To look dead in the face (гет)

— Ну, как? — почти весело спросил Волдеморт.

— Приятно, — сквозь зубы процедил Малфой, пытаясь отдышаться, и поднялся на ноги. Это было совсем не просто сделать — тело горело, как после ванны с крутым кипятком. Люциусу показалось, что с него заживо содрали кожу.

— Думай, Люциус, думай, — спокойно сказал Волдеморт.

— О чем? — Малфой старался, подражая Темному Лорду, выглядеть невозмутимо.

Получалось плохо. Колени дрожали, не в силах выдержать напряжение, остававшееся после каждой пытки. И, наверное, немного от страха.

Все-таки, сколько ни строй из себя героя, а умирать совершенно не хочется.

— О том, что ты был не прав, связавшись с ней.

Темный Лорд кивнул на бледную до синевы Гермиону.

— И что дальше?

Волдеморт задумчиво опустил глаза, заговорив после небольшой паузы:

— Считай меня мягкосердечным человеком, Люциус… Все-таки, ты мне прослужил верой и правдой столько лет…

Малфой начал понимать, куда он клонит.

— …и я даю тебе последний шанс исправиться, — озвучил Волдеморт его мысли. — Давай так: ты убиваешь девчонку, и я воплощаю свой план в жизнь. А потом ты вернёшься в ряды Пожирателей, мы забудем о случившемся, как о мелкой неприятности…

— Нет.

Неужели Темный Лорд действительно считает Люциуса настолько важным человеком в своем окружении, что способен простить ему предательство? Дать Люциусу шанс исправиться?

Волдеморт посмотрел на него как на глупого непослушного ребенка.

— Хорошо, — медленно, нравоучительным тоном продолжил он. — Давай по-другому. Я САМ убиваю девчонку. А ты возвращаешься к своим прямым обязанностям и забываешь об этой непри…

— Нет! — еще громче перебил его Люциус.

Он уже четко понял: Гермиону убьют. Абсолютно точно, при любом раскладе. Но он не станет просто стоять и смотреть на это. Если надо будет — он постарается заслонить ее от проклятия. Хотя, какой смысл… Лучше было бы, если бы его убили первым. Ему бы тогда не пришлось смотреть на ее смерть.

Видимо, Волдеморту не понравилось то, что Малфой о чем-то задумался. Вскинутая палочка — и:

— Круцио!

— Что, Люциус, новую жертву ищешь? — полушутливо окрикнул подростка высокий, тощий до крайности школьник.

Он был необыкновенно похож на хитрого лиса — вытянутое личико, раскосые глаза и вечная усмешка на тонких губах сразу давали понять, что этому человеку палец в рот не клади — до самой смерти издеваться будет.

Тем не менее, несмотря на мерзкий характер, Доминик Забини был лучшим другом Люциуса.

Малфой стоял на мосту через неширокую и неглубокую речушку, текущую недалеко от огромного здания школы Хогвартс. Холодные серые глаза с тоской смотрели на резвящихся в воде учеников.

— С чего ты взял? — безразлично отозвался Малфой.

— Ой-ой-ой, — скривил губы в усмешке Доминик, — а то я не знаю, что ты с Катрин расстался. На кого теперь засматриваешься, а? Кто она — твоя новая любовь?

Люциус очень захотел скинуть Доминика в сверкающую на солнце воду, вот привязался!

— Тебе-то что?

— Не хочешь — не говори, — обиделся Забини. — Я просто посоветовать тебе кое-что хотел…

— Что?

Доминик встал рядом с Люциусом и облокотился на деревянные поручни моста. От обиды не осталось и следа. Доминик был большим любителем распускать разнообразные сплетни — истинный слизеринец.

— Зря ты на слизеринок только смотришь, тут из Гриффиндора на тебя девушка засматривается.

— Девушка? Из Гриффиндора? — Люциус с трудом подавил в себе желание расхохотаться. — Скажи еще, что она грязнокровка.

— Нет, — улыбнулся Доминик. — На твое счастье — нет. А еще она очень даже ничего. Красавица.

— Кто же это?

— А ты понаблюдай! — хмыкнул Забини и, окинув взглядом визжащих в воде девушек, гордо удалился.

Люциус тяжело вздохнул. Какое ему дело до гриффиндорок?.. Будь эта девушка трижды красива, будь она самой чистокровной на свете — она ему не нужна. Если только позабавиться… И не прав был Доминик — Малфой смотрел не на учениц Слизерина, он смотрел на девушку из Когтеврана. Он видел одну единственную девушку из школы, да и, пожалуй, из всего мира, которую он любил.

Кудрявые волосы, ложащиеся на хрупкие плечи красивыми локонами, почти такого же цвета, как у самого Малфоя — серебристые. Чуть раскосые карие глаза, опушенные черными ресницами, пухлые губы, скривленные в ухмылке почти также, как у Доминика.

Нарцисса.

Слизеринцы, а также все дети из чистокровных семей, славились своими вольными нравами и почти полным отсутствием целомудрия.

Люциус менял девушек, как перчатки, особо не задумываясь о том, что они при этом чувствовали. Ему было как-то все равно. Чистокровные, полукровки, грязнокровки — главное, чтобы они были красивы, а уж добиться понравившуюся девушку ему не составляло особого труда.

Нарцисса была не такой.

Она казалась Люциусу неприступной, словно крепость.

Богиня, спустившаяся с небес.

За ней много кто бегал из мальчишек, но она только играла их чувствами, издевалась и разбивала их сердца. Этим она очень напоминала Люциусу себя самого.

Он думал, что они стали бы прекрасной парой.

Он любил ее, а она его игнорировала.

Люциус был одним из самых завидных женихов в Хогвартсе, особенно сейчас, на последнем курсе. Впрочем, в то время Слизерин вообще считался самым престижным факультетом — девушки, начинающие подыскивать себе хорошую партию для замужества, расхватывали слизеринцев как горячие пирожки. Все знали, что за чистокровным волшебником они будут как за каменной стеной.

Нарцисса так не считала.

Она сама была чистокровной.

Искупавшись, она вылезла из воды и, накинув белоснежный махровый халат, удалилась в сторону школы. Малфой провожал ее глазами.

Она была прекрасна.

Он отнюдь не славился талантом поэта или писателя, но когда он видел ее, ему хотелось писать стихи, петь песни о любви и рисовать ее портреты.

Он знал, что в будущем они все равно будут вместе…

Он встретил свою любовь один раз и потерял ее.

Неужели он потеряет ее снова?

Такие мысли промелькнули в голове Люциуса в ту пару мгновений, когда сознание постепенно вернулось к нему. Открыв глаза, он понял, что за эти несколько секунд, пока он был в беспамятстве, перед его мысленным взором пронеслась вся его жизнь. И — почему-то — этот невинный эпизод из его подростковой жизни… Тот солнечный день… Люциус словно вновь пережил его. Вновь пережил все то, что он чувствовал тогда, только теперь — по отношению к Гермионе.

Он не должен потерять ее. Он просто не может.

Внезапно ему вспомнилась недавняя ситуация в отеле «Аврорес Талмор».

Ведь Дамблдору уже сообщили, что Люциус с Гермионой были там. Старик не оставит это просто так, без внимания, он ведь должен спасти несчастную девушку от рук злого и страшного Малфоя, следовательно, он обязан найти их. С минуты на минуту. Наверняка, Дамблдор уже где-то рядом.

От мысли, что остается слабая надежда на спасение, Люциусу стало легче дышать. На время.

«Ну же… Дамблдор… Хоть раз не подведи!.. Принеси пользу! Спаси свою любимую ученицу, ты же где-то рядом, я знаю… Поторопись.»

Надо выиграть время.

— А если я подумаю? — медленно спросил Люциус и увидел, как Гермиона изумленно подняла на него глаза.

«Неужели поверила, что я позволю убить ее?» — подумал Люциус, стараясь на расстоянии передать ей: все хорошо, я люблю тебя, я пытаюсь заговорить ему зубы.

Все-таки, интересно, умеет ли Темный Лорд читать мысли?

Тот задумчиво смотрел на Малфоя, пожевывая нижнюю губу, а затем перевел взгляд на Гермиону.

Люциус начинал терять терпение.

Волдеморт как будто специально тянул с ответом, чтобы помучить Малфоя.

Пожиратели смерти стояли вокруг них, не двигаясь. Люциусу начало казаться, что они окаменели. Ну, не может быть у живых людей такой остекленевший взгляд. К тому же, он впервые заметил, не без отвращения, какими преданными собачонками они выглядят сейчас.

Неужели и он так же выглядел раньше?..

Неужели ВОТ ТАК на самом деле выглядят слуги Волдеморта? Марионетки без собственного мнения, без собственного разума, без собственной жизни…

Волдеморт совершенно не обращал на них внимания, как будто они и не люди вовсе, а деревья. Малфой вспомнил, что он всегда так с ними обращался. Даже с ним, с Люциусом, с его самым преданным слугой…

От слова «слуга» его передернуло.

Как оказалось, Волдеморт все же умел читать мысли.

— Нет, — внезапно ответил он, и его глаза стали ледяными. — Круцио!