Отравленное яблоко (гет)

В пятницу днём Гермиона Грейнджер снова трудилась в недрах Гринготтса, заканчивая работу с хранилищем Малфоев — оставались лишь последние штрихи. За проведённые здесь семь дней ей довелось расколдовать не меньше пятисот различных бесценных предметов. Сейчас она делала для Малфоев опись — документ, который составляется перед передачей имущества владельцам и содержит полный перечень расколдованных вещей.

Гермионе не терпелось закончить с хранилищем Малфоев с самого первого дня работы в нём. В Гринготтсе она занималась только им, а возвращаясь домой, с ужасом думала о том, что утром снова придётся туда идти. Она могла бы отказаться от задания и попросить Жексама назначить кого-то вместо неё, и тот точно проявил бы понимание, но, проработав четыре года с гоблинами, она усвоила, что личная жизнь — отдельно, работа — отдельно. К тому же Жексам полагался на её мастерство и нахваливал её перед Гобтоком, тем британским гоблином. Она не могла пойти на попятную, но не только потому, что ей было приятно работать с Жексамом — она была гриффиндоркой, а гриффиндорцы не отступают.

Хранилище Малфоев оставалось одним из самых тщательно охраняемых в Гринготтсе, даже несмотря на то, что им не пользовались много лет. На страже стояли не только драконы, но и химеры. Гермиону сопровождали два гоблина со «звякалками», которые помогали пройти ей мимо существ.

Одной из причин, по которой Гермиону назначили главным ликвидатором заклятий, было отсутствие у неё клаустрофобии. Однако, переступая порог хранилища Малфоев, она начинала задыхаться. Казалось, она возвращалась на шесть лет назад, когда проникла вместе с Гарри Поттером и Роном Уизли в хранилище Лестрейнджей в британском отделении Гринготтса. Большое и просторное, это место всё равно давило своей мрачной аурой, от которой у Гермионы по коже разбегались мурашки. Разрушая заклятия одно за другим, вместо привычной радости она каждый раз чувствовала сильнейшее отвращение. Она вспоминала Драко Малфоя, последнего человека на земле, который заслуживал её стараний и который снова использовал её.

Мысли о нём всколыхнули в ней ужасные воспоминания: боль, унижение и самые сложные жизненные решения, которые ей пришлось принимать в одиночку.

Хранилищем Малфоев не пользовались почти восемьдесят лет. Гермиона была уверена, что Драко здесь никогда и не был, но всё равно чувствовала его незримое присутствие в затхлом воздухе подземелья. Казалось, он вот-вот выступит из тёмного угла, чтобы напасть, оскорбить, напугать её. Гермионе потребовалось всё её мужество, сила воли и решимость, чтобы продолжать работу.

Она в последний раз проверила опись и окинула взглядом содержимое хранилища. Все ценности были на своих местах. Гермиона вздохнула с облегчением: наконец-то работа закончена, и можно спокойно отправиться домой, чтобы никогда сюда не возвращаться. Она вышла из хранилища и подала гоблинам сигнал запечатать его, ни разу не оглянувшись.

* * *

Драко Малфой лежал на одной из изящных скамеек, украшавших роскошные сады замка Гранж-Блено, и бездумно смотрел в небо. Была пятница, второй день его пребывания в фамильном доме дяди Морфеуса. Он был не в настроении для пустой болтовни со своими французскими кузенами, поэтому проводил время в одиночестве в саду. Этот сад был столь же прекрасен, как сад в их поместье. Пусть здесь и не гуляли знаменитые белые павлины Люциуса Малфоя, зато фонтан был в два раза больше, а в его центре красовался небольшой островок. Аккуратно высаженные экзотические растения цвели и благоухали, но Драко было плевать. Он смотрел на аппарационную площадку в дальнем углу сада и сетовал на то, что не может переместиться обратно в поместье в Уилтшире.

Драко и представить не мог, что его жизнь так круто повернётся за какие-то шесть лет. Он был Малфоем, а Малфои всегда жили долго и счастливо. Но когда война закончилась и великий Гарри Поттер наконец-то покончил с Тёмным Лордом, их семье пришлось пройти множество испытаний от Министерства, которое хотело убедиться, что оставшиеся Пожиратели смерти не объединились, чтобы довести до конца дело Лорда Волан-де-Морта. Они потеряли крупную сумму золотом, чтобы уберечь Люциуса Малфоя от заключения в Азкабан, и, благодаря старым связям, его до конца жизни поместили под домашний арест.

Нарцисса настаивала на том, чтобы Драко получил образование. Поскольку они не могли позволить себе оплатить обучение в иностранной школе вроде Шармбатона или Дурмстранга, его под строгим надзором Министерства отправили обратно в Хогвартс. У Нарциссы были и другие планы, и скоро Драко узнал, что мать ищет для него подходящую невесту из чистокровной семьи, которая не имела бы отношения к Пожирателям смерти. Тогда-то ему и представили Асторию Гринграсс с шестого курса Когтеврана, которая была на два года младше.

Драко не хотел обручаться так рано, но родители уверяли, что этот союз поможет им вернуть хотя бы крупицу былого влияния. Отец Астории, Эбенизер Гринграсс, был новым главой отдела магического правопорядка, а её мать — старой подругой Нарциссы, которая верила в превосходство чистокровных, и на тот момент именно с этой семьёй стоило заиметь связь. Драко ничего не оставалось, кроме как изобразить согласие и вопреки своей воле жениться на Астории в декабре девяносто восьмого года, всего через неделю после её совершеннолетия.

Драко скоро понял, что не жалеет о женитьбе — таких женщин, как Астория, он ещё не встречал. Она была весьма симпатичной, застенчивой и девчачьим сплетням предпочитала чтение. Она даже связала ему зелёный шарф в качестве свадебного подарка, в то время как его собственная мать не обременяла себя ручным трудом. Постепенно Астория становилась подругой Драко и спутницей его тихой послевоенной жизни в Хогвартсе. Они вместе занимались в библиотеке, трапезничали в Большом зале, а в свободное время летали на метлах по стадиону для квиддича.

Драко даже не заметил, как уже был глубоко влюблен в свою молодую, но умную жену. Летом, когда Астория окончила шестой курс, а Драко выпустился из Хогвартса, они отправились на медовый месяц в Италию, где зачали первого ребёнка. Астория очень стеснялась своего положения, и это отчего-то радовало Драко не меньше, чем сама новость. Люциус и Нарцисса были вне себя от счастья, что у семьи появится новый наследник, и предложили Астории оставить Хогвартс и провести остаток беременности в поместье. Но Драко, который прекрасно знал, как много для Астории значит образование, запротестовал и лично проследил за тем, чтобы её подготовка к ЖАБА продолжалась на дому.

День рождения их сына стал самым счастливым в жизни Драко. Мальчика назвали Скорпиус Гиперион Малфой. Астория, успешно пройдя ЖАБА, полностью посвятила себя их маленькой семье. Еще год жизнь казалась прекраснее некуда, но вот судьба снова решила нанести Драко удар. Люциус умер от драконьей оспы в возрасте сорока четырех лет, а десять месяцев спустя от неё скончался и Скорпиус. Свет их жизни померк.

С внезапной кончиной Люциуса и Скорпиуса жизнь Драко и оставшихся членов семьи перестала быть прежней. Астория снова пыталась зачать ребенка, но дети умирали на шестом месяце беременности. Последняя попытка унесла её жизнь, и Драко остался одиноким вдовцом. До сего момента Драко не думал, что может так горько оплакивать чью-то смерть. Жизнь без Астории и Скорпиуса казалась бессмысленной, и целые дни он проводил на семейном кладбище у их могил. Наблюдая за безутешностью сына и ухудшением его здоровья, Нарцисса решила взять дело в свои руки и связалась с дальними родственниками во Франции, семьёй Морфеуса Малфоя.

В письме она поинтересовалась, можно ли приехать к ним летом, и Одри Шамбрун-Малфой, вдова Морфеуса Малфоя, ответила положительно. Согласовав визит, Нарцисса отправила несговорчивого Драко в Гринготтс, чтобы он вновь открыл хранилище Малфоев во французском отделении. И вот, через неделю после решения матери навестить родственников во Франции, Драко лежал на скамейке в саду замка, крутил на пальце обручальное кольцо и бездумно смотрел в небо.

* * *

Гермиона вышла из камина и, отряхнув мантию и наложив освежающие чары, прошла на кухню. Пятница у Делакуров была днём выпечки, и Гермионе нравилось общаться с Аполлин и Габриэль, помогая им с приготовлением пирогов и печенья на следующую неделю. К ним обязательно присоединялся Эдриан, которому нравилось упражняться в рисовании на свежеиспечённом печенье Аполлин.

Внизу, на кухне, Аполлин и Габриэль собирались испечь большой фунтовый кекс. Гермиона встала на пороге, глядя на сидящего на кухонном столе Эдриана: его руки были в шоколадной глазури, которую он больше слизывал с пальцев, чем намазывал на печенье.

Гермиона улыбнулась: она знала способ позлить его. Очень уж ей нравилось злить таких очаровательных мальчиков.

Аполлин отвлеклась от взбивания яиц, и Гермиона плотно прижала палец к губам: «не выдавай меня». Эдриан по-прежнему не замечал возвращения матери. Прикусив губу, Гермиона подкралась к сыну и заглянула ему через плечо. Мальчик сверлил взглядом серых глаз лежащую перед ним большую горку печенья. Он взял одно, окунул ложечку в шоколад и намазал немного, а затем нарисовал большой голубой цветок приготовленной Аполлин глазурью. Гермиона задумалась: что же искушало больше? Бледные, перемазанные шоколадом щеки её сына или печенье в блестящей глазури с большим голубым цветком? Она выбрала второе.

Словно хищная птица, Гермиона выхватила печенье из рук Эдриана.

— Мама! — взвизгнул Эдриан, обернувшись. — Ты что делаешь? — спросил он строго, очень напоминая свою мать, стоило отобрать у неё хорошую книгу.

— Ем печенье, — беззаботно пожала плечами Гермиона. — А что?

— Оно моё! — возмутился Эдриан, пододвигаясь к куче печенья, которую он разрисовал. — Я его украсил!

— Правда? — состроила дурочку Гермиона и с легкостью ухватила ещё горсть, которую тут же закинула в рот. — Я думала, это моего сына Эдриана.

— Я и есть Эдриан! — насторожился мальчик, озадаченный странным поведением матери. — Мама, что с тобой?

— Что со мной? — удручённо спросила Гермиона сама у себя. — Мама и сама не знает. Может, она перетрудилась. Может, ей поможет поцелуй сынишки…

Мальчик в надежде посмотрел на бабушку и тетю, но Аполлин и Габриэль лишь наслаждались разворачивающейся сценой.

— Думаю, стоит поцеловать маму и посмотреть, что будет, — поддержала идею Гермионы Аполлин.

— Может, она устала и потеряла память, — согласилась Габриэль.

— Нет! — смертельно испугавшись, Эдриан повис на шее Гермионы и поцеловал её в щёку, оставив шоколадный след. Гермиона закрыла глаза, притворившись, будто восстанавливает воспоминания, как Спящая Красавица.

— О Мерлин! Кто же это? — воскликнула она и потерлась щекой о его носик, размазывая шоколадную глазурь и здесь. — Мой мальчишка-зайчишка!

— Мама! — пискнул Эдриан, осознав, что женщины его разыграли.

Вечер прошел отлично. Гермиона, Аполлин, Габриэль и маленький джентльмен пекли пироги, обмениваясь шутками. Габриэль пародировала некоторых своих странных покупателей, и к моменту, когда выпечка была готова, гнетущие ощущения, оставшиеся после работы с хранилищем Малфоев, покинули Гермиону.

Позже она набрала Эдриану ванну с лавандовой пеной. В отличие от большинства мальчиков его возраста, Эдриан любил купаться и чуть ли не прыгнул в пену, обдав Гермиону мыльной водой. Пока сын надувал пузыри и лопал их, Гермиона намыливала его.

— Мама! — взвизгнул он, когда она стала щекотать его живот.

— Что такое, зайка? — с невинным видом спросила Гермиона.

— Хватит меня щекотать! — потребовал он.

— Хорошо, — согласилась она и пощекотала его снова.

— Мама, прошу! — взмолился Эдриан, схватив её руки в воде. — Хватит! Я хочу кое-что спросить, — настоял он.

— Хорошо, можешь спросить маму, — разрешила Гермиона.

— Мама, что такое годов… щина свадьбы? — запнулся он, пытаясь вспомнить новое сложное слово.

— Где ты об этом услышал? — резко спросила она, прекратив намыливать сына.

— Знаешь Пьера, мама? — без задней мысли спросил Эдриан, и Гермиона кивнула. Пьер был на пару лет старше её сына и жил в большом поместье по соседству. — Он сказал, что завтра годов… щина свадьбы его родителей. Но я не понял, что это значит. Вот и спросил тебя.

Гермиона не могла позволить себе сорваться на ни в чем не повинного сына.

— Годовщина свадьбы — это день, когда пара празднует свадьбу, — ответила она, стараясь объяснить как можно проще. — Помнишь, как дедушка Густав и бабушка Аполлин устраивали большой праздник и всех приглашали? — спросила она, и Эдриан кивнул в ответ. — Это была годовщина их свадьбы.

— Ах вот что это! — Эдриан понимающе кивнул. — Это счастливый день, — весело сказал он.

— Да, это счастливый день. — Гермиона почувствовала облегчение оттого, что с этой темой благополучно покончено.

— Когда у тебя годовщина свадьбы, мама? — внезапно спросил Эдриан, и Гермиона замерла, выливая ему на голову воду.

Она прикусила губу. Что ей делать? Соврать? Сказать ему, что она была замужем за так называемым отцом Эдриана? Нет. Её сын заслуживает знать правду о своей матери настолько, насколько это возможно.

— У мамы нет годовщины свадьбы, Эдриан, — ответила она, слегка улыбнувшись.

— Почему нет? — Эдриан нахмурился.

— Потому что твой отец женился на чистокровной ведьме. Я говорила тебе, помнишь? — сказала Гермиона, зачерпывая в ковш воды. — Он не любит маглорождённых и полукровок.

Эдриан не выглядел расстроенным от её слов.

— Да, я помню, — просто сказал он. — Ему нравятся чистокровные. Всё хорошо, мамочка. Мы счастливы без него. Я люблю тебя, а ты любишь меня.

Гермиона вздохнула с облегчением.

— Да, зайчонок. Я люблю тебя, а ты любишь меня. Мы есть друг у друга, и нам не нужны такие чистокровные, как он. — Она призвала полотенце. — А теперь вылезай из воды и дай маме тебя вытереть.

Остаток вечера, к огромной радости Гермионы, прошёл без дальнейших упоминаний об отце Эдриана. Они поужинали с Делакурами, и Гермиона улеглась с Эдрианом в кровать, прихватив с собой книгу. Мальчик скоро погрузился в безмятежный сон, и Гермиона ещё долго смотрела на его спящую фигурку, впервые размышляя о том, чем сейчас может заниматься столь ненавистный ей человек.

* * *

Был час ночи, когда Драко Малфой сидел в кресле на балконе, держа в руках зелёный шарф и перебирая его ткань изящными пальцами.

— Астория… Скорпиус… — вздохнул он печально, взглянув на ночное небо. Их души блуждали где-то среди звезд, наблюдая за ним.

Кто-то постучал в дверь, и Драко раздражённо обернулся. Неужели матушка не может оставить его в покое хоть ненадолго? Он уже не ребенок.

Драко всерьез подумывал о том, чтобы захлопнуть дверь перед лицом матери, если та попросит его пойти спать. Он не собирался ложиться. Ни этой ночью, ни следующей. Он не сказал матери ни слова с тех пор, как она заставила его приехать к французским кузенам, но и терпеть её больше не собирался. Он распахнул дверь, ожидая увидеть Нарциссу, упёршую руки в бока, но в коридоре стояла тётя Одри в ночной рубашке.

— Тётя? — растерялся Драко. Что она здесь забыла в такое время?

Одри нежно улыбнулась ему.

— Прости, что помешала, племянник, но не найдется ли у тебя зелья от головной боли? — Она потерла лоб. — Ужасно разболелась голова.

Драко хотел сказать Одри, чтобы та пошла и сросила об этом у своих детей, а не беспокоила его среди ночи из-за такого пустяка, как лечебное зелье.

— Моё только что кончилось. — Казалось, Одри услышала его несказанные слова. — Мои дети им не пользуются, вот я и подумала, что могу спросить у тебя.

«Отличная идея!» — с издевкой подумал Драко. У него и правда было зелье от головной боли. Куда бы он ни отправился, он носил с собой набор зелий, но вот делиться его содержимым не был намерен. Однако он гостил у Одри, и было бы невежливо ей отказать, особенно когда она была с ним так обходительна.

— Да. Конечно. — Он отошёл в сторону, жестом приглашая её войти.

— Надеюсь, я не потревожила твой сон? — спросила Одри, проходя в комнату.

— Нисколько. — Драко тут же отправился за зельем. Чем раньше эта женщина получит своё лекарство, тем быстрее уйдёт. Одри между тем села в кресло у камина, сдавив пальцами виски.

Драко открыл небольшой чемоданчик с зельями, вынул пузырёк с надписью «От головной боли» и, плеснув в кубок щедрую дозу, подал Одри.

— Вот, прошу…

Взяв у Драко кубок, Одри осушила его одним глотком и со вздохом откинулась на спинку кресла. Уходить она, похоже, не собиралась.

Прикидывая, не попросить ли её уйти, Драко сел в кресло напротив и уставился в пол.

Какое-то время они молчали. Затем Одри внезапно заговорила.

— Почему ты не переоделся, Драко? — спросила она, окидывая взглядом его одежду, которую он не удосужился сменить. — Ты не ложился ещё?

Драко взглянул на тётю. Одри выжидательно смотрела на него, и он почему-то не нашёл в себе сил огрызнуться.

— Не могу спать один, — ответил он, сжимая подлокотник кресла.

— О, — только и сказала Одри. — Кстати, хорошее зелье от головной боли. Я уже чувствую себя лучше. Ты купил его или сварил сам?

— Я стараюсь не покупать зелья. У них маленький срок годности. Предпочитаю варить.

— Правда? — Одри выглядела впечатлённой. — Похвально. Не мог бы ты сделать одолжение и сварить немного для меня?

— Э… Да. Конечно. — Драко не смог придумать, как избежать этой просьбы. — Я почту это за честь, — прибавил он.

— Спасибо, — сказала Одри, вставая и ставя пустой кубок на маленький столик рядом с креслом. — Ну, теперь, когда я чувствую себя хорошо, думаю, пора идти спать.

Драко тоже поднялся, чувствуя облегчение.

— Как вам будет угодно.

Одри кивнула, с интересом задержав взгляд на его лице.

— Драко, если ты не возражаешь, я бы хотела ещё кое о чём тебя попросить, — осторожно сказала она.

Драко стиснул зубы, но попытался сохранить вежливый вид. Почему эта женщина никак не уйдёт?

— Конечно, тётя.

Одри одарила его очаровательной улыбкой.

— Не будет ли мой британский племянник против, если его французская тётя прикоснется к нему?

Драко обдумал просьбу и, не видя никакой возможности увильнуть, кивнул:

— Нисколько. — Он протянул ей правую руку.

Одри широко улыбнулась и подошла ближе.

— Нет, дорогой, не здесь.

Драко застыл на месте, не сводя с Одри глаз. Что она имеет в виду — «не здесь»?

Ответ пришёл к нему минутой позже, когда Одри подошла к Драко сзади, положила руки ему на плечи и подвела его к креслу. Драко подчинился, не понимая, что происходит, и внезапно обнаружил её руки в своих волосах.

— Здесь, — сказала она и начала нежно перебирать его волосы. Драко почувствовал, как его тело оцепенело, глаза закрылись сами собой, и пока Одри молча массировала ему голову, он даже не заметил, как повалился в кресло.

— Твои волосы напоминают мне волосы Морфеуса. У него тоже были прямые и красивые, как у тебя. — Драко слышал её голос как сквозь вату. — Ты знаешь, что твой дядя приезжал повидать тебя, когда ты родился? Среди Малфоев есть традиция дарить своим первенцам редкие предметы. Он привёз для тебя эссенцию жемчужного цветка. Если выпить её с молоком матери, то ребенок будет расти крепким и здоровым.

— Я этого не знал. Отец никогда мне не рассказывал. — Эти слова дались ему с трудом. Драко чувствовал, как накатывает сонливость.

Должно быть, Одри это поняла, поскольку перестала с ним говорить.

Последним, что Драко запомнил перед тем, как провалиться в сон, был голос тёти, нежно напевающий ему в волосы:

— Спи, прелестное дитя. Спи сладко. Я убаюкаю тебя… я убаюкаю тебя… я убаюкаю тебя.