Жажда (гет)

― Палочки необходимо сдать деканам факультетов завтра до пяти часов вечера, ― Дамблдор положил сцепленные руки на свой неправдоподобно широкий стол. ― За завтраком мы объявим это всем семикурсникам, но я бы посоветовал после обеда обойти гостиные и напомнить забывчивым.

Гермиона не могла сосредоточиться. Драко все время смотрел на нее. Слегка повернув голову, кажется, безуспешно пытаясь делать это незаметно. Но даже Дамблдор заметил, и от этого стало еще хуже. Ее щеки горели сильнее, чем когда-либо, и можно было только гадать, насколько невероятно она покраснела.

"Прекрати смотреть на меня, идиот. Просто прекрати".

― Кое-кто из студентов выражал недовольство насчет палочек, профессор Дамблдор, ― пробормотала Гермиона, проведя рукой по волосам и роняя ее вниз, чтобы прикрыть щеки. ― Они предпочли бы запереть их в спальнях.

― Когда-то так и было, мисс Грейнджер, ― кивнул Дамблдор. ― Однако пару лет назад группа студентов вознамерилась использовать магию для того, чтобы создать максимально возможный хаос. Сожалею, но если палочки остаются в спальнях, возникает гораздо больше реальных возможностей для нарушения правил.

Гермиона кивнула. Что-то о реальных возможностях. Если бы только этот… перестал поглядывать на нее. Почти ритмично, примерно каждые три секунды. Это казалось неестественным.

― У вас есть вопросы, мистер Малфой?

Драко быстро обернулся к директору.

― Пока ничего не приходит в голову. Разве что… ― он замолчал, подбирая слова. ― Что конкретно предполагается в отношении Старост Мальчиков и Девочек?

― Что именно Вас интересует?

― В плане традиции, профессор. То есть ― должны ли мы весь вечер провести вместе? Насколько нам необходимо танцевать друг с другом, например?

«Ублюдок. Ты полный ублюдок», ― лицо Гермионы пылало.

Дамблдор окинул их быстрым взглядом. Она отвела глаза, стараясь казаться как можно равнодушнее.

― Думаю, нет необходимости все время быть вместе, нет. Конечно, вы должны вместе объявить о начале мероприятия и провести официальную часть. Что касается остального вечера, можете делать, что хотите. На префектах лежит определенная ответственность, но это не должно помешать вам хорошо провести время.

― Ясно, ― кивнул Драко. ― Спасибо, профессор. ― И тут… Мерлин… он опять искоса взглянул на нее.

«Ты слышал его, Малфой, мы можем провести вечер как угодно. Угадай с трех раз, где меня не будет большую его часть».

― Разумеется, на балу будут преподаватели, ― продолжил Дамблдор. ― И если все пойдет по плану, проблем не возникнет. Я уверен, что вы отлично все подготовили. Даже я не мог не заметить изрядного воодушевления среди семикурсников.

Драко и Гермиона кивнули.

― Ну, полагаю, на сегодня все. Не забудьте передать информацию префектам.

― Да, профессор, ― кивнула Гермиона, вставая.

― И не стесняйтесь, если что, обращаться ко мне.

― Разумеется, ― Драко не двигался с места, явно намереваясь последовать за ней.

Гермиона нервно взглянула на него, чуть помедлила перед тем, как попрощаться, и направилась к выходу. Драко оказался там раньше и с приглашающим жестом распахнул дверь.

― После Вас.

«Рррр».

Гермиона метнула в него убийственный взгляд и переступила порог, чувствуя себя более чем неловко от такой явно издевательской выходки.

Они спустились по лестнице и вышли в коридор. Гермиона обернулась.

― Чего ты добиваешься, Малфой?

― То есть? ― Он убедительно изобразил замешательство.

― Еще раз посмеешь открыть передо мной хоть одну чертову дверь…

Драко улыбнулся. И это ее просто взбесило.

― Зачем ты все время это делаешь?

― Что?

― Ходишь с этой глупой улыбочкой.

― Думаю о завтрашнем вечере.

― Ой, заткнись, Малфой. Не знаю, чего ты ждешь, но, будь уверен, тебе не обломится.

― Кстати, мои поздравления.

― По поводу?

― Тебе удалось игнорировать меня весь вчерашний день, опять. Уважаю твое упорство, Грейнджер.

«Просто… рррр. ррр».

― Ты ублюдок.

― Спасибо.

― И я не шучу.

― Насчет чего?

― Открывания передо мной проклятых дверей, Малфой. Вчера ты сделал это дважды. Превосходно рассчитал время, так что Гарри и Рон видели оба раза. Чего конкретно ты добиваешься?

― Не бойся, Грейнджер. Они не самая умная парочка. Думаешь, из-за того что я открыл перед тобой дверь, они решат, что мы трахаемся?

Гермиона снова почувствовала жар на щеках.

― Не прикидывайся, что не пытался меня подставить.

― Ну и что? Я все еще ненавижу Поттера, забыла? Все что угодно, чтобы запарить его драгоценные мозги. И еще ― ты игнорировала меня, Грейнджер. А мне не нравится, когда меня игнорируют.

Гермиона закатила глаза, тяжело вздохнула и, пробормотав:

― Привыкай, ― пошла прочь, свернула за угол и на мгновение пропала из виду.

― Не понадобится, ― Драко последовал за ней.

Гермиона не считала себя дурой. Разумеется, нет. Ее интуиция была чуть ли не выше, чем у любого, кто когда-либо переступал порог Хогвартса, так что нельзя сказать, что она совершенно пропустила мимо ушей тонкие намеки Драко о бале. Он что-то задумал насчет завтрашнего вечера, очевидно, полагая, что ей волей-неволей придется терпеть его общество. Но он ошибается.

― На твоем месте я бы не рассчитывала, ― Гермиона свернула в сторону гриффиндорской башни.

― На что? ― Драко ускорил шаг, чтобы не отстать, руки в карманах мантии.

― На то, что ты задумал, ― рявкнула Гермиона, отчаянно пытаясь не показать, насколько она обескуражена его беспечным тоном типа ну-что-ты-ко-мне-пристала. Ей-то казалось, что Малфой перестал. Ходит весь такой жалкий и подавленный. А не заставляет ее рвать на себе волосы от банального возмущения.

Это чувство преследовало ее весь вчерашний день. После того короткого разговора пару дней назад Гермиона почти не спала. Его слова, каждое, до последнего, казалось, пропитали мозг, добрались до самых отдаленных мыслей; от них невозможно было избавиться, они крутились и крутились в голове до тех пор, пока не подступило изнеможение, и Гермиона не провалилась в беспокойный сон. На следующее утро она проснулась, почти задыхаясь, давясь от ужаса. И первое, что случилось, когда она увидела Малфоя за завтраком ―

Он ей улыбнулся. Обыкновенной, нормальной, дружеской улыбкой. Он что, спятил? И какого черта?

Были и другие странности. Как будто в параллельном мире. Он смеялся и дурачился, сыпал шутками Мерлин знает о чем. Наверное, о сексе, если судить по мерзкому «О, Драко, ты таки мужик» смеху Блейза Забини. А слизеринцы били его по плечу, восхищенные, очарованные, и запивали все это тыквенным соком из своих дурацких кружек. Драко заметил, что на Ханне Аббот, как бы выразилась Гермиона, излишне короткая юбка, и подбил Крэбба на самый оглушительный, гнусный волчий свист, какой она когда-либо слышала. И из-за этого Гермиона подавилась кашей, да так, что Гарри пришлось орать Рону, чтобы тот постучал ее по спине. И это было больно.

Не то, чтобы Гермиона сомневалась, что это спасло ей жизнь… просто… рррр. Опять. Нет слов. Малфой ее так неописуемо раздражал, что она даже про себя не могла это сформулировать. Как он смеет. Как он смеет вести себя так искушенно и оскорбительно утрированно вежливо. С тех пор как это началось, Гермионе казалось, что она подвешена в клетке вверх ногами. Она была до такой степени неспособна на светские любезности и на то, чтобы выбросить это из головы, что его теперешняя легкость сводила ее с ума. А раньше она почти не сомневалась, что у Драко дела еще хуже.

До откровенной демонстрации «Малфой вернулся» вчера утром. Драко владел вниманием слизеринцев, совсем как раньше. Нераздельным вниманием. Гермиона не видела ничего подобного уже несколько недель. И это безумно, непривычно сбивало с толку. Потому что да, ее сильно беспокоило его поведение, но сейчас его так круто занесло, что ей больше не надо было старательно душить в себе ростки сочувствия. Она просто злилась, потому что какого черта вообще происходит?

― Я ничего не задумал, ― пожал плечами Драко. ― Не парься, Грейнджер.

― Малфой, я не дура, ― она сдвинула брови.

― Кто бы сомневался.

― Можешь разыгрывать невинность, но мы оба знаем, что это далеко не так.

― Ты имеешь в виду ― не то, что ты?

Ей отчаянно захотелось взглянуть на него. Гриффиндорская гостиная была уже совсем рядом. Но ведь это задержит ее, не говоря уж о том, что сведет на нет все усилия по игнорированию Малфоя, со шкурой и потрохами, в течение всего разговора.

― Что-то не так, Грейнджер?

― Что не так?

― Ты выглядишь так, будто кто-то только что сел на этого твоего идиотского кота.

«Что ты и проделывал, много-много раз».

― А чего ты ожидал? Ты идешь рядом со мной.

― Не притворяйся, что не скучала по мне.

― Заткнись.

― Сама заткнись.

Действительно. Какого черта он добивается? Она не могла понять, и это невероятно раздражало.

― Отлично. Меня это устраивает, ― огрызнулась Гермиона, а потом подумала, зачем? Сказанное вслух, это прозвучало довольно-таки глупо. ― Даже очень, ― добавила она. Что ничуть не помогло исправить ситуацию.

Ей показалось, что Малфой приподнял бровь. И она закатила глаза. На все на это. Потому что честно, искренне полагала, что ее больше ничем не удивишь. Никогда в жизни. Не после всего, что произошло между ними.

Однако вот она, здесь. Просто ошарашена внезапной переменой в его поведении. Гермиону бесило, что как-то не получалось списать это на то, что у него все прошло. Он все еще был очень бледен, бледнее обычного. Все еще выглядел так, будто целыми днями ничего не ел. Глаза ― безжизненные и тусклые от всех этих взглядов.

И было что-то поверх всего этого. Какая-то странная непроницаемая маска притворства. Или так ей казалось. Потому что это не могло быть настоящим, не могло быть натуральным, «по правде», «по-честному». Тот, кто вязнет так глубоко, так быстро не выкарабкивается. Еще столько надо было выяснить. Не то чтобы она собиралась этим заниматься. В принципе. Добавила Гермиона. Потому что именно поэтому она его и игнорировала, не так ли?

Да. Поэтому. Не обращать внимания само по себе было решением проблемы. Поэтому давай-ка, плюнь на его чертовы загадки и продолжай игнорировать. И благодари Мерлина, что гриффиндорская гостиная на том же этаже, что и кабинет директора.

Гермиона встала у портрета.

Драко ― рядом.

― Эээ… ― нахмурилась она. ― Что ты делаешь?

― Что? ― какой бесхитростный взгляд.

― Уйди.

― С чего бы это?

Серьезно. Гермиона даже подумала, что еще никогда в жизни он ее так не раздражал. Глупое, мелкое, жалкое раздражение, казалось, на время вытеснило более темную, глубокую ненависть, и желание, и обломки мыслей.

Гермиона тряхнула головой, вздохнула и пробормотала пароль даме на портрете, которая очень неодобрительно покосилась на Драко.

― Не зарывайся, ― протянул тот, поднимая взгляд. ― Я – староста, помнишь?

«Увы», — Гермиона закатила глаза.

― В полдень – собрание префектов, Малфой. До свидания.

Он посмотрел на нее и кивнул.

― Ага, до свидания.

Кто так отвечает? Он идиот. И она закатила глаза еще раз – просто чтобы подчеркнуть это, когда портрет закрылся за ней, и Драко наконец исчез из виду.

* * *

― Я не возражаю – если тебя это интересует.

― Я знаю.

― Ну, ты даже не спросил.

― Извини, я собирался.

Гарри посмотрел на парадную мантию, разложенную на кровати, и вздохнул. Он честно хотел спросить Рона, не возражает ли он, но все как-то было не до того.

― И как она тебя пригласила?

Гарри пожал плечами.

― Не знаю. Мы сидели в гостиной, и она просто сказала.

Рон нахмурился.

― Мне это не нравится. Джинни всегда была чересчур прямолинейна.

― Что?

― Ты знаешь. Это мальчики должны приглашать девочек, правильно? по-моему, это ты должен решать, ты же на седьмом курсе.

― Наверное, ей просто хотелось пойти. Кое-кто из ее подруг идет с ребятами из Равенкло.

― А я думаю, ты ей нравишься, парень.

Гарри снова пожал плечами.

― Ну, по крайней мере, теперь у меня есть с кем пойти.

Наверняка Рон уже устал от Гарриных пожиманий плечами. С недавних пор это превратилось в привычку и обычно являлось началом ответа на какое-нибудь замечание. Просто все последнее время Гарри не мог избавиться от гнетущего ощущения безнадежности. Как будто то, что он говорил или делал, не имело значения. По крайней мере, для Гермионы.

Ему все еще было тошно от того, что он так фантастически облажался. Каждый разговор с ней, каждый раз, когда они сидели рядом, — казалось, что-то было не так. Она была какая-то не такая. И он не знал, в чем дело.

Разумеется, у него были предположения. Ядовитые намеки, выползшие изо рта Пэнси, все еще пылали у него в мозгу, вибрировали в ушах. Единственное, что мешало спросить, все ли у Гермионы в порядке, и не Малфой ли это... вот он, настоящий вопрос… была мысль о том, что, возможно, в этот раз он надавит слишком сильно. И совершенно потеряет ее доверие.

Однако ничто не мешало ему думать. И теперь, за день до того, как Старосты Мальчиков и Девочек должны были идти на бал вместе, это занимало его мысли чаще обычного.

― Думаешь, у нее все будет в порядке? ― Гарри наконец перестал разглядывать мантию.

― У кого? У Джинни?

― Нет. У Гермионы.

― В каком смысле?

― С Малфоем, ― он опять опустил глаза, чтобы не видеть ответного взгляда Рона. Чего-то типа «Гарри, не связывайся с Малфоем». Его раздражало, что Рон в этой ситуации вел себя так сдержанно. Они оба ненавидели Малфоя, это была общая ненависть, и было трудно понять, почему Рон так часто вел себя так, словно этой ненависти не существовало вовсе.

Рон объяснял ― ради Гермионы. Потому что единственное, чем они могут помочь ― держаться от Малфоя подальше. Это Гарри тоже не нравилось. С каждым днем Рон разговаривал с ним все более по-отечески. Как они до этого докатились? Неужели Гарри вел себя настолько неразумно, что его лучшему другу пришлось повзрослеть и, словно сорокалетнему, давать советы?

― Не знаю, Гарри, ― ответил Рон. ― В последние дни она была какой-то тихой. Может, нервничает.

― Думаю, ей трудно, ― пробормотал Гарри. Знаешь. Столько девчонок мечтает об этом бале. И Гермионе тоже надо бы… А вместо этого она боится, и все из-за него.

― Сомневаюсь, что он хочет идти с ней.

― Ты уверен? ― машинально огрызнулся Гарри.

Рон посмотрел в сторону.

― Ну, не знаю. В любом случае – мы же будем там, правильно? Он ничего не сможет сделать. Даже пытаться не будет. Иначе он бы уже попытался. Выбрал время, когда она одна, без нас.

― Возможно.

― Серьезно, Гарри, не…

― Да, ладно, Рон. Я не собираюсь ничего делать.

― Ну, это не совсем безумное предположение.

― Поверь, я не хочу, чтобы ей стало еще хуже.

― Это радует.

Гарри начал складывать парадную мантию. Он немного нервничал: понимал, что завтра вечером будет нелегко сохранять спокойствие. Видеть Малфоя так близко от Гермионы, своими глазами видеть все то, что отравляло его мысли. И даже если бы… если Гарри не заметит этих мелких признаков, от которых так больно… хотя наверняка все равно заметит… все равно доведет себя до того, что просто выдумает их. Гарри почти хотел, чтобы на Гермионе был мешок из-под картошки. Или что-то вроде занавески, когда-то предложенной Роном. По крайней мере, тогда ему было бы чуть-чуть легче ― знать, что в глазах Малфоя не будет весь вечер плескаться опасное восхищение.

― Интересно, как она будет выглядеть.

― А? ― Рон сосредоточенно соображал, как он ухитрился застегнуть рубашку не на ту пуговицу.

― В своем платье.

В последующем молчании Гарри осознал, что Рон смотрит на него с совершенно ошарашенным выражением лица.

― Эт… ты про Гермиону? ― хмуро спросил он.

― Эээ… ― буркнул Гарри, вяло пытаясь поправиться. ― Нет. То есть… нет. Я имел в виду Джинни.

Кажется, Рон не поверил.

― Угу. Не знаю. Я еще не видел. ― Он опять уставился себе на грудь и возобновил возню с пуговицами. ― Раз уж мы об этом заговорили, наверное, мне надо выполнить братский долг.

― Какой братский долг?

― Ну. Не обижай мою сестру, обращайся с ней хорошо, и так далее.

― Рон, мы с ней не встречаемся.

― Все равно. Ты идешь с ней.

― Ну. Тогда давай.

― Что?

― Делай это.

― О, ладно. Да. Не обижай ее, парень, или будешь иметь дело со мной.

― Не буду.

― Хорошо.

― Все?

― Да.

Возможно, ему удастся перекинуться с Гермионой парой слов перед балом. Добавить несколько необходимых фрагментов мозаики. Гарри чуть не рассмеялся над собой. Скорее всего, он останется без яиц, если попытается вот так к ней подкопаться.

Кроме того, может, он делает из мухи слона? Может, завтрашний вечер пройдет нормально… гладко… легко, беспечно — прекрасно. Да, Гермиона может сама о себе позаботиться.

Гермиона может о себе позаботиться.

Гарри никак не мог понять, почему эта фраза никогда не звучала вполне убедительно. Но себе он доверял больше, чем кому бы то ни было, исключая разве что Дамблдора. И, естественно, полагал, что с ним она будет в большей безопасности, чем сама по себе. Гарри понимал, что это неправильно. Он еще не совсем утратил способность рассуждать логически. И понимал, как важна для Гермионы независимость.

А еще Гарри знал, что Малфой опасен ― в том плане, о котором больше никто не догадывался. И поэтому нет, его не радовало то, что Гермиона будет рядом с хорьком. И нет, он не верил, что она сможет сама о себе позаботиться.

Так или иначе, но ничего не поделаешь. По крайней мере, завтра вечером. Если не найдется достаточного повода для решительных действий типа он-завалил-ее-на-пол. Но даже Малфой действовал более тонко.

Гарри только изо всех сил надеялся, что то, чего он боялся, еще не произошло.

* * *

Драко проводил Гермиону взглядом до верхушки лестницы, ведущей к ней в спальню, и зарычал, услышав звук захлопнувшейся двери. Она дулась на него с самого собрания префектов.

Он сел у камина и уставился в огонь, обдумывая, чего, конкретно, добивался, ведя себя так, чтобы ей хотелось придушить его. Может, в этом-то все и дело? Он надеялся, что да, именно так она и сделает. И избавится от трупа. Это наверняка решило бы массу проблем.

По правде говоря, Драко едва ли сам понимал, что делал. Как-то утром он просто проснулся, ничего не чувствуя, в таком оцепенении, что с легкостью мог не заметить нехватки пары конечностей. Как будто его тело достигло предела. Того изумительного высшего напряжения чувств, когда уже не видишь ничего, кроме тьмы и пузырька яда у ног, без инструкций к употреблению.

Давай, выпей и падай. Как чудесно. Ни отца, не ее, ни ее крови, никаких гребаных предлогов к существованию.

Он был странно измотан. Почти как… если бы тело продолжало желать ее, изнывать по ней, с болью каждый раз, когда кровь прорывается сквозь сердце, он бы просто исчез. Прямо там и тогда, в постели. Растворился. Поэтому он просто погрузился куда-то… куда-то еще. В некое подобие нормальности, блестящую глянцевую оболочку, как будто это могло его спасти. И то, как он вел себя с Грейнджер. Ему нравилось слышать, как она скрипит зубами, глазах вспыхивают от гнева. Нравилось, Гермиона также не понимала, что происходит. Но в то же время хотелось вывалить все это на нее, чтобы она не смогла забыть ничего из того, что он говорил в последние недели. Чтобы знала, что каждое его слово все еще в силе.

То, что я сейчас делаю, Грейнджер, это просто… что-то. Что-то, чтобы не сойти с ума каждый раз, когда ты отворачиваешься, отводишь взгляд и бормочешь свои «отвали» и «исчезни». И я не собираюсь за это извиняться, потому что ты – та самая сука, которая во всем виновата. Я знаю, что это достает тебя, и ты не можешь понять этой своей до бесстыдно красивой головой, почему, и я рад. Может, теперь ты немножко лучше поймешь это чувство потерянности и беспомощности.

Драко не знал, сколько сможет продержаться, пока не лопнет его роскошный радужный пузырь притворства. Не то чтобы ему ни капли не нравилось, что он опять… хоть и ненадолго… чувствует себя Малфоем. Друзья, на которых уже целую вечность было плевать, снова смотрели на него с тем же привычным восхищением, что когда-то так тешило самолюбие. Сейчас это было той малостью, которая давала возможность прожить лишний час без того, чтобы прикоснуться к ней.

Чего Драко не понимал, так это разглагольствований отца о женщинах. О похоти, и любви, и страсти. В его теперешнем безумии не было ничего похожего. Люциус никогда не говорил, что это может значить так много… делать все это, ощущать себя таким уродом, извращенцем, почти злом. В отношении женщин он придерживался принципа «секс – это спорт», и, очевидно и… как раньше думал Драко… необратимо передал этот подход сыну. Или, во всяком случае, пытался. Люциус никогда не говорил о любви как о чем-то большем, нежели возможности приятно провести время.

И Драко ему верил много, много лет. Много лет, до той ночи, когда прятался под лестницей и смотрел, как отец буквально распадается на части в объятиях матери. Плачет. Всхлипывает, что любит ее, что просит прощения. Что он любит ее.

Драко так никогда и не узнал, почему. Что тогда случилось. С той ночи дела Люциуса шли все хуже. Та ночь знаменовала конец. Вида отца — такого уязвимого и сломленного — хватило для того, чтобы постараться забыть. Потому что это потрясло самые основы его мироздания.

А теперь Драко обнаружил, что постоянно об этом думает. Об отцовских словах, о том, что Люциус сам верил далеко не во все, чему учил Драко. Но это ничего не меняло. Ничегошеньки, в отношении Грейнджер. Ну и что, что отец и мать любили друг друга?

Они оба чистокровные. Это нормально.

Драко поймал себя на мысли. Любовь. Он даже не трахнул грязнокровку. Она ему даже не нравилась. Ему все еще хотелось выдрать эти буйные патлы и вцепиться в ее прекрасные глаза. Ничто из этого не было любовью. Просто необходимость.

Помни! ―

Она грязнокровка, ― и Драко вздрогнул, поняв, что это волнует его все меньше и меньше.

Никогда не забывай об этом, сказал он себе. Самое главное, не забывай, что она ниже всех в этой школе. Меченая, запятнанная кровью, что бежит под этой бледной, гнусно гладкой кожей. Сквозь и за этими глазами, под этим хлопком, вверх и вниз по ногам, и ему никогда не понять. Почему они так прекрасны. Пульсирует вокруг и внутри этих влажных губ, в скользящем по ним языке, прямо к ее засасывающему горлу. Та кровь, что просачивается сквозь кожу, стекает между грудей, капает между ног.

Драко почувствовал эрекцию. И сжал зубы, меняя позу.

Нет. Эта кровь – грязная. Тело ― меченое. И все эти мысли – просто… отвратительны.

И все это ненадолго, потому что если так будет продолжаться, он долго не протянет.

Если она сама не убьет его, это почти наверняка сделает Поттер. А если не справится ― Драко придется вернуть ему палочку и предложить попробовать еще раз.

* * *

Той ночью Гермионе снилось воспоминание ― о ней, Гарри и Роне. Краткая передышка среди снов о правде, боли и признаниях. Снов об искаженном лице Гарри, когда он узнает. Его гневе. Роне, прячущем лицо в ладонях. Разочаровании и стыде.

Снов о том, что будет с ними тремя, если они когда-нибудь узнают.

― Обещаете?

Сделай так, чтобы это никогда не изменилось.

Гермиона проснулась в слезах.

* * *

За завтраком было невообразимо шумно. Столы семикурсников сдвинуты, атмосфера насыщена ядовитыми миазмами возбуждения, распространяющимися с малейшей вибрацией воздуха.

У Гермионы раскалывалась голова.

― Не хмурься, радость ― широко улыбнулся Симус, запихивая в рот колбаски, и добился слабой ответной улыбки.

― Я в порядке, ― она опустила взгляд в тарелку, борясь с желанием швырнуть ее на пол и сбежать.

Гермиона посмотрела на стол Слизерина. Драко казался менее энергичным, чем в последние дни. Бледнее обычного. Гойл зачем-то колотил его по спине, и ей показалось, что он вздрогнул и скривился. А когда поднял взгляд, их глаза на секунду встретились, и ее сердце сердито стукнулось о ребра. Она резко отвернулась и уставилась обратно в тарелку.

Кажется, он удивился, поймав ее взгляд. Это раздражало.

Обычно Гермиона старалась садиться спиной к Драко, но это не всегда удавалось. Как в последние дни, когда она приходила поздно и уже не могла выбрать, куда сесть. Или как сегодня. Когда все места уже были заняты неугомонными семикурсниками, поднявшимися ни свет ни заря в предвкушении праздника. И она ненавидела то, что приходится сидеть лицом к нему, потому что не могла не поднимать взгляд, и от этого хотелось выковырять глаза вилкой и запихнуть в карман.

― Ты это ешь? ― Рон подцепил вилкой ее кусок бекона и потянул с тарелки.

― Теперь да! ― Гермиона шлепнула его по руке.

― Я просто спросил!

Она закатила глаза.

― Ладно, бери.

― Нет, все нормально…

― Да бери же, Рон.

Тот пожал плечами и опять ткнул вилкой в бекон. Он даже не положил его к себе на тарелку, просто сунул в рот. Гермиону передернуло.

― Что? ― с полным ртом прошамкал Рон.

Она помотала головой. Если сейчас выйти из-за стола, пойти прямо в библиотеку, позаниматься, может, время побежит чуть-чуть быстрее, и сегодняшний вечер пролетит, а она и не заметит?

Или лучше постараться растянуть время, чтобы успеть подготовиться? К чему там ей надо готовиться.

Гермиона обдумала это. Чего она так боится? Драко ничего не сможет сделать, когда рядом Гарри и Рон. И она уйдет раньше него, вернется к себе и запрется в спальне. Он даже шепнуть ничего не успеет, чтобы перехватить ее для очередного изматывающего разговора.

― Гермиона, тебе идет платье?

Поднять голову, оглядеться: Джинни, перегнувшись через Гарри.

― Эээ… ― она его не мерила. Даже в голову не пришло. ― Да. Оно замечательное. Спасибо огромное.

― Я подумала, тебе пойдет цвет.

Гермиона улыбнулась.

― Да. Оно, правда, потрясающее.

Джинни гордо улыбнулась в ответ. Повернулась к Гарри и ткнула его в бок за то, что он украл глоток апельсинового сока из ее стакана. Он тоже пихнул ее.

Гермиона подняла бровь. Они заигрывают друг с другом?

― Гарри идет на бал с Джинни, ― проворчал Рон. ― Она его пригласила.

Гермиона перевела взгляд на Рона.

― Правда? ― в ее голосе было бOльшее изумление, чем хотелось бы. Она забыла, что Гарри все это время оставался без пары, по дороге отказав четверым. Гермиона оглянулась на Гарри и Джинни. Джинни лучезарно улыбалась ему.

Великолепно. Наверное, именно эта улыбка плюнула ей в лицо бурлящим вокруг лихорадочным весельем. Сегодня, в субботу, Гермиона проведет за завтраком всего семь минут. Она встала, оставив полупустую тарелку, и подхватила "Ежедневный Пророк".

― Ты куда? ― обернулся Гарри.

― В библиотеку.

― В библиотеку? ― подхватила Джинни. ― Да брось ты, Гермиона. Хотя бы зайди к нам в гриффиндорскую гостиную, потусуемся. Сегодня же праздник!

Праздник.

Класс.

― Постараюсь, ― сказала она как можно мягче. ― Зависит от того, сколько я успею сделать. Пока, ладно?

― Ладно, ― Гарри хмуро посмотрел на нее. Неудивительно, если подумать, что за последнюю неделю она говорила с ним не больше пяти минут.

Стоило Гермионе закрыть двери Большого Зала и повернуться к пустым коридорам, как кто-то схватил ее за руку и развернул к себе.

― Малфой! ― вскрикнула она, вырываясь. ― Что ты делаешь? ― Гермиона не видела, как он вышел. Не смела больше смотреть в ту сторону после того, как их глаза встретились. Вблизи его лицо было еще бледнее, и она подумала, удалось ли ему хоть что-нибудь съесть за завтраком.

― Перед тем, как ты исчезнешь до вечера, Грейнджер. Тебе не кажется, что нам надо кое-что обсудить?

― Что, например?

― Например, не соблаговолишь ли ты перед балом встретиться со мной в нашей гостиной?

― Ну, у меня ведь нет выбора?

― Да, нет. Я просто хотел проверить, известно ли тебе это.

Она прищурилась.

― Не волнуйся, я уже трепещу.

― Что ты наденешь?

Гермиона удивленно вскинула голову и нахмурилась.

― Какая разница?

― Просто интересно.

― Платье, Малфой.

― Ага, знаю, ты, дура. Какое платье?

Она помотала головой.

― Заткнись, Малфой. Не надо этой издевательски-милой болтовни. Я не в настроении играть в твои игры.

― Милой?

― Что?

― Слушай, Грейнджер, знаешь, мне тоже страшно. Подумай, что будет с моей репутацией, когда я приду на бал, весь из себя такой красивый, и тут все увидят, что за мою руку держится грязнокровка?

― Извини, что?

― Ой, брось. Ты к этому уже наверняка привыкла.

― Я про руки. Потому что сегодня я ни за что держаться не собираюсь.

Драко ухмыльнулся.

― Как скажешь.

― Кроме того, все уже знают. Они не идиоты. Это традиция, забыл?

― Ну, мы же не знали.

Гермиона закатила глаза: разговор явно принял бессмысленный оборот.

― Что-нибудь еще, или я могу идти?

― Я бы сказал, еще много всего, Грейнджер, ― огрызнулся Драко. ― Но сомневаюсь, что это удержит тебя от того, чтобы показать мне спину.

Они секунду смотрели друг на друга. Один из этих моментов. Коротких, жестких, злых. Полных стольких невысказанных слов, что воздух почти ощутимо кишел ими. Сочился.

А потом ― Драко засмеялся.

Гермиона прищурилась.

― Что смешного?

― Мы, Грейнджер.

Она не ответила. Просто сильнее сжала в кулаке газету и, продемонстрировав фирменный злобный взгляд, повернулась на каблуках и быстро зашагала прочь, к библиотеке.

― Увидимся вечером, ― явно забавляясь, крикнул ей вслед Драко.

Она действительно, правда, честно приложит все усилия для того, чтобы сделать их общение как можно короче, молчаливее и, самое главное, как можно меньше прикасаться к нему.

* * *

Стемнело так быстро, что Гермиона почти не заметила сумерек. Теперь недолго. Совсем недолго.

Она стояла перед кроватью, на которой лежало платье, как последнее желание приговоренного. Гермиона опустила руку и провела по ткани ― великолепно гладкой, шелковистой, кричащей: пожалуйста, не заставляйте меня надевать это, не заставляйте меня идти.

Она не слышала Драко сквозь стены ванной, но знала, что он у себя. Дверь открылась и захлопнулась примерно полчаса назад.

Гермиона мечтала, чтобы эта ночь испарилась – вместе с ним.

Она стояла в одном белье, просто уставившись на платье на кровати. В какой-то момент ей придется надеть его, и то, насколько трудно было принять этот факт, почти вызывало жалость. В чем дело? Оно что, проклято?

Гермиона помотала головой, отгоняя страхи, как-то слишком резко сдернула платье с кровати и подняла перед собой. Встряхнула, чтобы распрямить шелковую ткань.

Длинное, кремово-белое, приталенное, тонкие бретельки, глубокое декольте. Основные признаки. Она отметила все это так, как будто делала какое-то странное задание по гербологии. И подспудно ненавидела.

Мерлин. Просто сделай это, Гермиона. Ты оглянуться не успеешь, как все кончится.

* * *

Драко взглянул на феноменально старые часы над камином и пошевелил пальцами.

Еще пять минут, и он спускается.

Предполагается, что сегодня он заставит ее выслушать. ― «Выслушать все, что ты хочешь сказать, помнишь»? ― Как, Мерлин побери, он собирается заставить эту упрямую сучку стоять и слушать, было выше его понимания. Но почему-то Драко не мог заставить себя окончательно поверить, что сегодняшний вечер не принесет ничего, кроме испорченной репутации и жадных, злобных взглядов Поттера.

«Потому что да. Раз уж об этом зашла речь. На сегодня она моя, Поттер».

Драко передернуло.

Он убедил себя, что где-то глубоко внутри, некая тайная его часть с бОльшим удовольствием пошла бы на бал с домашним эльфом, чем с грязнокровкой. Он хотел быть с ней, и это было хуже, чем плохо. Хуже, чем плохо. Драко попытался подобрать слово. Аморально. Или что-то вроде того. Ему нужно, чтобы эта поганая кровь бежала так близко от него, и это аморально.

И он действительно не понял ― тогда, после завтрака, когда схватил ее за руку. Об издевательски-милой болтовне. Он не издевался. Просто хотел знать. И что теперь? Он даже не знал, почему вообще спросил о платье. Уж это-то точно было ни к чему, чего бы он ни добивался.

Драко сказал себе, что подобные размышления тоже ни к чему. Скорее всего, просто способ убить время без навязчивых мыслей о теле и губах и губах на теле.

Но это было неважно. Потому что он знал, что сегодняшний вечер пройдет слишком быстро. Тогда как каждая секунда, когда она будет его игнорировать, растянется на века.