Зеленые глаза (гет)

3.

Она резко остановила велосипед, до предела надавив туфлей в педаль и чуть не потеряв равновесие. Происходящее казалось ей сном, весенним миражом, фата-морганой, возникшей только по одной причине: Нэнси слишком много думала о нем — вот и результат.

Но, помимо ее воли, ноги сами понесли к миражу, велосипед был забыт, и Леди Дельсток сама не поняла, как оказалась в объятиях незнакомца. Его ладони обхватили ее талию, и зеленые глаза оказались совсем рядом — Нэнси показалось, что она почти утонула в них, и у нее нет больше сил сопротивляться. Взгляд гипнотизировал, манил, но уже через секунду Нэнси с негодованием вырвалась из кольца сильных рук и для верности отступила на несколько шагов. То, что она сейчас себе позволила, было слишком возмутительно и недостойно поведения замужней женщины.

— Прекратите! — выпалила Нэнси, чувствуя, что щеки пылают то ли от гнева, то ли от смущения. И хотелось опять оказаться в объятиях незнакомца, ощутить его силу, утонуть в его глазах и опять, опять приблизиться к чему-то темному и запретному, для чего было достаточно нескольких шагов. И она была не против их сделать.

— Но Вы сами… — складывая руки на груди и в упор глядя на нее, несколько озадаченно протянул незнакомец, — Вы сами этого хотели, не так ли?

— Я?! — выдохнула Нэнси, судорожно сжимая руки в кулачки, — я?! Сначала подмигнули мне, затем пропали, а теперь еще и обвиняете?!..

— Вот как? — он рассмеялся, запрокидывая голову. Его громкий заливистый смех, казалось, проник в каждый укромный уголок парка, отразился от весенней зелени и яркой стрелой затерялся в небе. — Значит, вот как на леди действует подмигивание? Кто бы мог подумать…

Нэнси осторожно кашлянула, стараясь скрыть свое смущение. До нее только что дошел смысл сказанных слов, она же почти призналась, призналась, что этот человек, имени которого она даже не знает, ей небезразличен. Возмутительно! Но сейчас она не чувствовала стыда, наоборот — как, должно быть, смешно эта ее реплика выглядела со стороны. Она тоже рассмеялась, прикладывая ладонь к лицу, надеясь, что незнакомец не поймет, что творится с ней. Так они встретились во второй раз…

***

... Его поцелуи были жаркими и горячими, они огнем разливались по телу Нэнси, от них горели щеки, и сама она чувствовала себя как в лихорадке, причиной которой был, конечно же, Джек. Он ворвался в ее жизнь стремительно и властно, подобно урагану, разметав в стороны ее слабые попытки к сопротивлению. Леди Дельсток куда-то бесследно исчезла, уступив место романтичной и немного ветреной шалунье Нэнси. С Джеком было удивительно просто и легко. Он поражал ее своими поступками, казавшимися ей верхом безрассудства: игрок, кутила и франт, Джек с легкостью играл любые роли, обманывал и бессовестно манипулировал окружающими, если это входило в его планы. А планы он строил основательно, тут же нетерпеливо воплощая их в жизнь.

Мало кто смог бы из безработного всего за несколько недель превратиться в трудоустроенного на фабрике рабочего и разжиться деньгами (откуда они, Нэнси так и не поняла, Джек говорил намеками, темнил, но она чувствовала, что добыты они не совсем законным путем). А он смог, причем, судя по его рассказам, смог без особых усилий, только за счет своего обаяния и удачи. Удача преследовала его по пятам, и он не собирался избавляться от столь приятной спутницы.

И, даже работая на фабрике по производству обуви, он легко пропускал трудовые будни, словно его не могли уволить лишь за один прогул. Но, видимо, так оно и было — и в этом заключалась еще одна тайна Джека. В том, что тайн у ее ухажера было много, Нэнси убеждалась каждый день, но это не казалось ей неправильным, напротив, этим он ей и нравился.

С ним никогда нельзя было знать точно, что он сделает в следующий момент,, ей все чаще казалось, что ее новый знакомый создан из одних только только неожиданностей и непредсказуемости, при этом сам он твердо знал, чего хочет и как этого добиться.

И когда Нэнси поняла, что она тоже попала в список желаний Джека, было уже поздно. Она окончательно увлеклась им и уже не представляла, как станет проводить среды и пятницы без его общества. Разумеется, они встречались тайно, урывками, стараясь выбирать не особо людные места, но Нэнси понимала — придет время, и кто-нибудь их заметит и незамедлительно донесет мужу. Может, даже ненамеренно, просто упомянет вскользь в разговоре, как это обычно и бывает. И тогда… что будет тогда, Леди Дельсток боялась даже представить.

Джека же это мало волновало. Он наслаждался теми минутами и часами, что они проводили вместе пока еще как друзья, ему было приятно, что он стал для Нэнси всем, распахнул ей дверь в новую жизнь — веселую, яркую, полную света и удовольствий. Являясь замужней дамой, во многих ситуациях она оставалась растерянной девушкой, толком не зная как поступить, или ответить на ту или иную его реплику.

Когда он переводил разговор в область интимных отношений, изредка позволяя пошлые шутки, более уместные в борделях, Нэнси очаровательно краснела и горячо пыталась объяснить, что так в обществе леди вести себя никак нельзя, он только озорно смотрел на нее и шутливо щелкал по носу. «Нэнс, до чего же ты еще наивная, муж совсем тебя ничему не учит», — говорил он и сильнее прижимал к себе. Она опять протестовала, лишь для вида пытаясь вырваться из его рук, но он намеренно не отпускал, ведь на самом деле Джек видел — ей нравилось.

Видел он и другое — она безумно боялась переступить черту их отношений, став ему больше чем спутницей в прогулках. Джек сам толком не понимал, почему так долго возится с ней. Обычно он сразу брал то, что ему хотелось, а потом забывал, когда объект чувств ему наскучивал, но то обычные девчонки — работницы фабрик, прачки, хорошенькие служанки, словно созданные для того, чтобы жарко тискать их под лестницами. Нэнси была другой, и эта недоступность, некоторая ее наигранная жеманность вместе с искренностью и неумением толком лгать, все это создавало необычный образ, что еще больше манил и вызывал неподдельный интерес.

Но рано или поздно их отношения должны было закончиться обычной интрижкой, и Джек вел Нэнси к этому, становясь все более развязным и не стесняющимся своего языка. Нэнси была уже в его власти, очарованная, сбитая с толку и — вся его. Он продолжал играть с ней, поначалу как коварный соблазнитель, желая только одного — чтобы она сама отдалась ему, перешла черту первой. Но это было интересно только поначалу, теперь он ждал любого случая, чтобы просто задрать ей юбки и взять то, что уже давно принадлежало ему.

***

Нэнси тоже с тревогой ждала момента, когда Джек попытается сделать ее своей любовницей, но вместе с этим чувством она испытывала и жгучий интерес. Умирая от стыда, она никому не могла признаться в этом, но грех манил и манил, и хотелось немедленно узнать, как это, и тут же сгореть от греховности совершенного. Джек своими словами ли, действиями ли подталкивал ее все ближе и ближе к краю, не позволяя вернуться обратно, в тихое и надежное прошлое. Но Леди Дельсток не была уверена, что хочет возвращения.

Ей нравилось жить с тайной, сердце волнительно билось каждый раз, когда они встречались с Джеком, и все ее естество словно кричало «смотрите, смотрите, с кем я иду! смотрите, какой у меня кавалер! вам такое всем и не снилось!».

Поначалу она гордилась Джеком, как гордятся вещью: новым красивым платьем или сумочкой, но позже, каждый раз, когда они оставались одни в пустынном уголке парка или в дальнем конце музея, она чувствовала его силу, его власть над собой. Его слова и прикосновения — все разжигало страсть, такую страсть, какую Нэнси никогда не испытывала со своим мужем. И она перестала этого стыдиться, безоглядно доверяя Джеку и поощряя его действия своим молчанием. Нэнси верила, что пока сама не даст согласие, Джек не станет брать ее силой.

В тот день они встретились как обычно в музее, чинно прошлись по залам, обсуждая какую-то ерунду. Нэнси толком не слушала Джека: ловила только звуки его голоса, наслаждалась тем, как ее рука покоится на изгибе его локтя. Джек как обычно говорил, говорил много, а она жадно вслушивалась в звучание его голоса, казавшегося ей дивной песней. Но когда они неожиданно оказались у черного входа, Нэнси запаниковала. Джек сильнее сжал ее руку в белоснежной перчатке и потянул за собой куда-то вниз по лестнице. Они вышли в узкий и грязный переулок, где пахло нечистотами и чем-то еще более отвратительным. Нэнси попыталась вырваться, но он приложил палец к ее губам и подтолкнул вперед.

В полумраке ей показалось, что его взгляд, до этого добрый и лишь изредка насмешливый, вдруг стал жестоким и злым. Нэнси тихо ахнула, понимая, что все случится именно сегодня...

Позже, когда она ехала в экипаже домой, леди Дельсток стоило больших усилий сохранить спокойствие. Ошарашенная и напуганная тем, что испытывала всего несколько часов назад, Нэнси не знала, как себя вести. Все слова, что она придумывала к возвращению мужа, казались нелепыми, чудилось), что как только она откроет рот, то тот час же выдаст себя, и Гейлон поймет, как низко она пала. Она не боялась его гнева, но было страшно увидеть его лицо, услышать его осуждающий голос, увидеть презрение в глазах. Да, больше всего Нэнси боялась презрения со стороны того, кем всегда восхищалась и к кому испытывала благодарность. Она думала о том, сколько Гейлон сделал для нее и какой монетой она ему отплатила. Но потом закрывала глаза и вспоминала о Джеке.

И ее захлестывали совсем иные эмоции, этой стыдливой Нэнси, направляющейся домой, больше не существовало: вместо нее в экипаже сидела женщина, осознавшая, что такое страсть, что такое настоящие чувства, женщина, испытавшая неземное блаженство, раз за разом приближаясь все ближе к водовороту греха и разврата. Это было удивительно — заново переживать все пикантные подробности произошедшего: вспоминать свои стоны и вскрики, грубые, но оттого еще более приятные ласки и движения Джека, ее любовника, ее первого и единственного любовника!