Пленники Теней (джен)

Часть III. Тени незримые

— Мне понадобится час, чтобы осмотреть ваших друзей, — снисходительно заявил Парцелиус. — Только предупреждаю, что в это время во дворце — во всём дворце — никого не должно быть.

Элли с недоумением посмотрела на алхимика и с неохотой кивнула. Почему во всём дворце? Он ведь огромен, и даже если это так уж опасно — вряд ли магия распространится по всем залам, комнаткам, переходам и коридорам от подвала до самой высокой башни. Периодически Элли опасалась даже заблудиться в собственном дворце. За те несколько дней, что она сейчас здесь прожила, она ещё не успела обойти его весь. Да и не до того было. Впрочем, магия — штука непредсказуемая, мало ли…

И всё же Аларм и Дровосек оставались здесь… Аларм. Ну почему ей так больно смотреть на него? Пустота в его глазах, ровный голос, которым он изредка отвечал на её вопросы — в основном только «да» или «нет», — механические движения не то чтобы пугали её, но заставляли так переживать…

И вот он остаётся под властью этого алхимика. Этого странного человека, который внушал Элли только неприязнь… Но ради Аларма и Дровосека она согласилась выйти за него замуж через год. Ужас.

Но может, за этот год что-нибудь случится… Хоть что-нибудь!

Отвлёкшись от тяжёлых мыслей, Элли повернулась к друзьям:

— Скажите, пожалуйста, всем во дворце, чтобы вышли в парк. Я сейчас…

Она не могла уйти просто так.

Быстро она скользнула в комнату, где Дровосек лежал на диване, как неживой... Впрочем, не «как». Он и был неживой... Элли на несколько секунд замерла возле старого друга. Сколько было вместе пройдено. Сколько раз она с остальными друзьями вытаскивала его снова в жизнь... И вот ещё один раз — но на этот раз всё так трудно... Она сидела рядом с ним, тихонько поглаживая холодные железные пальцы рук, глядя — не дрогнет ли железное веко... Она не так уж редко сидела так, и порой ей от напряжения начинало казаться, что он начинает шевелиться — но как только она возбуждённо вскакивала, наваждение рассеивалось. Нет, бесполезно. Последняя надежда на то, что всё сделается само собой, здесь отступила.

Глубоко вздохнув, Элли перешла к Аларму. Юный рыцарь послушной куклой сидел в кресле, уставившись невидящими глазами перед собой. Элли быстро наклонилась к нему. Последняя надежда.

— Аларм… ну узнай меня. Пожалуйста. Я Элли. Ты меня помнишь? Ты помнишь, как мы плыли на лодке по подземному морю? И на нас напал змей… — Слёзы снова покатились по щеками, Элли стало стыдно за них: она ненавидела быть плаксой. Торопливо вытерев непрошенные солёные капли, она улыбнулась: — И ты ещё тогда сказал, что я спасла всех нас… Ты помнишь? На меня тогда тоже что-то накатило, но я потом пришла в себя… Хотя и была в обмороке двое суток… Аларм, ну проснись. Узнай меня. Ну пожалуйста…

Она крепко сжала его руки. За дверью уже слышались шаги. Ненавистные шаги! Зачем, зачем она согласилась?.. Внезапно ей показалось, что взгляд Аларма стал чуть более осмысленным. И как будто пытаясь сделать хоть что-нибудь назло неприятному гостю, Элли быстро поцеловала Аларма в щёку — просто, по-дружески, — и выпрямилась на звук открывающейся двери, стараясь выглядеть холодно и невозмутимо. Молча прошла мимо вошедшего алхимика, не глядя на него, и закрыла дверь.

А потом побежала по коридору, как будто в беге можно было сбросить то напряжение, которое скопилось в ней за эти несколько дней. Ей хотелось помчаться сейчас далеко-далеко, чтобы никого не видеть и не слышать… Бежать долго-долго, разгребая руками траву по пояс, перепрыгивая через полевые цветы… Но это было невозможно. Она вернулась к друзьям, стараясь выглядеть спокойной. Страшила потихоньку ворчал на Парцелиуса, остальные следили за тем, чтобы все обитатели дворца вышли в парк. Это заняло немало времени. Наконец Элли встала возле двери, прислонившись спиной к стене дворца, и стала ждать. Ожидание было ужасным. Минуты казались часами, сердце стучало так, что, казалось, звук слышен за пять шагов. Страшила пытался о чём-то заговорить, но Элли ответила невпопад, и соломенный человек оставил её в покое…

* * *

Аларм проснулся.

Резкое и неожиданное чувство, похожее на то, когда рано утром внезапно тебя будит кто-нибудь. За тем исключением, что глаза открывать не надо. Просто только что он видел всё Оттуда, с Той стороны мира, и вдруг стал видеть всё, как обычно. Взгляд уткнулся в стену, потом Аларм почувствовал, что руки лежат как-то неудобно... Но шевелиться пока не стал.

Он почти физически ощущал чьё-то присутствие в комнате. Чьё-то тихое дыхание, чьи-то шаги. Чуть слышно скрипнула дверь. Аларм повернулся. Никого не было.

Комната была просторная и очень красивая. Два огромных окна, сквозь которые лился солнечный свет, были обрамлены тёмно-изумрудными шторами. Вся мебель в комнате тоже была зелёного или изумрудного цвета, и стены отливали бледно-салатовым. Аларм догадался, что сейчас он в Изумрудном дворце. Но кто был здесь с ним только что?

Аларм вскочил и быстро подошёл к двери, стараясь не шуметь. Осторожно приоткрыл её и выглянул в коридор. И чуть не вскрикнул от досады и раздражения. По коридору неторопливо уходил в сторону лестницы алхимик Парцелиус. Вот уж кого Аларм возненавидел с первой встречи, и за всё время их знакомства добрых чувств не прибавилось что с одной стороны, что с другой. Что Парцелиусу понадобилось в Изумрудном дворце? И почему он идёт так осторожно и медленно, словно вор? И где остальные, где Элли, где Страшила, в конце концов? Ведь они должны быть здесь, Аларм это знал. Он их видел — ещё из-за ТОЙ грани, где он ещё не мог им ничего сказать. Он видел, что и Дровосек где-то здесь. Но он знал, что у Дровосека своя судьба и своя история...

Парцелиус начал спускаться по лестнице, и Аларм осторожно, стараясь ступать бесшумно, пошёл за ним. Ему показалось подозрительным, что алхимик ходит по дворцу один. Ему кто-нибудь это разрешал, интересно? Аларм не видел тех моментов и не слышал тех разговоров, что предшествовали его возвращению, — а может быть, он их сейчас уже не помнил?.. Во всяком случае, он сейчас вдруг осознал, что все те сверхспособности, что пришли к нему ТАМ, остались ТАМ, за гранью. Здесь он не мог помнить всё, не мог так хорошо слышать и видеть, здесь он был обычным человеком... Он даже с трудом вспомнил, как выглядела мама. Зато теперь он её точно не забудет.

Парцелиус спустился вниз и пошёл куда-то по коридору. Аларм тихо двинулся за ним. Как шпион, подумалось ему. Для чего он шпионит за вредным алхимиком и зачем ему вообще это понадобилось, он не мог объяснить. Просто что-то показалось ну очень неправильным. Этого не должно было быть.

* * *

Парцелиус пребывал в превосходном настроении. Разумеется, он не видел и не слышал, как Элли последний раз пыталась заставить своих друзей очнуться. Ему это было и неинтересно: сентиментальщина, слёзки, нежности всякие... Дворец потряс его своей красотой и богатством. Мысль о том, что это всё может в скором времени принадлежать ему, заставляла алхимика чуть не лопаться от жадного восторга. Сколько всего! Сколько всяких украшений, золота, драгоценностей! И кому? Девчонке, забившей себе голову идеалами дружбы. То, что Элли годилась ему в прапрапраправнучки, его нимало не смущало. Сам он своего возраста давно не ощущал, а девочка была довольно хорошенькая, хотя и не красавица, конечно. Ради такой девочки вряд ли кто-нибудь потеряет голову, но алхимик её и не терял: голова у него прекрасно просчитала все выгоды нового положения. Глупышка явно готова пожертвовать чем угодно ради спасения друзей, а ему только этого и надо. Всё равно не своими же руками он будет их спасать. Сейчас Аларм с Дровосеком, потом ещё какая-нибудь неприятность... Если они погибли от магии Пакира, то это ж вообще шикарно: он, Парцелиус, может попросить Пакира подстраивать новой Хранительнице подлянки хоть каждую неделю. А к кому она побежит за помощью, если никто, кроме самого же Пакира, исправить дело не сможет? Правильно, к нему, к великому алхимику Парцелиусу. И уж он-то сможет держать девчонку на коротком поводке. Она будет делать всё, что он скажет.

Алхимик с восторгом осматривал дворец. У него просто глаза разбегались. Мраморный пол, золочёные перила на лестнице, лепнина на потолке, хрустальные светильники — и всюду этот мягкий зеленоватый свет, отражаемый множеством изумрудов... Сзади один раз метнулась за колонну какая-то тень, но алхимик не обратил на неё никакого внимания. Он уже представлял себя хозяином этого великолепия, которое казалось просто неземным, нереальным, невозможным... Но оно было, и его можно было трогать руками, по нему можно было ходить ногами. Алхимик раньше слышал о красоте и богатстве Изумрудного города вообще и дворца конкретно, но в самых фантастических его мечтах дворец представал куда скромнее, чем оказался на самом деле.

О, этот дворец!.. У Парцелиуса просто дух захватывало. В таком приподнятом настроении — ему буквально хотелось летать — он не бывал уже очень давно. Даже когда он побывал во дворце Виллины и узнал, что она разрешила ему забрать мебель, даже когда он ощутил, что Пакир наградил его магическими способностями, — всё это ни в какое сравнение не шло с тем, что он испытывал сейчас. Но к восторгу примешивалось сожаление. Ждать целый год? Это ж неимоверно долго. За такое время Пакир может и лишить его своей милости, а девчонка со своими соломенными мудрецами-друзьями найдёт ещё какую-нибудь отмазку. Да и вообще жадность требовала всего, сразу и сейчас. А может, изменить условия?.. Ну её, эту свадьбу, это дело всегда успеется. Девчонка так легко рассталась с титулом правительницы Жёлтой страны — авось, если надавить посильнее, то и с титулом королевы Изумрудного города расстанется так же легко. Ради друзей-то!..

Парцелиус не заметил, как подошёл к дверям Тронного зала. Они были открыты. Войдя, алхимик даже присвистнул. Ну-у, знаете ли!.. Он, конечно, ожидал чего-то подобного — после дворцовых красот, — но не такого же! Если Изумрудный город был средоточием красоты Волшебной страны, а дворец — средоточием красоты города, то зал, соответственно, превосходил своей красотой весь дворец, вместе взятый, хотя ещё минуту назад алхимику казалось, что это было бы уже просто невозможно. И однако — возможно...

На негнущихся от восторга ногах Парцелиус подошёл к трону. Протянул руку, не осмеливаясь сразу прикоснуться к чуду. Вот оно. Воплощение его мечты. Засмеявшись от восторга, алхимик вскочил на трон чуть ли не с ногами, но потом чуть успокоился. Выпрямился, принял достойную позу. Гордо поднял голову и окинул снисходительным взглядом воображаемых подданных. Он уже видел, как они в страхе склоняются перед ним.

— Я Гудвин, Великий и Ужасный, — пробормотал вполголоса алхимик. Получилось по-дурацки. Нет, Гудвин говорил бы по-другому. Парцелиус повторил ещё раз, громче и басовитей:

— Я — Гудвин, Великий и Ужасный! — на сей раз прозвучало намного внушительнее. Да, именно так он будет приветствовать своих подданных, которые не будут сметь поднять глаза на повелителя. О, Гудвин из него получится самый тот, что надо. Не только простой народ — сама Элли поверит. Уж её-то разыграть будет проще всего, она ведь наивна до предела. Была бы Виллина — та бы, может, и не поверила. Но её преемница ещё слишком мала, чтобы понимать взрослые дела. Хотя Парцелиус и слышал краем уха, что, дескать, Элли на самом деле не девочка, но не стал в это вникать. Выглядит как девочка, ведёт себя как девочка, — пусть сказки не рассказывают.

«А вроде говорили ещё, что у Гудвина были какие-то куклы, которые он на трон сажал», — вспомнил алхимик. Надо бы посмотреть. Рядом с троном угадывалась дверца, издали практически сливавшаяся со стеной. Не здесь ли Гудвин хранил свои «лица»? Дверца оказалась, на счастье Парцелиуса, не заперта, но открылась только наполовину — петли заржавели, сюда явно редко кто заглядывал.

В каморке было царство пыли. По-видимому, здесь не убирали лет десять, если не больше. На самом деле последний раз здесь проводили уборку ещё при Страшиле, Корина же сюда даже никогда не заходила и остальных за это не поощряла. Двадцать лет забвения никак не отразились на сохранности огромных кукол, которые аккуратно, как в музее, стояли вдоль стен. Они только покрылись пылью и настоящим ковром паутины, но были ещё крепкие, и даже краска не сильно поблекла.

Здесь было темно. В комнатке не было окон, и свет проникал сюда только через дверь из зала. Луч падал на пустую стенку. Алхимик сделал несколько шагов, чтобы осмотреть кукол, и на фоне светлого пятна заплясали пылинки.

Чьи-то шаги в зале? Нет, показалось...

Парцелиус с усмешкой глядел на громадных кукол. Вот Голова. Одна голова, без туловища, без бровей, без ресниц, без волос, рот не открывается. Только глаза вертятся — один сейчас глядит вверх, другой вниз. Парцелиуса передёрнуло — жутковатое впечатление, особенно если отойти на пару шагов дальше. «Натурально как сделано» — пробормотал он. А вот чудище — ну совсем непонятно кто: смесь носорога, мамонта и вообще неизвестно кого, с несчётным количеством глаз, рогов и лап. Кому попадётся — не обрадуется. А вот хоть кто-то не страшный. Русалка. Лицо красивое, но бесчувственное. Рука, очевидно, сделана так, чтобы махать веером — от неё тянулась ниточка куда-то за голову куклы. Рядом с русалкой — некто вроде волка, только с крыльями. Зубы очень впечатляли. Засмотревшись на волка, алхимик не заметил движения рядом с собой и вскрикнул, когда русалка — внезапно ожившая кукла! — с размаху стукнула его по плечу веером.

— Вот как ты выполняешь поручение Властелина? — холодно поинтересовалась она. Это был голос принцессы Ланги. На алхимика смотрели её синие льдинки-глаза.

* * *

Аларм следовал за Парцелиусом издали.

Он не мог понять: почему дворец пуст? Они прошли через целый этаж и не встретили ни одного человека. Впрочем, Аларм был здесь всего лишь второй раз в своей жизни — может, тут так и надо? Но всё же он себе немного по-другому представлял дворцы. Ладно у Виллины — там всего жило шесть человек, считая саму Виллину. Там можно было уйти в дальний коридор и знать, что никому и в голову не придёт искать тебя здесь. Но в Изумрудном дворце жило столько народу... Почему же так тихо?

Наконец Аларм бросил взгляд в окно и всё понял. Обитатели дворца столпились в парке. Зачем? Неужели из-за Парцелиуса? Аларма ещё больше насторожило поведение алхимика. Он ходил, до всего дотрагиваясь — хотя и не забирая ничего с собой, — время от времени восхищённо ахал и что-то бормотал себе под нос, чего Аларм не мог услышать. По-видимому, он просто любовался дворцом — но почему в одиночку? Почему не в сопровождении кого-нибудь? Или всем стало так противно находиться с ним рядом? Аларм поймал себя на мысли, что он-то уж точно бы поступил так — сбежал бы подальше, лишь бы не видеть этого человека. Но сейчас была не та ситуация.

Алхимик прошёл в тронный зал, и Аларм притаился за дверью. Парцелиус явно его не замечал. Он в видимом восторге подошёл к трону... И тут Аларм пожалел, что не взял меч — он ведь лежал на столе в той комнате, где он "пришёл в себя". Потому что ему захотелось выскочить и выгнать алхимика отсюда, а он простых слов не понимает. Да что происходит, в конце концов? С каких это пор Парцелиусу позволено садиться на трон в Изумрудном городе?!

Едва сдерживаясь, чтобы не обнаружить себя — что-то подсказывало, что делать это пока не стоит, — Аларм следил за ненавистным алхимиком, стараясь, чтобы тот его не заметил. Но Парцелиусу явно было не до этого. Он посидел на троне, а потом пошёл в каморку с куклами, оставив дверь открытой. Аларм долго стоял в ожидании, раздумывая, что ему делать дальше, как вдруг услышал крик алхимика, а потом — незнакомый женский голос. Холодный, высокомерный, этот голос как будто обливал собеседника ледяной водой. Слов Аларм не различал. Поначалу он стоял, сомневаясь: стоит ли подходить ближе или лучше остаться здесь — вдруг алхимик именно в этот момент закончит странный разговор и выйдет. Но потом всё же решился. Что бы там ни происходило, ему это не нравилось. Очень осторожно он вышел из-за двери, прокрался к окну, ближайшему к каморке, и спрятался за шторой, надеясь, что его не увидели и не услышали. Здесь он различал почти каждое слово.

* * *

— Вот как ты выполняешь поручение Властелина?

Парцелиус не на шутку перепугался. Только принцессы Ланги не хватало здесь и сейчас! Настроение моментально скатилось с седьмого неба куда-то в преисподнюю. В полутьме глаза принцессы блестели зловеще, а уж у неё настроение было явно не самое благодушное.

— Я... — униженно залепетал Парцелиус. — Я пытаюсь! Я всё делаю!

— Я вижу, — оборвала его принцесса. — Ты делаешь всё, кроме того, что нужно. Или, может, ты хочешь рассказать о своих опытах по созданию Чёрного пламени?

Парцелиус отрицательно затряс головой. Куда девался недавний «Великий и Ужасный»!

— Я... Но ведь это тоже для пользы дела!

— Что для пользы дела? — насмешливо прищурилась Ланга-русалка. — То, что ты носишься по Изумрудному дворцу и мечтаешь о богатствах? Их ещё надо заслужить, ты не задумывался об этом? А чем ты их заслужишь, если только болтаешь и обещаешь без умолку? Ну? Что ты наобещал девчонке?

— Что воскрешу её друзей... — начал Парцелиус. Самообладание постепенно к нему возвращалось. Всё-таки Ланга — ещё не Пакир. С ней ещё можно договориться.

— И ты думаешь, что ты сможешь это сделать? — рассмеялась Ланга. — Ах, да. Ты надеешься на мою помощь, верно?

— На вашу? — опешил Парцелиус.

— Ну конечно. А ты думал, что это сам Пакир тебе передаёт силы? — усмехнулась Ланга. — Не слишком ли ты высоко о себе возомнил? Пока что хватит с тебя и того, что он передаёт мне — а уже я передаю тебе.

Парцелиус снова упал духом. Мечты рушились одна за другой. Впрочем, опять-таки... С Лангой он как-нибудь договорится.

— А на что я её трачу? — продолжала тем временем принцесса устами русалки. — На всякие твои глупости? Поверь, мне и без них забот хватает. Либо ты немедленно прекратишь заниматься ерундой, либо Пакир найдёт другого учёного, не такого липового, как ты. Что ждёт в таком случае тебя, надеюсь, объяснять не надо?

Парцелиус замотал головой.

— Вот и хорошо. Итак, ты немедленно возвращаешься в свой замок, — Ланга презрительно поморщилась, — и там принимаешься за дело. Это было последнее предупреждение...

— Простите, принцесса, — опасливо залепетал Парцелиус, — но могу я вас попросить....

— Опять попросить? — ледяным тоном переспросила Ланга. Парцелиус даже съёжился, но тем не менее нашёл в себе смелость высказаться.

— Элли передала мне правление Жёлтой страной, и я хотел бы донести это до моих новых подданных... Могу я хотя бы два дня использовать на то, чтобы...

Ланга расхохоталась.

— Правление Жёлтой страной? Девочка и впрямь дурочка. Ну что ж, в общем-то, ей же хуже. И за что это она тебя так щедро одарила?

— Я пообещал ей, что сумею воскресить её друзей, — уже более уверенно объяснил Парцелиус.

— Ах да... Ну что ж, неплохая плата. Но, видимо, тебе мало Жёлтой страны, и ты хочешь владеть ещё и Изумрудным городом, так? — проницательно прищурилась Ланга.

Парцелиус кивнул.

— Хм... Ну что ж, не могу сказать, что я против. Предположим, мне это нравится. Но, полагаю, город тебе достанется не просто так? — Ланга изучающе взглянула на алхимика. — Поверить не могу, что она согласилась и на это, но тем не менее... Что ж, хорошо. Я дам тебе ещё два дня отсрочки, но если ты по истечении этих двух дней не примешься за работу, то больше предупреждений делать не буду.

Парцелиус с облегчением вздохнул.

— И вы мне поможете воскресить её друзей?

Ланга замерла, как будто раздумывая.

— Воскресить... — медленно проговорила она. — Кого именно?

— Аларма и Дровосека.

— Аларма? — вскинула глаза принцесса. — Очень хорошо... — задумчиво протянула она. — И Дровосека... Иди, — неожиданно резко сказала она. — Это не так просто, как ты думаешь.

* * *

Аларм пожалел, что слышал этот разговор не с самого начала — первое, что он расслышал, были слова принцессы «Опять попросить?». Многое осталось загадкой. Значит, некая принцесса помогает Парцелиусу? Или он ей? И что у него за работа такая, которую она с него требует? И что ещё этот алхимик потребовал с Элли? Аларм почувствовал невыразимое облегчение от того, что уж его-то Парцелиусу воскрешать не придётся. Ему совершенно не хотелось быть обязанным этому невыносимому человечку своей жизнью. Но вот Дровосек... С ним, очевидно, всё серьёзнее. Во всяком случае, Аларм знал: тот, как и он сам недавно, лежит неживой, и с ним точно так же ничего не смогли сделать. Но Аларм вернулся — ради отца, ради друзей, ради Волшебной страны, и из-за того, что он ещё не всё сделал в этой жизни, что хотел... А ради чего и зачем вернётся Дровосек? У него своя история и своя жизнь. Кто будет для него маяком на этой земле?

Когда принцесса сказала Парцелиусу «Иди», Аларм замер. Но Парцелиус остался о чём-то ещё спорить с ней, и Аларм успел выбраться из-за шторы, пересечь зал — изо всех сил стараясь ступать потише, — и исчезнуть в коридорах. Он вернулся в свою комнату, сел в кресло — ведь не исключено, что алхимик вернётся сюда, — закрыл глаза и задумался. Новости были слишком невероятными. Парцелиус — правитель Жёлтой страны? Только не он... Кто угодно, только не этот отвратительный старик. Как Элли могла согласиться на такое? В то же время Аларм был ей благодарен — она жертвовала ради них, ради друзей, но... её жертва оказалась бессмысленной. Аларм вернулся и сам. Стоп... Сам ли? Ведь он знал, что его здесь ждут. И потом...

Это ведь чудо — чудо, для которого не нужна магия. Это чудо сильнее любого волшебства. А чем сильнее такое чудо, тем бОльшая жертва должна случиться ради него. Элли пожертвовала очень многим. Это чудо было для неё, ведь кто, кроме неё, решился на такое? Аларм не понял, о чём говорила принцесса — «поверить не могу, что она согласилась на это», — но чувствовал, что это что-то очень серьёзное. И возможно, даже очень страшное.

Если бы Аларм просил сам за себя, если бы он был один — вряд ли ему разрешили бы вернуться. Почему-то он осознал это только сейчас. Но за него просила мама... И наверняка Элли здесь, на Земле, тоже просила, не осознавая этого. Говорят, что молитвы — это не слова, это состояние сердца, это наши дела. Можно сказать — другие могут делать не меньше Элли, но им ничего не даётся. Но, значит, так было нужно. Духовные законы так просты и в то же время так непостижимы, и Аларм и сам не мог сейчас объяснить — почему?..

* * *

— Но это возможно? — осторожно спросил Парцелиус.

Ланга искоса взглянула на него.

— Для меня возможно. Для тебя — нет. Мне вообще надо ещё подумать, есть ли смысл воскрешать Дровосека. Ты многого не знаешь, и на твоём месте я бы вообще поостереглась давать столь щедрые обещания кому попало.

— Но что же мне делать? — сник алхимик.

Ланга-русалка поморщилась. На кукле это выходило жутковато.

— Боишься, что в случае неудачи Элли не выйдет за тебя замуж? Может, хоть это тебя научит быть немного скромнее!.. Но — ладно. Я выполню твою просьбу — точнее, не твою, а Элли... Но только ты учти то, о чём я тебя уже предупредила.

— Непременно! — торопливо пообещал Парцелиус. Что угодно, лишь бы... Лишь бы ему оставили и титул, и способности, а может, и добавили бы ещё что-нибудь.

Ланга скривилась. Лицом куклы она управляла отлично, и оно неплохо передавало все её эмоции, хотя и выглядело это на папье-маше несколько коряво и поэтому пугающе. С руками было хуже. Она с трудом вновь подняла единственную движущуюся руку куклы — ту, с веером — и указала на дверь.

— Ну всё, хватит. Иди и... не спеши. Можешь ещё погулять по дворцу, если тебе так хочется. А потом уже зови Элли. И дальше — твои проблемы, но задерживаться я бы тебе не советовала, — насмешливо добавила она.

Парцелиус поклонился, отступая мелкими шажками. Когда лицо куклы снова застыло безжизненной маской, а рука с веером приняла прежнее положение, ему стало совсем не по себе. Торопливо он выскочил из каморки и захлопнул дверь, тяжело дыша. Потом побрёл в сторону выхода из зала. Сияющий изумрудами трон ему уже не внушал радостные мечты, да и вообще смотреть по сторонам как-то расхотелось. Как ни крути, как ни тяни время, а от Чёрного пламени ему не отвертеться. Честно говоря, он понятия не имел, как за него взяться, поэтому и откладывал, как мы нередко откладываем любое неприятное дело. Безоблачные фантазии о том, как он будет великим магом, покрылись мрачной тенью от того, сколько и чем ему ещё этого придётся добиваться.

Приняв совет Ланги, спешить он не стал, но и бродить по дворцу — тоже. Он просто стал возле ближайшего окна и бездумно уставился вдаль. У него в голове в очередной раз закрутился вопрос — а может, зря он вообще сюда отправился, в Волшебную страну? Но потом стало как-то всё равно. Будь что будет... Главное — сейчас Ланга пообещала, что всё она сделает, а значит, хотя бы за это можно не беспокоиться. И его планы она одобрила. Значит, всё идёт как надо. Только вот веселее от этого не делалось...

* * *

Принцесса Ланга всю свою сознательную жизнь жила ради мамы.

Ради мамы она осталась жить во дворце Пакира, ради мамы стала его служанкой, потом помощницей, ради мамы она старалась выжить в этом царстве ужаса и смерти. Ради мамы она стала принцессой подземного царства — чтобы хоть как-то поддерживать её, помогать хотя бы исподтишка, чтобы она выжила, чтобы она не отчаивалась так сильно. Ради мамы она стала волшебницей — тёмной волшебницей, потому что других вариантов просто не было. Мама была единственным светлым лучиком во мраке, который не только окружал принцессу со всех сторон, но и давно уже уверенно запускал свои щупальца ей в душу, как будто тени, подчинявшиеся Пакиру, проникали и сюда, наползая одна на другую. Если бы великий сказочник Андерсен вдруг увидел Лангу — ну вот представим, что такое было бы возможно, — то лучшего прототипа для Снежной королевы он бы не нашёл. Характер и поведение принцессы соответствовали внешности. Вот только это была лишь оболочка. Ледяная оболочка, под которой — если её разбить или растопить — оказывался живой человек.

И вот теперь Ланга оказалась перед самой невыносимой проблемой всей своей жизни.

Железный Дровосек. Она с детства ненавидела его. Он ведь обидел маму! Он забыл о ней, бросил её, ушёл сначала в лес, потом в Изумрудный город, а потом — просто забыл. Говорят, Гудвин в Изумрудном городе дал ему сердце. Да что же это за сердце такое, если оно позволило ему забыть ту, которую он так сильно любил и которая так самоотверженно любила его? А ведь вроде как ещё ради неё пошёл за этим самым сердцем. Нет, всё это оказалось враньём, он стал правителем, и бедная сирота из деревни ему стала не нужна. В душе Ланги не было и не будет места влюблённости, она это знала. К чему это, когда всё равно потом обманут и оставят в одиночестве.

А теперь... Она должна была его воскресить. Как это сделать — она не знала. Магия Пакира, конечно, сильна, она может убить, но воскресить — никогда. Это неподвластно даже самой могущественной магии...

Но ведь Аларм как-то вернулся оттуда, из-за грани жизни и смерти... А что же Дровосек? Ланга понимала, что Аларм вернулся не случайно и не просто так. Да уж, Элли молодец, конечно... Она ради друзей готова, похоже, на всё. Да и друзья такие же. Но что же делать с Дровосеком?

«Простить», — внезапно пришла мысль. Ланга даже сама изумилась. Да уж куда там, простить! Кто он ей, этот Дровосек? Жених её матери, давний, забывший жених. И всё. Но мама... Мама — это мама, больше ничего не скажешь. Она всю жизнь ждала его, не исключено, что ждёт и сейчас — только теперь она не только его ждёт, но и свою дочь, Лангу, тоже. Веса за свою жизнь любила только двоих людей — своего незадачливого жениха и свою дочь. Но Ланга простить Дровосека не могла... Да и разве этим она ему поможет?

Собственно, она вообще не хотела ему помогать. Скорее совсем наоборот. Вредить, мешать как угодно, да и убить... Если бы у неё была возможность убить его, она бы не остановилась. И потом бы радовалась. Но сейчас убивать уже не надо. Он уже умер, и теперь надо сделать прямо противоположное — добиться того, чтобы он ожил. А как это сделать?..

«Ради мамы», — стиснув зубы, подумала Ланга.

Ведь Веса, возможно, до сих пор ждёт его. И может, если Ланга сейчас ну очень-очень постарается, то он ещё опомнится и придёт к своей давно забытой невесте... Странно, но Веса никогда не обвиняла его, никогда не вспоминала о нём ничего плохого, — это была просто печаль и тоска, но Ланга чувствовала это и относилась к бывшему жениху своей матери по-своему... А теперь надо что-то изменить, но это оказалось невероятно трудно — уже потому, что Ланга не хотела ничего менять.

Магия и обычные человеческие чувства, чувства и магия... Как найти то, до чего невозможно дотронуться, что нельзя ни увидеть, ни услышать?.. К кому обратиться, кого просить о помощи?

«Я знаю, что я не одна», — внезапно подумала Ланга. Ведь Элли, Страшила и остальные тоже ждут возвращения друга. Но для них он — настоящий друг. А она... Она делает это только ради мамы. Конечно, вряд ли Властелин это одобрит — скорее прямо противоположное: он будет в ярости, а Ланга в последнее время и так перестала ходить у него в любимицах. Но ничего, может, обойдётся — вдруг он не сразу спохватится, или она сумеет убедить его, что это для пользы дела...

На миг она представила себе, что будет, если вдруг случится чудо: Дровосек снова будет жив, и он найдёт свою невесту, и они будут жить вместе... А потом — ну а вдруг? — Ланга тоже придёт к ним. И у неё будет не только мама, но и настоящий отец. С мамой она жила до десяти лет, а отец — её родной отец — умер очень рано, она его совсем не помнила. На мгновение тени, заползшие в её душу, отступили. Мечта о семье, настоящей семье, где она будет не холодной жестокой принцессой, а обычной счастливой и радостной дочерью — пусть и намного позже, чем это надо было, — оказалась настолько светлой, что Ланга на минуту даже была готова простить Дровосеку всё, за что его обвиняла. Но картинка рассеялась, как дым, и принцесса снова застыла в своём ледяном панцире. Она осталась прежней — и всё же что-то изменилось.

* * *

— Состояние ваших друзей очень тяжёлое, — мрачно изложил Парцелиус. У него и самого было не самое лучшее настроение после беседы с принцессой, так что даже не понадобилось принимать озабоченный и усталый вид. — Но я постараюсь сделать всё, что могу.

— Вы сможете?.. — Элли не договорила, не зная, какое слово подставить.

Алхимик устало кивнул.

— Попрошу всех задержаться здесь и не приближаться к комнатам. Как только у меня что-то получится, вы... э... сразу об этом узнаете, — неловко закончил он, чтобы хоть что-то сказать. Затем развернулся и отправился в комнату к Дровосеку.

Элли, чуть растерявшись, осталась стоять на месте, но ей невольно вспомнился один эпизод. Когда ей было десять лет и она попала в Волшебную страну в третий раз, ей пришлось долгое время прожить в пещере Подземных рудокопов. Тогда предатель из Изумрудного города случайно, по глупости, разрушил их источник с Усыпительной водой, и он же наплёл семи королям рудокопов, что Элли — фея. Отговоркам девочки никто не поверил, и тогда, чтобы выиграть время и суметь попросить помощи у друзей, Элли действительно пришлось изображать из себя фею. Однажды она даже пыталась «колдовать» над священным источником — и естественно, без малейшего результата, — но дело в том, что она тогда точно так же просила всех не приближаться. Потому что на самом деле колдовства никакого не было — ей надо было договориться с друзьями, а замаскировала она переговоры под заклинания и «магические» жесты. И сейчас ей показалось непонятным, почему Парцелиус сначала попросил вообще выйти из дворца, а теперь тоже просит не подходить... Естественно, если у него ничего не получится, то она свободна от своих обещаний, и к тому же это даст повод больше не спрашивать у него помощи. Но кто знает... Элли уже давно пожалела, что обратилась к алхимику, но теперь уже ничего не исправишь — остаётся только надеяться на чудо...

* * *

Парцелиус вошёл в комнату, где, как он помнил, час назад он видел Железного Дровосека. Только бы у Ланги получилось — иначе он просто не знает, что будет делать и чем будет оправдываться.

Закрыв дверь, он ещё два раза оглянулся на неё. Только бы его не услышали. Но вроде как все далеко...

Алхимик протянул руку и дрожащим шёпотом пролепетал:

— Принцесса... Помогите мне.

Дровосек долго лежал без движения, и Парцелиус уже успел несколько раз прийти в отчаяние. Неужели не получилось?.. Не было ни лилового сияния, каким обычно сопровождалась магия Ланги, ни вообще какого-либо признака совершившегося волшебства. Внезапно Дровосек зашевелился и открыл глаза — а потом сел, как ни в чём не бывало. У алхимика отлегло от сердца.

Дровосек с недоумением огляделся по сторонам, а потом уставился на Парцелиуса.

— Вы — Парцелиус, верно? — алхимик кивнул. — Прошу прощения, но где мы с вами находимся?

— В Изумрудном дворце, — снисходительно объяснил Парцелиус. Настроение у него скакало, как мячик — то вверх, то вниз, в данном случае оно вновь улучшилось, вследствие чего вернулась и самоуверенность. — Вы сильно пострадали в битве с врагом, но ваши друзья догадались обратиться ко мне.

— Да, я помню, — с недоумением кивнул Дровосек и нерешительно добавил: — Спасибо... А где они?

— Ждут вас в коридоре, — ухмыльнулся алхимик. — Желаю вам удачи, у меня ещё здесь есть дело.

Оставив Дровосека самому вспоминать прошедшее и заново осваиваться в земном мире, Парцелиус перешёл в соседнюю комнату, где он оставил Аларма. Юный рыцарь и сейчас сидел в том же кресле, что и тогда... Но как только алхимик закрыл дверь, «неживой» юноша внезапно встал и повернулся к нему.

Парцелиус тихо вскрикнул и зажмурился, надеясь, что ему это показалось. Мёртвые не ходят. Неужели Аларм прекрасно «справился со своей проблемой» и без его вмешательства, то есть без вмешательства принцессы Ланги? А что же тогда ему требовать с Элли? Впрочем, может быть, одного Дровосека будет достаточно...

— Чего вы так испугались, уважаемый Парцелиус? — негромко и спокойно спросил Аларм, подходя к алхимику почти вплотную.

— Ты же мёртвый! — пискнул тот, приоткрывая глаза.

— Был, — с иронией кивнул Аларм. — Поздно вы, однако, спохватились. И вы ещё надеялись уговорить кого-то воскресить меня, а потом выпросить себе за это у Элли неизвестно что. Вам не кажется, что это наглость?

— Как ты?.. — ошарашенно спросил Парцелиус. Он уже совсем не соображал, что ему делать. Сначала его запугала Ланга, теперь Аларм — а ведь как всё хорошо начиналось...

— А это неважно, — невозмутимо объяснил Аларм. — Важно другое. Что — вы — здесь — делаете? Или вы надеетесь, что можете заставить меня поверить, будто мне помогли вы? Или, может, вам чего-то мало и вы надеетесь выпросить ещё?

Алхимик молчал. Что-то шло не так, и как теперь из этой ситуации выпутываться — он не знал. Мало того, что мальчишка умудрился ожить каким-то непостижимым образом самостоятельно, так он ещё и слишком много знает. Почему Ланга не предупредила его об этом? Или, может, она постаралась сама, без посредничества алхимика? Да нет, маловероятно. Хотя вдруг...

— Ничего не хотите мне рассказать? — поинтересовался Аларм. — С кем вы разговаривали? Что вы требовали от Элли? Рассказывайте же, я жду.

Аларм ненавязчиво встал между алхимиком и дверью, преградив тому путь к отступлению.

Парцелиус продолжал молчать и только хлопал глазами, лихорадочно пытаясь прикинуть, что выгоднее — сдаться сейчас Белому Рыцарю и позже схлопотать серьёзную нахлобучку от Ланги (если б только от неё — лишь бы сам Пакир за дело не взялся!) или молчать, как партизан на допросе, и схлопотать нахлобучку сейчас же от самого Белого Рыцаря и его друзей, которые ещё и призадумаются, не слишком ли много сразу дали. И если сдаваться, то о чём можно умолчать, а что Аларм из него всё-таки вытянет, как клещами, цепляясь за каждое неосторожное слово. А может, вообще лучше поогрызаться в стиле «лучшая защита — нападение» и сделать вид, что мальчишка что-то перепутал, недопонял, недослышал, и вообще как можно меня подозревать, я же друг?

Аларм долго и пристально смотрел на алхимика, пытаясь понять заранее, будет он врать или нет. Собственно, Аларм не собирался применять силу — не хочет рассказывать, не надо, всё равно потом всё выяснится. Только как бы это не случилось слишком поздно — лучше всё выспросить сейчас. Но Парцелиус как воды в рот набрал, а это становилось ещё подозрительнее.

— Начнём с начала, — мягко предложил Аларм. — Элли просила вас о помощи, так?

Парцелиус неохотно кивнул. Ну хоть какая-то реакция!

— И вы ей наобещали, что всё сможете, — продолжил Аларм, пристально глядя на хмурого алхимика. Тот снова кивнул и вдруг возмущённо заговорил:

— Ну а что тут такого? Да, я пообещал. Всё по-честному! Она мне тоже кое-что пообещала. Я стал правителем страны...

— А вы хотя бы умеете быть правителем или только и знаете, что бездельничать, пока другие трудятся ради вас? — оборвал его Аларм. Он достаточно успел насмотреться на трудолюбие алхимика, пока тот жил в Жёлтом дворце.

— А это не твоё дело, — огрызнулся Парцелиус. Воистину говорят, что наглость — второе счастье. Аларм не был склонен поощрять такие проявления эмоций алхимика, к тому же он прекрасно чувствовал: на самом деле тот жутко струсил и теперь пытается распетушиться, стараясь хотя бы самому себе казаться больше и сильнее и отлично зная, что для Аларма он не соперник как в плане физической силы, так и в моральном.

— Очень даже моё, — холодно осадил алхимика Аларм. — Поэтому, как только вы куда-нибудь сгинете, я позабочусь о том, чтобы у Жёлтой страны был нормальный правитель, а не такой, как вы. Но ведь вы, по-видимому, не только это у Элли выпросили? Что ещё вы с неё потребовали? Изумрудный город?

— Э-э... Ну, в дальнейшем, да, — пробормотал Парцелиус, изо всех сил стараясь сохранить достойный вид. Но так как достойного вида у него сроду не было — а был только бесконечный гонор и высокомерие, — то у него ничего не получилось. Немного помявшись в нерешительности — говорить самому или оставить, всё равно рано или поздно рыцарь всё узнает, — Парцелиус всё-таки неохотно выдавил: — Через год Элли выйдет за меня замуж. — Набравшись наглости, он посмотрел на Аларма. И тут же об этом пожалел.

Если бы можно было убивать взглядом, то Парцелиус бы уже был там, откуда час назад вернулся Аларм — такая ярость сквозила во взгляде юного рыцаря.

— Не врите! — крикнул он, делая шаг к алхимику.

— Я не вру, — высокомерно заявил Парцелиус, тем не менее зажмурившись и отступая. — Можешь спросить у неё. Она согласилась добровольно, её никто не заставлял!

Аларм молчал, бессильно опустив руки. Только не это. Нет. Этого не может быть! Согласилась добровольно? Сама? Но это было ради них... И всё же это было несправедливо, потому что в том, что Аларм вернулся, заслуги Парцелиуса не было ни малейшей. Что теперь делать?

Одна фраза алхимика, казалось, придавила Аларма к земле невыносимой тяжестью. Всё стало как-то безразлично. Аларм чувствовал себя опустошённым, хотя жизнь продолжалась, и впереди было ещё столько невыполненных планов, незавершённых дел... Но Элли — и Парцелиус? Это невыносимо. Кто угодно, только не этот отвратительный старик.

Собрав последние крохи своей воли, Аларм поднял голову и твёрдо заявил:

— Этого никогда не случится. И убирайтесь отсюда.

Парцелиус и сам был рад убраться из Изумрудного дворца подобру-поздорову. Проскочив мимо застывшего на месте Аларма, он выбежал в коридор, пронёсся мимо изумлённых Элли, Страшилы и всех остальных, даже не кивнув на прощание, выбежал на площадь и вскочил на верного василиска.

— Полетели прочь отсюда, — сквозь зубы скомандовал он.

* * *

Аларм остался стоять посреди комнаты, не в силах поверить в то, что сказал ему алхимик. Ну почему всё было так хорошо только что, и теперь всё так плохо? Светлый день как будто закрылся одной громадной тенью. Хотя и не померк совсем, и всё вроде было как всегда...

За своими переживаниями Аларм даже как-то забыл о том, что поначалу волновало его намного больше: с кем разговаривал алхимик там, в каморке, и что он должен был сделать для этого «кого-то». Ему просто невыносимо было видеть эту отвратительную физиономию, слышать визгливый голос. Выпытывать, вытягивать по капле ответы на ещё и эти вопросы было бы ему сейчас не по силам — после такого. Впрочем, Парцелиус вроде сказал — через год, а за этот год... Аларм нехорошо усмехнулся. За год может произойти всякое. То, что Жёлтая страна, в которой он жил столько лет, обрела такого правителя, было мерзко, но и это можно исправить. То, что Элли... Было ещё более мерзко. Самое страшное было то, что её никто не заставлял. Хотя Аларм понимал: тут был просто наглый шантаж — или ты выйдешь за меня замуж, или не видать тебе твоих друзей. Элли выбрала первое. Но ведь это несправедливо! Наверняка и к Дровосеку Парцелиус не имеет никакого отношения. Разве он маг? Всё, что он может — это обещать. То, что он пытается делать, он делает руками других. Сам он ни на что не способен... Нет, надо выручать и Жёлтую страну, и Элли.

Из коридора доносились взволнованные голоса, но Аларм не чувствовал в себе сил выйти к друзьям. Да, они ждали его, но он не знал, сможет ли он смотреть в глаза Элли после того, что только что услышал. Ему будет больно её видеть. С другой стороны... А насколько трудно ей? Нет, он просто обязан ей сказать, что Парцелиус не имеет никакого отношения к тому, что он, Аларм, теперь снова здесь. И если алхимик начнёт качать права, то все вместе они найдут, что ему ответить.

Взяв себя в руки, Аларм наконец открыл дверь и вышел.

* * *

Дровосека облепили со всех сторон. Элли и Страшила держали его за руки, Дин Гиор с Фарамантом крутились вокруг. Все говорили одновременно, радостно сообщая последние новости. Железный человек не знал, кого и слушать. Элли смеялась вместе со всеми, но её не оставляло чувство тревоги: Парцелиус выскочил из комнаты Аларма как ошпаренный и даже не попрощался, а Аларм так и не выходил... Что же случилось? Она нервничала всё больше и больше. Неожиданно она услышала возглас Фараманта — что-то вроде «вот он» или «наконец-то», и обернулась.

Аларм стоял возле двери, со своей обычной серьёзной полуулыбкой глядя на друзей. Когда все обернулись к нему, он пошёл им навстречу, но Элли не могла понять: в нём что-то изменилось, но что?

Но тут же ей стало не до этого. С бессвязным восклицанием девочка бросилась навстречу другу, и он крепко обнял её. Все тревоги отступили. Что бы там ни требовал Парцелиус, это как-то отошло в прошлое. Главное, что и Аларм, и Дровосек снова были живы, они были прежними... Нет, стоп, ну что же так изменилось в Аларме? Элли взглянула ему в глаза и вдруг поняла, что не так.

— У тебя глаза изменились, — удивлённо выдохнула она.

Аларм с недоумением пожал плечами.

— Они теперь синие... — пояснила девочка. Синие глаза, глубокие, как океан...

Элли вся так и светилась неподдельной радостью, не было видно и тени тревоги — за всё то время, что Аларм был с ней знаком, это случалось очень редко. За руку юного рыцаря уже дёргал Страшила, и все были такие счастливые и радостные... На душе у Аларма стало легче, но не намного. Для него на казавшееся безоблачным счастье по-прежнему наползала тень.

Однако, глядя на Элли, он подумал, что спрашивать у неё о чём-либо не будет. Если она сама расскажет — он выслушает. Ведь кто знает, что она сейчас чувствует и думает... Может, она воспринимает всё это абсолютно спокойно, а может, ей невыносимо тяжело об этом думать, и она старается забыть. За восторгом от встречи друзей старается скрыть тяжёлые мысли и чувства... И похоже, надеется, что они об этом даже и не знают. Скорее всего, так. Аларм улыбнулся девочке поверх головы Страшилы. Как-нибудь надо выбрать время, чтобы объяснить ей: к его возвращению алхимик не имеет никакого отношения. Он вернулся не ради Парцелиуса. Не Парцелиус плакал в городе Теней, не он был готов пожертвовать всем ради друзей. Пусть жертва и кажется бесполезной — жертва ради друзей бесполезной не бывает...

Тени. Они наваливались со всех сторон, они принимали разный облик — от страшных чудовищ — подданных Пакира, — до бессильных звукосочетаний под названием «слова», от которых на самом деле становится так тяжело... Они угрожали, они свирепо бросались вперёд, они множились на глазах... Но что может сделать тень?

Тем более когда ты не один...