Искушение Смертью (гет)

Я проклята. Я — изгой в обоих мирах. В мире моего детства я сумасшедшая. В мире моего настоящего — грязнокровка. Я — ведьма. Я — Гермиона Грейнджер.

* * *

Я открыла глаза. Тишина. Здесь всегда тишина. Тишина и темнота. Правда, если повезёт, то мне снова посчастливится увидеть солнце. Правда, это невозможно, ведь моя судьба уже предрешена. Завтра я умру. Я должна умереть!

* * *

Воспоминания всегда были моим слабым местом, так как сложно жить, понимая, что каждый день может стать для тебя последним, что каждая секунда — миг перед Смертью. Воспоминания — это своего рода дневник памяти, от которого не так просто избавиться, поскольку он всегда с тобой. Его невозможно сжечь или выбросить. Нельзя вырвать особо неприятные страницы. Ха, в таком случае, мне пришлось бы вырвать бόльшую часть дневника. Но это невозможно. От этого не избавиться, ведь даже стирая память, я никогда не избавлюсь от тех моментов жизни, что произошли. Хотя, об этом мне напоминает не только моя собственная память.

Взгляд упал на руки. Белые, но не холёные, а скорее мертвецки-белые руки. Синие перетяжки, просвечивающиеся вены, неисчезающие синяки.

Сколько времени прошло с тех пор? Месяц? Два? Кажется, около двух, но я уже потеряла счёт времени. Уже столько раз солнце садилось и вновь появлялось из-за горизонта, а свидетельства тех дней не проходят. Кажется, что они будут вечно со мной. Вечно с моими воспоминаниями.

Этот медальон всё так же тянет шею, подобно тяжёлому грузу увлекая на дно. Правда, есть одно но: я уже на дне. И мне уже никогда не выбраться отсюда, потому что здесь не существует выхода, а вход закрыт цепями прошлого, настоящего и будущего.

* * *

— Давай, тварь. Давай…

— Нет! Хватит! Прекратите!

Это мои последние крики: горло надрывается, и больше я не могу произнести ни звука. Они ликуют. Да, теперь они победили окончательно. Хотя… были ли у меня когда-нибудь хоть какие-то надежды на иной исход? Жизнь далека от сказки, а смерть и подавно.

Я чувствую на спине раскалённое железо, но я больше не могу кричать. А тем временем кочерга касается моего тела вновь и вновь, принося адские муки, заставляя ощутить всё пламя Преисподней.

Руки, скованные браслетами уже практически вывихнуты, левая сломана в нескольких местах, пальцы правой навряд ли будут когда-нибудь функционировать как прежде. Да к чему это я? Уже ничего не будет как прежде. Если это «прежде», конечно же, было. Я уже ничего не могу сказать точно. Уже ничего.

* * *

Началось всё вполне предсказуемо. Сначала, с меня сорвали одежду и бросили её в толпу. Одежда мигом оказалась разорванной на мелкие кусочки. По залу прокатился довольный гул. Я напрягла зрение и увидела, о Мерлин, среди людей в чёрный капюшонах с белыми масками женщин и маленьких детей, которые жались к своим матерям.

Верёвка, накинутая мне на шею, душила и едва позволяла воздуху попадать в мои лёгкие. Тот человек, что держал другой конец, начал постепенно затягивать петлю, от чего у меня выступили слёзы. Но слёзы не боли и унижения, а слёзы безысходности. Сколько они будут так издеваться надо мной?

Тогда я ещё не знала, что это — только начало. Начало страшного спуска в Ад.

Из-за слезившихся глаз я не заметила, как ко мне подошёл другой Пожиратель и со всей силы дёрнул за волосы. Я тихо вскрикнула.

— Что, не нравится, грязнокровка? Ты подожди, сейчас мы избавим тебя от этой проблемы…

По его команде один из моих конвоиров повалил меня спиной на скамейку, которую я не заметила прежде, намотав при этом верёвку на руки и подвесив её на крюк. Спину заломило.

— Сейчас мы избавим тебя от этой проблемы, — повторил человек в маске.

Миг, и в его руке оказалась волшебная палочка. Но спустя ещё одно мгновенье, она исчезла.

— Ты, маггловское отродье, не заслуживаешь даже мук волшебника, поэтому наш Господин придумал для тебя нечто особо интересное…

Слово «особое» было сказано как-то с хрипотцой и предчувствием чего-то такого, что нельзя было даже и предположить.

Он отошёл на несколько шагов, а затем вернулся в сопровождении двоих людей в таких же чёрный капюшонах и белых масках на лицах, которые принесли небольшую жаровню и лезвие. Лезвие бритвы было накалено докрасна.

Пожиратель приложил раскалённую полосу металла к моему животу. Я сумела заставить себя не вздрогнуть и не закричать. Но к тому времени, когда человек ещё раз прошёлся лезвием по моей голове и сбрил волосы на остальных частях тела, я уже не могла сдерживать бившую меня дрожь.

То, что происходило дальше, я уже не видела, но то, что доносилось до моего слуха, заставляло содрогаться больше и больше.

Спустя какое-то время меня развязали и швырнули на ледяной пол. Меня пинали, торкали какими-то палками, снова били, ломая кости. И я в какой-то момент потеряла сознание.

В то время я хотела уже больше никогда не приходить в себя. Я уже была за миг до смерти, но… Какое-то ужасно противное зелье вернуло меня в этот мир. Вернуло лишь для того, что бы они могли развлекаться дальше.

Смерть? Мне не позволительна такая роскошь.

Меня снова повалили на скамейку. Тот, а может уже и другой, Пожиратель стал поглаживать моё тело, издевательски пародируя любовные ласки. Те люди, что были вокруг и наблюдали всё это время, засмеялись. Смеялись все: я слышала и баритоны, и детские смешки, и звучный смех девушек и молодых женщин. Спустя несколько мгновений я всё же отключилась.

Когда я очнулась, я даже не смогла сначала понять, где я и что вообще происходит, потому что всё казалось таким нереальным. Хотя нет, не всё. Боль. Боль была реальна. Даже очень реальна: казалось, ещё сильнее стала разрывать мои руки, плечи, спину. Ожоги, ссадины и синяки, которые ещё недавно едва, но всё же можно было терпеть, утонули в этой боли. Откуда-то со стороны доносился безжизненный голос:

— Наказание должно быть как можно больше суровым. Ведь мы можем сделать с ней всё что угодно, и с нами ничего не случится, ведь Господин с нами!

Заметив, что я пришла в себя, он дико засмеялся, а потом взял в руки колючий кнут.

— Я думаю, это научит тебя уважению к нашему Господину. Признай его власть над собой!

Они ждут. Толпа, этот Пожиратель, его помощники. Они ждут, что я скажу. И я сказала.

— Нет…

Это было тихо, почти неслышно, однако это было противостояние им.

Человек в маске хлестнул меня по ногам, затем по животу. Кнут вспарывал кожу, и кровь капала на пол, стекая по ногам. Я стиснула зубы, пытаясь противостоять дикой боли. Но прежде чем эта боль отступила, они перешли к следующему издевательству.

Из той же самой жаровни они достали раскаленные цепи и намотали их вокруг талии и бёдер. Запах палёной кожи стал становиться сильнее и, казалось, уже почти вытеснил запах крови.

Когда я снова стала проваливаться в темноту, надеясь хоть в этот раз достичь того сладостного мгновенья, когда Смерть примет меня в свои объятия, цепи сняли. Я уже хотела вздохнуть, но это было лишь секундным перерывом.

Из толпы, что была вокруг, стали выходить мужчины. Им не терпелось воспользоваться возможностью утолить свою похоть. Поскольку перед глазами у меня всё расплывалось, то я так и не запомнила, сколько же их было.

Моё тело уже перестало быть моим. О том, что оно у меня вообще есть, напоминала лишь адская боль.

Когда последний мужчина закончил, я всё же потеряла сознание. И сколько времени я провела без чувств, я не знаю. Потому что, снова открыв глаза, я увидела всё тот же потолок, а под собой я ощущала шероховатое дерево скамейки.

Правда, вокруг уже никого не было.