Ничто не вечно (гет)

« Если проклятье ограничивает меня в общении с гриффиндорцами, то с Макгонагалл мне тоже не стоит сталкиваться, — размышляла Гермиона Грейнджер, спускаясь по винтовой лестнице в класс трансфигурации. — Но соблюдать обет молчания не получится — разговаривать с ней придётся, вдобавок мне необходимо посоветоваться с ней относительно домашнего задания. Может, всё-таки попытаться хоть как-то намекнуть… Ладно, будет видно…»

До начала урока оставалось ещё 20 минут, но Гермиона всё-таки решила в одиночестве постоять под кабинетом. Идти в Большой зал она принципиально отказывалась. Слишком много гриффиндорцев, слишком много преподавателей, слишком много слизеринцев. Одного Малфоя и так слишком много. Ей ещё придётся терпеть его ухмыляющийся взгляд следующие 45 минут, так что перспектива видеть слизеринца больше отведенного времени ей однозначно не нравилась. Но, по всей видимости, не одна она пришла к такому умозаключению сегодня утром. Когда Гермиона услышала голос позади себя, её передёрнуло. Но не от неожиданности. Всё тело мгновенно покрылось мурашками, а в горле стало сухо, как в пустыне, когда нотки голоса Энди Маглаффена достигли барабанной перепонки юной гриффиндорки.

— Какая неожиданная встреча… — рот юноши расплылся в приветливой улыбке. — И что самая умная гриффиндорка делает под дверями класса в столь ранний час? Или ты боишься, что кто-нибудь займёт твоё место за первой партой?

— Ничем не прикрытый сарказм, шутки по поводу Гриффиндора… Дай-ка угадаю : Слизерин, — девушка как можно естественней повернулась и натянула на своё лицо маску отвращения.

— По-моему, здесь и угадывать нечего, — парень пальцем показал на вышитый на мантии знак принадлежности к факультету Слизерина. — Всё и так видно.

— Ой, прости, — безразлично сказала Грейнджер, — у меня форменная непереносимость этого знака. И лучшее, что он может от меня получить — так это полное его игнорирование.

— Вот как, — Энди сложил руки на груди и прислонился к стене. — Такая уж сильная непереносимость? Хм… это интересно...

Непринуждённая, можно даже сказать, дружелюбная поза, спокойный голос, не сползающая с лица улыбка и дьявольский огонёк в глазах — всё это придавало Маглаффену черты самого Казановы. На слишком слащавую внешность и его аристократическую кровь Гермиона перестала обращать какое-либо внимание. Все её нервные окончания будто впитывали шарм, исходящий от стоявшего рядом парня. Тепло, струясь по венам потоками обжигающей магмы, стало наполнять тело девушки. В глазах потемнело, казалось, что вот-вот придётся изображать обморок, чтобы побыстрее оказаться в этих «шармирующих» руках. Однако девушке удалось совладать с собой и отогнать столь ненужные ощущения, чтобы не рассекретить себя раньше времени. Не смотря на то, что он все знает, нужно было сыграть свою роль на все сто, поэтому девушка лишь театрально зевнула и сказала:

— Избавь меня от своих дальнейших философских рассуждений и попыток разгадать столь запутанную ситуацию, — сделав на последних словах жест «воображаемые кавычки», Гермиона демонстративно отвернулась. Но как только его теплое дыхание коснулось кожи на её правом ушке, только недавно утихомирившиеся эмоции взорвались с ещё большей силой.

— Ну, вот так всегда… Я к ней с самыми дружелюбными намерениями, а она превращается в неукротимую кошку. Но ты ведь должна понимать: на каждого дикого зверя есть свой укротитель.

— Это уж мне решать, кто будет меня укрощать, — её карие глаза встретились с его серыми. Гермиону поразила их холодность и одновременная страсть, безразличие и явная одержимость. Казалось, что перед ней стоят несколько человек, а не один. Невозможно было представить, что в одних глазах может отражаться сразу столько эмоций. Бесполезно было пытаться предугадать его следующее действие. Что он намерен делать? Играть? Дразнить? Или просто издеваться?

Однако разгадку ситуации унес с собой приближающийся шум: оба факультета возвращались с завтрака. В какой-то степени Гермиона была рада, что разговор не дошел до обсуждения более деликатных тем, но, с другой стороны, любопытство так и подстрекало продолжить дискуссию на виду у всех.

— Ещё увидимся, — тихонько проговорил Энди и смешался с толпой подошедших к классу слизеринцев. Тут девушка заметила пристальное внимание голубых глаз — он видел их вместе. «Отлично!», — подбодрила себя грифиндорка и, одарив Драко взглядом, полным ехидства, поспешила занять своё место в классе.

«Блестяще!» — похвалила себя Гермиона, превратив свою чернильницу в полноценный аквариум. Разве что, только рыбок в нем не было.

— Очень хорошо, Мисс Грейнджер, — профессор Макгонагалл видела процесс выполнения задания, но сильно не удивилась: девушка всегда показывала высшие результаты. — Круглый аквариум с прозрачной водой — всё как нужно. Вы можете быть свободны, если, конечно, не хотите помочь кому-нибудь из учеников?

В целом, весь класс неплохо справлялся, не считая Крэба с Гойлом, Симуса и ещё нескольких гриффиндорцев. К толстякам девушка категорически отказывалась даже приближаться, а гриффиндорцы — лучше не будить лихо, пока оно тихо.

— Нет, профессор Макгонагалл, — вздохнула Грейнджер. — Но мне бы хотелось поговорить с вами кое о чём.

— Надеюсь, это сможет подождать до вечера? Вы бы моли заглянуть ко мне после занятий, и я бы с радостью вас выслушала. Ведь, судя по вашему выражению лица, вы хотите спросить меня о чём-то очень важном, не так ли?

Гермиона осторожно посмотрела в сторону стола, за которым сидел Драко. Не смотря на то, что парень сидел к ней спиной, девушка прекрасно понимала: он слушает очень внимательно.

— Эммм, — немного запнувшись, начала гриффиндорка, — да, вы правы. Дело важное.

— Хорошо, тогда договорились.

И профессор, прошуршав мантией, поспешила в двадцатый раз объяснять Крэбу и Гойлу правила превращения чернильницы в аквариум.

* * *

— Войдите, — Макгонагалл была полностью вымотана: первокурсники были на редкость бестолковыми. Но как бы женщине ни хотелось побыть одной, всё же пришлось впустить ждавшего за дверью человека.

— А, Мисс Грейнджер. Присаживайтесь.

— Спасибо.

— Ну, так что у вас там за важное дело? Не стесняйтесь, выкладывайте.

— Эмм, профессор, боюсь показаться бестактной, но ответьте, пожалуйста: сколько вы знаете Непростительных проклятий?

Глаза главы Гриффиндова уставились на свою лучшую ученицу.

— С чего это вы так заинтересовались Непростительными проклятиями, Мисс Грейнджер? Насколько мне известно, война закончилась. Или у вас возникли какие-нибудь другие причины для их использования?

— Нет, вы меня не так поняли. Использовать их я не собираюсь. Просто интересно, сколько их на самом деле.

В классе повисло неловкое молчание: будто никого в помещении и не было. Макгонагалл молчала, а Грейнджер просто сидела и терпеливо ждала. Спустя какое-то время женщина всё-таки ответила.

— Ну, существует, три Непростительных проклятия…

— Профессор Макгонагалл, если бы вы на самом деле знали только три Проклятья, не стали бы так долго молчать, не так ли?

— Мисс Грейнджер, послушайте. Я знаю, что вам пришлось нелегко. Вы прошли войну практически с самого начала и до конца. Всё кончено. Для всех будет лучше, если мы сейчас забудем обо всех ужасах и станем жить нормальной жизнью. Ни к чему хорошему ворошение прошлого не приведёт.

— Профессор, вы сами сказали, что я прошла войну практически с самого начала и до конца. Так неужели я не имею права узнать немного больше, чем остальные?

— Остальные не так станут относиться к этому, как вы. Вы слишком много видели и, тем более, пережили. Любая провокация, любая шутка в ваш адрес, даже любой косой взгляд — и вы уже не устоите от соблазна использовать это проклятье. Оно наносит не так много вреда, как остальные три. Но в тоже время превращает волшебника в одержимого. Нет, не одержимого причинением боли другим. Наоборот, в одержимого безнаказанностью. Ведь за его использование не сажают в Азкабан, его не так отслеживают, считая лишь результатом фантазии спятивших волшебников. Хотя, на самом деле, эти спятившие и есть те, кто слишком часто его использовал и не смог остановиться. И только ради вашего благополучия я не скажу вам, что это за проклятье.

— Мэм, я не собираюсь его использовать. Мне необходимо знать о нем только в теории. Я…

— Мисс Грейнджер, — преподаватель трансфигурации резко встала со стула. — Я вам всё сказала. Идите к себе в комнату. Это всё.

— Но…

— Не заставляйте меня снимать баллы с собственного дома.

Осознав, что уговаривать женщину бесполезно, Гермиона быстро покинула класс.

« Странно, — Гермиона ощущала себя полной дурой. Макгонагалл всегда ей всё рассказывала, что бы та ни спрашивала. А тут просто выставила за дверь. — Неужели это проклятье настолько серьёзное, что даже одно упоминание способно нагнать страх? Прямо как упоминание о Волан-де-Морте. Она ведь сама сказала, что война закончилась. Тогда или Минерве самой пришлось его накрадывать, или… она сама была под его действием. Не может же, в конце концов, только наблюдение за одержимыми нагнать такой страх…

С другой стороны, она же не знает, что именно им меня и прокляли. Возможно, если бы я ей рассказала, Макгонагалл и помогла бы мне. К тому же, когда я сидела у неё, то не ощущала ни злости, ни неприязни, ни желания сделать больно, как это было с Джинни. Значит, ограничения действуют только в присутствии друзей. Вывод: можно пойти и рассказать всё ей».

Грейнджер уже повернулась и собралась идти, как вдруг всё её тело пронзила адская боль. Ею овладело ощущение, будто её жарили на вертеле при самом сильном огне. Казалось, вот-вот кровь закипит, глаза вылетят из орбит, а голова взорвется от повышающегося давления. Девушка перестала осознавать, где находится и почему. Голос пропал, вместо него в горле образовалась какая-то непонятная каша, не позволяющая даже сглотнуть. Тело потяжелело настолько, что ноги гриффиндорки просто не смогли его удержать, и девушка камнем рухнула на пол. Температура зашкаливала, и Гермиона стала похожа на вареного рака, разве что она еще могла двигаться. Но резкие вздрагивания её тела и беззвучное хватание воздуха ртом вряд ли можно назвать движениями нормально человека.

Агония продлилась ещё пару секунд, после чего стала немного стихать. Когда температура и давление пришли в относительную норму, из груди девушки вырвалось что-то похожее на стон. Хотя это, скорее всего, можно было принять за сильный выдох.

Приведя своё дыхание в норму и немного успокоившись, Грейнджер тихонько встала и прижалась спиной к холодной стене.

«Значит, Минерва всё-таки что-то знает. И этим чем-то могла бы мне помочь. Блестяще! Избиение друзей-гриффиндорцев и «кипение» от тех, кто может мне помочь, в противовес полному помутнению рассудка от «подходящих» слизеринцев. Перспективка-то мрачная, как не посмотри…

Нужна информация!.. В библиотеку я всё равно пойду, может, удастся что-нибудь откопать. Но необходим человек, который сам когда-нибудь использовал Четвёртое непростительное или был его жертвой…»

Постояв ещё несколько минут, Гермиона поплелась в башню Гриффиндора.

— Ладно, — в полголоса сказала девушка, — завтра ты, Гермиона Грейнджер, пойдёшь в библиотеку. А уже потом — Снейп.