То, что скрыто в темноте (джен)

«Ооо, я вижу сны, где свет луны

Из тьмы выхватывает след моей войны:

Вокруг тела, и ночь светла

От мёртвых глаз врагов,

Смотрящих в небо.»

Северный Флот – Рожденный убивать.

Гарри сидел на перроне и листал газету. Возле ног стоял большой старый чемодан, рядом завернутая в упаковочную бумагу метла. Время было раннее, и платформа девять и три четверти пока еще пустовала. Уже совсем скоро сюда подъедет старинный паровоз с вереницей вагонов, медленно выплывая из густых клубов пара, пространство наводнят взволнованные школьники с не менее суетящимися родителями. Привычный для этого дня шум и гам окутает перрон: уханье сов, мяуканье котов и прочие звуки домашних питомцев, веселый смех детворы и всхлипы особо сентиментальных мамаш. Раздастся первый гудок, и Гарри пойдет искать свободное купе, разместит багаж на полке, укутается в длинную мантию и, быть может, задремлет. А пока можно насладиться прессой и тишиной.

Через час, как и предполагалось, платформа заполнилась людьми. Из кирпичной кладки выходили маги, держа за руки детей. Те юные чародеи, что были постарше, гордо вышагивали в одиночестве перед родственниками, показывая всем свою самостоятельность и непринужденность. Но они моментально забывались, едва их глаза встречались с глазами друзей и одногруппников. Оставалась лишь радость. На перроне появилась семья из трех человек. Высока худая женщина с заостренными чертами лица, рыжими волосами и прямой спиной и двое детей. Старшему было лет семнадцать, младшей пятнадцать. Девочка увидела Гарри и побежала к нему, выставив вперед руки.

— Папа! – повисла на шее.

— Привет, милая. Как добрались, Джин? – вопрос уже предназначался женщине.

— Ужасно, как всегда, – она села рядом.

— Привет, пап, – парень топтался рядом, оглядываясь по сторонам.

— Привет, Альбус. Так что случилось?

— Как обычно, у Рона что-то произошло в Министерстве, он опоздал из-за этого утром. Гермиона бегала по Норе, кудахча как курица и постоянно размахивая палочкой в сторону чемоданов. – Джинни скривилась. – Конечно, Хьюго и Роза начали истерить и упрямиться. В итоге, я плюнула на всё это безобразие, села за руль своей машины, благо она у меня теперь есть, и поехала сюда. Когда эти будут – без понятия.

Гарри кивнул и посмотрел на детей. Лили была практически копией матери — волосы огненно-рыжие и светло-карие глаза, худенькая и невысокая. Альбус являлся, пожалуй, весьма смешанным ребенком. Русые волосы, зеленые глаза, худой, но жилистый, как и все игроки в квиддич. А он был охотником, причем по слухам довольно неплохим.

— А где Джеймс?

Старшего сына, полной копии отца, не было.

— Говорю же – аврал в Министерстве. Припахали всех. Просил извиниться.

— Да ничего…

Гарри пожал плечами. На душе же было неприятно. Обидно, что Джеймс не пришел проводить отца… Хотя, он уже привык мало видеть детей.

— Ладно, пап, мы пойдем места занимать. – Альбус взял Лили за руку и потащил к поезду, с трудом пробираясь сквозь толпу провожающих и отправляющихся.

Лили обернулась на ходу и помахала.

Джинни дотронулась до его руки, и Гарри, вздрогнув, посмотрел на неё.

— Гарри, ты точно этого хочешь? – в глазах непонимание.

— Да, – он кивнул и улыбнулся. – А почему ты спрашиваешь?

— Просто странно всё это, понимаешь?

— Нет, объясни, пожалуйста.

— А что непонятного? Не успел ты из отпуска вернуться, как заявляешься в Нору и объявляешь, что уезжаешь в Хогвартс на ставку учителя ЗОТИ, просишь не соваться на площадь Гриммо, так как замораживаешь дом, и после всего этого моментально аппарируешь паковать вещи. Да, действительно, ничего странного. – Она внимательно смотрела него.

Поттер вздохнул и откинулся на спинку лавочки.

— Джин, я просто устал. Тебя устроит такой ответ? Ты уверена, что хочешь знать подробности? Кажется, моей жизнью ты перестала интересоваться лет десять назад. А быть учителем в Хоге… Я думаю, это гораздо легче, чем ежедневно попадать под заклятья на работе.

— Не преувеличивай, Гарри. Сейчас довольно мирное время. Не так уж и много заклятий. Тем более, я знаю, как ты любишь свою… работу… — она поморщилась и заткнула за ухо выбившуюся рыжую прядь.

— Мирное-то да, но вот придурков, хвастающихся своими якобы великими знаниями и умениями, хватает всегда. Да, и, правда, достало всё. Хочу тихой мирной жизни. Мало я натерпелся что ли?

— А как будто она у тебя не тихая! Дети приезжают только на каникулы, Джеймс в отдельной квартире живет, я его вообще не вижу. У тебя-то, я думаю, он чаще на Гриммо появляется. Меня нет рядом уже три года. Делай что хочу, живи, как вздумается. Что тебе ещё надо?

Гарри задумался. Безусловно, после официального развода три года назад жизнь немного наладилась. Закончились вечные истерики и скандалы Джин по поводу его работы, прекратился контроль и чрезмерная опека и отпала обязанность изображать великую любовь. Любовь… Когда-то, после всей этой ужасной войны, когда мертвые, наконец, были захоронены, когда воздали почести живым, когда матери перестали плакать по ночам, а отцы спать в обнимку с волшебными палочками, когда дети поняли, что за одну ночь стали взрослыми… Тогда все задумались о любви, о будущем, о своем счастье. Было так страшно думать о нем предыдущие два года, что в тоже лето сыграли свадеб больше, чем за пять лет до этого. Молодёжь сходила с ума от счастья и свободы, взрослое поколение радовалось, что сможет увидеть внуков, а Гарри был рад, что жив. Тогда семья, любовь, жена и верные друзья были всем и самым важным, а, главное, достижимым. С годами чувства охладели, притупились. Осталась привязанность и дружба. Джинни была отличным другом, понимающей женой, заботливой матерью. Но уже не любимой… Дети повзрослели, и тогда родители решили не мучить себя больше и разошлись. Джин переселилась снова в Нору, помогать по хозяйству Молли и Артуру, они расширили и обустроили дом. Гарри же остался на площади Гриммо. Дети на каникулах последние пару лет кочевали: то с бабушкой и дедушкой, то с мамой, то с отцом. Гарри не жалел. Теперь у него появилась своя жизнь. Он был свободным…

— Не знаю, Джинни. Но я так решил. Считай это моим капризом, – он улыбнулся.

Она покачала головой и поднялась. Гарри встал следом и взялся за ручку чемодана, прихватив метлу подмышку.

— Я пойду, извини. А то знаешь ведь, буду бегать по вагонам, купе пустые искать…

— Иди, Гарри, иди, – она посмотрела на него. – Приглядывай там за Лили и Алом, хорошо?

— Да что за ними приглядывать-то? Ал вообще на последнем курсе, ему уже ни до чего дела нет…

— Вот-вот. А ему ещё ТРИТОНы сдавать!

— Ладно, ладно, присмотрю. Пока.

Гарри махнул ей на прощанье и поспешил запрыгнуть в поезд. Над головой пронёсся звук третьего гудка. «Скоро отчаливает».

Поттер брел по коридорам поезда, обходя снующих учеников. Все косились на него: кто с опаской, кто с обожанием, малышня тыкала пальцами, девчонки шушукались. «Может это была и впрямь плохая идея? – подумал он. – Нигде нет покоя. И, наверное, никогда не будет…» Наконец, отыскалось пустующее купе, и Гарри, чуть не прыгая от радости, зашел в него, перекинул вещи на багажную полку и с наслаждением плюхнулся на мягкий диванчик. Сколько же прошло лет…

За окном махали руками родители, провожающие детей, из вагончиков высовывались особо смелые юные головки. Вскоре перрон остался далеко позади и по сторонам раскинулись живописные луга с пока ещё зеленой травой. Деревья неохотно надевали наряд из желтых и красных листьев, солнце грело чуть меньше. Впереди был почти целый день пути. И Гарри ждало то, что он так хотел увидеть, но уже давно не надеялся. Он укутался в мантию, накинул на дверь Запирающие и окунулся в приятную и теплую дрёму.

**

Большой зал был ярко освещен парящими под потолком свечами. Всё то же очарование, все та же сказочность и нереальность, как и почти тридцать лет назад, когда он первый раз переступил порог этого загадочного и таинственного места. Всё было будто пропитано неуемным весельем и возбуждением. Почти все уже расселись по факультетским столам, прошло распределение первогодок, громко переговаривались учащиеся, и учителя смотрели на них с легкими улыбками, как на любимых, но очень непослушных детей.

МакГонагалл не спеша приподнялась со своего места, приставила палочка к горлу:

— Сонорус... Ещё раз добрый вечер, учащиеся, — зал замолк, взгляды обратились к столу на возвышении. — Я рада приветствовать вас в стенах нашего замка. Новый учебный год, новые знания, новые знакомства. Прежде чем начать праздничный ужин, я бы хотела напомнить всем вам о том, что ученикам нельзя ходить в Запретный лес без сопровождения учителей, а так же следует неукоснительно соблюдать правила поведения в стенах замка. Запрещенные заклинания, зелья, весь список которых находится у нашего завхоза, так же не разрешены к применению в Школе. А теперь... приятного аппетита.

Длинные столы наполнились снедью. Домовики постарались на славу, создавая блюда для праздничного пира. Разнообразие, приятные ароматы, пробирающиеся в нос и вызывающие в мозгу красочные образы блюд, от которых практически захлебываешься слюной. Школьники на время забыли обо всем и с энтузиазмом оголодавших беженцев накинулись на еду. Некоторое время было слышно лишь стук ложек о тарелки и неразборчивое редкое бормотание учеников.

Гарри сидел на крайнем стуле и лениво ковырял вилкой картофельное пюре. Настроение никак не желало подниматься выше среднего уровня, даже после того, как директор лично встретила его возле ворот Школы. Она, проводив наверх, напоила чаем, вспоминала дни его буйной юности и перечисляла довольно внушительный список проказ, которые сопровождали его годы обучения здесь. Может, как раз поэтому оно и опустилось так низко? МакГонагалл постарела. Сильно. Он даже не думал, что вид её осунувшегося, в резких стрелках морщин лица и седые пряди, выбившиеся из тугого пучка на макушке, произведут на него такое шокирующее впечатление. В его воспоминаниях она выглядела гораздо моложе и живее. Конечно, после трагических событий шестого и «седьмого» курса все резко постарели, да и годы бегут неумолимо, но так...

Юные волшебники казались слишком жизнерадостными, веселыми и абсолютно беззаботными. Гарри никогда не был таким. У него фактически не было ни детства, ни юности, ни отрочества. Не хотелось вспоминать черноту и пустоту, съедающие его сердце в моменты, когда он погружался в те дни. Будто что-то липучее и черное захватывало его, превращая из тихого уравновешенного человека в подобие ходячей и безэмоциональной машины для убийств. В Аврорате его все уважали. И побаивались. Не потому, что он был Мальчиком-убившим-самого-грозного-волшебника. А потому что его товарищи по оперативной группе видели его глаза во время рейдов — пустые, с темной радужкой, и резкие, отточенные движения. Молва быстро расходилась среди своих. Словно два человека, влезшие в шкуру одного. Такие разные и непохожие. Превращение из спокойного Гарри в боевую единицу было заметно невооруженным глазом. Поттер был идеальным карателем. Непримиримый борец за свободу и справедливость, он не мог смириться с преступностью. Но он никогда не лез наверх по карьерной лестнице, слишком хорошо зная, насколько бесполезно создавать законы и регулировать порядок на уровне Министерства. Кингсли в своё время замечательно его просветил в этом вопросе. Он видел как неточна и поверхностна вся система Министерства, как зыбки правила. Визенгамот всё так же не замечал главного, закрывал глаза на ошибки и обвинял невиновных. Насмотрелся он на это уже во время судов над Пожирателями после окончания битвы. Злости не хватало, когда отъявленные убийцы оставались на свободе, внеся значительную сумму средств на «пожертвования», а те, которые и не принимали особенного участия в войне, оказывались в холодных камерах Азкабана. Некоторых он всё же смог спасти своими показаниями. Но отвращение к суду пропитало, казалось, всего его. Да и сам он не особо горел желанием лезть во всё это болото. Замечал, как резко старели и словно блекли его знакомые и коллеги, прозябая в четырех стенах за пыльной бумажной работой. Рон обрюзг и еле подтягивается хотя бы раз на турнике. О полетах на метле вообще можно не заикаться. Только все так же блестят его голубые глаза, когда он видит, как Гарри летает над Норой во время редких уже совместных посещений старших Уизли. Наверное, все мы в душе дети. И застыли в определенном возрасте, самом счастливом для каждого.

Гарри окунулся в мысли, даже не заметив, что школьники уже давно закончили ужин и вяло собираются разбредаться по гостиным. Холодное картофельное пюре осталось нетронутым на дне белой тарелки. Есть не хотелось. Поттер замечал на себе довольно пристальные взгляды со стороны учеников. Он отвык от них за столько лет. В Аврорате не смотрели на то, кем ты был и чем занимался раньше. Там ценились профессиональные умения и работа в команде. Поэтому видеть это снова Гарри было непривычно. До сих пор вспоминалась обращенная на него сотня пар глаз, когда МакГонагалл представляла ученикам их нового учителя ЗОТи. Ну, вот и его знания пригодятся. Будет учить школьников как постоять за себя. Какое-никакое, а всё же развлечение в череде его серо-черных трудовых будней.

В Большом зале стало тихо. Ученики ушли, учителя тоже. Минерва сдержанно кивнула и слегка улыбнулась уголками тонких бледных губ. Её легкая, сухая ладошка легла на плечо и слегка потрепала. Гарри не сомневался, что она продолжает видеть перед собой не сорокалетнего мужчину, а все такого же взбалмошного шестнадцатилетнего юношу, которого запомнила на шестом курсе, последнем в его обучении. Родители почему-то всегда считают своих дочерей и сыновей маленькими детьми, иногда забываясь и не замечая, что их чада выросли и превратились молодых людей и, далее, в зрелых самостоятельных личностей. Для них они навсегда останутся малышами. Может, это оттого, что им хотелось всегда видеть их шумными непоседами, для которых родители являются авторитетом, на кого стремятся походить, на кого ориентируются? Или видя, как их дети вырастают, они понимают, что сами стареют и поэтому откладывают как можно дальше осознание сего факта?

Коридоры были пусты и безжизненны. Даже привидения не спешили попадаться на пути хмурого мужчины. Какая-то тоска охватила его всего, целиком завладев и мыслями, и чувствами. Гарри гулял по замку, трогал пальцами шершавые стены, касался ладонями прозрачных стекол, слушал ветер, гуляющий на балконе Астрономической башни. Снова видения и картинки перед глазами. Тело, нелепо заваливающееся назад и перелетающее через ограждение, уставшие и тусклые голубые глаза из-под очков-половинок и страх, скручивающий внутренности мальчишки-подростка, застывшего под мантией-невидимкой рядом. Как это было давно, а в его воспоминаниях совсем недавно. Как иногда хотелось подвергнуть свой мозг Обливейту, чтобы научиться жить спокойно и не вскакивать ночами с мокрой спиной и трясущимися руками, не слыша в ушах отголоски криков тех, кто погибал в Последней битве. Сириус уже почти не снится, да и Тонкс с Люпином тоже. Наверное, потому, что есть Тедди, впитавший в себя все основные черты матери и отца. Гарри не видел крестника давно. С тех пор, как тот уехал жить в Германию, прошло около трех лет. Письма приходили, но уже не так часто, как хотелось бы. У юного мага теперь свои заботы, семья. И он уже не часто вспоминает доброго дядю, приносившего каждые выходные коробку его любимых мармеладных слоников и ванильной ваты. А жаль. Улыбка Тедди частенько помогала Гарри остаться в здравом уме, думая, что на свете ещё есть ради чего жить. Конечно, были ещё и собственные дети. Непоседливая Лили со взрывным характером, тихий, уравновешенный Альбус и неунывающий Джеймс. Гарри жил и ради них. Ради них он работал в Аврорате. Патологический защитник? Возможно. Уже не так четко вспоминались причины, побудившие юного героя оббивать ботинки о кабинет Кингсли, прося записать его на обучение в боевую группу спецназначения. Шелкботт считал, что парню нужен отдых, как физический, так и моральный. Слишком осунувшимся было лицо подростка на следующий день после битвы, когда он пришел к нему в Министерство. Кинг уверял Гарри, что нет причин, по которым он и дальше должен спасать этом мир от сил зла, и пора бы уже подумать о себе и дать отдых голове и натруженным мышцам. Но что-то такое было в глазах нахохлившегося парня, отчего новый министр решил пойти ему навстречу и согласился внести в списки допущенных к экзаменам. Поттер экзамены сдал, повредив руку и заработав много царапин и ожогов из-за практической части теста. Но зато теперь он мог выучиться на аврора и быть на страже закона. Да, такие патриотические, возвышенные мечты посещали голову юного волшебника. Потом, с годами чувство уважения к власти притупилось, патриотизм как-то сам исчез. Осталась только уверенность в своих действиях, правоте. Поставить цель, выполнить задания. Слишком явная грань между добром и злом. Всё, что, по мнению Поттера было неправильным и губительным по отношению к гражданину, к человеку, должно было подвергнуться наказанию, суду, приговору. Конечно, власть не безгранична и никто не в силах искоренить всё зло. Но он пытался, каждый раз отдавая себя целиком, выкладываясь на сто процентов на операциях. Ведь по-другому жить он уже не мог. Просто не умел.

**

«— Привет.

— Здравствуй.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо. Ты тоже.

— Да перестань! Как обычно.

— Не веришь?

— Просто говорю, как есть. Как сам?

— Нормально.

— Точно? Всё хорошо?

— Да, всё замечательно. Я пойду…

— Иди… Пока…

— До встречи.»

**

«— Привет.

— Здравствуй.

— Стандартно… — улыбка.

— А как ты хочешь? Просто соблюдение этикета.

— Ну да, ну да… Как дела?

— Да так же, как и было. Ничего не изменилось.

— Это хорошо.

— Да, хорошо. До встречи.

— Пока…»

**

Дни пролетали мимо. Теплый сентябрьский ветерок сменили прохладные октябрьские дни, а за ними пришли затяжные ноябрьские ливни. Поттер привык к рутине учителя, приспособился к замкнутой жизни, скучным вечерам возле камина в своей небольшой комнате. Он не был общительным, как надеялись ученицы старших классов и некоторые холостые преподаватели женского пола. Он не особо любил участвовать в развлекательных мероприятиях и, тем более, не стремился к организаторству. МакГонагалл слегка улыбалась, глядя, как в очередной раз Гарри извиняется перед мисс Энгистон, преподавателем маггловедения, и вежливо объясняет причину отказа от пятого свидания подряд. Ну не приспособлен он уже к романтическим отношениям, после всего… что было. По крайней мере, он сам так считал. Его не интересовал женский пол в таком ключе. Все эти романтические нежности, букетно-конфетный период… Это было уже так давно, как будто в другой жизни. Он просто разучился, наверное.

Сейчас он отдыхал ото всего: от работы, от обязанностей отца и командира, от ответственности, которая висела на его плечах. Поттер стоял на балконе Астрономической башни и курил. Перед глазами простиралась серая масса Запретного леса. Голые стволы деревьев колыхались в такт порывам ветра, словно волны на море, единым движением, единым порывом. Так слаженно и завораживающе. Гарри всегда любил ночь. Было в ней что-то таинственное, притягивающее. Загадка. Самое страшное время суток и самое заманчивое. Гарри любил гулять по территории школы, когда на улице темнело, и ученики сидели по свои гостиным. Один, слушая звуки леса, песни ветра, шуршание листьев под ногами. Его завораживала переливающаяся в отсветах луны гладь озера. Серебристая пленка с рябью от порывов ветерка. Когда-то давно он любил летать над ней на метле, проносился на большой скорости низко-низко, почти цепляя кроссовками поверхность. Он опускался к древку и протягивал пальцы. Холодная вода будто обжигала. Фаланги сразу же замерзали и этот холодок пробирался вверх по руке, к плечу. Гарри зажмуривал глаза и летел. Это было так чертовски приятно. Когда ветер слепит, разгоняет волосы в разные стороны, раскрывая полы мантии. Скорость такая, что чувствуешь его потоки, обволакивающие твое тело по бокам. Полеты были всем для него, сродни операциям, когда он выходил в рейды, сидел в засадах, бился на палочках, выпуская одно заклинание за другим. В этих состояниях он был собой, а в остальной жизни…

Тишину комнаты на третьем этаже замка нарушил крик. Гарри проснулся, резко приняв вертикальное положение и комкая простынь в одеревеневших пальцах. Хотелось зажмурить глаза, но это всё равно бы не спасло — казалось, на веках отпечатались картинки снов. Снова светлый опадающий купол защиты над замком, огромные булыжники, срывающиеся с вершин остроконечных башенок и пустые глаза Фреда… Судьба смеялась над Поттером, отправляя во сне в прошлое, в ночь Великой Битвы, где он потерял часть себя и обрел нечто другое, помогающее по сей день не сойти с ума до конца. Стены замка постоянно напоминали о тех днях, но они же и поддерживали, безмолвным присутствием подтверждали — смогли выстоять, помогли многим выжить. Борись – и ты получишь желаемое, только не опускай руки. И Гарри никогда не отчаивался, рвался в бой, веря в свою правду, защищая истину. Сердце билось быстро, глухо ударяясь в ребра, слегка сжимало, будто тисками. Поттер протянул ладонь к груди, надавливая, растирая. Становилось легче, и боль растекалась по телу, уходя в руку, на кончики пальцев. Кровь бухала в голове, шумело в ушах, а на висках скопился противный липкий пот. Провести пальцами, вытирая влагу, футболкой пройтись по лицу. Гарри встал, направился в ванную комнату. Холодная вода смыла остатки кошмара, отголосками забившего мозг. До сих пор слышатся крики. Но он знал, что это пройдет. Проходит всегда, на утро. Чашка кофе и сигарета – спасение ото всех недугов.

Через окно виднелись верхушки Запретного леса, пока ещё не полная луна на звездном небосклоне. Скоро будет рассвет, а с ним придет новый день. Надо жить, надо радоваться, улыбаться. Но сил и желания не было. Иногда хотелось убежать в центр самого дремучего леса, вырыть себе яму и закопаться в ней с головой, лишая себя звуков, зрения и снов, мыслей, воспоминаний. Такая хандра стала напоминать о себе в последнее время все чаще. Наверное, потому, что не выпускался пар на работе. Тут не на ком выместить взбесившуюся стихийную магию, гнев и недовольство, невозможно отключиться от мыслей, которые ежеминутно преследуют, оседая в голове противным сгустком, копотью. Работа помогала забыться, забыть, кто ты есть…

**

На ужине было всё так же шумно, как обычно. МакГонагалл появилась только к концу, запахиваясь в теплую шерстяную мантию. На лбу залегла глубокая складка, седые волосы выбивались из пучка на голове. Её худенькая ладонь тяжело легла на плечо.

— Гарри, мне нужна твоя помощь. Срочно…

Поттер кивнул, кинул салфетку на стол и пошел вслед за быстро удаляющимся директором.

— Минерва, что случилось?

Гарри еле поспевал за спешившей фигурой впереди. Кажется, конечная точка будет за пределами замка. Возле квиддичных раздевалок собрались учителя и завхоз. Поттер окинул взглядом поле – двое авроров тихо переговаривались с мадам Хутч.

— Минерва?..

— Гарри, сегодня на тренировке ученик Слизерина свалился с метлы.

— С ним всё в порядке?

— Не совсем, – МакГонагалл потрепала пальцами край мантии. – Он отправлен в Мунго. Очень серьезные травмы. Сотрясение, много переломов…

— Это как же… – директор кивнула, а Гарри посмотрел на поле. – Он что, с трехсот метров на полной скорости в землю влетел?

— Почти… Ребята сказали, что он решил полетать сам, хвастался новыми финтами. А потом резко рванул в небо. Они не обращали внимания на него до тех пор, пока он не спикировал почти вертикально вниз. Они до последнего думали, что Саймон выровняет метлу, хотя при такой скорости…

Поттер кивнул и ущипнул себя за переносицу.

— Он будет жить?

— Скорее всего да. Всё самое серьезное осталось позади, даже операция. Но он теперь инвалид, Гарри. Иногда даже магия бессильна… Там, кажется, что-то с позвоночником. – директор заломила руки. – Мерлин, семнадцать лет и такое… на всю жизнь…

Преподаватели неспешно разбредались по своим делам, кидая взгляды на авроров в алых мантиях. Мужчины подошли к Поттеру, сдержанно поздоровались:

— Добрый вечер, командор.

— Я бы не сказал, что настолько «добрый»… — аврор отвел глаза. – Вы проверяли метлу на заклятья?

Второй кивнул.

— Ничего?

— Ничего. Следов нет, даже глубоких остаточных. Метла будто новая, ни разу не игранная.

— Значит, Саймон сам… — посмотрел на МакГонагалл.

— Ох, Гарри, зачем же он так? У мальчика что, совсем нет мозгов? Взрослый ведь, смышленый вроде. Неплохие успехи демонстрировал на моих уроках. Но так кончить…

Поттер обнял одной рукой плечи Минервы. Она немного дрожала. То ли от пронизывающего ноябрьского ветра, то ли от случившегося.

— Мы пойдем, директор. Свою работу мы выполнили. – Аврор поклонился, кивнул в сторону Гарри. – Командор…

Поттер махнул рукой и подождал, пока мужчины дойдут до края аппарационной зоны. Минерва еле шла, тяжело опираясь на локоть Гарри. В который раз пришла в голову мысль, что женщина уже слишком стара для этой должности. Время поистрепало всех нас, кого-то даже больше, чем того стоило. Хагрид писал в своих письмах, что директор всё чаще стала задумываться об отставке и приобретении какого-нибудь миленького небольшого домика на юге Англии, когда проведывала бывшего лесничего. Он так и не вернулся в школу после смерти Дамблдора. Поселился во Франции с мадам Максим. Кажется, из них вышла неплохая семья. Гарри не видел его уже больше семи лет. Иногда становилось стыдно. Оставались только письма, как связь. Обязательно раз в три месяца большая ушастая сова стучала клювом в окно, протягивая лапку с большим пергаментом, исписанным корявым и порой совершенно непонятным почерком Хагрида.

Поттер смотрел на деревья, гнущиеся под порывами сильного ветра. Мантия оплетала ноги, и приходилось прилагать усилия, чтобы не споткнуться в темноте о внезапно подвернувшуюся кочку. Хотелось курить и остаться здесь, на улице. Впереди была снова ночь и снова кошмары, яркими вереницами вплывающие в сознание, как только сомкнуться веки. МакГонагалл скомкано попрощалась и, тяжело ступая, стала подниматься по ступеням лестницы. Редкие ученики спешили в свои гостиные, не замечая Гарри, примостившегося на каменной лавочке возле Главного входа. Дым обжигал легкие и приносил хоть какую-то иллюзию спокойствия.

**

«— Привет.

— Ох, опять ты…

— Не рад, что увидел?

— Я тебя и так почти каждый день вижу…

— Это плохо?

— Это факт.

— Что-то случилось?

— Ты меня достал.

— Чем?

— Я постоянно сталкиваюсь с тобой в коридорах.

— Может, это судьба?

— Не смейся – не смешно.

— А, по-моему, весьма забавно. Я вот только не пойму…

— Чего?

— Это тебя огорчает…

— …

— Да?

— Не совсем.

— Поясни.

— …

— Эй!

— Мне пора, прости.

— Подожди, не уходи. Стой!.. Ну вот, опять сбежал…»

**

«— Почему ты здесь сидишь? Один.

— Хочу… Тут тихо и спокойно.

— Значит, я помешал? Прости.

— Стой! Не убегай от меня.

— Я не хочу доставлять неудобства и…

— Да, да, ты всегда занят. Ты меня избегаешь?

— Тебе кажется.

— Мне не кажется. Я в этом уверен. Почему? Ты не хочешь общаться со мной. Я что-то сделал не так, сказал не то?

— Нет…

— Может, потому, что я тебе напоминаю о… том дне? Мерлин, я туплю, извини. Не надо было мне начинать…

— Нет, нет, не поэтому!

— Значит, есть что-то другое?

— Мне трудно… общаться вот так. Странно…

— Раньше странно не было.

— Раньше и вокруг все немного отличалось, – робкая улыбка уголками губ.

— Ну, да… Пальмы-море-песок…

— Не-е, это ты перегнул…

— Посиди со мной…

— Я не могу, прости.

— Почему?

— Прости…

— Стой!.. Стой…»

**

Замок словно сошел с ума. Новогодний бал устраивался каждый год, но всякий раз, как только учителя начинали заикаться ученикам о предстоящем веселье, школьники забывали напрочь об учебе, углубившись в разговоры о нарядах, танцах и фейерверках. Запускание шумих и световых огней вошло в привычку на следующий год после Победы. Постарался Джордж, который продолжил начатое их с братом дело. Бизнес процветал и, Мерлин свидетель, только это не дало ему спиться окончательно и погрязнуть в пучине скорби и самобичевания. Он винил себя в смерти самого близкого для него человека – что не успел, не уследил. Но занятие любимым делом отвлекало и затягивало. Школа начала закупать пиротехнику на празднование Нового года. Джордж со своими ассистентами всегда выбирался в Замок самолично запустить парочку цветных огней в небо над Хогвартсом. Это было красиво и радовало ребятню.

Гарри по второму разу отшивал мисс Энгистон и думал о том, закончилось ли Успокоительное зелье или снова надо обращаться за помощью к знакомым в Аврорат. Стандартное зелье его не брало. То ли привыкание, то ли невосприимчивость организма к каким-то компонентам. Спасало только специальная разработка для служащих. Голова раскалывалась. Снова мучили кошмары. Сегодня ночью Поттер проснулся в три часа и так и не смог потом уснуть. Снился маленький темноволосый мальчик, забившийся под кровать в какой-то темной комнате. Сквозь свисавшее с края покрывало, между тканью и старыми досками паркета виднелись вспышки света, разрезающие яркими полосами помещения, хлопки, зеленый луч больно бил по глазам даже через сильно зажмуренные веки. Маленькие кулачки стиснуты, прижаты к груди. Мальчик сидел в самом углу, прижимая ободранные тощие ножки в коротких шортиках к себе, иногда приоткрывая глаза и боязливо глядя в щель под покрывалом. Ему было ужасно страшно. Но он знал, чувствовал, что скоро всё измениться. Он ждал Его. Он пришел. Он сказал, что всё будет хорошо. Протянул руку, вытаскивая мальчугана из-под рассыпающейся в прах кровати, ставя на трясущиеся ножки позади себя. У этого человека была широкая спина и крепкие ладони. Он был сильным и храбрым, совсем не такой, как этот испуганный ребенок. Мальчик обрадовался и вцепился в подол длинного плаща, свисавшего со спины его Защитника. Мир начал раскрашиваться цветными красками, кляксами. Пропали жуткие тени из углов комнаты, зубастые и клыкастые твари из раскрытых дверок маленького старого комода. Низкий потолок уже не казался таким тяжелым и словно придавливающим к полу. Теперь мальчик мог, наконец, выдохнуть и попытаться улыбнуться. Всё будет хорошо…

Учительница маггловедения тихо удалилась. Глаза её были грустными. Женщинам очень трудно принять отказ. Надежда ещё теплилась в ней. Глупое чувство… Гарри стоял возле большого стрельчатого окна на пятом этаже, уперев локти в подоконник. За окном шел снег, большими белыми хлопьями неспешно опускаясь вниз. Гарри уже в который раз задавался вопросом: что же он делает на самом деле? Зачем это испытание для себя? Отдых от работы? Возможно. Но это точно не главная причина. Она запрятана намного глубже, застарелая и болючая, как боевая рана, дающая о себе знать, как только наступают холода. Холода поселились в его сердце. Ничто не спасало от затяжной депрессии. Поттер понял, что он не мог жить без ежедневного адреналина по венам, без своей работы, без горящих азартом глаз «братьев по палочке». Это оказалось намного серьезней, чем виделось вначале. Спасали сигареты, зелье Сна без сновидений и редкие уже полеты на метле.

Гарри стоял, смотря на темное небо, затянутое серыми тяжелыми тучами и думал, куда податься на рождественские каникулы. В Школе оставаться не было причин, а в Лондоне никто не ждал. Джинни, конечно, прислала сову со стандартной запиской-приглашением на празднество в Нору, но… Он просто не хотел их видеть. Снова натянуто улыбаться и делать вид, что всё отлично. Гермиона, кажется, переняла привычку Молли в чрезмерной опеке, чем доводила до нервного тика не только его и Рона, но и своих детей. В итоге, Гарри просто начал избегать частых приглашений на обеды или ужины к чете Уизли. Дружба отошла на задний план уже давно. Каждый с головой ушел в свои дела, заботы, работу. Сначала еженедельные встречи стали ежемесячными, затем ещё реже, потом ограничивались письмами совой. Гарри был женат на своей работе, а не на Джинни. Да и она отдала все свое внимание и любовь детям. Нет, на публике всё выглядело более-менее прилично, как и подобает в обществе. Но каждый из них прекрасно понимал, что на деле представляет из себя их «любовь». Как только дети стали взрослыми настолько, чтобы понять мотивы и желания родителей, мучения, в которое превратилась их совместная жизнь, решено было прекратить. Дети остались в основном на попечении Джинни, так как она занималась их воспитанием. А Гарри теперь с чистой совестью почти поселился на работе. Он жил ей, существовал ради только ему известной цели…

Конечно, в Норе Поттер решил надолго не задерживаться. Вручить стандартный набор подарков для всех членов большой семьи Уизли, поболтать с Джеймсом, посидеть за праздничным столом, поулыбаться, пока не онемели мышцы рта и аппарировать к себе домой, в холодный и почти не жилой особняк на Гриммо. Может, провести Рождественскую ночь в пабе? Сидеть, попивая пряный эль из больших стеклянных кружек, смотреть, как молоденькие магглочки поют гимны и весело отплясывают на маленькой сценке. Что может быть лучше?

Странно всё же, находясь в одном здании, Гарри почти не общался с Альбусом и Лили. Он привык, что дети росли достаточно самостоятельными и, если возникали какие проблемы, то сразу обращались за помощью к Джинни. В голове мелькнула мысль, что из него вышел дерьмовый отец. Конечно, было обидно. Но сейчас он ясно понимал, что их доверие нельзя завоевать так, как ему бы хотелось. Гарри вечно пропадал на работе, домой приходил уставший. Он был, увы, не образец для подражания и идеал для мальчишек. Скорее, добрый, сильный дядюшка, готовый всегда помочь и защитить. Были редки разговоры по-мужски между отцом и сыном, и дочь не приходила хвастаться ухаживающими за ней мальчиками. Всё вышло совсем не так, как хотелось когда-то шестнадцатилетнему Гарри, сидевшему под теплым июньским солнцем в обнимку с Джинни. Маленькое семейное счастье оказалось не для него…

Тихие шаги отвлекли от невеселых мыслей. Минерва подошла почти неслышно, осторожно ступая теплыми сапожками из мягкой кожи.

— Вечер, Гарри…

— И вам не хворать.

Директор облокотилась сбоку от него, устало опустив подбородок на сложенные руки. Вечер был поздний, а коридоры пустынными.

— Я не знаю, что происходит с детьми, Гарри. Это новое поколение такое или мы стали слишком стары и консервативны? Но мне совершенно не понятно, что твориться в этих маленьких юных головках.

— Кто-то снова набедокурил?

МакГонагалл перевела на него рассеянный взгляд, потом вздохнула и закрыла глаза.

— А-а, тебя же не было сегодня в замке, точно… — Поттер кивнул. – Всё успел сделать?

— Да, нужно было разобраться в одном так и не законченном деле… Так что случилось-то, Минерва?

— Я удивляюсь, что тебе не доложили, Гарри, – она кинула взгляд на окно. – У нас снова были авроры.

— По делу Саймона, что с метлы упал? Так, вроде…

— Нет. По новому.

— Новому?! Да что же, Мерлин задери, произошло? Меня не было полдня!.. Но в Школе тихо среди учеников…

— Так, надеюсь, и останется.

— Всё настолько серьёзно? Почему тогда меня не известила Патронусом?

— Я подумала, ты сильно занят. Всё же специально отгул брал, сорвался буквально в момент, значит дело срочное, а мне отвлекать, — она виновато посмотрела на Поттера. – Не волнуйся, всё прошло… быстро. Ребята обучены хорошо, дело знают.

— Расскажи подробней. Может, моя помощь нужна?

Она устало покачала головой.

— Нет. Уже нет. Только, боюсь, опять придется ввести обязательный досмотр багажа на наличие запрещенных артефактов.

— Темномагических?

Минерва кивнула, а ладони Гарри сжались в кулаки.

— Все… живы?

— Одна пятикурсница в Мунго. Физических травм нет, но сейчас с ней работает психолог. А шестикурсник Корни Юэн из Когтеврана в Аврорате на допросе.

Тяжелый ботинок с силой стукнул о стену. Поттер поморщился, а Минерва дернулась и вперила сердитый взгляд в мужчину рядом.

— Мать вашу…

— Гарри!

— Что он сделал?

— Юэн протащил в Школу сильный артефакт, подавляющий волю и желания человека. Где он откопал эту гадость даже представить не могу. Сам ли нашел или подсказал кто из бывших прихвостней Воландеморта, но итог вышел такой… Он затащил пятикурсницу в один из заброшенных классов в восточном крыле Замка и активировал это устройство. Но, то ли что-то пошло не по плану, то ли сам артефакт был неисправным, но действие его продлилось, на счастье, не долго. Слава Мерлину, не произошло чего-то непоправимого, — она выпрямилась, оперевшись плечом о стену. – Глупый мальчишка… Говорит, что она ему нравилась, но не отвечала взаимностью. А тут вспомнил об одной занимательной вещичке в своём чемодане и решил испытать на своей избраннице, выпив до этого для храбрости… Девушка голышом бежала три пролета и всё крыло, пока не столкнулась с завхозом. Паника, слёзы, крики. Время было позднее и ученики все сидели либо в библиотеке, либо в гостиных… Юэн нашелся в том же классе, опустошенный магически – почти сквиб, без сил, со сгоревшим артефактом у ног. Он даже говорил с трудом.

— Минерва, это всё очень серьезно…

— Я знаю, Гарри, знаю, — она вздохнула. – Родители мальчика весьма влиятельные и известные люди. Огласка о таких поступках сына скажется негативно на их репутации.

Гарри сжал кулаки.

— И что, это так и оставят?

— Нет, навряд ли… Пока разбирательство. Может, административное взыскание, большой штраф, публичное извинение…

— Что за бред!

— Гарри, мальчику всего шестнадцать! Как ты можешь? – сердитые глаза прожигали. – Запутался. Решил поиграть, только не подумал, что игрушка окажется такой…

— Минерва, я не узнаю тебя! Почему ты его жалеешь? Он же чуть не изнасиловал девчонку!

— Что ты! Я не думаю, что такое бы… произошло, — она вскинула руки, словно отгораживаясь.

— А ты уверена? Уверена, что он не использовал его раньше? Если авроры спросят, и он ответит положительно, что ты тогда на это скажешь?

МакГонагалл молчала и задумчиво покусывала губу, через минуту ответила:

— Не для того мы спасали этот мир, Гарри. Не чтобы всё было… так…

Поттер кивнул.

— Я вижу это каждый день, Минерва, каждый грёбаный день на своей грёбаной работе. Всё это правда, увы. Ты просто слишком доверяешь людям. Не все хорошие.

— Но это же дети, Гарри! – она покачала головой.

— Дети бывают более жестокими, чем взрослые.

Она устало вздохнула и положила руку ему на плечо.

— Я пойду, наверное, день был тяжелым.

— Доброй ночи.

— Надеюсь…

Шаги стихли, и Поттер снова остался один в конце длинного коридора. МакГонагалл окружали дети. Это накладывает свой отпечаток на человека. Ты думаешь, что всё в этом мире столь же чистое, светлое, невинное. Как хочется в это верить. Но Гарри давно перестал верить в сказки…

А на следующий день пришли авроры. Поттер как раз пил чай в кабинете директора в компании ведьмы. Новости стали сильным ударом для Минервы. Юэн сознался, что использовал артефакт раньше. Намерения мальчика были более чем прозрачны, как и в этот, неудавшийся для него раз, но его план тогда отлично сработал. В маггловском мире за изнасилование сажают? Жертву найти не удалось. То ли пострадавший отомстил, то ли опять неправильно сработал артефакт – этого авроры так и не выяснили. Воспоминания о человеке были почти полностью стерты из памяти шестикурсника – лицо, фигура, возраст, пол. Остались лишь остаточные видения о том, что акт имел место быть. Сканирование палочки подтвердило активацию артефакта примерно в это же время. Как и сыворотка правды, выпитая чуть позже. Юэн отправился в Азкабан на два года…

**

«— Привет… Эй, ты чего творишь?

— Ты мне нужен!

— Что?.. Да подожди, не тащи так.

— Мне страшно.

— Что случилось?

— Нам надо поговорить.

— Слушаю.

— Не тут.

— Ладно, пошли…

…

— Заходи… Коллопортус… Что произошло?

— Я боюсь… Они… Эти, что летом… Ты же мне говоришь, кто это был, но… Они исчезают.

— Не исчезают.

— …

— Что ты смотришь? Юэн не исчез, его местонахождение вполне известно. Половина Хогвартса уже знает.

— Где он?

— В Азкабане.

— В Азкабане?!

— Да не ори ты так! Услышит ещё кто.

— Это твоих рук дело?

— Что?

— Что с ним случилось?

— Ты о чем? Я тебя не понимаю.

— Всё ты понимаешь! Я знаю, что это ты.

— И что, если так?

— Я не буду тебя сдавать.

— Ох ты, боже мой, какое благородство…

— Подожди, не злись. Я не это имел в виду…

— А что же тогда?

— Можно, я буду тебе помогать?

— Что ты сказал?

— Я хочу помочь.

— Это я понял…

— Что тогда?

— Ты с ума сошел?!

— А ты нет? Ты хоть понимаешь, что творишь?

— А ты осознаешь, о чем просишь?

— Прекрасно!

— Нет.

— Что «нет»?

— Всё «нет»!

— Значит, не осознаешь…

— Не прикапывайся к словам. Я имел в виду «нет» на твоё предложение помочь.

— Но я хочу!

— А я тебе не позволю.

— Ты мне не указ!

— Да ну. Проверим?

— Подожди… Ты куда?

— Я лучше пойду, пока тебе что-нибудь столь же гениальное в голову не взбрело.

— Перестань, я помочь хочу.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Почему?

— Я не потому тебя летом… чтобы ты… опять… Ты же почти неживой был!

— Ну, успокойся, слышишь, дыши, я рядом…

— Это сейчас рядом… Я еле откачал тебя тогда… Что молчишь? Сказать нечего? А мне есть что! Я не хочу снова увидеть тебя таким, в таком… Короче, ты меня понял.

— Нет.

— О, Мерлин, что опять «нет»?! Всё, забудь. Даже не смей заговаривать об этом снова! Глупый…

— Подожди!

— До встречи.

— Стой!.. Стой…»

**

Рождественские каникулы, как и ожидал Гарри, не были интересными и занимательными. Однообразие серых будней, только чуть раскрашенное чернотой особняка на Гриммо и яркими пятнами воспоминаний о Норе и пабах. Дома было скучно и одиноко. Дети, вытерпев семейный ужин в один из вечеров, разъехались по друзьям, Рон с Гермионой укатили на горнолыжный курорт. Если друг вернется обратно без травм, это будет достижением. Миссис Уизли, конечно же, нагрузила Гарри перед уходом огромным количеством снеди "на дорожку", а подарки пришлось даже уменьшать заклинанием, чтобы благополучно доставить домой. Но на душе всё равно было тоскливо и погано. Пустынный особняк был тих и неприветлив к своему хозяину. Критчер давно помер, а нового домовика забрала с собой Джинни, когда перебралась обратно в Нору. А Поттер справлялся сам с помощью простых бытовых чар. Много ли надо на одного разведенного волшебника, привыкшего жить в минимализме и почти не бывающего дома? В спальне как всегда беспорядок, мятая рубашка на спинке стула, мантия перекинута через подлокотник кресла возле окна. На столе папки, перья и листы бумаг. Работа на дому — любимое занятие. Гарри обвел взглядом некогда уютную благодаря хозяйской руке жены комнату, закинул продукты в холодильник, переоделся в свитер и джинсы и вышел на улицу. В помещении быть одному совсем не хотелось.

Поттер закутался в серый пушистый шарф, поднял повыше ворот зимнего пальто и аппарировал на окраину Лондона. На небольшой улочке притулился бар под яркой вывеской с неоновыми фонарями. Дверца поскрипывала, когда её открывал очередной посетитель. Полутемное помещение со спокойной джазовой музыкой. На сцене, сжав в руках серебристый микрофон, пела симпатичная молоденькая брюнетка с короткой стрижкой. Ярко-красные губки, глазки-стрелочки, брючки в облипочку и блуза, затянутая под грудью корсетом. Гарри вошел, скользя взглядом по певичке, ноне задерживаясь надолго. Его больше привлекала длинная барная стойка по левую руку. Бармен, мужчина средних лет, приветливо улыбнулся, поинтересовался желанием клиента, и, отдав заказ, удалился на другой конец стола. Гарри был здесь лишь однажды и сейчас совершенно не понимал, почему его снова сюда занесло, видимо, подсознательно. Воспоминания нельзя было бы назвать отличными, хотя, хорошее всё же было. Скорее, от воспоминаний становилось немного грустно и одиноко. Он понимал, что никому на самом деле не нужен. Сорокатрехлетний аврор с огромным боевым опытом, почти нелюдим, плохо идет на контакт, порой агрессивен и вспыльчив. Кто кроме жены и детей будет с таким общаться? Но в этом баре, в то время, он верил, что для него ещё не всё потеряно и, возможно, есть надежда на лучшее... Лучшего не случилось...

Поттер приканчивал третий стакан виски и лениво протягивал руку за очередной порцией соленых орешков в вазочке, когда рядом кто-то сел и тронул его за плечо. Гарри поднял голову и чуть не выронил бокал. Перед ним сидел тот, кто хотел подарить ему "надежду". Гарри слишком привык контролировать свои эмоции, хотя с Ним у него это получалось из рук вон плохо, но Поттер собрал в себе последние осколки самообладания и заставил улыбнуться краешком губ.

— Привет.

— Здравствуй...

От голоса бегут мурашки и хочется закрыть глаза и не открывать, только бы не разочароваться, поверить, что это реальность.

— Я не ожидал тебя здесь увидеть.

— Да я и не думал тут появляться, просто вспомнилось... А дома всё равно скучно.

— И часто ты сюда заглядываешь?

— Впервые... с того раза.

Гарри вновь уткнулся носом в свой стакан, искоса поглядывая на соседа.

— Заказать тебе что-нибудь? — тонкая бровь взметнулась вверх.

— Ну, если ты сам предлагаешь. Знай, если что — доставлять домой будешь тоже сам.

— Согласен. Эль?

— Вполне.

Поттер кивнул официанту, сделав заказ.

— Почему ты тут? Я думал, ты будешь в Норе или с детьми, — тонкие светлые пальчики обхватили высокий стакан.

— Я уже был с ними. Сейчас время, когда я предоставлен сам себе.

— Взрослый мальчик проявляет самостоятельность? — ухмылка светло-розовыми губами.

Поттер нахмурился.

— Какой-то ты сегодня болтливый. Обычно всё отмалчиваешься или бормочешь что-то невнятное.

Собеседник слегка дернулся, скулы напряглись.

— Ты тоже обычно другой. Но, это же не мешает мне хотеть... общаться с тобой.

— Мы оба странные... — Гарри кивнул, приканчивая виски в стакане.

— И разные...

— Но и это не мешает мне тоже...

Собеседник кинул на Поттера взгляд игривых голубых глаз.

— Почему ты сейчас совсем не такой, как... там, Гарри? Это несправедливо.

— С тобой я всегда один и тот же.

— Возможно, но мне так не хватает этой... раскованности. Рамки, рамки, чёрт! — ладошка стукнулась о гладкую поверхность стола. — Меня это бесит...

— Я знаю. — Гарри улыбнулся. – Но, мы же решили с тобой всё тогда, ведь верно?

— Да, да... — светлые волосы закачались волнами. — Просто... А если вернуть? Забудем, что ты сказал мне, что я наболтал в том бреду.

Поттер покачал головой.

— Нельзя. Ты же сам это понимаешь, — глаза всё же закрылись, будто сами собой. — Не надо, не мучай...

Холодные пальцы коснулись тыльной стороны ладони. Поттер вздрогнул, но руку не убрал. Пальчики выводили узоры, гладили, невесомо касаясь, даря маленькие электрические импульсы, проносящиеся под кожей.

— Тебе настолько тяжело... без этого? Тогда почему ты сам отказался?

— Так нужно было. Изменились... обстоятельства.

Даже с закрытыми глазами Гарри понял, что собеседник кивнул. Пальцы вцепились в руку.

— Гарри, пошли со мной... сегодня, сейчас?

Поттер открыл глаза и перевел взгляд на Него. Отрицательно покачал головой.

— Не хочешь? — взволнованный голос пополам с обидой.

— Не могу...

— Можешь! Выкинь из головы всё это дерьмо, эти гребучие предрассудки хотя бы на один вечер. Пожалуйста...

Гарри не мог сопротивляться. Не сегодня, не сейчас. Он знал, что завтра снова будет, как прежде, вольется в колею, забудется. Но в данный миг так хотелось послать весь мир Мерлину в задницу, и быть не тем, кого приходилось прятать на протяжении многих лет. Снова другим, снова собой...

Он такой нежный... Мягкая атласная кожа под пальцами, биение пульса по венам. Он выгибается и видны широкие пластинки ребер. Провести по ним ладонью, скользить, обводя круглый аккуратный пупок, вызывая дрожь и тихие стоны. Он плавится под ладонями, извивается и закатывает глаза. Губы приоткрыты, чуть более пухлая нижняя блестит от слюны — язычок раз за разом скользит по ней. Рука Гарри движется по груди, задевая розовые маленькие соски, щекоча ногтями. Воздух сквозь сомкнутые зубы вырывается с характерным звуком, шипит, свистит. Поттер целует, лихорадочно водя губами, языком по шее, зацепляя зубами тонкую чувствительную бледную кожу, оставляя красные пятна, позором отпечатывающиеся в его мозгу. Слишком пошло, слишком запретно. Его персональная "мечта" вытягивается на кровати, на бежевом покрывале, вцепляясь в плотную ткань. Мышцы напряжены. Гарри хватает за плечи, переворачивая Его на живот, придавливая собой. Ощущает тепло Его тела, чувствует вздрагивания от ласковых прикосновений, когда ведет раскрытой ладонью вдоль позвонков, считая острые косточки, надавливая на ямочки над поясницей, пробираясь пальцами в ложбинку между ягодицами. Там жарче всего. Задушенный всхлип доносится ответом на его действия, движение бедер — поощрение, скользящий поцелуй в висок в ответ — благодарность. За то, что рядом, что так... Поттер утыкается носом в ароматную кожу между лопаток. Она слегка влажная. От Его запаха срывает голову, и многолетняя выдержка не срабатывает, дает сбой. Самообладание рушится, словно карточный домик от дуновения ветра, обнажаются нервы, обостряются чувства. С Ним всё как впервые. Серьёзно и в то же время просто, как дышать. Гарри трогает, целует, лижет чуть солоноватую кожу. Тело под ним уже мелко трясется, с губ срываются всхлипы, когда Он насаживается на пальцы. Этого преступно мало. Осознание этого бьет, как пощечина, задыхаясь, приближаешься к Нему, понимая, что чем ближе, тем легче дышать полной грудью. Когда в Нём, то, наконец, понимаешь, что един с тем, кого так не хватало всё это время. Гарри так долго ждал Его. Он понял это только сейчас, в тот миг, когда его член вошел в тело того, кого так старательно избегал всё это время — прятался лишь от самого себя. Сквозь дымку видел, как запрокидывается назад Его голова, выгибается спина, ещё сильней выпячивая зад, и как сжимают тонкие пальцы ткань под собой. Боль пополам с наслаждением. Частое дыхание и остервенелое движение вглубь тела, в Него. Забыться на миг, растворяясь в волнах жара, расползающихся по телу, словно лава, вливающаяся в мозг. Нет больше ничего. Только частые глубокие толчки и напряженная спина под ладонями, острые лопатки, скулящий высокий голос. И затапливающее наслаждение от оргазма.

Гарри лежит и гладит плечо. Светлая макушка упирается в подбородок, волосы слегка щекочут грудь. Размеренное дыхание его "надежды" успокаивает. И впервые за много лет Поттер понимает, что его место тут, рядом с Ним. Но через минуту улыбка сползает с лица...

**

«— Привет.

— Здравствуй. — Улыбка.

— Я рад тебя видеть.

— Это хорошо. Ты поменял решение?

— С чего бы вдруг?.. Нет.

— Мерлин, ну что ты такой упертый!

— Во мне, помимо этого, ещё много достоинств.

— Даже не сомневаюсь. Но я, правда, очень хочу помочь.

— А мне кажется, ты просто хочешь поругаться со мной. Давай закончим этот разговор?

— Как хочешь... Я пойду.

— Ну, погоди, неужели мы не можем пообщаться просто так?

— Я... Я не знаю, правда. Я постараюсь. Но... ты честен?

— В чем?

— В твоем стремлении?

— Да.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Почему? Почему ты поменял своё мнение?

— Не знаю. Могу я сделать хоть раз, что хочу?

— Конечно. Пойдем, прогуляемся? Возле леса.

— Не страшно?

— Смеешься? Нет, конечно!

— Пошли.»

**

«— Привет. Я...

— Что-то случилось?

— Мне нужна твоя помощь.

— Это то, о чем я думаю?

— Да.

— Я согласен...»

**

Поттер бежал по коридорам второго этажа, пытаясь не запутаться в полах длинной мантии и не пропахать носом каменные плиты. Редкие факелы скудно освещали проходы, но Гарри это не волновало — в голове была подробная карта Замка, прочно засевшая там ещё со школьных времен. Впереди замаячили большие тяжелые двери Больничного крыла. Он ворвался внутрь, чуть не врезавшись в низенький столик, и поморщился, потирая всё же травмированную левую руку. Мадам Помфри нашлась в своей комнатке. Выскочила быстро, запахиваясь в теплый халат, одной рукой держа палочку с Люмусом на кончике, другой протирая сонные глаза.

Когда шум в гостиной Слизерина сошел на нет, а студенты разбрелись по спальням, когда декан факультета успокоился, приняв, наконец, зелье от болей в сердце, а МакГонагалл устало плюхнулась в трансфигурированное из табуретки кресло, медиведьма тяжело оперлась о подоконник больничного отделения, тихо проговорив:

— Минерва, ты же понимаешь, что больших жертв удалось избежать лишь чудом.

Директор кивнула, закрыв ладонями лицо.

Поттер подошел к ней, положил руку на плечо, сжал в ободряющем жесте.

— Поппи, какие прогнозы?

— Глупые дети, Гарри. Где они только раздобыли это пойло? Я не встречалась с такой гадостью уже много лет! Это как же надо ненавидеть людей, чтобы продавать такое спиртное. Детям, Гарри! – мадам Помфри покачала головой.

— Может, продавец и не знал, кому продает. А бутылка случайно затерялась. Кто же думал...

— Авроры должны докопаться! — МакГонагалл вскинулась, вперив тяжелый взгляд в Поттера.

— Минерва, я не на службе сейчас.

— Гарри, у тебя ведь есть знакомые. Нельзя это так оставлять! А что, если это не единичный случай и кто-то ещё может пострадать?

Поттер снял очки, устало протер глаза тыльной стороной ладони.

— Я понял тебя. Хорошо, я схожу завтра в Аврорат.

МакГоналл кивнула, перевела взгляд на койку. На кровати, под теплым одеялом лежал семикурсник.

— Поппи, как он? — кивнула на ученика.

— Пока не очень. Надо было сразу обратиться ко мне, как только начались симптомы отравления. Ведь и рвота была, и головокружение. Но эти оболтусы решили, что мальчик перебрал виски...

— А почему повязка на глазах? — декан Слизерина приподнялся со стула, разглядывая ученика.

— Метиловый спирт пагубно влияет на органы зрения — он поражает их, вызывая слепоту. Сейчас у мальчишки большие проблемы. Я дала все необходимые зелья, смазала роговицы специальной мазью. Зрение восстановиться, но, боюсь, не полностью. За полноценным лечением надо будет обращаться уже в Мунго. Ещё чуть позже и... всё...

— Зато будет урок на будущее — не пить всё, что под руку подворачивается.

— Гарри! — женщины с немым укором смотрели на бывшего аврора.

— Дамы, я лишь говорю, что они должны были сначала думать головой. Бестолочи...

— Это дети...

— Минерва, у тебя все дети! И те, что за изнасилование в тюрьму попадают, и те, кто в школу спиртное проносит, а потом напивается всем факультетом посреди ночи. Всё нормально, конечно!

— Гарри, я...

— Да понял я всё! Чёрт... — Поттер пнул ногой стену, сжимая руками голову.

— Болит, Гарри?

Тот кивнул. Мадам Помфри протянула ему пузырек с тумбочки.

— Иди, поспи. Это поможет.

— Надеюсь. Спасибо, Поппи. Директор...

Гарри кивнул Минерве и вышел из приемной.

— Я тоже... пожалуй... – декан Слизерина осторожно встал с кресла.

— Доброй ночи, Симон.

Минерва согнулась, зарываясь головой в колени.

— Поппи, мне иногда кажется, что я уже не гожусь для этой роли... Быть директором всё труднее с каждым годом. – Голос тихий, уставший.

— Минерва, перестань. Ты накручиваешь себя, — медиведьма положила руку на спину МакГонагалл, погладила успокаивающе.

— У Гарри опять кошмары?

— Да.

— И давно?

— С осени...

— Бедный мальчик. Когда же они его отпустят?

— Он говорит, что никогда. И я, к сожалению, с ним согласна...

**

"— Привет. Меня не будет какое-то время.

— Ты уезжаешь? Зачем?

— У меня есть незаконченное дело.

— Это то, о чем я думаю?

— Полагаю, да.

— Я переживаю за тебя.

— Я думал, ты уже привык, – легкая улыбка. — Не волнуйся, глупый. Всё будет хорошо.

— А если я тебя больше не увижу? Если они всё узнают?

— Не узнают, поверь. Пока нет. Всё в свое время.

— Ты всё ещё не отказался от этой идеи?

— Нет, конечно. Я все еще хочу изменить свою жизнь. И твою тоже. Всё, как мы договаривались. Ты будешь ждать?

— Куда я денусь. Конечно…

— Тогда жди. Я скоро…"

**

Поттер постучал два раза в дверь и вошел в кабинет директора. МакГонагалл сидела за столом, поджав губы и устремив хмурый взгляд на вошедшего. В комнате стояли четверо авроров в черных с золотым рисунком плащах и с палочками наизготовку.

— Мистер Поттер, — утверждение, не вопрос от одного из них. — У нас есть приказ взять вас под арест и доставить в Министерство.

Директор нахмурила брови.

— Гарри, я не понимаю... что хотят... — быстрый взгляд на гостей.

Поттер пожал плечами и медленно отогнул угол мантии, открывая взору прикрепленную к бедру волшебную палочку в черном чехле. Авроры напряглись.

— Господа, думаю, вам следует это изъять у меня.

Ближний мужчина перевел взгляд на палочку, подошел, осторожно вынул и убрал в специальный зачарованный мешочек. Гарри кивнул и протянул вперед обе руки.

— Вяжи! — шальная улыбка на губах.

— Мистер Поттер... Гарри, что происходит?

Бывший декан гриффиндора, кажется, только сейчас осознала, что это не глупый розыгрыш, и всё это происходит на самом деле.

— Минерва, не волнуйся, всё хорошо. Так надо, — Гарри старался, чтобы голос был мягким и успокаивающим. — Я думаю, вам стоит поискать другого учителя ЗОТи. Простите, что не получилось доработать до конца года.

Аврор, стоящий рядом с ним, видимо, старший из группы, протянул палочку к запястьям Гарри, и красные нити опутали руки, соединяя их наподобие наручников, но всё же давая возможность опустить по обе стороны от тела. Заклинание должно было блокировать магию. Что это вряд ли получилось бы на практике и по отношению к нему, Гарри уточнять не стал.

— Мистер Поттер, прошу в камин. Вы пойдете третьим по счету.

Гарри кивнул и подошел к пламени, в котором уже успели исчезнуть двое представителей закона. МакГонагалл стояла возле стола, оперевшись рукой о гладкую поверхность и устало прикрыв глаза.

— Директор, — взглянула на него, и Гарри ответил на улыбку. — Спасибо вам за всё. Прощайте.

Полыхнуло зеленое пламя.

— Привет, — пальцы вцепились в прутья решетки, а взгляд уперся в яркие голубые глаза.

— Здравствуй.

— Как дела?

— Стандартное начало? — ухмылка на таком уже родном лице.

— А ты как хотел? Это уже привычка.

— Гарри, я...

— Что?

— Я боюсь за тебя и переживаю.

— Успокойся и улыбнись.

— Но...

— Ты веришь мне?

— Мне страшно... — светловолосая голова опустилась вниз.

— Не бойся, глупый, всё будет хорошо.

— Что ты им сказал?

— Только то, что надо. Как ты попал сюда?

— У меня есть свои связи, — острожная улыбка. — А вдруг не получится?

— Не болтай, мы уже всё решили.

Вздохнул, снова опустив голову. Тонкие пальцы провели по смуглой коже, накрыли сверху, обхватив ладонь и решетку.

— Я верю, правда, Гарри... Я очень хочу верить.

— Я знаю... Иди. Тебе небезопасно появляться здесь.

Он кивнул и исчез за дверью. Остался лишь легкий запах. Поттер сел на кровать, прислонившись спиной к холодной каменной стене, закрыл глаза. Перед взором до сих пор вставал вчерашний разговор в зале суда Визингамота...

" — Мистер Поттер, вас вызвали сюда на основании обвинений в покушении на убийство маггла Грейхема Ройса, а так же за совершенное убийство волшебника Адриана Плоуди пятнадцатого февраля этого года. Что вы можете нам сказать по этому поводу?

— Господин Министр, члены Визенгамота...

Гарри скользнул взглядом по залу. Все притихли. Шелкболт стоял на парапете, его массивная цепь главы Министерства Магии слегла покачивалась на широкой груди бывшего аврора в такт дыханию. Глаза смотрели с укором, чуточку с мольбой и надеждой. Надеждой на то, что всё это окажется огромной, чудовищной ошибкой.

— Я хотел бы заключить с вами договор. — Голос Гарри был спокойным и твердым.

— Мы не заключаем договоров с преступниками! — взвизгнула волшебница справа.

Гарри подумал, насколько же быстро всенародный герой может превратиться в отщепенца и убийцу, от которого шарахаются добросовестные граждане, кивнул сам себе и продолжил:

— Я вас прекрасно понимаю, но моё условие довольно простое и вполне выполнимое, — он посмотрел в глаза Кингсли. — Я буду сотрудничать с вами и расскажу всю информацию, которой владею. Поверьте, она будет исчерпывающей. У вас будет обвиняемый, признавший своё преступление, а взамен этого я прошу о неразглашении этого дела и невозможности возобновления нового, как и продолжения этого с последующим арестом новых подозреваемых. — В зале поднялся возмущенный ропот, и министр поднял руку в знак тишины.

— Продолжайте, мистер Поттер.

— Так вот... Мне необходимо, чтобы ни одна живая душа за пределами этого зала не узнала детали сегодняшнего суда. Я прошу о клятве Неразглашения и Обете. Также виновный будет один, но истинный. Для вас.

Теперь возмущения сыпались со всех сторон. Кингсли стоял, оперевшись о край стола и задумчиво теребил перо. Он понимал, что если не принять условия командора, то никакие, даже явные улики не помогут. Максимум — это военный трибунал и несколько лет Азкабана. Но настоящие, правдивые детали будут погребены навсегда и так и останутся непонятными мотивы. Слишком сильным был соперник. Гарри никогда не делал что-то просто так.

Также, Шелкболт надеялся, что маги, присутствующие в этом зале всё ещё помнят тот случай, когда чуть больше года назад Поттер самолично спас шкуры половины из них, обезвредив банду взрывателей, кинувшись наперерез парню с зажженной шашкой на праздновании дня Великой победы. Они все ему были должны и прекрасно это понимали.

Прошло несколько минут, и по залу пронесся голос министра, усиленный Сонорусом:

— Дамы и господа, прошу тишины, — когда все, наконец, стихли, Шелкболт продолжил. — Мистер Поттер... Только принимая во внимание то, кем вы были и все ваши заслуги во время службы, я могу принять ваше предложение. Надеюсь, члены Визенгамота со мной согласны. — Тяжелый взгляд прошелся по рядам. — Голосуем, почтеннейшие... Кто "за"?.. Кто "против"?.. Замечательно. Большинство "за"...

Гарри кивнул, а Кингсли направил свою волшебную палочку вверх и прошептал заклинания. Светлый серебристый купол окутал помещение по краям, словно кокон.

— Как вы понимаете, теперь все члены суда скреплены Клятвой. Я свою часть выполнил, — министр устало сел в кресло. — Теперь, ваша очередь.

Карие глаза Шелкболта словно прожигали насквозь. Но взгляд постепенно становился удивленным, как и у почти всех людей, сидящих в зале. С героем магического мира происходили изменения. Не сильные и заметные, как после отмены Оборотного, но они были. Глаза потеряли сумасшедший зеленоватый блеск, стали немного тусклыми, плечи сгорбились, опустилась лохматая голова, почти касаясь груди подбородком, руки переместились с подлокотников на соединенные колени. Теперь перед ними сидел не бывший волевой аврор, командир отряда элитной боевой группы, не уверенный в себе волшебник с огромным магическим потенциалом, решительный и отчаянный в поступках и действиях, как истинный гриффиндорец. И даже не учитель ЗОТи в Школе волшебства Хогвартс. Сейчас перед ними сидел уставший от жизни и всего вокруг сорокатрехлетний мужчина с частой сединой в черных волосах и грустной улыбкой на лице.

Кингсли обеспокоено посмотрел на Поттера и поджал губы. Ему совсем не нравились эти перемены, они не сулили ничего хорошего. Привыкший видеть перед собой образ героя, министр с ужасом осознал, что последний раз такие изменения происходили очень давно, почти двадцать лет назад и причины были отнюдь не радостные. Он откашлялся:

— Мистер Поттер, расскажите всю правду, от начала и до конца.

— Конечно, мистер Шелкболт. Только, правда у всех своя... — Гарри поднял голову и слегка усмехнулся. — Всё началось этим летом. В конце июня я пошел в долгожданный отпуск...

**

«Я, наконец, вырвался в отпуск. Сколько лет уже не отдыхал? Что-то и не припомню. Не хотел, не было времени. Каждый раз находил нелепые отговорки для себя, начинал всё новые и новые дела, почти не появляясь дома. А что, собственно, я забыл в холодном пустом помещении, которое даже и жилым местом назвать можно с трудом? Хозяйской руки не видно, бывший когда-то уют потонул в беспорядке и безразличии. Нет, бытовые заклинания работали безотказно и дом нельзя было назвать уж слишком заброшенным… Не уютно, не комфортно. Собой я был только на рейдах, отдыхал в кабинете, вытянувшись на длинном потертом диване. Перетруженные мышцы болели, и было немного узковато, но я уже не променял бы это антикварное барахло ни на одну шикарнейшую ортопедическую кровать в мире.

На отдых меня, можно сказать, выкинули насильно. Просто в один прекрасный день, когда я появился на службе, мне доставили заявление на уже подписанный отпуск и сказали, что в ближайшие три месяца в моих услугах не нуждаются. Вежливое такое и очень настойчивое выпроваживание. Аппарировав домой, я не знал, чем себя занять. Первые дни были однообразны до безобразия: я высыпался, заказывал готовую еду на дом, лежал на диване, смотрел передачи, читал газеты. Вечером напивался виски и отключался к середине ночи. В себя пришел только тогда, когда не смог определить какой сегодня день и даже месяц. Недельная щетина неприятно зудела, я поспешил её тут же удалить бритвой. Заклинанием пользоваться не люблю — какая-то ненормальная фобия, что срежу вместо волос часть лица.

Дети еще учились, бывшая жена уехала к подругам в Италию, и я решил тоже смотаться куда-нибудь на юг, согреть старые и больные косточки на теплом песке под жарким солнцем. Но сначала забежать в Аврорат – сказать, чтобы не искали и не посылали сов, если что – буду далековато. Благо, сейчас появились более быстрые способы доставить необходимую информацию, не прибегая к помощи птиц и не заставляя их мотаться на слишком большие расстояния.

Сослуживцы новости, что я собрался уехать к морю, удивились – не каждый день их суровый начальник-трудоголик сам проявляет желание побездельничать. Кто-то разговорился о популярных курортах, и я решил поехать на Лазурный берег Франции, немного восточнее Ниццы – уж очень его хвалил мой хороший знакомый и коллега. А ему в свою очередь, рекомендовал кто-то из Министерства. На том и порешили.

Отдых был странным для меня, немного непривычным по-первости – трудно отрешиться от всего, привыкнув почти каждый день попадать под заклятия на рейдах и ждать подвоха. Но то ли размеренность, то ли своеобразная атмосфера безмятежности давали о себе знать, но через пару недель я чувствовал себя самым обыкновенным среднестатистическим отдыхающим. Ходил на море, купался. Ездил на экскурсии вместе с маггловскими туристами, осматривал достопримечательности, нырял с аквалангом, чтобы полюбоваться яркими разноцветными рыбками. Даже выбирался в бары и клубы. Не сразу, конечно, но постепенно, можно сказать, входил во вкус. Я покупал книги и фрукты в соседнем городе, читал, сидя на берегу моря, заедая прекрасным виноградом, персиками и абрикосами.

Тогда я даже не думал, что очень скоро моя спокойная жизнь перевернется с ног на голову, и начнет вертеться только возле одного человека. Я уже привык видеть кровь, мучения и боль, не принимать это настолько близко к себе... Стараться не принимать. Но все равно каждый раз как будто что-то ломается, рвется. Когда я увидел… Его впервые, там, на дороге... Снова что-то сломалось, пошло не так. Я не мог бросить Его, оставить все как есть, не смог пройти мимо. А потом, когда искал виноватых, не был готов, что ими окажутся мальчишки и пара молодых людей, не особо, впрочем, далеко ушедших в развитии..."

— Мистер Поттер... — Шелкболт прочистил горло.

Тишина в зале стояла почти звенящая, немного давящая.

— Я так понимаю, что на самом деле... м-м, ваших жертв было больше?

— Жертв? — Поттер выгнул бровь. — О, поверьте, они все далеко не жертвы. Могу я продолжить?

Кингсли кивнул.

«Мальчишки были глупыми и по-большей части трусы. Руководил всем этим, как ни странно, маггл – Ройс. Грейхем познакомился когда-то в одном баре с Адрианом Плоуди, который просаживал в тот раз папенькины денежки в очередном казино. Молодые люди сразу нашли общий язык на почве любви к деньгам, азарту и экстремальным видам спорта. А так же любви к красивым мальчикам. Как ни странно, такая проблема, как магия, не была преградой к их… дружбе. Плоуди через несколько месяцев, нарушив статус секретности, рассказал мужчине о себе, и тогда для двоих людей открылись ещё большие горизонты, а и так с трудом контролируемое поведение Адриана ухудшилось благодаря влиянию Ройса. В тот отель молодые люди направились тоже вдвоем – Плоуди хотел приобщить к магической жизни своего маггловского дружка. Ну и похвастаться заодно. Там же они наткнулись на троих знакомых, с которыми Адриан учился в Хогвартсе пару лет назад –Саймоном Ноттом, учеником Слизерина, Корни Юэном — когтерванцем и Грегори Стинксом – тоже учеником змеиного факультета. Мальчишки были младше Плоуди на несколько лет, но в те годы держались поближе к своему заводиле и неплохому покровителю. Адриан был мил с теми, кто ему нравился и кто умел угождать.

Как я выяснил намного позже из разговора с Ройсом, у Корни был припрятан с собой один интересный артефакт, который по слухам подавлял волю и желания человека. Что-то наподобие Империо. Только жертва не становилась бездумной куклой. Видны были все эмоции на лице и явное нежелание исполнять приказы, но тело слушалось само. Правда, в отличие от Второго Непростительного, команды артефакту требовалось периодически повторять. Отец Юэна работал в Министерстве разработчиком защитных заклинаний и артефактов. А этот экземпляр прибыл только недавно от одного его хорошего друга из Южной Африки «в помощь». Ларец с, как оказалось, темным магическим предметом, преспокойно лежал в кабинете его отца, дожидаясь своего времени на исследования. Сынок, недолго думая, решил проверить его сам и просто взял с собой, упаковав в специальный мешочек, блокирующий любые проявления магии, взятый «на время» у того же ничего не подозревающего папы. Дети порой бывают до глупого и банального безрассудны…

В один из вечеров, перебрав спиртного в баре неподалеку от отеля, они решили прошвырнутся и Плоуди заметил на выходе одного клуба знакомого парнишку. Почему-то в тот момент извращенный ум Адриана решил проследить за мальчишкой. Какого же было удивление, когда жертва привела на территорию их же отеля и удалилась в сторону окраины, к садам. Парни решили повеселиться и проверить заодно действие артефакта Юэна, который к тому времени уже успел похвастаться вещью перед новыми приятелями.

Мальчишку они нагнали на одной из аллей, возле небольших закрытых беседок-домиков с пышными клумбами. Завязали глаза темной тканью во избежание узнавания с его стороны, обездвижили, наложили Силенцио и решили поразвлечься, а потом просто-напросто стереть память Обливейтом. Ни о какой морали и законности их действий не было и речи. После того, как жертва начала вырываться, лягаться и извиваться, в дело вступил Ройс и двумя ударами в висок почти вырубил парня. А дальше была вакханалия…

Никто не услышал бы шума, криков и просьб о помощи. Палочки были у двоих. А посреди ночи не так много желающих прогуляться на отшибе территории отеля. Они играли с ним, пользуясь атефактом, заставляли сначала просто делать что-то. Потом, когда надоела исполнительность жертвы, Грейхем и Адриан, окинув внимательным взглядом тело парнишки, захотели уже большего. Артефакт был отброшен в сторону, а руки пойманного мальчишки скручены за спиной. Почти никто не был против. Лишь Нотт не принимал никакого участия – просто смотрел. Но порой бездействие намного страшнее любых действий.

Напоследок измученная жертва умудрилась каким-то образом укусить за ногу одного из обидчиков, сильно, до крови. За это пришлось расплатиться собственной кровью на спине – нож оставляет глубокие и очень труднозаживаемые раны. Сколько прошло времени, никто не помнит. Я проверял…

Я шел тогда от моря кружным путем к себе в домик – засиделся на берегу, совсем не заметив, как давно уже стемнело, и ночь уверенно предъявляет свои права. Просто в какой-то миг стало зябко и захотелось есть.

Мальчишку я увидел случайно – взгляд по привычке, наверное, сканировал все пространство вокруг. Сбоку показалось движение, и я решил посмотреть внимательней. Он полусидел, прислонившись боком к одному из деревьев. На светло-коричневой коре расползались бурые потеки крови — вся спина была исполосована. Парень был в сознании, но почти не мог самостоятельно двигаться. Я помог ему: отнес в свой домик, обработал раны, оказал первую помощь. Парнишка, как немного очухался, шарахнулся от меня в сторону, но от резкого движения согнулся чуть ли не пополам. Тогда-то я и понял, что его ещё и изнасиловали.

Я не буду называть имени, как говорил уже ранее. Это была Его просьба. И я не собираюсь нарушать свое слово. Также Он просил меня, чтобы об этом инциденте никто не узнал. По этой же причине, мальчик отказался от помощи колдмедиков и возобновлении дела о совершенном преступлении. В противном случае, он просто исчез бы из моего поля зрения, а этого допустить я не мог. Видел, что Он нуждается в помощи, в моей защите и поддержке. У него не было близких и родных людей. Он сам так сказал. Ему не от кого было ждать протянутой руки. А я не мог Его оставить.

По прошествии месяца, когда мой новый друг смог обходиться без меня, я начал свои собственные поиски виновников. Нашел список всех постояльцев за тот период, позднее, как вернулся в Лондон, пробил имена по базе в Аврорате. Отель должен был быть известен только волшебникам, но в тот промежуток времени, там проживал и один маггл – Грейхем Ройс. Я нашел его. Бывший беспризорник, попавший в плохую компанию, но нашедший неплохого покровителя. Вылез в люди за счет помощи в мелком криминале – был на подхвате, занимался махинациями с ценными бумагами – отличный аналитический ум сыграл неплохую роль. Любил выпить и поиграть в карты. Он рассказал мне много интересного, назвал имена и то, какую роль каждый из них «играл» в ту злополучную ночь. Он был уверен, что Плоуди сотрет мальцу память, как тот, по крайней мере, хотел. Но что-то пошло не так, Ройс уже и не помнил толком: то ли кто-то вспугнул, то ли просто забыли. Мальчишку оставили там же, с завязанными глазами, в кустах возле беседки, кинув рядом его вещи. Грейхем также сказал, что ребята из его новых знакомых знали жертву, как и Адриан. Значит, могли познакомиться и в Хогвартсе. Как выяснилось, мои догадки были верными.

После разговора со мной, Грейхем остался инвалидом. Пожаловаться своему дружку Адриану он не мог – того не было в стране. Оставалось ждать.

Просмотрев по тому же списку из отеля, я вычислил и остальных потенциальных виновных. Метлу Саймона Нотта зачаровать было легко. Я давно владею некоторыми заклятиями, по которым нельзя считать наложившего их. Обычные чары помех, неуправляемости, срабатывающие в определенный момент.

С Юэном было сложнее. Мальчик оказался весьма осторожным. Но его подвело все то же наплевательское отношение к темным магическим артефактам и проблема наступать на одни и те же грабли. Уже убедившись, что артефакт работает, и как именно работает, Корни захотел, конечно же, попробовать снова его использовать. Я не хотел просто так калечить мальчишку. Я хотел, чтобы он понес наказание в той мере, которую заслуживает. А для этого, мне необходимо было убедиться, что артефакт до сих пор у него.

Я следил за ним – это мне и помогло. Я специально взял отгул у директора МакГонагалл на этот день для решения неотложных дел в Лондоне. Дела действительно были, но здесь, в Замке. Мантия-невидимка отца всё ещё была у меня. Я так и не отдал её сыновьям – она не раз спасала меня на рейдах. Дойти до Хогсмида, якобы аппарировав в город, закутаться в мантию, вернуться в Школу. Проследить за Юэном до заброшенного класса, и в один прекрасный момент сымитировать осечку артефакта, оглушить, подождать пока девчонка выбежит и умчится на приличное расстояние, основательно подкорректировать память, предполагая, что при допросе будут использовать Веритасерум или Легилименцию… Корни определили в Азкабан.

Со Стинксом оказалось немного легче, но проделать всё это я смог только после Рождества так, чтобы не вызвать никаких подозрений. Подбросить в гостиную Слизерина бутылку со спиртным (я знал, что Грегори зависим от алкоголя и любитель горячительных напитков) и сделать так, чтобы выпил эту бутылку только он. Ребята как раз закупились в Хогсмиде из-под полы отметить праздники. Вместо этилового спирта, в ней был намешан метиловый. На первый взгляд не отличишь, и признаки отравления выглядят, как и обычно, когда переборщишь с алкоголем. Но последствия гораздо хуже.

А через месяц в Лондон вернулся Адриан Плоуди. Он поспособствовал тому, чтобы к его другу Ройсу частично вернулась память, что, думаю, меня и подвело… В любом случае, мне удалось выкрасть Плоуди и доставить его к себе в дом на площадь Гриммо, где я и узнал все оставшиеся сведения.

Адриан должен был умереть. За то, что сделал. Все понесли наказания за те поступки, что совершали. Я не чувствую вины за собой, как думаю, и не чувствовали те, кто насиловал того парня.»

Шелкболт прокашлялся. В зале стояла почти звенящая тишина.

— Это всё, что вы хотели бы нам сказать, мистер Поттер?

— Думаю, да. – Гарри кивнул и откинул голову на спинку стула.

— Хорошо… Есть вопросы у членов Визенгамота?

Кингсли обвел взглядом собравшихся. У большинства на лицах было отвращение, у второй половины – испуг. И только у некоторых промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Поттер прикрыл глаза и немного улыбнулся. Не нужно быть гением, чтобы понять, какой приговор ему выдвинут. Тюрьма будет слишком мягким решением, да и не позволят им. Семья Плоуди всё ещё влиятельна, да и умышленное нанесение увечий несовершеннолетним… Да… Здравствуй, дементор…

— Вопросов нет… — голос министра был глухим и уставшим. – Попрошу авроров вывести мистера Поттера в комнату ожидания. Визенгамот собирается на обсуждение вынесения приговора…

Гарри слабо кивнул, встал, открыв глаза, и пошел под конвоем в соседнее помещение. Его миссия была закончена…

**

— Гарри, ты готов?

— А разве к этому можно приготовиться?

— Я просто волнуюсь, я боюсь, правда…

— Ты же знаешь, что… всё будет хорошо.

— Хорошего здесь вообще мало… — парнишка поёжился, оглядывая хмурым взглядом помещение. – Здесь ужасно…

— Сколько ещё осталось времени?

Темноволосая голова вылезла из-под капюшона, глянув вниз на часы на руке.

— Есть ещё десять минут. Потом всё… пора будет…

— Знаешь, я понял, что мне не нравится цвет твоих волос, — Поттер протянул руку через прутья – пальцы ощутимо начало колоть защитной магией, но он всё равно потрогал темные жесткие волосы. – Они совсем не такие, как твои.

— Мне пришлось выпить Оборотное, ты же знаешь. Я не хочу, чтобы…

— Я всё понимаю, глупыш. Просто, мне так хочется увидеть светлые пряди. Хорошо хоть глаза твои… — он несмело улыбнулся, и в голубых глазах застыла влага.

— Гарри, мне так плохо… Я не знаю, как справлюсь с этим, как смогу…

— У тебя всё получится, я уверен. Только тебе надо успокоиться и сосредоточится. Ты же не хочешь, чтобы я здесь…

— Нет-нет-нет! Только не это!

Иступленный шепот вперемешку со жгучими слезами. На красных щеках блестящие дорожки. Он протянул руки к решетке, но тут же вернул обратно, прижав к груди.

— Чёртова защита! Я даже не могу дотронулся до тебя! — голова опустилась вниз, плечи мелко вздрагивали. – Я боюсь… Гарри, как я буду без тебя?

Он смотрел грустными глазами словно в душу. Внутри Поттера полыхало пламя, пытаясь вылезти наружу, выплеснуть всю горечь, весь гнев, собравшийся тугим комком в груди. Он хотел обнять Его, такого невинного, беззащитного, укрыть собой от всего мира. Гарри разрывался на две части не зная, что выбрать. Он готов был забыть всё, выкинуть из головы все желания и планы, разрушить стену, держащую накаленные магией прутья и быть рядом с ним…

Поттер протянул руку и коснулся мягкой, атласной кожи на щеке. Запястья жгло и покалывало, но Гарри было все равно. Сейчас важнее совсем другое.

— Знаешь, я хотел сказать… — мальчишка посмотрел на него, склонив голову, прижимаясь к ласкающей ладони. – Я рад, что встретил тебя зимой в том баре… что мы встретились. И я совсем не жалею, что пошел с тобой.

Тихий шепот и несмелая улыбка уголками глаз.

— Я скучал по тебе, Гарри… И буду скучать…

Снизу донесся пиликающий звук, и замигал зеленым огонек на часах.

— Уже? – голос Гарри немного хриплый.

Мальчишка затравленно посмотрел на руку, кивнул и резко схватил Поттера за ладонь.

— Прошу, скажи сейчас. Я боюсь не услышать этого никогда… и, думаю, уже не услышу… Скажи сейчас, Гарри, пожалуйста!

— Нам пора… Время вышло…

— Прошу!

Поттер не мог отказать. Не ему, не сейчас, когда его пальцы касались бархатистой кожи розовых губ, когда он чувствовал под подушечками влагу слез. Взял его за подбородок и на выдохе прошептал, но совсем не то, что хотелось бы услышать пареньку:

— Я буду скучать, Скорпиус…

**

«Пророк, 21 февраля 2023 года.

Как нам сообщило Министерство Магии, сегодня была совершена казнь осужденного за убийство маггла и попытку причинения тяжких телесный увечий волшебнику Адриану Плоуди, мистера Гарри Джеймса Поттера. Позавчера состоялся закрытый суд, по решению которого аврору группы специального назначения Поттеру было предъявлено обвинение. Члены Визенгамота признали его виновным в совершенных преступлениях. Детали следствия и суда не разглашаются, вся информация является строго секретной.

Общественность в ужасе от новости. Никто не мог предположить, что Национальный герой будет замешан в столь неприглядном деле. Мистер Шелкболт отказывает в интервью нашему изданию. Конечно, для него это сильнейший удар – все знают, насколько дружны были бывший командор и Министр. Однако остаются неизвестными причины, побудившие Мальчика-который-выжил совершить убийство.

О вспыльчивом характере и неуравновешенной психике мистера Поттера уже давно ходили слухи. Однако, от бывших коллег по работе редакция тоже не смогла добиться ответов на интересующие вопросы. Выводы напрашиваются сами собой: неужели снова имеет место какая-то страшная тайна о Победителе Того-кого-нельзя-называть, что все покрывают грязные делишки мистера Поттера, скрываясь за фразой «совершенно секретно»? Увы, мы и наши читатели, не найдем ответов на эти вопросы.

Мистера Поттера приговорили к Поцелую дементора. Казнь состоялась в восемь-ноль-ноль по местному времени в здании Аврората при свидетелях.

Магический мир скорбит…»

POV Гарри

Я всегда считал, что во мне живут два человека. Магглы дали этому название — раздвоение личности. А как бы сказали у нас, в волшебном мире? Иногда, глядя в зеркало, я вижу маленького напуганного мальчика из чулана со взъерошенными черными волосами, как гнездо ворон. Но когда в его глазах загорается страх, на смену ему появляется возмужавший юноша с прямой спиной, вытянутой рукой с зажатой в ней палочкой и тяжелым пронизывающим взглядом. Он прикрывает мальчугана своей спиной, отгораживая от несчастий, бед и ужасов этого мира.

Как-то постепенно, этот незнакомый юноша прочно обосновался на новом месте. Голос того мальчишки затихал, исчезал из сознания. Он просто был, и молча наблюдал за моей жизнью, снисходительно улыбаясь. Иногда выходил, смотрел на мир своими широко распахнутыми глазами. Он был слишком светлым, слишком солнечным для этого мрачного мира. Он бы не выжил, он бы погиб, завял, как цветок без тепла и любви. Наверное, поэтому на смену доктору Джекилу и пришел мистер Хайд — он всегда был недалеко, почти рядом, сокрытый темнотой. Но вот парнишка покачнулся под тяжестью свалившегося на него бремени, оступился, приседая на колени. А тот, другой, он видел это. Он не мог допустить, чтобы произошло несчастье с его «маленьким братом». И тогда он вышел из тени, вскинув палочку. Его глаза сверкали зеленью, а подбородок был вздернут вверх. Он стал защитником, товарищем, аврором, мужем, на которого можно положиться, боевым магом и командором отряда специального назначения при Министерстве. Он решил оставаться всегда на виду, на страже. Оберегал покой того, кого пытался отгородить от всего этого безумия. Но у него не было единственного, что присутствовало у маленького испуганного мальчишки. Он так никогда и не научился любить, как он…

**

Я стоял, оперевшись спиной о стену ветхой хибарки с облупившейся рыжей краской, где-то на границе с Шотландией. Следующим пунктом моего назначения был близлежащий порт. От него через пару дней отходило большое грузовое судно, на котором я надеялся попасть в Канаду. Да, не думал я, что на старости лет придется вот так убегать. Но выхода не было.

Пейзаж впереди приносил не столько успокоение, сколько нагонял скуку. Высохшее поле неровной коричнево-черной земли с пока ещё редкими травинками не внушало оптимизма. Я засунул замершие ладони поглубже в рукава теплого шерстяного свитера и прижал их к груди, скрестив руки. Cтоял, смотрел вперед, на длинную извилистую ленту дороги, скрывающуюся на склоне в высоких частых деревьях. Машин не было… Мой гость задерживался. У нас не было времени… у меня не было времени ждать. Но Он держит меня здесь, не дает исчезнуть из своей жизни уже сегодня. Аппарировать он отказался напрочь — боялся, что приведет за собой хвост. За ним все ещё могли следить. Почему? Да черт его знает. Вдруг Кингсли всё-таки что-то понял между строк, из моих сухих показаний членам Визенгамота? Хотя, он же сам принял в этом непосредственное участие… И теперь я ждал моего визави. Того, кто так круто изменил мою жизнь. Скорпиуса Малфоя…

Всё прошло как по нотам, и мой план сработал словно часы. Нашим достопочтенным судьям нужен был виновник, преступник, и они его получили, даже не расстроившись, отдав меня дементорам. Они всегда меня не любили и боялись.

Неуравновешенный и буйный, я не внушал доверия. Но по магической силе мне не было равных. После победы над Воландеморта мой внутренний резерв увеличился почти вдвое за год. Я понял это, когда, прочитав в Пророке очередную статью о том, что разгуливающие на свободе Пожиратели зверски убили семью магглов, разнес в щепки пол-этажа в особняке на Гриммо. Меня нашла Гермиона, которая решила забежать взять книги в библиотеке. Магическое истощение и два дня без сознания в Мунго были итогом вспышки моей агрессии. Кингсли рвал и метал, порывался устроить мне полное обследование, навешать маячков в доме, чтобы, не дай Мерлин, я не окочурился в одиночестве в один прекрасный день. Я тогда ещё жил один. Джинни доучивалась последний год в Школе, Рон с Гермионой были больше заняты налаживанием своих отношений после безумного года «седьмого курса». Я был предоставлен сам себе в часы, свободные от обучения в Аврорате. И сходил с ума я тоже в одиночестве…

Переломным моментом стал день, когда спустя восемь месяцев учебы нас отправили на задание в одно старое поместье. Дело выглядело плевым. Приходили сообщения о периодических всплесках магии в этом районе. Но так как дом был много лет нежилым, и отсутствовали данные, что хозяева вернулись, в особняк направили молодняк во главе с одним опытным аврором. Возможно, если бы не чрезмерное любопытство курсанта Найджела, не активировалась бы сигнализация на артефакте, и всё обернулось бы по-другому. Но все пошло не по плану учебного центра, и в течение последующих тридцати минут в лабиринтах подвала поместья звучали щелчки заклинаний и дикие, раздирающие душу крики. Найджел умер первым, сгорев заживо в завернувшейся под действием неизвестного заклинания собственной же мантии. Его рука все так же тянулась к золотой чаше на постаменте. Затем прибыли хозяева… Аврор умер вторым — милосердная Авада в сердце. Молодняк разбежался по коридорам, забыв всё, чему учили на занятиях. Ужас от страшных смертей товарищей был слишком силен, заставив сработать звериный инстинкт спасти собственные шкуры. Сидел на полу, пытаясь слиться со стеной и прислушиваясь к звукам. Капающая вода мешала сосредоточиться и постоянно сбивала с мыслей. Сжимал палочку настолько сильно, что болели пальцы. Перед закрытыми веками до сих пор стояли силуэты в черных длинных мантиях. Белые маски яркими пятнами въедались в сознания. Эти твари, гулявшие до сих пор на свободе… Я слышал крики тех, кому не повезло напороться на «хозяев», их надрывный плач и скулящие, умоляющие слова о пощаде. Пожирателей было пятеро. Я убил их всех, впервые использовав третье Непростительное. Я видел истерзанные тела сокурсников и залитый яркой кровью пол в Ритуальном зале, освещенном блеклым светом зажегшихся свечей. Меня вырвало там же, прямо возле постамента со злополучной золотой чашей, как только последний нападавший кулем рухнул на каменный пол. Меня колотило и рвало желчью. У меня тряслись руки, но я, пересилив себя, заставил подняться наверх и выйти за границу аппарации, чтобы вернуться в Аврорат. Вид всего окровавленного и совершенно невменяемого мальчика-героя с абсолютно сумасшедшими глазами вызвал почти ощутимую панику во всем отделе. Потом я отключился. А проснулся совсем другим человеком…

Что-то переключилось во мне тогда окончательно, в подвале старого заброшенного поместья, в темных и холодных лабиринтах с капающей с потолка водой. В какой-то момент я помню, как сжался от замораживающего сердце страха настолько, что даже не мог заставить себя встать из-за спасительного угла и поднять палочку вверх. Перед глазами снова стояла Последняя битва, пустые глаза учеников на обломках Замка, на земле, засыпанные золой и грязью. Я не хотел снова видеть это, переживать это. Но потом, всё стало по-другому — был я, но другой, было желание убивать этих тварей и защитить невиновных. Я понял, что от меня уже ничего не зависит… Я отошел в сторону от себя. Я баюкал свое сломанное сердце и искалеченную душу, жалел себя, прячась за Ним…

Это странное ощущение — видеть себя словно со стороны. Но только так я смог выжить и остаться более менее в своем уме. Хотя, если посмотреть глубже, я далеко не нормальный, скорее, даже наоборот. Это кстати смешно. Почти никто не заметил разницы. Всё списывалось на тяжелое детство, Последнюю битву и трагическую случайность в заброшенном поместье. Кто-то жалел и вздыхал. Другие хвалили, что я не сдался, а стал тверже и решительнее в своих стремлениях, желании очистить мир от того дерьма, которое осталось от Воландеморта. Только Кингсли видел эти перемены, видел мою сущность, видел все. Поджимал губы, хмурил густые брови и качал головой, задумчиво теребя переносицу. Он понимал, что службой я могу усугубить свое и так нестабильное психическое состояние. Отговаривал меня. Но, поняв, что всё бестолку, лишь остался моим надсмотрщиком. Я благодарен ему за это. Он был рядом, поддерживал. Иногда злился, когда я, вырываясь на передовую, еле уносил живым ноги с операций и потом отлеживался по недели в Мунго, восстанавливая себя, как паззл. Иногда грустно вздыхал, когда я заговаривал, что хочу завести семью… чтобы было… И в один прекрасный день я заслонил его собой… У него появился Долг жизни передо мной…

Я знал, что Кингсли захочет помочь мне и теперь, когда я стоял в камере предварительного заключения на низших уровнях Аврората. Это был рискованный поступок, но я надеялся, что самоотверженный до мозга костей Министр докопается до правды у своего подопечного, и не ошибся. Он пришел тем же вечером, сел рядом на колченогий табурет и опустил голову на согнутые руки на коленях. Он слушал меня внимательно, не перебивая. Он понимал насколько хреновая ситуация. Он нашел лишь один выход. Тот, который видел и я. Он согласился.

Достать пропуск в камеры предварительного заключения в Аврорате для чужака так, чтобы информация никуда не просочилась дальше одного человека, было, думаю, трудно. Но не сложнее, чем доставить под Империо и обороткой в виде меня туда же безвольную тушу этого мерзавца Адриана Плоуди, который не был мертв на самом деле, а преспокойненько лежал в полусонном и почти бессознательном от чар состоянии на съемной квартире на окраине маггловского Лондона под присмотром домовика. Конечно, об этой части моей собственности было известно лишь мне и ещё одному человеку.

Именно Адриан оставил на моём мальчике все эти отметины, следы от лезвий на спине, превращающиеся в причудливый рисунок. Они притягивали настолько, насколько и отталкивали. Это он сделал так, что Скорпиус шарахался от любых звуков, забивался испуганной мышкой под столы и за диваны. Это он играл с ним, пуская Круциатусы по телу, а потом долго трахал на сухую и без подготовки, пока мальчишка не перестал сопротивляться и брыкаться, а просто висел безвольной тряпкой, перекинутой через кресло в беседке. Отдых Малфоя на прекрасном побережье в отличном отеле превратился в личный ад, из которого почти не было надежды выбраться. Конечно, никто так и не узнал о тех днях, в которые я насильно вливал в него зелье за зельем, только чтобы привести в порядок физически и психологически. Как вытаскивал из ванны со вспоротыми венами и прятал все острые предметы и палочку в номере в отдельный запираемый ящик. Как снимал уже задыхающееся тело с веревки, прикрепленной к широкой балке под потолком, растирал горло, отпаивая молоком, восстанавливая голос. Как боялся оставить хоть на час, чтобы сходить в магазин за едой — потому что слишком много способов вокруг, чтобы попытаться остановить свою жизнь одним из них. Как снова приучал к людям, к обществу, объяснял, что не все такие мрази, как те подонки, что совершили такое с ним. Заставлял его говорить, рассказывать о своих мыслях, чувствах, страхах, переживаниях. Может, это и казалось жестоким, но только так Скорпиус мог не зацикливаться на себе и впоследствии более спокойно вспоминать трагические события. Чтобы каждая минута в его памяти той проклятой ночи не оборачивалась очередной истерикой.

Скорпиус постепенно привыкал ко мне, уже не боялся моих прикосновений и моего присутствия рядом. Спокойно ходил из комнаты в комнату, отваживался даже выходить к морю самостоятельно, хоть и на моем участке, сидел на берегу, вытянув ноги, смотрел, как пенистые волны облизывают узкие длинные ступни. Но все равно я был всегда недалеко, следил за ним, охранял. Меня бесила безвыходность. Малфой сразу же отказался от каких-либо заявлений в Аврорат. Он запомнил лишь одного насильника, но этого вполне хватило по особым причинам, чтобы отречься от любых попыток добиться справедливого суда. Богатенького папенькино сынка местного воротилы Адриана Плоуди знали почти все. А его отца — и подавно. Слишком большая шишка, слишком много власти и максимум безнаказанности. Без его денег Министерство перестанет получать ежегодное неплохое пожертвование, воровской мир лишится одной из «крыш», как и игорный бизнес. У этого человека много связей как и в маггловском, так и волшебном мире, благами которых он пользуется напропалую. Скорпиус понимал, чем может окончится его обвинение в изнасиловании в адрес этого сученка.

— Гарри, я ведь успел увидеть его мельком, ещё до того, как мне на глаза нацепили повязку. А потом один из них назвал его имя, и в голове всё встало на свои места. А других я не узнал… — Малфой сидел в большом плетеном кресле, подогнув под себя ноги. Тонкие пальцы с силой сжимали бокал с лимонадом. — Наверное, тогда я и понял, что лучше меньше сопротивляться и… попытаться расслабиться, как бы противно мне не было. Может это и спасло меня… И я смог доползти до той улицы, где ты меня увидел.

Родители Малфоя погибли пару лет назад. В одном крыле Малфой-менора, где проходил ремонт уже старинного особняка, треснула крыша, и под завалами остались и Драко, и Астория, мать Скорпиуса. Люциус скончался через три года после Победы — пневмония легких после Азкабана. Медики не особо боролись за его жизнь. А Нарцисса не намного пережила мужа.

Скорпиус остался один, и еще год до своего совершеннолетия был на попечении у МакГонагалл — она взяла смышленого, спокойного и воспитанного мальчика под свое крыло. А летом ему исполнилось семнадцать, и Малфой решил сделать себе подарок — поехать к морю во Францию на полтора месяца, благо директор по знакомству нашла отличный отель и великолепные рекомендации к нему. По тем же рекомендациям, как выяснилось, поехал и я…

Территория отеля была огромная, и мальчишка часто гулял вечерами вдоль берега моря, купался в уже остывающих соленых водах, забредал в красивые сады на восточной части. А ночью иногда выбирался в клубы неподалеку — в город по соседству, хоть и маггловский. Туристов там любили — были бы деньги. Скорпиус открывал для себя свободу и развлечения, его юношеская душа требовала приключений и веселья. Но никто не мог предположить, что очередная вылазка в уже известный ему клуб выльется в почти месяц восстановления физически и эмоционально.

Я ни о чем не жалею. И тем более, не ищу каких-то оправданий своих поступков. Каждый получил по заслугам. И Стинкс за свое бездействие и нежелание пойти наперекор друзьям и помочь однокашнику в беде — он не участвовал, просто смотрел и молчал; и Корни Юэн за такое пренебрежение магией — ведь из-за того, что он привез этот проклятый артефакт, в «умную» голову Плоуди пришла эта великолепная мысль об изнасиловании. И Нотт за то, что поддерживал их всех в этом деле: Саймон всегда шел на поводу у своих друзей — что они, то и я. Грейхем заслуживал смерти, но жизнь с его инвалидностью в маггловском мире без покровителя-дружка Адриана — всё равно, что умереть. Только более медленно и мучительно. Пускай подумает. Для Адриана же у меня было припасено кое-что получше.

О садистских наклонностях богатенького проходимца, как ни странно, мне поведал Ройс после того, как я заклинаниями раздробил ему кости в обеих ногах. Он сказал, что это зрелище понравилось бы Плоуди. Вообще, Грейхем много чего успел рассказать мне, пока я методично, раз за разом взмахивал палочкой, причиняя ему новую, почти невыносимую боль — в Аврорате учили не только защите, но и нападению. И так получилось, что именно его мне удалось найти первым. Да, можно сказать, я даже не соврал на суде, просто не уточнял детали, ведь поиски виновников начались только после слов Скорпиуса о том, что он услышал имя Плоуди. Но на тот момент этот ублюдок был недоступен для меня — в Штаты даже мне портключ никто просто так не выделит. Тем более, я вроде как нахожусь на работе в Хогвартсе. Я знал, что он от меня всё равно никуда не денется — рано или поздно придется вернуться в Лондон. Значит, я должен был просто подождать.

Ждать пришлось много — почти полгода. Плоуди вернулся из поездки и почти сражу же отправился к Ройсу. То, что он увидел там, ему совсем не понравилось. Он понял, что кто-то умудрился узнать об их маленьком летнем приключении. Грейхем страдал частичной амнезией — к сожалению, магия у меня тогда дала сбой. Я и так еле контролировал её, только чтобы в состоянии бешенства не угробить этого ублюдка раньше времени — мне ещё нужно было навесить на него сигнальные чары, чтобы сработало, когда Адриан решит навестить своего дружка. Они и сработали, но я и думать не мог, что Плоуди окажется таким шустрым и притащит к этому магглу своего знакомого колдомедика, а тот в свою очередь займется его памятью, что впоследствие меня и погубило.

В официальных документах так и осталось: «Адриан Плоуди погиб при контакте с зельем, не совместимым с жизнью, в подвале особняка на площади Гриммо, двенадцать». На самом же деле эта сволочь осталась жива. На него у меня были совсем другие планы.

После того, как сработали Оповещающие чары, я сразу же направился к МакГонагалл, выпросил пару выходных и аппарировал на квартиру к Ройсу. Я знал, что его богатенький покровитель там же и затаился возле подъезда, ожидая пока Адриан выйдет. Это случилось в середине ночи — скрипнула тяжелая металлическая дверь, и отпрыск одной из богатейших семей Великобритании вывалился на улицу, на ходу закуривая сигарету. Мне не составило труда упаковать его парализованную заклятием тушу в веревки и перенести в свой дом на площадь Гриммо. А потом начался допрос.

Я узнал почти всё, что хотел. Не сразу, конечно. Сученыш был сначала весь из себя сердобольный и неприступный. Он любил делать больно другим, но, как выяснилось, совсем не терпел боль по отношению к себе любимому. После того, как я узнал сколько ещё было жертв этой садистской твари, Плоуди потерял сознание на три часа. Пришлось приложить немало усилий, чтобы утихомирить взбесившуюся магию и найти зелье, способное привести его в чувство

Но потом, когда этот засранец пришел в себя, он проболтался о том, что получилось немного восстановить память Ройса. Наверное, мальчишка хотел меня запугать. Частично у него получилось, но только по той причине, что это сбивало все мои планы. Я оглушил его и рванул на квартиру к Грейхему, но опоздал. Ройс уже был у отца Адриана…

Все летело к чертям. Я понимал, что в ближайшее время до меня доберутся либо люди Плоуди, либо официально Аврорат с обвинением в нападении и похищении человека. Это по минимуму. Замять это дело уже никак не удастся — они потребуют моей крови это точно. Но и оставлять безнаказанными этих ублюдков, сделавших такое со Скорпиусом, я тоже не мог. Можно было просто убить Адриана и попытаться сбежать, потому что на поцелуй к дементору как-то не тянуло, но бегать всю оставшуюся жизнь и прятаться… Тут даже Кингсли бы не помог… Кингсли…

План в голове начал выстраиваться сам собой, как только я попал в дом на Гриммо и посмотрел на связанного насильника, сидящего на стуле. Я поднялся из подвала в гостиную и принялся мерить её шагами. Взгляд плавно скользил по стенам, каминной полке, на которых были развешаны и расставлены фотографии в рамках разных лет. Я наткнулся на фото Сириуса, перекинувшегося в собаку, рядом с отцом и застыл. Это фото я нашел несколько лет назад, когда перебирал старые вещи крестного в его комнате. И в голову пришла мысль…

Во время одного рейда, когда мы брали группу террористов, был арестован некий зельевар, изготовляющий усовершенствованные бомбы, яды и сильнодействующие химические вещества. Большая часть улик переместилась в следственный отдел Аврората, а оставшееся распределили между начальниками боевых групп, чтобы те проанализировали действия некоторых смесей с точки зрения пригодности в нашей работе. Одним из таких веществ, завалявшимся у меня, было зелье, уничтожающее любой органический материал. Почти подчистую. Это чем-то напоминало кислоту. Растворялись кожа, мышцы, кости. У этого оружия был лишь один «дефект», который как раз и собирались устранить — оставалась часть крови в неизменном виде. Он-то мне и был нужен. А далее всё завертелось быстро и очень аккуратно.

Сделать надрез на руке Плоуди вдоль вены, выпуская кровь, много крови, почти до критического состояния. Потом переместить Адриана на свою съемную квартиру, вливая в него кроветворное, общетонизирующее и ранозаживляющее. Наложить сонные чары, приставить домовика и запереть. Вернувшись на Гриммо, вылить содержимое флакона на место, где сидел Плоуди, смешать с вытекшей кровью, дождаться реакции. Потом навесить на дом чары и вернуться в Хогвартс.

Найти Скорпиуса оказалось легко — он ждал меня. Объяснить, что нужно будет делать после моего неизбежного ареста, где искать квартиру с Плоуди и оборотное зелье длительного действия было тоже не трудно. Сложнее всего было остановить подступающую панику у Малфоя. Мальчишка вцепился в меня двумя руками и ни в какую не хотел отпускать. Он шептал что-то в горячечном бреду, а по щекам лились слезы. Мне потребовалось почти два часа, которых у меня не было, чтобы привести его в более-менее адекватное состояние. А дальше все мои надежды были на Кингсли. И он не подвел…

**

Я вошел в дом и присел на старый промятый диван, закутавшись в теплый плед. Малфой пока не приехал, а у меня оставалось все меньше времени. И всё же я откинул голову назад и попытался немного поспать. Впереди была долгая и трудная дорога.

— Здравствуй, Гарри.

Я открыл глаза. Малфой стоял в дверях, сжимая в руках небольшую дорожную сумку.

— Как добрался, Скорпиус? — стукнул ладонью возле себя, приглашая.

— Хвоста не должно быть. Я еле уломал МакГонагалл дать мне разрешение на выезд из школы. Пришлось наврать с три короба.

Он подошел ко мне и тяжело плюхнулся рядом.

— А при чем тут хвост? Я же говорил — никто не знает о твоей причастности.

— Гарри, это же ведь я подсунул Грегори Стинксу то отравленное пойло. Кто-то точно поймет.

— Нет, это очень маловероятно. Тем более, у них уже есть виновный. Точнее был…

Скорпиус поежился и забрался на диван с ногами. Я развернулся к нему, накрывая краем пледа.

— Ты сожалеешь о том, что помог мне?

Скорпиус отрицательно покачал головой.

— Нет, не жалею… Это просто очень тяжело. Сначала, когда только начал отходить от того, что произошло, я хотел их всех убить. Собственноручно. Потом пришел страх, что если у меня не получится, то они сделают это со мной… ещё раз, — он вздрогнул и положил мне голову на плечо. — А потом мне стало почти все равно. Я успокоился, разобрался в себе. Мне лишь хотелось справедливости. И этой справедливостью стал ты.

Скорпиус улыбнулся и уткнулся носом мне в шею.

— Я буду скучать, Гарри… Я знаю, мы с тобой уже обсуждали это, но… Я хочу приехать к тебе после окончания Хогвартса.

Я отрицательно покачал головой.

— Это слишком опасно, ты же знаешь. Я и сам пока не знаю, где осяду, вряд ли у тебя получится меня найти. — Я коснулся пальцами мягких прядей. — Скорпиус, ты знаешь… мой характер. А если я опять потеряю контроль над собой? Если с тобой что-то случится? Я притягиваю неприятности…

— Я смогу удержать тебя в себе. В тот же раз смог…

— Да, в тот смог…

Я прикрыл глаза и окунулся в воспоминания. Это случилось в одну из ночей через пару недель после нападения на Скорпиуса. Я тогда сидел в плетеном кресле на террасе моего домика, читал. Мне совсем не хотелось спать, а гулять я пока не ходил — не мог оставить Малфоя одного. Крик из спальни выдернул из мыслей, и я пулей понесся к источнику звука. Мальчишка, обезумев, метался на разворошенной кровати, вцепляясь пальцами в смятую простынь, орал, а по его щекам текли слёзы. Чтобы хоть как-то его утихомирить, пришлось самому забраться на кровать и прижать своим весом Малфоя, обхватывая руками. Он постепенно затихал, пока я шептал на ухо всякую успокаивающую фигню и гладил по волосам. Но потом, открыв глаза и поняв, что придавлен к матрацу, забился еще сильнее. Сон никак не хотел уступать место реальности, и Скорпиус подумал, что вновь очутился там, в своем кошмаре. Размазывая влагу по лицу, он сбивчиво рассказывал мне всё, что произошло с ним в ту ночь, все, что пришлось вытерпеть. Его речь была быстрой, мысли метались с одного на другое, но Малфоя наконец-то прорвало: кошмар, что он держал в себе всё это время, вылился в полноценную истерику. А я готов был взорваться. От его слов, от действий тех подонков. Мне хотелось разорвать их голыми руками. Я даже не заметил, что стихийная магия вот-вот вырвется на свободу, сметая все вокруг. Я терял контроль над собой. На смену спокойному моему «я», приходило вновь то, другое, что помогало мне выживать, что хотело мести… Скорпиус сначала испугался, глядя на то, как меняется мое лицо, как я зверею. Но потом неожиданно повис на моих плечах, обхватывая всего руками и ногами, придавливая к кровати. Я боялся сделать ему еще больнее, чем было, своей силой, поэтому сдерживался, как мог. Приступ закончился только через час…

Тогда я и рассказал Скорпиусу о себе, о своих личностях… Теперь он знал мою маленькую тайну. Ту, которую кроме меня знает лишь один человек. И я ему доверяю. Мальчишка ничего не требовал взамен. Он просто отдавал самого себя целиком, без остатка, делился настроением, эмоциями, поддерживал меня, веселил. Он заставлял прислушиваться к той части меня, которая почти уже не подавала признаков жизни, лишь иногда вылезая на свет, радуя окружающих моей улыбкой, походившей в другое время на оскал... Он заставлял меня просыпаться, распахивая удивленные глаза, изучать этот мир… прекрасный мир. Я потерялся в себе, я забылся… Рядом с ним я был другим.

А после того, как закончился мой отпуск, мне пришлось снова забиться в свою броню, заставить забыть те светлые дни, которые дарил мне Скорпиус на пляже Лазурного берега. Потому что маленькому испуганному мальчику из чулана не было места там, где необходим холодный расчет и трезвая голова. Моя «темная сторона» собиралась мстить. Малфой был недоволен. Он не хотел расставаться вот так, спешно, без надежды на продолжение. Я убедил Скорпиуса, что нам лучше видеться как можно реже, будто мы и не знакомы вовсе. Мы сидели в баре на окраине маггловского Лондона. Я пил виски, совсем не чувствуя вкус напитка. Малфой говорил, что все равно будет поддерживать со мной связь, пусть я и старый упрямый баран. Что я стал для него родным и близким человеком, что он без меня будет скучать… Я слушал его речь, а мое сердце ныло и рвалось на части. Зверь рычал, отвергая бурлящие внутри чувства, привязанность и надежду, а маленький мальчик ликовал — у него появился друг… Скорпиус положил ладонь мне на руку и уткнулся носом в шею, как всегда делал, когда был расстроен. Посетителей в баре было мало, а имеющимся — абсолютно плевать, что происходило за угловым столиком полутемного помещения. Сжал его пальцы своими, но замер, когда почувствовал легкий поцелуй в уголок губ. Сухие губы прикоснулись и исчезли, а я будто окаменел. Это слишком реально, чтобы быть правдой. Я притворился, что мне показалось…

Скорпиус ушел от меня расстроенный. А через три дня я напросился на работу в Хогвартс. Пришлось постараться, но это стоило того, чтобы увидеть удивленно-счастливые глаза Малфоя…

Я так прикипел к нему за время нашего вынужденного совместного отпуска, просто прирос всей душой. Я видел этот переход от загнанного в угол зверька до жизнерадостного юноши. Когда он улыбался и смеялся над моими попытками рассказать старый бородатый анекдот, когда забирался ко мне под бок в широком плетеном кресле на крыльце моего бунгало, когда обнимал меня и говорил, что я его рыцарь, спасший красивого заморского принца от злобного дракона… Мое сердце замирало и будто бы оттаивало, а губы упорно шептали: «Это всё не так, Скорпиус. Ты просто благодарен мне за спасение». Он смеялся и повторял, что всегда хотел узнать что такое влюбиться… Глупый…

Я присматривал за мальчишкой в Школе. Думал, что юные насильники когда-нибудь, возможно, захотят повторить свое летнее приключение, но на этот раз в Замке, если уж Скорпиус почти постоянно находился под их носом. Но то ли совесть и запоздалое чувство вины наконец проснулись, то ли эти трусы не решались на подобное в отсутствие своих сильных защитников, но Малфоя они сторонились и даже не предпринимали никаких поползновений в его сторону. Слава Мерлину. Не знаю, как бы я повел себя тогда в такой ситуации. Но что пришлось бы немедля проследовать в Азкабан, это уж точно…

Скорпиусу я назвал имена его мучителей только зимой. Мне нужна была его помощь в одном щекотливом деле. Я думал, мальчишка либо взбесится и пойдет мстить сам, либо наоборот, снова закроется в себе. Но Малфой на удивление все принял стойчески. Я горжусь им…

**

Скорпиус потянулся и открыл глаза. Он и не заметил, как уснул, после того, как уткнулся носом в мое плечо. Видимо, дальняя дорога и эмоциональное напряжение сморили мальчишку. Малфой зевнул и глянул на меня.

— Я уснул…

— Да, — улыбнулся. — Это плохо?

— Не очень хорошо. Я хотел подольше побыть с тобой…

— Ты и так со мной.

Скорпиус повернул ко мне голову.

— Это ведь временно. Ты же не хочешь, чтобы я был с тобой, приехал к тебе…

Я выдохнул и прижал его к себе, зарываясь в волосы.

— Скорп, ты же понимаешь, что я не смогу остаться с тобой. Он, другой, не позволит.

— Ты так четко ощущаешь его в себе?

— Я — это он. Я просто знаю, что он есть.

— Так спорь с ним, доказывай свою точку зрения. Добивайся, чего сам хочешь.

— Нет, не выйдет. Он сильнее меня.

— Гарри, я не понимаю. Ты же… хотел бы остаться со мной.

— Да, хочу, но… Он дал мне день — попрощаться с тобой. А потом он снова придет…

— И это твоё окончательное решение?

— Не моё, но — да…

— Тогда, давай не будет терять времени…

Скорпиус вывернулся в моих руках и поцеловал.

**

Я уходил от маленького старенького домика, на пороге которого стоял Скорпиус и смотрел мне вслед. На душе было грустно. Маленький мальчик внутри меня тихо плакал, сжавшись в комочек на своей маленькой кроватке. Возле него стоял его Защитник и всё никак не решался погладить того по голове в успокаивающем жесте. Это были новые чувства и желания для него, так не свойственные его натуре. Они сбивали и были непривычными. Так не хотелось поддаваться им — казалось, это просто слабость. А слабым быть ему было никак нельзя. Но Защитник обещал оберегать мальчишку, а теперь стоял и не знал, как успокоить расстроившегося мальчугана. Он знал лишь один способ и хотел обдумать его. Обязательно, но немного позже.

На губах до сих пор ощущался легкий поцелуй Скорпиуса, а в ушах все повторялись и повторялись слова, дарующие такую призрачную и такую желанную надежду.

«Я найду тебя, Гарри. Обещаю».