Зеленые глаза (гет)

2

К вечеру ожидание, смешанное с нетерпением, стало почти невыносимым. Леди Дельсток стала рассеянной, невпопад отвечала на вопросы мужа о том, как прошел день, и, сославшись на недомогание, поспешила к себе в комнату. Здесь, отослав горничную, она опустилась в кресло с высокими подлокотниками и задумалась. За окнами на Лондон опускалась ночь, на улицах зажигались фонари, и Нэнси показалось, что город словно советует ей что-то, подталкивает к решению, соблазняя и отнимая способность рассуждать здраво. Окончательно приняв это для себя, Леди Дельсток направилась в гардеробную.

Сама мысль о том, что она сейчас старательно выбирает наряд» для завтрашнего благотворительного обеда, мысль о том, что она думает о каком-то бедном рабочем, была ужасно возмутительной и достойной порицания, но в груди у Нэнси росло странное чувство, подталкивающее и подталкивающее ее вперед. Было ли это любопытство или же тот факт, что незнакомец смотрел на нее как на женщину, но ей хотелось показать себя, чтобы он увидел, как она красива.

Нэнси, сама того не понимая, ждала завтра, представляя, как она будет выглядеть, как пройдет между столов, как изящно, если это слово можно применить к раздаче пищи, будет наполнять миски свежей горячей овсянкой, которая ей же и сварена. Желание показать себя в лучшем свете полностью заполнило ее, и Нэнси старательно гнала от себя мысль, что это можно считать изменой. Вовсе нет, убеждала она свою совесть, — это ничуть не похоже на измену, просто мне интересно, что же будет дальше. Глупо думать, что я, такая порядочная и хорошо воспитанная замужняя дама, чувствую что-то к оборванцу с зелеными глазами. Вздор считать это изменой, полный вздор…

Но завтра, которого она так ждала, принесло ей ни с чем не сравнимое разочарование. Таинственного незнакомца на кухне не было. Напрасно Нэнси вглядывалась в немытые, покрытые щетиной лица рабочих, выстроившихся в длинную очередь перед большими котлами, из которых Леди Дельсток наполняла их миски овсянкой — зеленоглазого нахала среди них она не видела. Напрасно Нэнси несколько раз, безо всякой на то нужды, ходила между столами в одном из самых лучших своих повседневных платьев, выгодно подчеркивающих фигуру и которое очень шло к ее серым глазам. Все было зря, и даже то неведомое томление души, и порочные мысли, крутившиеся в ее очаровательной головке вечером — все поблекло и потемнело, уступая место досаде. Нэнси чувствовала, что ее унизили, хотя это и было вовсе не так. Негодяй снова посмеялся над ней, как тогда, когда говорил «спасибо», а она опять не может дать ему соответствующий его поведению ответ.

Когда гнев и досада улеглись, Леди Дельсток попыталась мыслить логично, как учил ее муж. Незнакомец мог вполне найти работу и уже не нуждаться в подобных благотворительных мероприятиях, а мог вернуться домой, в деревню, если приезжал в Лондон на поиски работы. Был еще третий вариант развития событий, в который Нэнси не хотелось верить. Незнакомец мог умереть. Случайная драка, несчастный случай, да и просто голодная смерть — для жизни большого города это обычные ситуации, и кого волнует судьба бродяги? Сжимая от волнения и нахлынувших чувств перчатки, Леди Дельсток вглядывалась в окна кареты, словно надеясь увидеть на улице своего знакомого незнакомца. Она сидела очень прямо, так, что скоро заболела спина, но не могла заставить себя оторваться от созерцания проплывающих мимо экипажа улиц. Найти в шумном и переполненном Лондоне одного-единственного человека было бесполезной затеей, и Нэнси разочарованно приказала кучеру поворачивать домой. Все же она была не обычной прачкой, а Леди Дельсток, и рисковать репутацией своего мужа не желала.

И все же, все же она надеялась, что обязательно встретит этого человека. Нэнси еще с детства знала, что не бывает таких случайностей, воспоминания о которых заставляли ее краснеть и терять способность рассуждать здраво.

Прошла неделя, за ней еще одна, и на город пролилась весна, Лондон засиял: распускались первые пронзительно-зеленые листья на деревьях, кустарники стояли по обе стороны улицы яркими изумрудными заборами, солнечные лучи отражались от окон домов и падали на улицы золотистыми пятнами света. И посреди этого буйства золотого и зеленого Нэнси все еще помнила удивительные глаза незнакомца. Воспоминания против обычного не исчезало, казалось, что оно так и останется с Нэнси навсегда, и она хранила его особенно бережно, поначалу часто обращаясь к этому дню. Постепенно суета, общественные и домашние хлопоты заслонили его, но если на улице она вдруг замечала всполох зеленых глаз, в груди у Леди Дельсток все замирало, сердце пропускало несколько ударов, но чуда не происходило.

Но теперь, когда со всех сторон на нее обрушилась первая зелень весны, она снова почувствовала себя потрясенной и растерянной. Ее двадцать первая весна была совсем иной, слишком ослепительно все было вокруг, и слишком сильно ветер развевал голубые ленты на ее шляпке. И Нэнси казалось, что этот весенний зефир принес с собой ее юность, когда она еще девчонкой бегала по полям, читала в тесной отцовской библиотеке книги о первых чувствах о любви.

Тогда тоже пылали ярким румянцем щеки, вздымалась под тонкой сорочкой грудь, а тонкие пальчики все быстрее и быстрее перелистывали страницы. Как же давно это было, но сейчас Нэнси словно проснулась после долгой спячки и с удивлением смотрела на этот большой мир, который окружал ее со всех сторон. И чем стремительнее за окном наступала весна, тем тягостнее ей становилось в стенах большого особняка Дельсток. Раньше она и не замечала, какой он серый и скучный. Даже выкрашенный новой краской фасад здания виделся ей темным, а цветы, высаженные в палисаднике и вот-вот готовые распуститься, казались ей могильными. Нэнси еще толком не понимала, что именно с ней происходит, но странное томление в груди вот-вот должно было достигнуть предела, и ей становилось страшно — что будет, когда оно переполнит ее, как вода переполняет кувшин?

С ней происходило что-то странное: обычно серые глаза теперь казались серо-голубыми, и от этого она резко похорошела, словно расцвела, и даже не особо наблюдательный Гейлон, подметив это, шутливо поинтересовался — уж не влюбилась ли она? Это замечание повергло Леди Дельсток в ужас, и она горячо заверила мужа, что он ошибается, и единственный мужчина, которому она хранит верность и дарит свою любовь — ее муж. Гейлон только улыбнулся и вновь вернулся к газете. А Нэнси еще долго смотрела в полупустую чашку с чаем и старалась сдержать нервную дрожь.

Лорд Дельсток вдруг рассмеялся, заставив жену вздрогнуть и перевести на него удивленный взгляд.

— Послушай, что пишут в "Панче", — пояснил Гейлон, вчитываясь в небольшую газетную заметку. — "...Во время допроса, проводимого мистером Квинном, свидетельница сообщила, что некто назвал ее мужа «ирландской свиньей». Она заметила, что ее муж не ирландец».

— Занятно, — отозвалась Нэнси, ловя себя на мысли, что это ей нисколько не интересно.

Наоборот, все сказанное мужем показалось ей намеком, но на что именно — она не могла понять. Впрочем, месяцем раньше она бы охотно отозвалась на предложение мужа обсудить этот курьезный случай, потом разговор мог перейти в политику, о которой она так любила рассуждать. Гейлон пустит парочку едких замечаний, она с жаром станет доказывать свою точку зрения, а потом в столовую войдет кухарка с горячим пирогом, и все завершится вечерним чаем с куском сладкой выпечки.

— Вот что! — сообразила Нэнси, разливая по чашкам ароматный чай. — Предсказуемость.

За три года семейной жизни она научилась предсказывать, что произойдет в следующую минуту, что ответит ей муж или что она сама сделает в тот или другой момент. Но это не жизнь по указке, нет, это что-то иное: у Нэнси есть выбор, да только делает она то, что от нее, как Леди Дельсток, и ждут. Правила в обществе, этикет в доме — все подчинено законам и нормам, все предсказуемо и заранее известно. Это нескучно, но так обыденно... Мысли же о незнакомце не укладываются в ее образ жизни, они противоречат ему, словно Нэнси бросает вызов обществу, и неважно, что само общество ничего не знает. Знает она, и этого достаточно.

— Ты в последнее время стала совсем другой, — продолжил Гейлон, все так же читая газету. — Я смотрю и не узнаю свою старую добрую Нэнси. Что с тобой происходит, милая?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — она протянула ему чашку с блюдцем. — Твой чай, дорогой. Я все та же Нэнси, но к чему эти вопросы?

— Я всего лишь подумал — если хочешь поделиться тем, что тебя тревожит, я всегда тебя выслушаю, Нэнси, — ответил Гейлон, и это было последнее, что он сказал за вечерним чаем.

Тем утром, когда они встретились снова, Нэнси была краше обычного. Она в одиночестве совершала велосипедную прогулку, медленно катаясь по тенистым аллеям парка и любуясь окружающей ее природой. Сегодня Нэнси была особенно прелестна в новом костюме, купленном специально для катания верхом на двухколесном средстве передвижения. В волосы она вплела зеленую шелковую ленту, так подходившую к ее глазам, и не без удовольствия наблюдала, какое впечатление она производит на таких же, как и она, любителей велосипедных прогулок.

От слабого ветра, дующего прямо в лицо, щеки Нэнси слегка разрумянились, и вся она, начиная от серых туфелек без каблука и заканчивая маленькой шляпкой, защищающей лицо от солнца, была чудо как хороша.

Леди Дельсток повернула на боковую дорожку, ведущую вглубь парка, где в этот час никого не было, и тут же в лицо ударила зелень прищуренных глаз, мир сначала выцвел, а потом засиял новыми красками. Широкая усмешка, небольшая ямочка на щеке, в которой спряталась все озорство и лукавство ее незнакомца, аристократический нос с горбинкой, темные волосы, зачесанные по последней моде, широкие ладони, небрежно лежащие на руле, — у Нэнси не было сомнений. Посреди дорожки, облокотившись о велосипед, стоял Он.

— Вот мы и встретились снова, — произнес незнакомец, проводя рукой по волосам. — А Вы все так же очаровательно смущаетесь. Должен сказать, Вам это к лицу, Леди Дельсток.