Ощущения (гет)

Его рука была безумно холодной, как будто он — неживой. Несмотря на то, что и без его холода этого добра вполне хватало, я вцепилась в эту руку как в последнюю надежду.

Еще бы. Ведь он сейчас со мной — живой, настоящий. И плевать, что он снова тащит меня в очередную неизвестность, что я опять бросаюсь в омут с головой. Знаю — потом будет больно, я буду выкашливать из ноющих легких предложения, пронизанные тоской, а за окном будет лить дождь, иллюстрируя мое настроение.

Моя реальность стремительно таяла, как будто я нарисовала ее пальцем на запотевшем стекле, но кто-то прошел мимо и стер рисунок рукавом. Маски в один миг исчезли, на их место пришла растерянность. Серость асфальта, угрюмые дома, грязные машины. Шум, шум, шум — чертовски много, ударяет по слуху. Шоковое состояние, не чувствую реальности — серая пелена окутала все. Только знаю, что меня ведут. Пульс с невозмутимостью отсчитывает удары, хоть и быстрее обычного. Город, люди…не имеет значения. Центром моей вселенной на эти пять минут стала его рука.

Холод прокрадывается под мою легкую курточку медленно — стайкой мурашек, противным лижущим сквознячком под рукавами. Сентябрьские вечера как-то по-особенному холодны: тело еще не привыкло к таким температурам и кажется, что мерзнешь сильнее даже, чем зимой. Тонкий серебряный браслет впивается в запястье и жалит кожу не хуже змеи, вот только не ядом, а льдом, противным металлическим льдом.

Отчаянно хочется тепла. Уютного тепла, крепкого кофе «знаешь, у меня не нашлось чая, так что вот тебе кофе — вкусный, по моему рецепту», клубничных сигарет, интересной беседы. Сесть с ногами на диван, на расстоянии, но все же рядом, потому что я люблю протянуть руку и зарыться пальцами в его светлые волосы. И смеяться, искренне, запрокинув голову. И таять от нежности, когда он станет разглядывать мою маленькую ладонь и, серьезно глядя на меня льдисто-голубыми искрами, безапелляционно вынесет вердикт — у меня очень красивые руки. Знаю, я бы сидела там, краснея и нервно теребя кольца на пальцах, а еще бесконечно поправляла бы на своем запястье тонкую полоску из серебра. Всё это было бы привычно, если бы случалось чаще.

Я слишком долго умираю без него в гнетущей тишине. Слишком долго пытаюсь жить, чем-то заниматься — спокойно и с улыбкой. Я ненавижу свою квартиру — в ней нет его. Мне просто безумно нужно хоть капельку тепла.

Но мы «гуляем», а это означает, что мои желания сегодня не сбудутся. И черт знает, когда он снова соскучается. Я бездумно иду, повинуясь ему, и молчу, потому что слова не хотят говориться. Ощущение, будто бы они перед самым моментом речи спрыгивают с языка и разбегаются, скоренько перебирая тонкими ножками. Пусть я выгляжу, наверное, как дура. Пусть смеюсь как-то хрипло и надтреснуто и отчаянно цепляюсь за его руку. Сейчас — я счастлива.

После — темнота приговором, тишина глухим отчаяньем на плечи. После — я уже не я, ведь меня без него не существует.

Я ни о чем не жалею, нет. Просто мне мало. Я никогда не надышусь им, не насыщусь, он — мой наркотик, он — жизненно необходим. И каждый раз проклинаю себя, за то, что такая слабая, хоть и пытаюсь казаться сильной. И каждый раз — после — повторяю себе снова и снова: «Не трать себя на нельзя». И почти верю в то, что этого не должно быть, это неправильно и бессмысленно. И почти обижаюсь на его затянувшееся молчание — после. И все-таки, когда он в очередной раз соизволит вспомнить про меня — я бегу, сломя голову, забывая простое и понятное слово «нет». И — по закону замкнутого круга — снова и снова содрогаюсь от рыданий, боли и звериной тоски — потом.

Это слишком мало, чтобы жить счастливо, но так много, что хотя бы просто жить без этого невозможно. И я жду, я все время жду очередного звонка, сообщения, хоть какого-то знака. Иногда проходят месяцы. Спасаюсь воспоминаниями, ведь я помню все — остро и четко, все до последнего движения. Жутко боюсь, что наступит время, когда я стану ему не нужна — вовсе. Что можно будет больше не ждать. Что бы я тогда делала?

«Счастливые часов не наблюдают» — очевидно, так. А одиночки по факту, такие как я, как-то скурпулезно-озлобленно отмеряют дни, часы, минуты. Это очень важно, ведь, например, если он позвонит после десяти вечера — мы не пойдем гулять, это уж точно. Глупо. Чертовски.

Мне больно и я откидываюсь на спинку дивана, упираясь взглядом в потолок. Моя жизнь стала непростой в тот момент, когда я сказала ему «люблю тебя».

Меня трясет — я заворачиваюсь в одеяло, просто потому что любая дополнительная одежда пользы сейчас не принесет, один только дискомфорт. Я жажду не только согреться, но и почувствовать уют. В кружке дымится чай — он пахнет невыносимо сильно, отвратительно, кажется, клубникой.

Мне вдруг становится тяжко и душно, я пытаюсь избавиться от проклятого комка в горле и хоть как-то дышать, но он прорывается бесполезными слезами, которые в тишине по-особенному звонко стукаются о мое колено.

И все же я знаю, что ничего не изменится. Пройдет еще день или неделя, или месяц, или год, и я снова покорно шагну за ним, вцепившись в ледяную, как у мертвеца, руку.