь оно правдой, сам Дазай сейчас бы не коротал свой век спокойнёхонько на почти обычной гражданской службе.

Но Чуя был слишком яркой личностью сам по себе, отчего Осаму в былую юность, полную совместных миссий, порой думалось, что быть серым кардиналом при такой-то экспрессивной, заметной, впечатляющей фигуре — проще некуда. Не расстраивался оттого, как его, необыкновенно умного и особенного по природе своей, при появлении Накахары отодвигали на второй план, и ладно.

Чуя же о возможности пересечься с бывшим напарником, кажется, не переживал. Дазая почти обижало его спокойное лицо до момента, как Накахара наконец вдруг встречался с ним глазами в толпе. Не ища нервно при этом в чужих лицах знакомое.

Так Осаму как-то удалось подобраться к нему совсем близко: выходя к месту посадки, детектив выхватил взглядом невысокую фигуру, стоявшую обособленно, отчего места рядом было предостаточно, и Дазай под видом обычного пассажира подплыл неторопливо и остановился сбоку, непринуждённо разворачиваясь к путям.

Поначалу Чуя его не заметил, что-то набирая в телефоне, а потом обернулся влево в направлении таймера, отсчитывающего время с момента ухода поезда, встретился таки взглядом с внимательным Дазаевским выражением лица, озадаченно округлил глаза, буркнул: «О боже», — и снова уткнулся в мобильник. Вокруг достаточно людей, чтобы не вести себя странно, внезапно шарахаясь от случайного человека спустя минуту спокойного нахождения рядом.

— Молодой человек, простите мне мой скромный комментарий, но ваша шляпа… так несуразна… — не удержался Дазай. Игнорирование со стороны Чуи требовало от него хоть какой-то провокации — это уже на подкорке выбито, никак иначе. — Даже ваши ужасные волосы смотрятся куда презентабельнее, нежели когда вы примеряете сей отвратительный головной убор. Ни в коем случае не хочу обидеть вас, но, боюсь, никто, кроме меня, не сообщит вам действительного положения дел.

Накахара молча выслушал тираду, озвученную доверительным и проникновенным голосом, и продолжил смотреть на незнакомца устало и снисходительно.

— Ты даже помереть столько лет не можешь, как бы ни старался. Какой из тебя советчик, тем более по стилю?

— Как вы грубы, однако, — демонстративно закатил глаза Дазай. — Я ведь желаю вам только хорошего.

— Солидарен с тобой в пожеланиях. Кстати о хорошем: тебе достаточно сделать всего несколько шагов вперёд, чтобы навернуться на рельсы и оказаться под поездом.

— Мне льстит, что спустя столько лет ты всё ещё помнишь о моих предпочтениях и мечтах. Выходит, я был для тебя дорог.

Накахара взглянул на него, как на умалишённого. От продолжения разговора его спас подошедший поезд; возможностью заскочить в соседний вагон от навязчивого собеседника мафиози также воспользовался.

После закрытия дверей он пару раз встретился со скептическим лицом Дазая, пилившего его взглядом через стекло между вагонами, но равнодушно отворачивался, безо всякого интереса читая информационку на стенах или ныряя в телефон. Неизвестно, зачем этот тип катается по подземке, а вот Накахара, вообще-то, едет по работе.

Из-за этой невнимательности он и пропустил, когда на очередной станции Осаму нарисовался прямо перед ним. Понимание оплошности пришло, когда поезд уже тронулся и бежать стало некуда.

— Чего не на машине? — склоняясь к недовольному попутчику, спросил Дазай. Смотрелись они со стороны как встретившиеся знакомые — конечно, так оно и было, но Чуя предпочёл бы, чтобы бывшего напарника сочли маньяком, пристающим к случайным людям.

И что, ему правда интересно? Хороша́ шутка.

— Занимайся своей детективной деятельностью подальше от меня, — буркнул Накахара, даже не поднимая головы.

Осаму на это легко прищурился.

— Так ты зол, что я перешёл в Агентство и оставил тебя одного, ослабевшая половинка Двойного Чёрного?

— Зато как спокойно без тебя сразу стало... Но даже так ты не даёшь мне нормально работать без вида твоего вездесущего хлебальника.

— Я тоже совсем не рад с тобой пересекаться. Не мог бы ты не ездить на метро? Иногда мне кажется, что твоими глазами мафия наблюдает за мной либо это ужасный рок нагнал меня и нашими бесконечными встречами я отрабатываю карму.

Обречённый взгляд Накахары прошёлся по каштановым волосам, идеально уложенным бинтам на шее и лацканам невыносимого песочного пальто. В глаза смотреть не хотелось — Чуя, наверное, никогда не привыкнет, что у Дазая, как и у всех нормальных людей, два функционирующих глаза и ещё целая треть лица. Зачем он только заматывал голову повязками столько лет, пока работал на мафию? Босс ему так детское косоглазие выправлял?.. Уж слишком неусидчивый и до всего внимательный этот Дазай. И до сих пор остаётся таким.

* * *

Они расстаются в арке перед разветвлением последних лестниц, едва пройдя кричащую надпись «Выход в город». Толпа хлопает дверями, торопливо вытекая из подземки, и рассыпается по переходам.

— Ты же не пойдёшь за мной дальше? — бросает на него сердитый взгляд Накахара, для надёжности останавливаясь.

— Не пойду, — кивает Дазай, и любимая издевательская радость почему-то вдруг улетучивается.

Бесконечным спешащим людям приходится их огибать, и кто-то даже недовольно бубнит себе под нос на этот счёт, только Двойной Чёрный и ухом не ведёт в сторону бедолаги.

— Тебе ещё ехать и ехать, зачем ты вообще пошёл за мной?

— Не обольщайся, малыш Чуя. У взрослых бывают рабочие дела и в других частях города.

Некоторое время они молчат; Накахара, поначалу привычно вспыхнувший, не поднимает глаз, меланхолично оглядывается на прохожих, поправляет шляпу, а Осаму вроде и хочет что-то сказать, да ничего подходящего на ум не приходит.

— Не умирай пока, ладно? — бросает наконец мафиози, коротко заглядывая в чужое лицо, и быстро отворачивается, чтобы уверенным шагом — будто он и не отвлекался по пути ни на что — двинуться в сторону лестниц.

Ответить Дазай не успевает. Только пилит взглядом удаляющуюся фигуру, а после с самым бессмысленным видом оборачивается на проклятую табличку «Выход в город». Указательная стрелка её навязчиво тянет за ушедшим бывшим напарником.

Проходит десять минут, прежде чем детектив стройным шагом, натянув маску беззаботности, устремляется в противоположную сторону. Сейчас он выйдет на другой стороне дороги и дальше знакомыми улочками пройдёт две оставшиеся станции. Опять перед Куникидой объясняться за опоздание.

Примечания:

https://ru.pinterest.com/pin/578853358376765658/

Саундтреком могла бы стать песня исполнителя Високосный год "Метро". С текстом она не связана, условную параллель с ней я нашла сильно после написания, однако если хотите растянуть послевкусие от этой зарисовки, закидывайте себе в плейлист. Возможно, однажды я соберу фанфик ровно на эту песню.

Текст прошёл Афганскую войну (зачёркнуто) Зимнюю Фандомную Битву 2024.