Незаконченный портрет молодого аристократа (джен)

— Ты уверен, что кузен не был сторонником Тёмного Лорда? — во второй раз спросила Нарцисса Малфой.

На лице её мужа появилось то раздражённое выражение, какое бывает у родителей, не сумевших объяснить ребёнку, почему Земля круглая.

— Я полагаю, что он не был одним из нас, но, как ты понимаешь, я не могу утверждать. Если он и был верен господину, то Лорд считал его необыкновенно ценным союзником.

— Почему?

— Потому что Блэк сохранил инкогнито! — раздражение Люциуса стало явственней. — Он не входил в Ближний круг, потому что все мы знали друг друга в лицо. Он не участвовал в крупных операциях, потому что обязательно выдал бы себя. А потом он предал Поттеров, убил сколько-то грязнокровок, и его отправили в Азкабан, не особо разбирая, что к чему...

— Может быть, произошла ошибка? — неуверенно предположила женщина.

Глаза Малфоя сверкнули.

— Я ещё не закончил, — тихо произнёс он. — И прошу не перебивать меня. Есть ещё два нюанса. Во-первых, незадолго до падения Лорда прошёл слух, что к нему переметнулся один из друзей Поттеров. Неизвестно, правда это или нет, но нельзя исключать, что Блэк решил... подстраховаться. Во-вторых, не забывай о Снейпе.

На секунду повисло молчание. Он выдерживал паузу, как подобает хорошему рассказчику. Она не выказывала любопытства, как подобает приличной леди.

— Северус Снейп остался тёмной лошадкой. Все наши... единомышленники уверены, что он остался предан Лорду...

— Кроме моей сестры, — Нарцисса рассеянно поправляла складки на мягкой атласной мантии и говорила таким же мягким атласным голосом, но Люциус уловил знакомые жёсткие нотки и осторожно кивнул.

— Кроме твоей сестры, признаю. Дамблдор оправдал Снейпа, что было неудивительно. Северус всегда умел... лавировать. Однако я точно знаю: Снейп ненавидел Блэка. Он с удовольствием убил бы его собственноручно, будь у него такая возможность.

— Люциус, — женщина вздохнула. — Ты можешь называть кузена иначе?

Малфой неприятно улыбнулся.

— Если окажется, что он был сторонником Лорда, фамилия сыграет ему на руку. Ты так не считаешь? Или это неприятно тебе?

Нарцисса кивнула. Её лицо не изменилось — ни одна черта. Даже полуулыбка оставалась такой же ясной и вежливой. Вне всякого сомнения, Нарцисса Малфой была приличной чистокровной волшебницей.

— Как тебе будет угодно, дорогая. Так или иначе, Снейп и... твой кузен находятся по разные стороны баррикад, предстоит только выяснить, кто из них ближе к нам. Лично я больше уверен в Северусе... Кстати, его уроки с Драко принесли пользу?

— Конечно, — Нарцисса стремительно преобразилась. Голубые глаза перестали напоминать зимнее небо и смотрели на Люциуса с нежной благодарностью. — Северус не только подтянул его по Защите, но и научил некоторым новым чарам.

— Подтянул? — презрительно переспросил он. — То есть мой сын недостаточно хорош для Хогвартса?

— Я бы сказала, ему есть, над чем работать, — тепло в светлых глазах погасло. — Люциус, возможно, тебе стоит посмотреть, чего Драко достиг за лето? Он будет рад твоему совету.

«И вниманию», — добавила Нарцисса про себя, но промолчала. Нарцисса Малфой была образцовой женой потомственного аристократа.

— Я посмотрю. Но только тогда, когда Северусу не нужно будет его подтягивать. На данный момент мой сын отстаёт от грязнокровки Грейнджер, и я не вижу смысла поощрять его. Дорогая, уже поздно. Тебе стоит выспаться перед визитом к Паркинсонам.

— Верно, — Нарцисса легко поднялась с кресла, едва опираясь на протянутую мужем руку, и направилась в сторону спальни. Люциус всегда приходил позже — это было правилом.

Неслышно ступая по ступеням, она поднялась на третий этаж и замерла перед одной из комнат. Оглянулась. И отворила дверь.

Голубая спальня погружена в темноту, опущенный полог кровати ясно даёт понять: хозяин комнаты спит. Однако, Нарцисса Малфой — не только приличная чистокровная волшебница и образцовая жена. На пороге голубой спальни в ней берёт верх ещё одна натура — та, что не оставляет её ни на минуту. Поэтому женщина закрывает за собой дверь и негромко произносит.

— Если отец узнает, что ты до сих пор не спишь, ты не дождёшься серьёзного отношения к себе. А твой Люмос заметит даже домовик.

Никакой реакции.

— Я пришла сказать, что тебе стоит внимательнее относиться к занятиям с Северусом. Отец может проверить, чего ты достиг.

Полог шевельнулся.

— И не забудь, пожалуйста, что я тебе говорила про Пэнси. Лесть и сочувствие — хорошее оружие, это ты уже знаешь. Но я уверена, что они не лучшие помощники, когда речь идёт о друзьях. И вообще о людях. Понимаешь?

Ответом было недовольное бурчание. Нарцисса грустно улыбнулась и стала чуть меньше похожа на гордую и осторожную чистокровную даму.

— А теперь спи. У нас завтра долгий день. Доброй ночи, Драко.

Женщина выскальзывает из комнаты и прежними неслышными шагами направляется в сторону спальни. Светловолосый мальчик с сожалением кладёт волшебную палочку под подушку, книгу — на прикроватную тумбочку и тихо произносит.

— И тебе, мама.

* * *

Меня до сих пор колотит после поезда, но я уничтожу любого недоумка, кто предположит подобное. Или попрошу отца уничтожить, он точно не откажет.

Хотя нет. Не попрошу. Тогда мне придётся рассказать ему и о том, что произошло в поезде. Обо всём, что произошло. Конечно, отец не в восторге, что Хогвартс теперь окружён дементорами, но, благодаря идиоту Поттеру, пока не может вышвырнуть Дамблдора из школы. И дементоров тоже. Поттер! От одной мысли, что он упал в обморок, увидев стража Азкабана, это мерзкое дождливое утро становится приятнее. Ничего, немножко унижения не повредит Его Полукровному Величеству. Я прямо представляю это! Лонгботтом просто придурок — надо же было трепать о таком прямо посреди поезда! Теперь вся школа в курсе, какой Поттер хлюпик. И никакая победа над Тем-кого-нельзя-называть ему не поможет. Ха! Но моя проблема в другом. В том, что мне тоже стало не по себе, когда эта тварь влезла в купе. И как-то сразу вспомнилось фамильное древо. И тётушка Белла. И её муж. И старый выпуск «Пророка», на который я в прошлом году наткнулся в библиотеке. Мерлин, там были все: и отец, и крёстный, и родители Крэбба, Гойла, Теодора... и просто знакомые лица вроде мистера Руквуда из Министерства. Мерлин и Моргана, мне в жизни не было так страшно! Вошёл дементор — и всё стало так близко и так дико, будто отец не смог отвертеться от Азкабана. Будто всё, ради чего веками жила моя семья, рухнуло. Будто нет на свете благородного чистокровного волшебника Драко Малфоя из древней семьи Малфоев.

О, Салазар.

Никогда в жизни я не был так благодарен Пэнси. И даже Крэббу с Гойлом. И даже Забини. Забини! Они, конечно, никогда не сравнятся с Пэнс, но даже у них хватило мозгов не обсуждать, как всё плохо. Точнее, как всем плохо.

Забини сказал: «Теперь Поттеру житья не будет». И ушёл в другое купе, якобы к Нотту и Булстроуд (я уверен, что он пошёл искать Дафну и плодить сплетни).

Пэнс сказала: «Хорошо бы Блэк прикончил Грейнджер, как тех двенадцать магглов, а?» И снова стала строить мне глазки. Её кокетство — воплощение книги «Тридцать способов очаровать колдуна. Пособие для настоящей леди» (я видел такую у мамы, подозреваю, что неслучайно), хотя иногда мне кажется, что Пэнс выдумала и тридцать первый, и тридцать второй способы, а это уже перебор.

А Крэбб с Гойлом сказали... да ничего они не сказали. Поржали над словами Забини и стали играть в подрывного дурака. Вроде как «чтобы не мешать нам с Пэнси». И ни слова о том, что их отцы могли оказаться на месте Сириуса Блэка. Иногда мне кажется, что некоторые гриффиндорцы правы, когда называют их свитой. Честное слово, нельзя быть такими тупыми. И всё же я им благодарен. Не думал, что такое случится.

О, Салазар.

Я — наследник Малфоев, чистокровный колдун в Мерлин знает каком поколении, трясся, как лист на ветру, потому что увидел дементора. И что мне с этим делать? Боюсь, что у меня изменится боггарт. Но что я, в таком случае скажу отцу?!..

О, нет. Сюда идёт Поттер. Это плохо, очень плохо, потому что внутренности сразу сворачиваются в холодный узел, а мне ещё на уроки идти. С другой стороны, он ещё далеко, а значит, у меня есть преимущество. Это хорошо. Наклониться к уху Пэнси, сказать пару слов...

— Дамы и господа! Представляю вашему вниманию великолепного Драко Малфоя! — голос Пэнс аж звенит от удовольствия. Жаль, что она хихикает, это портит эффект.

Я жду несколько секунд и начинаю максимально похоже изображать то, о чём со вчерашнего дня говорит вся школа.

А, видишь, что ты натворил, Лонгботтом? Давай, любуйся, нечего отворачиваться.

Крёстный смотрит с жалостью и укором. Он считает, что такие выходки мне не к лицу, раз я всё-таки Малфой. Может, ты и прав, Северус, но сегодня мне надо расслабиться, иначе я взорву котёл у тебя на уроке. Прости, что не соблюдаю этикет, но твои нервы мне дороже. И котёл, кстати, тоже.

«Дороже — тоже». Даже в рифму. Чудо.

Повторим.

Схватиться за сердце, закатить глаза и завыть. Ну, Потти, взгляни-ка сюда.

Поттер в окружении своих ненаглядных гриффиндорцев идёт мимо и делает вид, что меня не существует, но глаза-то горят — мрачно так горят! Получи, Мальчик-который-выжил-чтобы-стать-посмешищем!

А Пэнс — спасибо, дорогая! — подливает масла в огонь.

— Поттер! Оглянись! Сзади тебя дементоры! У-у-у-у-у!..

Винс и Грег присоединяются, и мы воем вместе. Красиво так воем. Художественно.

А потом появляется голос. Тот самый голос.

— Не обращай внимания на этого идиота. Просто не обращай, и всё.

Чтоб вы все знали: я ненавижу этот голос. И его обладательницу тоже.

Но она проходит мимо, шарахнув Крэбба огромной сумкой по заду, и спокойно садится за стол Гриффиндора рядом с Поттером. Она называет его «Гарри», смотрит на Уизли свысока, сидит с прямой спиной и аккуратно намазывает булочку джемом.

Я прекращаю пантомиму и перебираю в голове варианты. Холодно, жёстко, без лишних эмоций — как учил крёстный.

Сварить в кипятке.

Нет. Бросить в яму к акромантулам (кажется, в запретном лесу они водятся).

Нет. Превратить в бобра (надо бы подучиться — может, на следующий год?)

Нет. Обозвать грязнокровкой. Дважды. Трижды. Трижды за день.

Пэнси что-то говорит мне, Забини ухмыляется, Нотт смотрит точь-в-точь как крёстный.

Эх, Северус, Северус. Боюсь, не миновать нам с тобой сегодня испорченного зелья. И я надеюсь, ты проследишь, чтобы я никого не убил. С этими грустными мыслями я встаю и тут же замираю.

Третий курс.

Моргану вам в тёщи. Третий курс. Защита. Боггарты.

О, нет.

* * *

Повторяю: я выбрал нумерологию, потому что мне посоветовали. Среди советчиков числились отец, мама, крёстный, староста Слизерина, а также библиотека Малфоев. Точнее, портреты из библиотеки Малфоев. Вся эта компания прямо-таки настаивала, чтобы я выбрал нумерологию.

И я согласился.

Теперь я сижу во втором ряду, смотрю на узкое, нарумяненное, дышащее страстью к своей науке лицо профессора Вектор и думаю, что я здесь забыл.

Зато ровненько передо мной уже раскачивается, как мачта корабля во время шторма, рука с растопыренными пальцами.

Конечно, Грейнджер прочитала все учебники, какие только можно. Конечно, Грейнджер жаждет ответить и показать всем, какая она умная. Вектор, наконец, спрашивает у неё какую-то чушь про Бриджит Венлок, а я изо всех сил желаю, чтобы Грейнджер ошиблась. Пожалуйста! Ведь никто на свете не может знать всё. Пожалуйста, пусть Грейнджер не понравится Вектор, пожалуйста, пусть они станут друг для друга костью в горле, пожалуйста, пусть отец не узнает, о чём я сейчас думаю!

О, Салазар!

— Бриджит Венлок была одной из первых, кто стал рассматривать нумерологию как отдельную дисциплину. Именно она обнаружила связь между цепочками чисел, связанных друг с другом цифровой магией, и магическими потоками как таковыми. Например, числа 7, 9 и 12 по сей день являются... — Грейнджер говорит быстро, волнуется, но её щёки горят и она почти подпрыгивает на стуле. Ещё бы! Появился очередной шанс выделиться. Какое счастье. Мерлин, она говорит уже пять минут, не меньше! — Таким образом, благодаря Бриджит Венлок, в XIII веке нумерология стала самостоятельной ветвью науки.

Всё. Грейнджер высказалась. Гриффиндор заработал десять баллов. Вектор благосклонно кивает... и спрашивает меня.

Не надо так на меня смотреть, Грейнджер. Я тоже умею читать. И говорить умею. Да-да.

— График Венлок, названный в честь впервые построившей его волшебницы...

Когда, наконец, этот бесконечный урок заканчивается, я вываливаюсь из кабинета и ползу на третий этаж. После Вектор с её пламенными взглядами и сиплым голосом я просто счастлив сидеть на трансфигурации и видеть привычно-недовольную кошку.

Ну, то есть кошку в человеческом обличии. Хотя сегодня Макгонагалл порадовала: превратилась в кошку в начале урока. Заняться ей нечем, что ли?

А, нет. Это мы будем проходить анимагов. Причём, мимо проходить — раз уж нам тринадцать лет.

— ... так кто же в этом году должен умереть?

Я вздрагиваю.

Мне это приснилось? Нет, судя по лицам окружающих, не приснилось.

— Я, — выдавливает Поттер с видом мученика.

Ой, да ладно. Тебя, Поттер, и Авада не возьмёт.

Потом Макгонагалл начинает говорить что-то про предсказания, и я снова отвлекаюсь. Впрочем, ненадолго. Пэнс улавливает момент, пока псевдокошка занята, и шепчет.

— Ты знаешь, что учудила грязнокровка на прорицаниях?

— Нет.

И у меня нет ни малейшего желания говорить о Грейнджер. Вообще.

— Она нагрубила Трелони, практически выставила преподавателя на посмешище.

Минуту я думаю.

— Тебе жалко эту Трелуну?

— Трелони. Нет, просто это как-то... странно для Грейнджер. Мне кажется.

— Да, странно, — я пожимаю плечами и начинаю записываю формулы вслед за Макгонагалл.

В середине урока я уже выполняю задание, а приступать ко второй части (и подражать в этом Грейнджер, если уж на то пошло) не хочется. Тогда я вновь поворачиваюсь к Пэнси.

— Пэнс, я не совсем понял... А Грейнджер это на уроке сделала или на перемене?

— Что? — Пэнси замирает, не завершив движение палочкой, и её крыса превращается не в шкатулку, а в меховой ларец. С хвостом.

— Грейнджер издевалась над этой Триланой на перемене?

— Трелони. И нет, это был урок. Самый первый, в девять.

— А..? — и я тут же захлопываю рот.

Отлично.

Теперь у Грейнджер ещё и Маховик времени.

Я ничтожество, определённо.

С этим надо что-то делать, а то мой боггарт будет не дементором, а улыбающейся Гермионой Грейнджер — возможно, с поднятой рукой. Этого я точно не переживу.

О, Салазар!

* * *

— Вы же понимаете, что я имею в виду, мистер Флит? — в голосе Люциуса Малфоя отчётливо слышится металл, а во взгляде странно уживаются вселенское презрение к миру и безукоризненная вежливость к собеседнику. — Речь идёт о возможном убийце. Кроме того... вы ведь знаете, кто такой Рубеус Хагрид?

— Конечно, мистер Малфой, конечно, — рыжеволосый волшебник изучает лежащий перед ним пергамент. — Я сообщу об инциденте всему Попечительскому совету. Вы же понимаете, я состою в нём первый год...

— Разумеется, — тонкие губы растягиваются в улыбке. — Я прекрасно понимаю, как сложно порядочному волшебнику совмещать работу в Министерстве с Попечительским советом. С Альбусом Дамблдором непросто договориться.

— Вы считаете? — Флит начинает перекладывать бумаги с места на место. — Что ж... Я... то есть мы... попробуем.

— Благодарю вас. Вы ведь тоже отец. Можете представить, каково это — узнать, что единственный сын и наследник находится в опасности. Моя жена сама не своя с тех пор, как Драко подвергся нападению.

Фредерик Флит суетливо кивает, передаёт наилучшие пожелания леди Нарциссе и юному Драко и провожает посетителя долгим взглядом.

Малфой, несмотря на титулы и внушительный банковский счёт, ему неприятен. Возможно, дело в том, что мистер Флит помнит Люциуса ещё белобрысым мальчишкой с неприятным характером и удивительным умением запоминать врагов в лицо с первого раза и навсегда. Возможно, дело в том, что сын мистера Флита — чистокровный волшебник с прекрасной генеалогией — успешно учится на Пуффендуе и частенько упоминает в письмах «маленького поганца Малфоя». Так или иначе, Фредерик Флит появился в Попечительском совете благодаря тому, что Малфой этот самый Совет покинул. Причина такого решения неизвестна. Сам Люциус уверяет, что ему наскучило, а вот старый друг семьи Флитов — мистер Белл — как-то сказал, что ему сказала дочь, что ей сказал её приятель... что к этому причастен Мальчик-который-выжил.

Идти против Гарри Поттера мистер Флит категорически не желает. Идти против Люциуса Малфоя — тоже. В глубине души мистер Флит вообще надеется, что вся эта неприятная ситуация с якобы бешеным зверем, которого якобы сумасшедший лесник-убийца науськал напасть на теперь уже якобы умирающего Драко Малфоя, разрешится сама собой.

Отметим, что Фредерик Флит всегда был прирождённым пуффендуйцем, а эта почтенная братия вообще любит надеяться и верить, если уж поделать ничего нельзя.

Однако, его мечтам не дано сбыться. Через час после визита Люциуса в кабинет мистера Флита влетает зачарованный бумажный самолётик с двумя короткими предложениями:

«Собрать Попечительскимй совет Хогвартса. Срочно!»

Этот почерк мистер Флит узнает и на том свете. Округлый, как шляпа-котелок, прореженный палочками — как полоски на костюме.

Фредерик Флит вздыхает. Он и подзабыл, какая нежная дружба может быть между слабым политиком с плохой программой и хитрым аристократом с крепкими нервами.

* * *

Это не учебный год, а какой-то бардак.

Иногда мне кажется, что уж лучше бы я уехал учиться в Дурмстранг. Почему мама не отпустила меня? Ей что — жалко?

А тут не учебный год, а какой-то... Я уже говорил, да?

Во-первых, школу охраняют дементоры, и теперь никто не может и шагу шагнуть без директорского контроля. Нет, конечно, если есть очень большое желание — вперёд, но я-то не Поттер, чтобы заниматься таким непотребством. Я берегу слизеринские баллы и своё честное имя.

Во-вторых, уроки ЗОТИ ведёт оборотень. С ума сойти можно! Оборотень! Я ведь не сразу понял, зато когда понял, чуть с ума не сошёл. Ох, кажется, я уже говорил что-то в этом роде, да? Кстати, не только я знаю насчёт оборотня. Грейнджер тоже в курсе, я уверен. Она на него так смотрит — и с жалостью, и с пониманием, и с уважением... Хотя к чему тут уважение, не понимаю. Грейнджер с её-то мозгами могла бы прикинуть, что случится, если оборотень трансформируется в школе, полной детей. Отцу я пока не писал, а то он расскажет маме, и у неё будет истерика. Когда мама узнаёт, что со мной что-то произошло, она совершенно не владеет собой. Куда в этот момент девается её чистокровная выдержка — не представляю.

Кстати, насчёт отца, мамы и того, что со мной случается. Это третий пункт. Я имел глупость не поладить с гиппогрифом. Назовём это так, за неимением лучшего слова, как говорит крёстный. Ну, не знал я, что эта зверюга понимает человеческую речь. Я же говорил сладенько-сладенько. Как отец учил. Как крёстный учил. Видимо, они имели в виду только волшебников. На волшебных тварей этот чудесный закон не распространяется. В итоге я провёл несколько дней с рукой на перевязи, очень удачно пропустил первый урок ЗОТИ (говорят, были боггарты), полюбовался, как Поттер и Уизли помогают мне на зельях, а потом написал отцу. И отец выбил из Фаджа решение казнить этого гиппогрифа.

Отца я понимаю. Ему нужно упрочить свои позиции — раз. Показать, какой Дамблдор дурка (а он дурак, это факт) ‑ два.

Вопрос в другом. Зачем это нужно мне?

Когда в мою светлую голову приходят такие вопросы, я иду к единственному человеку, способному выйти сухим из воды и холодным из огня.

— Профессор Снейп, вы не уделите мне пару минут?

Толпа однокурсников вываливается из класса в коридор, Грейнджер украдкой прибирает и за себя, и за Лонгботтома (Пэнс сказала бы, что он за такое жениться на ней должен), а я остаюсь один на один с крёстным.

— Слушаю, Драко, — он даже не отвлекается на меня, звенит своими склянками. Но называет по имени, значит, я застал его в нормальном расположении духа.

— Крёстный, мне нужна твоя помощь, — ну, да. А то он сомневался. — Я жалею, что... написал отцу про гиппогрифа.

Он смотрит на меня долгим немигающим взглядом, а потом медленно кивает.

— Понимаю.

И всё. Дальше я должен опять сам. И я продолжаю цедить слова, как пиявочный сок.

— Я искренне сожалею. Но не знаю, как убедить отца прекратить это дело. Может, ещё не поздно? Как ты...

— Поздно, — он указывает мне на стул в первом ряду, и я покорно сажусь. Он берёт второй стул и садится напротив меня. — Драко, позволь мне объяснить одну вещь. На сегодняшний день твой отец — не самый последний маг в нашем обществе. Его слово имеет вес. И, как ты понимаешь, не только слово, — он так смотрит на меня, что хочется отвести взгляд.

Нет, конечно, круто сказать кому-то вроде Уизли, что моя метла стоит дороже, чем их дом. Или небрежно рассказывать Крэббу с Гойлом, как я провожу время в Малфой-мэноре... Но крёстный — другое дело. Каждый раз, когда он начинает говорить со мной о таких вещах — о власти, о деньгах, об обществе — мне становится не по себе. Я, конечно, Малфой... Но я ведь ещё не стал лордом Малфоем.

— Ты единственный наследник Люциуса, — мягко и как-то устало произносит Северус. — Он любит тебя. Но ты должен понимать, что во многом он воспринимает твой мир как... возможность. Возможность показать всем, что могут Малфои.

Я уже готов возразить, но крёстный припечатывает.

— И твой отец прав. Потому что так поступил бы каждый маг в его положении.

— И что делать мне? — иногда я чувствую себя ужасным слабаком, сидя перед крёстным. И глупцом, раз уж на то пошло.

— Быть осторожным, Драко. Осторожным в своих желаниях, словах и поступках. От тебя тоже зависит будущее Малфоев, понимаешь?

Я только киваю. Мне хочется перегнуться через парту и броситься крёстному на шею, как это бывало в детстве. Хочется рассказать ему о Люпине, о Грейнджер, о боггарте... обо всём. Но это непозволительно.

— Спасибо, Северус, — это всё, на что меня хватает. — Спасибо за совет. А... ты знаешь, что у Грейнджер есть Маховик времени? — да чтоб меня... не сдержался.

Но крёстный только улыбается уголками губ.

И выпроваживает меня.

* * *

Наступает пора экзаменов.

А потом случай сталкивает нас с Грейнджер в ненужное время в ненужном месте — как всегда.

И я готов сжить её со света, если она скажет хоть одной живой душе, что ударила наследника Малфоев.

Я готов придушить её и её туполобых дружков, но...

Но потом я узнаю, что Сириус Блэк таинственно исчез. И хагридов гиппогриф тоже. Хотя ни у одного, ни у второго не было шансов.

Я не хочу никому задавать вопрос «как», потому что это вопрос для дураков. Я не хочу видеть отца, потому что он точно в ярости — даже не сомневаюсь. Я не хочу никого благодарить и никого утешать. Я просто вижу за учительским столом злого крёстного, а за столом Гриффиндора — сверх меры самодовольную Грейнджер.

И всё понимаю.