Империя прилагается (гет)

Марк.

Артур был прав. Мы не зря расположили посты в саду и во флигеле, где временно базировался доктор. Уже к вечеру первый, а потом и второй посты доложили мне о том, что Императрица вернулась и направляется в лечебницу. Я тут же сорвался с места и, безбожно сокращая пролеты лестниц прыжками через перила на следующую ниже площадку, помчался ей на встречу. Зачем? Ну, наверное, чтобы убедиться, что она действительно вернулась. Хотя нет, зачем врать — чтобы увидеть ее еще раз и убедиться, что Артур прав, и она вовсе не против того, чтобы я был рядом. Очень хотелось в это верить. Наконец в длинном коридоре флигеля я увидел знакомую худенькую фигурку, которая медленно и целеустремленно брела вперед, держась за стену и едва переставляя ноги. Боги! Что с ней?! Я подскочил, подхватил ее на руки и, чтобы не напугать негромко шепнул, почти касаясь губами ее маленького ушка:

— Все в порядке, это Марк. Что с Вами, госпожа? Вы ранены? Нужен врач?

Она вяло обняла меня рукой за шею и слабо улыбнулась.

— Нет, Марк. Все хорошо — я просто устала. Если тебе не трудно, помоги мне, пожалуйста, добраться к Эзре.

— Мне совершенно не трудно! — уверил я, тая от ее улыбки и покрепче прижимая ее легкое тело к своей груди. Знаю, что это нечестно, но удержаться просто не было сил. Ну, когда еще я смогу пронести ее на руках? К тому же, она начала ощутимо дрожать, кажется, ей было холодно. По крайней мере, ее ладонь была совершенно холодной, почти ледяной.

— Как хорошо, — подтвердила она мои подозрения, — ты теплый.

И сама попыталась уютнее устроиться на моих руках. Если бы я был котом, наверное, уже бы мурлыкал от удовольствия. Не удержавшись, тихонечко поцеловал ее в макушку.

— Ты что, Марк? — удивленно спросила она.

Черт! Заметила!

— Какой-то пух в волосах застрял, — не очень убедительно соврал я. Или убедительно? По крайней мере, она не стала ни возмущаться, ни переспрашивать.

Я пинком ноги открыл двери во временную лечебницу. Мне навстречу поднялся немного помятый доктор Эзра. Он удивленно посмотрел на меня и императрицу, а потом подобрался и быстро спросил:

— Что с ней?

— Все хорошо, Эзра! — поспешила она его успокоить. — Я устала, поэтому Марк меня донес.

Но доктор не успокоился и коротко бросил мне:

— Положи сюда — на кушетку.

Эльга тут же свернулась калачиком, ее затрясло еще сильнее — белая простынка на кушетке была довольно холодной. Я увидел брошенный в кресле плед и хотел накрыть ее, но доктор остановил меня.

— Погоди, я вначале осмотрю.

Он взял госпожу за запястье и, достав часы, что-то высчитывал. Недовольно фыркнул. Потребовал:

— Откройте рот. Шире.

Повернул ее голову к окну, заглядывая в открытый рот госпожи, и недовольно пробормотал что-то себе под нос.

— Накрой! — это уже мне. Я тут же укутал ее, но этого мне показалось мало, и я спросил:

— Может, есть что-нибудь потеплее?

Эзра мельком взглянул на меня. Он уже готовил какую то ампулу и шприц. И делал все это очень быстро. Мне стало не по себе от его сосредоточенного взгляда.

— С госпожой что-то не так? — тихо спросил я.

— Еще бы! — так же тихо отвечал он, более не отвлекаясь от своего дела. В шприц постепенно набиралась какая-то прозрачная жидкость. — У нее кровь во рту. Я не заметил повреждений слизистой.

— Это плохо? — спросил я, чувствуя, как от страха за нее у меня немеют губы.

— Не очень хорошо, естественно.

Доктор протер ватой ее руку и по комнате поплыл резкий запах. Потом он быстро и резко ввел иглу и нажал на поршень шприца. Я невольно поморщился. А госпожа, кажется, даже не заметила. Ее глаза были закрыты, а дыхание было частым и поверхностным. Плохо. Да что же с ней такое?!

— Чем я могу помочь? — спросил я доктора. Тот бегло взглянул на меня и ободряюще улыбнулся.

— Ничего! Все будет хорошо. А если помочь, то приготовьте пока чаю.

Я прошел в соседнюю комнату и быстро приготовил чай.

— Послаще? — уточнил я, вспомнив советы самой госпожи.

— Да, конечно.

Я намешал три ложечки сахара. Сам обычно обходился одной. Значит, три — в самый раз.

— Вот. Чай.

Доктор взял в руки исходящую дымком чашку и сделал большой глоток.

— А как же? — удивился я.

— Спасибо! Чай я просил для себя, а ей пока ничего нельзя. По крайней мере, пока я не исключу внутреннее кровотечение. Лекарство уже начало действовать, сейчас посмотрим результаты.

Эльга, постарайтесь сесть. Думаю, Вам сейчас это пригодится. Ну же! Откройте глаза. Вот так. Как Вас зовут? Марк, помогите ей сесть и придерживайте за плечи.

Дорогой доктор! С огромным удовольствием выполню ваше распоряжение! Я приобнял за плечи дрожащую госпожу и так удерживал ее, пока доктор производил повторный осмотр. Сам я замер в довольно неудобной позе, но это не важно. Главное, чтобы ей, моей avanta-mou, было удобно. Я вполне способен немного потерпеть. Она потихоньку приходила в себя. Лицо приобретало более естественный оттенок, и трястись она стала значительно меньше. Эзра еще раз взял ее запястье. Сверился с часами и удовлетворено улыбнулся.

— Ну-с, голубушка, каким это способом Вы себя довели до такого состояния? И откуда во рту кровь? Грызли на обед фарфоровые тарелки?

— Вот уж нет! — улыбнулась она. — Предпочитаю ягоды и фрукты. Я, между прочим, принесла вам обещанные таблетки. Для Янека. — пояснила она, протягивая доктору две бумажных коробочки, которые до сих пор зажимала в руке.

Он раскрыл, достал вложенный лист бумаги и какие-то зеленоватые маленькие кругляши, упакованные в странную полупрозрачную плоскую коробку. На бумаге мелкими буквами было что-то написано, но доктор только разочаровано развел руками:

— Не понимаю, тут не по-нашему.

— Я прочту! — охотно вызвалась госпожа.

Читала она минуты две. Но вот толку от этого было чуть: все изобиловало какими-то непонятными терминами. Лично я уловил только суть — болевой синдром чего-то там. Видимо, от боли. Судя по удивленному лицу доктора, он тоже понял не все.

— Значит, до четырех таблеток с равными промежутками? — уточнил он.

— Да.

— Хорошо, попробуем. Мы все равно ничего не теряем.

Он ухватил обе пачки и отправился в соседнюю комнату. Видимо, именно там располагался Ян.

Артур снова был прав — она отправилась в свой мир вопреки нашим советам и добилась своего. Упрямица!

— Марк, — она тихонько тронула меня за руку. Я чуть не дернулся от неожиданности, но тут же замер — Прости меня, пожалуйста, я на тебя накричала. Ты, наверное, обижен?

Она виноватыми глазами ловила мой взгляд, а я… я просто не знал, что ей ответить. Слишком хорошо помнил я прежнюю госпожу и ее уроки. А вот эту госпожу просто иногда не понимал.

— Вам не за что извиняться… Да и не принято это, — неуклюже сказал я, скрывая свое смущение.

— Я с тобой не согласна, Марк. Я же знаю, что не права — значит, должна извиниться. Я понимаю, почему ты так говоришь. Но скоро, Марк, все изменится. Просто поверь — все изменится.

Она ласково погладила меня по руке и улыбнулась.

— Просто скажи, что не обижаешься на меня.

— Я не обижаюсь на Вас, — через силу выговорил я, проглатывая неизменную приставку «госпожа».

— Марк, я разговорилась с этим мальчиком… как его… Данечой!

— Ваш охранник? Дэниэл, — поправил я.

— Точно! Я надеюсь, что у него из-за моей выходки не было неприятностей? Он не виноват, это я его обманула.

— Я понял, с ним все в порядке.

Я мысленно поблагодарил Артура, который не дал мне как следует наказать парнишку. Думаю, что другой ответ вряд ли бы устроил госпожу.

— Он сказал мне о том, что существуют рабские аукционы. Это так?

Она требовательно смотрела на меня, ожидая ответа, а я молчал, чувствуя, как постепенно становится явью мой самый большой кошмар. Еще совсем немного, и она вспомнит или узнает то, что я скрывал все эти годы. Боги! Кто же тогда меня купил?! Кому передали сведения обо мне?

— Почему ты молчишь, Марк? — дернула она меня за рукав. Я постарался, чтобы мой голос звучал ровно.

— Да, госпожа.

— Я хотела бы побывать на одном из них. Это возможно?

— Зачем это Вам, госпожа? — с удивлением воскликнул я. — Вы просто не представляете себе, какая это… — я несколько секунд подыскивал подходящее слово, — грязь.

— Почему, Марк?

И чистый наивный взгляд глаза в глаза. Боги! Как ей поприличнее объяснить, что господа ее уровня не ходят по аукционам. Тем более — госпожи. Женщинам в этой клоаке вовсе не место. А объяснять придется.

— Там очень… гадко. Вам не понравится.

— Ну и что? Мало ли что мне не нравится? Я обязана знать.

— Это унизит Ваше достоинство.

— Прости, Марк, не понимаю, — она развела руками.

Я набрался смелости и все же сказал:

— Рабов продают обнаженными. И их много. Вокруг Вас будет множество совершенно голых мужчин. И женщин.

Она нахмурилась, но упорствовала в своем желании:

— Все равно — я обязана знать, что и как происходит в моей стране.

Я вздохнул. Боги, за что все это именно мне?

— Во время торгов рабов осматривают. Иногда довольно грубо. Везде осматривают. На аукционах нет женщин-покупательниц. Они приобретают товар через посредников.

Она сжала губы в тонкую линию. Все, уперлась, не убедил — и сказала:

— Я поняла тебя. Спасибо за предупреждение, но я все равно должна там быть. Хотя бы однажды и на одном аукционе. Это даст мне представление обо всех остальных и поможет решить ряд нужных вопросов. Поверь, это не обычная блажь. Просто я чувствую, что так правильно. Ты мне поможешь? Ты будешь моим проводником и охраной?

— Да, разве я смогу оставить Вас там одну?

Я печально улыбнулся.

— Когда Вы хотите поехать?

— А когда будет аукцион?

— Аукцион работает ежедневно. Выбирайте удобное для Вас время, госпожа.

— Тогда… тогда… давай через три дня? — предложила она. — К тому времени я успею отдохнуть. Знаешь, я ведь выпила голубой флакон из твоего подарка! Это так здорово!

— Я понял.

— А второй флакон… если ты не против, может, согласишься выпить ты и, например, Рик? Там на двоих. Вы самые лучшие из моих друзей. Ты не против?

Было приятно слышать, что она считает меня одним из друзей. Как же хорошо ее знает Артур!

— Конечно, если Вы мне доверяете, avanta–mou, я с радостью приму ваше предложение. Думаю, что и Рик будет рад принять его.

Еще бы он возражал! Как госпожа решит, так и будет.

— Как-то совсем не заметно, что ты рад? Что-то не так, Марк?

Я сглотнул комок, застрявший в горле, и ответил натянутым, словно чужим голосом:

— Госпожа, все в порядке. Вам показалось.

— Да нет… — протянула она. — Я прекрасно вижу, что что-то не так. Марк, если не хочешь, можешь не пить из того красного флакона. Я не настаиваю.

— Дело не в этом, госпожа.

— Тогда в чем? Что случилось, Марк?

Она участливо, по-доброму смотрела на меня и ждала ответа. Ну что ей сказать? Я никогда не смогу сказать ей правду! Никогда…

— Есть одно госпожа… это не касается Вашего предложения. Это только обо мне. Мне больно и… стыдно говорить об этом и вспоминать. Если не возражаете, я бы не хотел, — почти шепотом ответил я.

Она побледнела и сказала:

— Хорошо, Марк. Если это касается аукциона, то ты можешь не ехать туда. Меня смогут проводить другие.

— Нет, нет! Я буду с Вами, госпожа. Это только отчасти идет от аукциона. Это — мое прошлое, которого лучше бы никогда не было вовсе.

Я тревожно глянул на нее — не вспомнит ли сейчас? Нет. Значит, сведения переданы не ей. И хорошо, и плохо. Сколько я еще смогу ходить по лезвию бритвы? А она продолжила:

— Но у нас остается еще пара нерешенных вопросов. Первое: не проведено расследование относительно мятежников. Второе и, пожалуй, самое для меня неприятное — не осуществлена процедура наказания в отношении тебя и Рика. Марк, мне уже намекали на то, что откладывать эти вопросы далее не представляется возможным.

Я облегченно вздохнул. Наконец-то она перешла от опасной для меня темы к чему-то попроще.

— Я понимаю, как это неприятно для тебя, но что делать? — попыталась она оправдаться.

— Да все нормально, госпожа. В отношении первого вопроса — следствие практически завершено. Осталось оформить документы. Основные сведения собрали мои помощники, они же провели большую часть допросов. Думаю, что через день смогу представить Вам проекты указов относительно наказания мятежников.

— Ты только не очень там свирепствуй, — напомнила она.

— Не буду. Я помню Ваши распоряжения. Что касается второго вопроса, то время его исполнения целиком зависит от Вашего желания — сегодня, завтра, да в любой день

— Но Марк! Если сегодня или завтра, то как же ты будешь сопровождать меня на аукцион?

— Да нормально, — пожал я плечами. — Если будет так, как мы условились, то не вижу никаких проблем. Объем наказания не принесет серьезного вреда здоровью, значит, ничего не отменится.

— Но вам будет неудобно, — тихонько не согласилась она.

— Бывало и хуже, ничего страшного. Просто назначайте срок.

Она немного подумала и неуверенно сказала:

— Давайте тогда завтра, часов в одиннадцать утра. Не возражаешь?

— Не возражаю, — улыбнулся я. Абсурдная ситуация, никогда не думал, что когда-нибудь доживу до того, чтобы госпожа интересовалась у раба, не возражает ли он по поводу собственного наказания. Она очень печально с сочувствием посмотрела на меня и спросила:

— А я кому-то должна отдать какие-то распоряжения об этом? Да?

— Не стоит беспокоиться, госпожа, я сам обо всем распоряжусь.

Я коротко поклонился и вышел. Нужно было отдать необходимые указания. Для начала — относительно оформления документов по итогам расследования мятежа. В черновом варианте я уже кое-что набросал. Но надо поговорить с Диком, пусть займется оформлением на завтра. Да, вот, кстати, и он.

— Отлично, я как раз иду к тебе.

— А я, не поверишь, ищу тебя! Марк, — Дик посерьезнел и стал говорить тихо, опасаясь ненужных ушей. — Тебя немедленно хочет видеть Даниэл Шахри, нынешний владелец школы рабов Крона.

— Зачем?

— Говорит, что его вопрос, прежде всего, касается тебя лично. И говорить об этом он будет только с тобой.

Я вспоминаю… Барон Шахри… Он купил у Карона школу. А Карон ушел на покой. Переименовывать известное учреждение не стал, использует раскрученное имя школы. С ним я ни разу не встречался. Повязали его наши близнецы, допросы вел Рик. Интересно, что ему от меня нужно?

— Хорошо. Где он сейчас?

— Нижний ярус, восьмой отсек.

— Я к нему загляну. А ты пока подготовь документы по мятежу для Императрицы. Черновые варианты в допросной в секретере.

— Я видел. Займусь. Тебе выделить охрану для беседы с господином Шахри?

— Не стоит — справлюсь сам.

— Держи ключи.

Дик передал мне связку из трех ключей — внешний ярус, нижний и от нужного отсека. Позвякивая металлом, в задумчивости относительно тем предстоящего разговора, я не заметил, как вошел на нижний ярус подземелья. Тут было холодно, сыро и не хватало света. Зато на сидельцев эта атмосфера действовала безукоризненно, они тут же умеривали свой пыл и становились намного более сговорчивыми. Ключ, неприятно проскрежетав, повернулся в замке, и я толкнул двери в восьмой отсек. В камере было еще темнее. Только маленький факел освещал довольно большое пространство комнаты. Однако его света было вполне достаточно, чтобы видеть невольного обитателя этого отсека. По приказу госпожи ни одного пленника не подвергли пыткам. Господин Шахри не был исключением. Но более чем недельное пребывание в подземелье уже успело наложить на него характерный отпечаток.

— Если не ошибаюсь, Марк? Начальник личной императорской охраны? — уточнил он.

— Да. Мне передали, что Вы, господин, хотели меня видеть по какому-то не терпящему отлагательств вопросу.

Хотя и мятежник, и пленник, но он все еще официально сохранял за собой немаленький социальный статус, и мое обращение к нему должно было быть максимально уважительным.

— Хорошо. Закрой двери. Не в твоих, да и не в моих интересах, чтобы кто-либо услышал наш разговор.

Интересное, но вполне предугадываемое начало. Отчего бы не уважить человека? Я пожал плечами и прикрыл двери плотнее.

— Теперь вас, господин, все устраивает?

— Вполне, — неприятно усмехнулся он. — Для начала хочу сообщить тебе, как начальнику личной императорской охраны, что я ее не трогал и пальцем. Тот, кто виновен — погиб.

— Благодарю вас, но если вы приглашали меня только за этим, то должен вам сообщить, что все это я уже выяснил.

— Нет, не только. Это всего лишь прелюдия — для того, чтобы ты не испытывал в отношении меня ненужных в нашей ситуации эмоций. А теперь ближе к делу… или к телу? У меня есть данные о том, что для тебя, раб, предпочтителен все же второй вариант?

Он криво усмехался, ожидая моей реакции. Я молчал. Разумеется, я прекрасно понял, что он хотел сказать. Вот значит как… информация обо мне у него. На этом поле я явно в проигрышной позиции.

— Ну, ты понял, что я тебе сказал? — он изящно выгнул дугой бровь.

— Вполне, господин, — сдержано и негромко ответил я.

— Прекрасно. В свое время твой прежний хозяин не стал передавать эти данные поставщику императорского двора. Он разумно предположил, что когда-нибудь информация может пригодиться ему самому. Ему не пригодилась, но сейчас очень кстати пришлась мне. Как ты считаешь, раб, как твоя госпожа отреагирует на сведения о том, что начальник ее личной охраны мужеложец?

Я невольно задержал дыхание. Слышать об этом от постороннего человека было неожиданно больно. Выдержав паузу, и дав эмоциям поуспокоиться, ответил:

— Думаю, ей это не понравится.

Шахри торжествующе ухмылялся:

— Правильно думаешь. Впрочем, есть другое решение этого скользкого вопроса.

Я молчал. Захочет сказать — скажет.

— Не хочешь узнать, какое? — глумился он.

Больше всего хотелось его просто убить. Прямо здесь и сейчас — и тогда не будет никаких скользких вопросов. Но я понимал, что это не выход. Начнется расследование, и мне придется объяснять причины своего поступка. Зная, как я подготовлен, вряд ли кто-то поверит, что я убил его случайно в процессе самообороны.

— Молчишь? Ну да ладно. Я сегодня добрый. Я тебе сделаю прекрасное предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Он устроился поудобнее, позвякивая цепью и раздраженно потер под браслетом наручников покрасневшую кожу.

— Значит так: ты меня отпускаешь, а я обязуюсь не передавать сведения о тебе Императрице. Да и кому-то другому тоже. Причем ты мне не побег устраиваешь, а именно освобождение.

— Как вы себе это представляете?

— Ой, вот только не надо сверкать честностью и наивностью. Оформишь документы проверки таким образом, чтобы по ним выходило, что я не имею к мятежу отношения. Что меня под угрозами принудили в этом участвовать, да и то косвенно. Бумага все стерпит.

— Бумага стерпит, — согласился я. — Вот только совесть моя этого стерпеть не сможет. Я вынужден отказаться от вашего предложения, господин Шахри.

Сказал, словно в ледяную воду прыгнул. Все… пути назад нет. Его лицо вытянулось в недоумении, потом он осознал, что ему ответили, и процедил сквозь зубы:

— Ты еще пожалеешь об этом, твареныш. Пшел вон отсюда.

Я поклонился и молча покинул отсек, основательно заперев за собой двери. Я шел к себе в небольшую, но такую удобную, ставшую для меня домом комнатку. Шел на автомате, все еще слыша в ушах слова Шахри. Не помню, сколько прошло времени, но очнулся, сидя на стуле у темного ночного окна в своей комнате. Многое было передумано… Но я был твердо уверен в том, что принял правильное решение: позволивший себя запугать и шантажировать один только раз должен ожидать продолжения. Я этого не хотел. Значит, ответил правильно. Вот только от этого во рту чувствовалась ощутимая горечь, словно разжевал сорванный при дороге стебель одуванчика. Очень скоро Шахри найдет способ поговорить с госпожой. Да, собственно, его и искать не придется — потребует встречи. И тогда я просто перестану существовать. Меня не станет. На моем месте в ее глазах появится мерзкое, гадкое существо, не имеющее права называть себя человеком. От осознания этого не хотелось жить. Если бы не вживленный намертво в школе принцип — умереть по своему желанию невозможно — вот сейчас закончил бы это никчемное существование, не задумываясь, чтобы никогда не увидеть ее взгляд, полный омерзения. Жаль, что я не смогу. Жаль. Завтра — наказание. Возможно, это будет последний день, когда я увижу госпожу, находясь в прежнем статусе. Который сейчас час? Ого… глубокая ночь. Нужно попробовать уснуть. Хотя бы несколько часов.