Плюшевый львёнок (гет)

Примечания:

1949 год — по крайней мере в Википедии это год ухода Друзей Нарнии в страну Великого Льва. Сьюзен должен идти двадцать первый год, Тому — двадцать третий.

У смерти никогда не будет власти.

Нагие мертвецы сольются в страсти,

Дыханье станет ветром, а душа Луной.

Когда тела их мертвые истлеют,

На небе звезды новые зажгутся,

И в пасть безумья смело окунутся,

И с чистым разумом воспрянут вновь.

Умрут влюбленные, но не сама любовь.

У смерти никогда не будет власти.

У смерти никогда не будет власти.

В пучинах, на нептуновом погосте,

На рамах пыточных, на спицах колеса,

Что жилы рвет, ломает кости,

И тело превращает в прах,

Срывая с душ земные кандалы.

Пусть зло-единорог тела их рвет на части,

Их вера сохранит, их души все ж целы!

У смерти никогда не будет власти.

У смерти никогда не будет власти.

Пусть волнами рычит морской прибой.

И крики чаек скалы рвут на части.

Цветок дождем убит всего на миг,

А завтра снова к солнцу воспылает страстью.

Безумные и мертвые они

Тела утратят лишь в мгновенье смерти,

Чтобы полями незабудок расцвести,

И солнцем воспылать в закат. Поверьте —

У смерти никогда не будет власти.

Дилан Томас

Семья Певенси погибла в железнодорожной катастрофе полгода тому назад.

Том узнал об этом случайно из попавшейся на глаза магловской газеты, которая опубликовала некролог об умерших в этом году. В свои двадцать три он уже не интересовался миром маглов, полностью уйдя в работу по вербовке сторонников своей идеи «чистокровности» волшебников — Малфоев, Лестренджей, Блэков… Они все были преданы своему Лорду и готовы были пойти за ним куда угодно. На что угодно. За те шесть лет, которые прошли со времени его ссоры со Сьюзен, он добился многого. Она всегда была рядом с ним — в его сердце, и Том продолжал надеяться, что когда-нибудь она одумается и примет его таким, какой он есть, но с каждым днем эта надежда всё угасала. Сьюзен хотела, чтобы он изменился, а меняться Том не хотел и не мог.

Но несмотря на это, когда он подходил к домику на Роджер Стрит, в нём проснулось что-то, то самое, из детства, когда добрая миссис Певенси пекла пирожки с вишней, мистер Певенси читал газету, нацепив на нос очки, Люси играла Бетховена на фортепиано… Да, они умерли, но Том почти не жалел об этом — ему хотелось увидеть Сьюзен, его Сьюзен, гордую и независимую. Интересно, как она пережила смерть близких? С высоко поднятой головой? Том усмехнулся — его родня умерла от его рук, эти подлые маглы, отец и его родители, и он пережил это вполне спокойно. Конечно, Сьюзен относилась несколько по-другому к жизни, но если она не отступилась от своих аристократических идеалов… Не должна была отступить…

Дом уже издали стал другим — Том помнил его ярким и цветущим, теперь же вокруг него витала смерть. Свет был везде выключен, только на первом этаже горела одинокая лампа. Сьюзен была дома — иначе кто бы это мог быть?

Он поднялся по уныло скрипящим ступенькам, слегка дотронулся до колокольчика, и тот жалобно откликнулся слабым металлическим звоном. Всё здесь умерло вместе с хозяевами — никогда этому дому не стать прежним. Том снова позвонил, но ему никто не открыл; потом он постучался, опять не получил ответа и толкнул дверь. Она была открыта. Света в прихожей не было.

— Сьюзен! — тихо окликнул он. Дом ему ответил звенящей тишиной. Ни смеха Люси, ни ласкового воркования миссис Певенси, ни ворчание вечно благородного Питера… Страшно. Неуютно. Одиноко. Пусто. — Люмос! — на конце вынутой палочки зажёгся бледно-жёлтый огонек, осветивший бардак, творившийся вокруг.

Вокруг него валялись бутылки из-под чего-то крепкого — их было не меньше дюжины штук. На столе лежали обрывки газет и фотографий, и, подойдя к столу, Том убедился, что это фото из семейного альбома Певенси. Одно, правда, уцелело в общем хаосе — это была старая-старая фотография, с которой весело улыбались пятеро детей, четверо Певенси и один Реддл. Том помнил, как упирался и не хотел фотографироваться, но его заставили — на память. На память… Где же теперь она, эта память? Где все эти улыбающиеся дети? Том огляделся вокруг — Сьюзен здесь не было.

— Сьюзен?

Том прислушался на случай, если ему кто-нибудь ответит. Ничего — только за окном начался дождь, и капли барабанили по черепичной крыше. Потом из соседней комнаты послышался тихий всхлип, и Том тихо пошел туда, понимая, что именно там скорее всего и найдет Сьюзен.

В соседней комнате, бывшей когда-то гостиной, горела одна-единственная лампа, рядом с которой сидела Сьюзен. Точнее, тень её прежней — волосы, когда-то блестевшие при свете, потускнели, скулы заострились, глаза покраснели, видно было, что она много плакала. Когда он вошёл, она даже не подняла головы — наверное, не услышала шум шагов. Воздух был спёртым, удушливым, отчётливо пахло перегаром; Сьюзен много пила, иначе как она могла довести себя до такого состояния? Том поморщился, аккуратно перешёл через создавшиеся завалы, резко отдёрнул штору и открыл окно. Дышать стало сразу легче, а Сьюзен наконец заметила его — она поморгала, не понимая, что произошло, а потом удивлённо уставилась на Тома. Он был недоволен — горе сломило древнюю королеву. Она не была достаточно сильной. Ей не хватило чего-то, чтобы пережить боль, что-то сломалось в ней. Так не должно было случиться, и Том злился — в первую очередь на Сьюзен, а потом на себя: увидь он раньше этот заголовок, ничего бы с ней не случилось…

— Том… — испуганно прошептала Сьюзен, жмурясь от яркого утреннего света. — Я… не знала, что… я…

— Ты, — Том вскинул палочку и громко сказал: — Репаро!

Все вокруг преобразилось — разбросанные книги встали на полки, стулья задвинулись, паутина из углов исчезла. Стало так, как обычно, так, как Том привык. Среди этого порядка выделялась только бледная Сьюзен в грязной синей рубашке явно с мужского плеча, которая испуганно смотрела вокруг.

— Приведи себя в порядок, — жестко сказал Том. — Как можно было себя довести до такого свинарника! Это же ужасно, Сьюзен!

Она виновато встала, смотря в пол, и медленно, покачиваясь, пошла к лестнице — наверх, в комнату девочек. Том тем временем снова вернулся к разорванным фотографиям, разбросанным на столе, провел по ним палочкой, и они стали целыми. На память… Кто вспомнил бы о тебе, Сьюзен, если бы он, Том, не пришёл к тебе? От неё наверняка отвернулись все друзья — да и что это были за друзья, которые бросили её в беде, в таком-то состоянии? Маглы… У них ни чести, ни совести — что с них возьмёшь…

— Том, — сказала Сьюзен позади него. Он обернулся и увидел её — похудевшую так сильно, что старое платье висело на ней мешком, с сальными грязными волосами, но всё такую же гордую, с высоко поднятым носом. Видимо, его приход заставил её вспомнить о том, кто она — значит, не всё ещё было потеряно. — Зачем ты пришёл, Том?

— Хочу вытащить тебя из запоя, Сьюзен, — он многозначительно посмотрел на бутылки под ногами. — Откуда у тебя деньги только на выпивку берутся? — удивился Том.

— После отца осталось небольшое состояние… — голос Сьюзен дрогнул, а по её щеке скатилась слеза.

— Которое нужно было потратить на алкоголь, — с неудовольствием продолжил Том. Сьюзен опустила голову, но Том буквально подскочил к ней и поднял её за подбородок. — Они ушли, Сьюзен. Их не вернуть. Что бы ты ни делала, они уже на том свете. Отпусти их, Сьюзен. Мёртвые не должны влиять на жизнь живых.

— Я предала Нарнию, Том, — проговорила Сьюзен, и слёзы хлынули из глаз — не было ни дня, когда она не плакала; ей казалось, что она уже плакала все время. — Они ушли туда. Аслан забрал их… а я осталась здесь. Я предательница. Или они — предатели… Спрятались от этого мира, чтобы уйти в свой, вымышленный… а меня оставили здесь, потому что я была самой благоразумной и правильной из них…

— Сейчас этого почему-то не видно, — ехидно заметил Том. Горечь жгла его изнутри — его королева… Милая Сьюзен превратилась в жалкое плачущее существо, которое потеряло всякий смысл жизни и живёт уже по инерции, совсем не хотя этого. Он надеялся найти себе помощницу, возлюбленную, королеву, а нашел лишний камень на шею… Слишком жестокое разочарование — слишком жестокий удар судьбы. Сьюзен, смотревшая ему в глаза, кажется, всё поняла.

— Я обуза для тебя, да? — спросила Сьюзен. — Я кажусь тебе слабой? Я потеряла семью, Том… Ты должен меня понять, ты же тоже потерял её…

— Должен? — переспросил он. Три зелёные вспышки, три мёртвых тела, и безумный дядя, который сознался в убийстве, сидел в Азбакане и недавно умер, — вот всё, что у него осталось от его семьи. Единственный, с кем страстно хотел познакомиться Том, — это Марволо Мракс, его дед, но он давно умер, так что с семьёй его ничего не связывало. — Я никогда не рыдал и не заливал горе коньяком. Все беды надо переносить гордо, чтобы жизнь, пиная тебя, ломала ногу. Сьюзен, — он схватил её за плечи и сильно встряхнул. — Опомнись!

— Я не могу, — прошептала Сьюзен. — Я пыталась, я держалась почти полгода… Но каждую ночь я слышу, как смеется Люси, как говорит мама, как спорят Питер и Эдмунд. Одиночество, одиночество убивает меня, и я не знаю, как спастись, как спрятаться от их голосов. Они преследуют меня, мёртвые из страны Великого Льва…

Сьюзен затрясла головой и снова зарыдала, а Том уяснил одну простую вещь — его любимая сошла с ума. Надо же, как это просто — сойти с ума, уйти в небытие. Том боялся этого, он хотел остаться в истории, быть великим волшебником всех времён и народов, сравнимым с самим Альбусом Дамблдором. Он и сейчас может дать ему фору, а несколько позже… У него есть четыре крестража, скоро он соберет семь — и тогда он наконец станет Великим, Могущественным и Всесильным. Старая мечта из забытого детства. Старая, честолюбивая, но как никогда он близок к ней. А Сьюзен… Она была лучшей из лучших, но отныне им не по пути. Милая Сьюзен. Она думает, что она не верит в Нарнию, но Нарния в неё верит, зовёт к себе… Если она умрёт, она обретёт покой. Так для неё будет лучше. Так будет лучше для всех.

— Тебе нужно отдохнуть, — Том привлек Сьюзен к себе, и она прижалась к нему и зарыдала в его рубашку. — Я отнесу тебя в твою спальню.

Сьюзен попыталась сопротивляться, но Том взял её на руки, взлетел по лестнице, с ноги открыл дверь и положил ее на постель.

— Отдыхай, милая. Я буду рядом, — он поцеловал её в лоб — впервые за всё время — и укрыл одеялом, подняв в воздух пыль. Сьюзен послушно закрыла глаза и почти сразу уснула. С ним ей было спокойно, она ничего не боялась.

Том тихо вытащил убранную палочку и откинул прядь волос с её лица. Оно было аристократически спокойным, красивым, цвета слоновой кости. Ему будет жалко её. Но это её судьба — если она так уверена, что её родные в стране этого Аслана, то и ей нужно быть с ними. Родные для Сьюзен важнее, чем он. Ей будет лучше с ними.

Проклятие смерти. Последнее из трёх Непростительных заклятий. Авада Кедавра. Оно прервет её жизнь, но прервёт и мучения. Том открыл рот, чтобы произнести слова заклинания, но почувствовал, что в комнате кроме него и Сьюзен есть ещё кто-то. Он обернулся к двери и увидел Льва, стоявшего в ореоле белого сияния.

— Здравствуй, сын Адама, — сказал он. Том направил на него волшебную палочку, но она вылетела из его рук. Лев зарычал, и Том сильно испугался — впервые за свою жизнь. Сьюзен так и не проснулась. — Прояви милосердие, сын Адама. Ты можешь возвращать к жизни умерших? Если нет — то не спеши убивать ныне живущих, — Лев посмотрел на него карими глазами, заглядывая прямо в душу. — Ты уже убивал, Том…

— А это уже не ваше дело, — язвительно ответил Том. — Я делаю только то, что посчитаю нужным. Это мне было нужно, и я убил.

— Ты боишься смерти, — задумчиво, словно разговаривая сам с собой, сказал Аслан. — Но несешь её для других, не жалея их. Жалость, какой бы низкой она тебе не казалась, — это проявление любви.

— Сьюзен мне жалко, — возразил Том. — Потому что я её люблю.

— Я чувствую это, — мягко ответил Лев. Внутри себя Том удивился — похоже, это нечто, бог другого мира, обладал серьёзными способностями к легилименции. — Ты не до конца потерян для Света, Том, — заключил Аслан. — Разбуди в себе светлую сторону своей души.

— А что будет со Сьюзен? — с опаской спросил Том.

— Каждому я рассказываю только его историю, — заметил Лев. — Иди к Свету, и он найдёт тебя, ибо искренне ищущий — всегда находит.

Том закрыл глаза, а когда открыл их, Льва уже не было. Сьюзен тоже исчезла, и только примятая постель указывала на то, что она когда-то здесь была.