Положись на меня (джен)

Чтобы успокоиться, Ева начинала считать всё подряд. Неважно что, главное — сам процесс. Вот и сейчас она считала царапины и потёртости на желтовато-белом полу, пока за стенкой туалетной кабинки Нила бросало в пот и рвало.

На полу виднелись тёмные следы, оставленные резиновыми подошвами. Пятьдесят два. Она насчитала пятьдесят два таких следа на восьми ближайших плитках. Чуть дальше виднелся след от тележки уборщика длиной почти во всю комнату. Интересно, он считается за один или за несколько? Нил сплюнул уже третий раз.

В туалете воцарилась тишина. Ева прислушалась, ища малейшую причину выбить ногой дверь в эту чёртову кабинку. Прошло двадцать восемь секунд. Она услышала долгий вздох — Нил переводил дыхание. Он тихо шмыгнул носом.

— Если я могу что-то сделать, дай мне знать, — сказала Ева.

— У меня всё есть, — отозвался Нил. — Вода, мятные леденцы, маленькое окошко. Я тут днями могу сидеть.

Ева устало потёрла виски.

— Просто держи меня в курсе.

Ещё один вздох.

— Знаешь, — сказал он, — в этом что-то есть. Быть рядом, когда меня буквально выворачивает…

Остаток фразы утонул в рвотных позывах. На стене было красное пятно и след от синего маркера. Неизвестно, как он вообще там появился. Нил откашлялся в тринадцатый раз.

— Как думаешь, из-за чего это? — спросила Ева.

— Э-э… — раздался шум спускаемой воды.

— Не расслышала.

— Наверное, что-то не то съел.

Быть такого не может. У Нила не желудок, а свалка. Ему любая дрянь нипочём. Но одним возражением она ничего не добьется, уж это Ева знала.

Она вышла из уборной, присев за дверью, и в течении минуты слушала, как течёт вода из-под крана. До этого она весь день провела на ногах, заполняя и относя отчёты. Обычная офисная рутина без каких-либо происшествий. Разумеется, спокойствию пришёл конец, когда из своего офиса вдруг выскочил перепуганный Нил и рванул в конец коридора, словно за ним гнался сам чёрт.

— Может, отпросишься сегодня домой пораньше? — предложила Ева.

Шум воды прекратился.

— Та не. Рабочий день всё равно почти закончился, — Нил оторвал кусок бумажного полотенца.

— Ну так я об этом и говорю, — продолжила она. — Пропустишь всего пару часов, а завтра утром быстро всё нагонишь.

— Я пас, — отозвался Нил.

— Можешь взять больничный. Ты ведь почти никогда его не берешь.

По ту сторону двери что-то тихо затарахтело. Нил осторожно закрутил крышку баночки с таблетками. Снова открылся кран.

— Вряд ли тебе поможет парацетамол, Нил, — окликнула его Ева. — Нужно сначала что-то съесть, иначе тебя всё равно будет тошнить.

Ева предположила, что это именно он. В ящиках Нила хранился огромный запас анальгетиков, которые можно было приобрести без рецепта — всё из-за головной боли, которая неизбежно вытекала из многочисленных бессонных ночей, проведённых на работе. После такого остается только удивляться, как он ещё не загубил желудок. Порой казалось, что он функционировал исключительно на диете из кофе и маленьких белых таблеток. Его мини-холодильник всегда был до отказа забит энергетиками и пакетами со льдом. Прямо сейчас Ева не сгорала от переживания только потому, что знала своего напарника, знала давно и хорошо. В этом весь Нил: ужасающе стабильная смесь ибупрофена и Редбула. Она была уверена, что только благодаря этому (ну и её помощи, конечно) он и закончил колледж.

Нил ничего не ответил. Молчание затянулось. Ева уставилась в пол.

Женский туалет отделяло от мужского четыре клетки белого линолеума. Люминесцентная лампа на потолке (жуткая штука…) отрывисто мигнула пять раз, после чего перестала. Она всегда моргала по пять раз. В коридоре висело два указателя аварийного выхода.

Она никогда раньше не замечала, насколько широкий этот коридор: восемь клеток в ширину. Это не было важно. Это не было каким-то откровением. Просто теперь она знала, что коридор на третьем этаже шириной в восемь клеток. Теперь каждое утро, когда она будет выходить из лифта и идти к своему кабинету, она будет видеть эти восемь клеток ширины и вспоминать звуки рвоты за стенкой кабинки, эту мучительную игру в ожидание и бледное как простыня лицо её напарника, когда он, наконец, вышел из уборной.

Ева с Нилом знали друг друга почти двадцать пять лет. Они познакомились в младшей школе. Ей было семь, ему — шесть. Вместе они проучились все одиннадцать классов. Нилу постоянно влетало за всякие нарушения. Еву лишь один раз оставили после уроков. В десятом классе. Тогда Карсон Адамс ударил Нила три раза. Ева ударила Карсона один. Этого было достаточно.

В колледже Нил однажды продержался без сна пятьдесят шесть часов, когда готовился к вступительным. Он поспал всего три часа перед самим экзаменом. За всё это время ему ни разу не стало плохо.

Ева медленно поднялась на ноги, пока Нил вытирал очки об край халата.

— Прошу оставить неодобрительные и недоумённые взгляды, пока ко мне не вернется зрение, — сказал Нил. Он снова надел очки, широко улыбнулся и взмахнул руками, словно фокусник. — Та-да!

Ева скрестила руки на груди. Она была не в восторге.

— Потрясающе. А теперь иди домой.

Нил неопределённо повёл плечами.

— Из техотдела пришла целая кипа отчётов. Я застрял здесь так же, как и все вы.

— Так разберись с ними завтра, — стояла на своём Ева. — У тебя нездоровый вид.

Нил положил руку на сердце, а другой потряс баночку с таблетками у себя в кармане.

— Спасибо. Я тронут. Серьезно, запишу это сегодня вечером в свой дневник.

Развернувшись, он подмигнул ей без особого энтузиазма и направился к своему кабинету. Ева проследовала за ним, не отставая ни на шаг. Ей не нравилось, что за сегодня он ни разу не посмотрел ей в глаза.

— Хватит упрямиться. Ну правда, сходи к врачу.

Нил остановился так резко, что Ева на полном ходу врезалась в него.

— Доктор Розалин, я, конечно, польщён, но это было бы совершенно непрофессионально…

Ева фыркнула и ускорила шаг, обгоняя его. Если он не хочет относиться к этому серьезно, ну и пусть. Она не будет настаивать.

— Да я пошутил! Ева. Ева! — Нил подбежал к ней, скрипя подошвами по линолеуму, и зашагал рядом.

— Тебя никогда не тошнит, Нил, — Ева отказывалась смотреть на него.

Нил вздохнул.

— Просто съел что-то не то. Ты же знаешь, салаты у нас в столовой не самой первой свежести.

Они остановились между своими кабинетами. Дверь со стороны Евы была настежь открыта, со стороны Нила — закрыта. Даже во всей этой суматохе ему хватило времени запереть её.

— Просто… не переутомляй себя, — Ева опустила глаза. — И съешь что-нибудь перед тем, как будешь принимать… что бы ты там не принимал.

— Парацетамол, — подсказал Нил.

— Пей побольше воды.

Нил выудил ключ от кабинета из кармана штанов.

— Хорошо.

— Ляг спать пораньше.

— Угу, — Нил открыл дверь.

— Не мешай таблетки с Редбулом. А вообще лучше повремени пока с Редбулом.

— Этого я обещать не могу, — Нил усмехнулся и, помахав ей рукой, скрылся за дверью.

Ева осталась стоять в коридоре. Она всегда думала, что, если Нилу нужно будет поговорить с ней, он скажет ей об этом по-своему, как всегда и делал, хоть и тратил при этом кучу времени, бродя вокруг да около.

Но даже так их беседы не начинались просто так, а только после явных намёков со стороны Евы. Возможно, если у Нила будет напоминание о том, что в его жизни есть кто-то, кто хотел бы его выслушать и помочь, через какое-то время он бы принял тот пугающий факт, что порой быть уязвимым это нормально. Ева просто хотела, чтобы он, наконец, понял это.

Она вздохнула. Всему своё время. Дружба с Нилом научила её терпению, которое она иначе никак бы не обрела. Это хорошо. Даже очень. Она научилась действовать не спеша, но даже так она не могла избавиться от ощущения срочности, будто само время было против неё в этой ситуации. А может, она просто хотела, чтобы с Нилом всё снова было хорошо.

Что ж, повезёт в другой раз. Доктор Розалин зашла в свой кабинет и столкнулась с куда более неотложной проблемой — горой отчётов, ожидавших её возвращения. Она не слышала слабое тарахтение за дверью напротив, где доктор Уоттс дрожащей рукой высыпал себе на ладонь несколько таблеток.

Больше всего Нил скучал по вкусу пасты. Томатный соус из банки, спагетти за 50 центов, натёртый на тёрке пармезан (если он хотел совсем шикануть). Нет ничего лучше. Плевать на язвы, он бы на всё пошёл, лишь бы поесть настоящей еды, целую огромную миску нормальной еды. После этого его неизбежно сморил бы сон, и никакая бессонница бы не устояла.

Нил провёл пальцем по фиолетовой обёртке протеинового батончика, теребя зубчатые края. Жёлтая надпись «POWER BAR» тускло поблёскивала под лампой.

Очевидно, дизайнеры этой обёртки не догадывались, что выбранный ими шрифт и цвета сделали их продукт похожим на шоколадный батончик мультяшного злодея, который с его помощью контролирует разумы людей. Этот по вкусу должен напоминать арахисовое масло, которое, как он обнаружил, было легче стерпеть, чем искусственный вкус ванили, который забивал ноздри и ещё долго оставался во рту.

Он разорвал обёртку. Из-под неё показался весьма неаппетитного цвета батончик.

Нил жадно откусил от него кусок, что было ошибкой, ведь на вкус он напоминал скорее картон, пропитанный залежавшимся арахисовым маслом. На прошлой неделе всё было не так плохо. Их вкус не был таким мерзким.

«Всё то время я думал о тебе», — скажет он когда-нибудь огромной миске пасты маринара.

Когда-нибудь. В один прекрасный день. Когда всё это закончится, Нил наконец перестанет пропускать еду и глотать обезболивающее, как какой-нибудь TicTac.

Кусок батончика начал растворяться во рту, по консистенции напоминая жвачку, которую жевали слишком долго. Нил подавился пережёванной массой и торопливо потянулся за бутылкой с водой. Пусто. Он повернулся к мини-холодильнику и вытащил банку энергетика, пролежавшую там не один месяц.

— Не говори Еве, — сказал Нил пустой комнате. Холодный напиток помог ополоснуть рот от противной кашицы. Часа через два он пожалеет об этом, но пока сладость и приятные пузырьки того стоили.

В последнее время многое того стоило. Он закинул жалкую пародию на протеиновый батончик в нижний ящик, сел за стол и уставился на отчёты, которые ему ещё предстояло заполнить. Враньё, конечно. Он никогда в жизни не заполнял отчёты вовремя. Соврать Еве… Нил ещё не решил, стоит ли держать это в секрете.

В каком ещё секрете? О чём таком он может умалчивать? О том, что Нил Уоттс смертный, как и все? Необычайный, но смертный. Необычайно смертный.

Его мысли вернулись к Еве, сидящей у двери уборной, пока его рвало; как она не отставала от него в коридоре, напоминая ему о простых, но таких важных вещах. Так много значат эти маленькие напоминания о том, что надо пить воду, есть вовремя, не перенапрягаться. Нил жалел, что не мог лучше следовать её советам. Вот бы забыть про гордость на денёк-другой, побыть честным — с собой, с Евой, со всеми.

Гудение флуоресцентной лампы резало слух, от света горели глаза. Уши заложило. Он закрыл глаза и подождал, пока пройдёт головокружение.

Проблема в Еве и её заботливости. Обычно она хорошо её скрывала. Конечно, когда ты дни напролёт проводишь в окружении умирающих людей и их скорбящих близких, приходится приспосабливаться, сохраняя баланс сострадания и некой отрешённости.

Слезами клиенту не поможешь, и на характеристике это отразится не лучшим образом.

Ева научилась скрывать свою заботливую натуру за холодным профессионализмом, но Нил слишком хорошо её знал. Она всегда хотела помочь. Она умела решать проблемы, всегда сосредотачивалась на лежащей перед ней задаче, никогда не останавливалась на достигнутом, не спотыкалась, не оглядывалась назад. Она не бросала дела на полпути.

Раньше он искренне не понимал, как можно так сходить с ума, чуть только в планах происходит какой-нибудь сбой, когда порядок вещей слегка отклонялся от привычного. Но ведь это не она сжульничала на вступительных. Из них двоих именно у неё всё в жизни было под контролем.

Нил во всём мог положиться на Еву. Она просто ОП саппорт (в последнее время он смотрел слишком много игровых стримов и подцепил пару словечек во время вечерних приступов тошноты).

Дело не в том, заботилась ли о нём Ева. Дело, скорее, в том, доверял ли Нил Еве Розалин, а если да, то почему, чёрт возьми, он до сих пор не рассказал ей и каплю правды о том, что на самом деле происходит? Он искал хоть какое-то оправдание, пусть даже самую дурацкую эгоистичную причину, но ничего не нашёл.

Бедро холодила маленькая синяя баночка, лежавшая в кармане халата. Он закинул ногу на ногу, но ничего не изменилось, и она продолжала о себе напоминать; словно волосинка на руке: вроде бы и смахиваешь её, а затем снова чувствуешь её прикосновение, лёгкое, но такое раздражающее… Нил дёрнул коленом, пытаясь стряхнуть подол халата с ноги, но баночка просто перекатилась из стороны в сторону.

Ему надо заняться отчётами. Послушать музыку или ещё как-нибудь убить время.

Живот снова скрутило. Нил сунул руку в карман. Он сжал в кулаке гладкую баночку, провёл пальцем по крышке, зацепляя ногтём выступы. Успокаивает. Это и правда немного успокаивает.

Ева прямо напротив. В пятнадцати шагах. Стоит только постучать. Стоит только заговорить.

Нил не удосужился посмотреть на время, поэтому не знал, как долго он просидел неподвижно с закрытыми глазами, рассеянно поглаживая пальцем крышечку. Его мысли блуждали, он представлял их с Евой разговор, как она отреагирует, разочарование на её лице. Воображаемый Нил заплакал, но Настоящему Нилу не понравился такой ход событий, поэтому он начал с начала. Он подошёл к двери офиса доктора Розалин. Скорее всего, она занята, поэтому он начал мысль заново, на этот раз в кафетерии. Разговор за обедом, отличный план. Когда Ева расплакалась, и люди из-за соседних столиков покосились в их сторону, Нил всё переиграл. На этот раз он выбрал парк, хоть они никогда и не ходили в парк вместе. Но здесь всё тихо и спокойно. Чудесный день в этой самокорректирующейся симуляции. Он подвёл Еву к скамейке. Они сели. Ева сказала ему не торопиться, что она знала, что что-то не так, и рада, что Нил набрался смелости ей об этом сказать. Да, он был готов. Было бы здорово наконец выговориться. Довериться кому-то ещё. Признаться…

Он открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.

Признаться? Что это слово забыло в потоке его сознания?

На мониторе высветилось уведомление. Нил щёлкнул мышкой и открыл сообщение.

Сегодня в кино крутят «Начало» и «Ковбоя Бибопа». Если мы не пойдём, я никогда себе не прощу.

Попкорн же не слишком тяжелый для желудка? Дай мне знать. Если что, я угощаю. — Ева

Отлично. Тогда-то он и сможет с ней поговорить. Вот так просто. И не нужны были все эти дурацкие планы. Да и кто откажется от халявной еды.

В желудке Нила внезапно стало очень пусто. Обычно при тошноте всё было совсем наоборот.

Резкое жжение заставило его согнуться пополам. Что-то будто разъедало его изнутри, неумолимо подступало к горлу, поглощая всё на своём пути. А когда уже ничего не останется, это маленькое что-то поглотит и воздух, и пустоту, пока не останется невозможный вакуум. И Нил тоже останется, не более чем сосуд для паразитической аномалии, проклятый навеки оставаться пустым.

Его рука сомкнулась на маленькой синей баночке. Внутри затарахтели таблетки, стуча о стенки пластиковой тюрьмы.

Пустота в его животе медленно охватила ребра и грудь, колени и шею, заполнила собой голову и глазные яблоки, пока всё его тело не стало пустым, а пустота не начала отдаваться тупой болью.

Этот момент был важен. Очень важен. Он мог всё изменить, как один упавший камень может вызвать обвал. Но Нил этого не осознавал. Да и не мог.

Дрожащими руками он вытащил баночку из кармана, высыпал две маленькие белые таблетки себе на ладонь и закинул их в рот. Они царапали стенки его горла, пока наконец не осели в желудке. Почти мгновенно боль стала стихать.

Нил не стал задумываться о том, что так не бывает. Если бы стал, всё бы изменилось. Но он не стал, так что всё осталось как прежде; далёкий звук падающих камней заглушило гудение флуоресцентной лампы.