О Мастере Зелий (гет)

Северус получил достаточно строгое воспитание – в зависимости от настроения он говорил об этом «имел счастье получить» или «смог вытерпеть». У него были безупречные манеры (если он сам того хотел), но, кроме того, он сердцем чувствовал, что можно признать хорошим тоном, что слегка вульгарно, и что абсолютно неприемлемо. Поведение, которое могло считаться совершенно нормальным для среднестатистического колдуна (возможно, точнее будет сказать «для среднестатистического европейского колдуна), совершенно не допустимо для потомка древней Британской чистокровной фамилии.

К этому относилось выпытывание секретов членов семьи у домовых эльфов.

Тем не менее, случались ситуации, когда подобную щепетильность приходилось оставить за бортом. По крайней мере, Северус пытался убедить себя в этом, спускаясь по ступенькам и направляясь к кухне, в единоличные владения Пигги. Все его аристократическое «я» восставало при мысли о том, что он собирается расспрашивать эльфа о секретах, несомненно, имевшихся у матери. Он попытался подсластить эти неприятные мысли, напомнив себе, что Пигги была, практически, его няней, второй матерью, а это существенно меняет дело. Аристократическое «я» попробовало новую идею на вкус, задумалось, и решило, что для этого конкретного случая такой оправдание подойдет, но лучше покончить с делом как можно быстрее.

Но переговоры с самосознанием не шли ни в какое сравнение с тем, что ему пришлось вынести, пытаясь уломать Пигги. Она любила Северуса как собственного ребенка, но его родителей она тоже любила как собственных детей, и для нее было чрезвычайно трудно выбрать между ними. Наконец, Северус одержал победу, пригрозив, что в таком случае он сам задаст матери интересующие его вопросы, и это не сделает госпожу Кассандру счастливее, потому что он очень рассержен. И Пигги рассказала ему про портрет. Северус ушел из кухни совершенно ошарашенным, хотя и не забыл напомнить Пигги, чтобы она не смела засовывать руки в кипящую воду, или делать еще что-то столь же глупое, чтобы наказать себя.

Когда он вернулся в лабораторию, Нефертити все еще была там. Она только перепрыгнула с медного котла на оловянный, более большой по размеру, и при появлении Северуса лениво приподнялась с его дна, на котором лежала, свернувшись клубком.

— И ты тоже была в курсе, правда? — С упреком сказал он кошке, прекрасно понимая абсурдность своих претензий. – Все знали, кроме меня. Ты, мама, Пигги, даже Гермиона – тебе не кажется странным, что все женщины знали, а единственный мужчина в доме и понятия ни о чем не имел?

Нефертити решила, что сейчас самое время отточить охотничьи приемы, и бросилась на его жестикулирующие руки.

— Эй! – Воскликнул Северус, когда кошка, успешно поймав одну из рук, слегка ее оцарапала. – Что это сегодня случилось со всеми здешними женщинами? Я ничего не пропустил? Может 15 августа объявили Международным Днем Гарпии? Или это как-то связано с гормонами? — Северус пытался грозно смотреть на кошку, но она отвернулась, полностью его игнорируя. – Ты… да что там, все вы сегодня заставляете меня почувствовать себя полным идиотом. Сначала Гермиона…, — он загнул палец на правой руке. – Такое прекрасное утро, мы сидим на ступеньках, любуемся восходом, я уже начинаю выбирать подходящий момент для того, чтобы взять ее за руку – и на тебе! Она задает самый наикошмарнейший из всех возможных вопросов.

Нефертити коротко мяукнула и решила, что ей пора поточить когти о деревянную поверхность рабочего стола, но быстро бросила это занятие, предпочтя еще немного вздремнуть, прижавшись к бедру Северуса.

— Да, я знаю, что слова «наикошмарнейший» нет ни в одном словаре, но оно идеально подходит к ситуации. Потом моя мать, — он загнул второй палец, — которая бесстыдно лгала мне. Потом, — средний палец он загнул так яростно, что послышался треск, — Женщина, Которая Командует Мальчиком Который Выжил. Правда, она сделала одно хорошее дело – случайно сообщила мне, что Гермиона девственница. Интересная информация. Потом, ближе к последнему кругу ада, снова вышеупомянутая девственница. Ее разговор с Поттеровской девицей. О весьма интересном разговоре с моим отцом. О книге, которую он написал. Не то, чтобы я ожидал от нее другого выбора темы разговора – должна быть причина, по которой она до столь почтенного возраста остается девушкой…

— Профессор?

**°°**°°**

Гермиона приняла ванную и это заметно прибавило ей настроения. Ванна была не просто гигантских размеров, но еще и очень продуманной формы, так что погрузившись в нее можно было удобно устроить шею и полностью расслабиться. Сочетание горячей воды и запахов липы и эвкалипта помогли ей увидеть мир в гораздо менее мрачном свете. Пока ее бессменный консультант по нарядам и макияжу боролась с тяжелым характером своей мамы, усиленным климаксом, Гермиона осталась предоставленной сама себе и должна была самостоятельно выбрать одежду. Решение заняло на две минуты и тридцать две секунды больше времени, чем ванная – а в ванной она провалялась долго. Но посмотрев на себя в зеркало, Гермиона подумала, что в длинной черной юбке, черных туфлях и белой льняной блузке без рукавов она выглядит как девушка с фотографии в глянцевом журнале, изображающей прогулку по пляжу. Обычно такие фотографии помещают в разделе «Деревенская жизнь». После короткого приступа ненависти к себе, она переоделась в льняные брюки цвета хаки и такую же блузку. На этот раз она не отважилась посмотреть на результат, и быстро вышла из комнаты, направившись на поиски Северуса. В конце концов, программой предусмотрены консультации по Зельеделию, и она намерена упорно высосать – ох, нет, Гермиона, это неподходящее слово, совсем неподходящее слово, лучше будет сказать «выпытать» — у него как можно больше нового. Не говоря уже о том, что ей нужно как-то загладить утреннюю оплошность, хотя для сохранения остатков уверенности в себе, об этом сейчас лучше не думать. Миссис Снейп весьма недвусмысленно дала понять, что принести извинения – это не вариант. А мистер Снейп за ее спиной подмигнул Гермионе, очень смешно сморщил нос и покачал головой, давая понять, что в этом совершенно не согласен со своей женой.

В общем, подумала она, идеальным вариантом будет поступать так, как ей покажется нужным, ориентируясь по ситуации.

Наконец она нашла его в лаборатории. Северус сидел, облокотившись на рабочий стол, и бормотал что-то дремлющей около него сиамской кошке, судя по всему не обращающей внимания на его присутствие. Некоторое время Гермиона просто стояла и с упоением его разглядывала. Ей очень нравилось смотреть, как он сидит в простых черных брюках и темно-серой рубашке, с небрежно откинутыми назад волосами. Гермионе не часто приходилось разглядывать мужское тело, но она была точно уверена, что не терпит слишком тощих или слишком толстых ног. Зато такие вот длинные стройные ноги со слегка вырисовывающимися мышцами вызывали у нее странное, но очень приятное ощущение внизу живота. Он не застегнул две верхние пуговицы на рубашке, обнажив участок гладкой кожи без волос. Гермиона почувствовала, как по ее телу пробегает горячая волна. Сорок три – это не так уж много, правда? Определенно не много. Кроме того, у нее остался ряд весьма неприятных воспоминаний о поцелуях с молодыми мальчиками, и добавлять новых эпизодов она не хотела. Лучше попробовать что-нибудь другое.

Внезапно она осознала, что рассматривает, даже любуется Северусом уже довольно долго, беззастенчиво пользуясь тем, что он не замечает ее присутствия. Она собрала всю оставшуюся у нее решимость и окликнула. – Профессор?

Он резко поднял голову. – Герми… мисс Грейнджер!

К ее большому облегчению, он улыбнулся.

— Не помешала?

— Нисколько. Я разговаривал с Нефертити. Но я не думаю, что она будет скучать, не слыша мой голос

— Глупое животное, — пробормотала Гермиона.

— Извините?

Скажи это, Гермиона, скажи! В конце-то концов, что страшного из-за этого может случиться? – Я сказала, что она глупое животное, если не может оценить ваш голос.

— Я бы посоветовал вам не говорить ничего подобного в присутствии моей матери.

— Она считает, что кошка очень умна, или что у вас неприятный голос?

Он фыркнул. – Она считает, что по интеллекту Нефертити занимает второе место на земном шаре.

— Это всего лишь предположение, но не ставит ли она на первое место саму себя?

— Если бы сейчас я мог распоряжаться баллами колледжей, Гриффиндор получил бы двадцать за вашу проницательность.

— Ей нравится, когда ее гладят?

— Не имею никакой склонности к инцесту, поэтому не могу ответить ничего определенного.

Он шутит! Потрясающе! Не стоит делать вид, что ей это не нравится. Она хихикнула. — Мерлин, да нет же! Я говорила о кошке!

— Мисс Грейнджер, вы разговариваете со мной, или с духом? Или это вы меня назвали Мерлином?

Что ж, дорогая, похоже подобное подшучивание – одно из его любимых занятий. Так что продолжай и постарайся вести себя непринужденно. Тебе же тоже это нравится. – Конечно, профессор, я могла и ошибиться. Сходство смущает, знаете ли.

Это сработало. Он засмеялся. В голове у Гермионы сразу сформировался образ черного бархата, развевающегося на ветру. Эта картина волшебным образом укрепила ее силу духа.

— Что ж, я сам нарывался. Отвечая на ваш вопрос: кошка совершенно непредсказуема. Мама говорит, что у нее мой характер. Можете попробовать, но на свой страх и риск.

Ей это только кажется, или разговор начал становиться перегруженным двусмысленными намеками? — Думаю, результат будет стоить затраченных усилий, — сказала она, покраснев, но выдерживая его пристальный взгляд.

Идя через комнату, Гермиона мельком оглядела ее. Очень большая, стены и пол облицованы белым кафелем, вдоль всех стен тянулись верстаки. В шкафах и на полках были в идеальном порядке расставлены инструменты, посуда и ингредиенты. В комнате было не так темно, как в Хогварцких подземельях, хотя лаборатория располагалась в подвале. Свет проникал сквозь ряд небольших окон, расположенных под потолком, и так как комната была угловой, солнце заглядывало сюда в течение всего дня. Большой стол в центре предназначался очевидно для подготовки ингредиентов. В общем, это была лаборатория из ее снов.

Эта мысль заставила ее улыбнуться. Когда она подошла к мужчине и кошке, оба уставились на нее с трудночитаемым выражением лица, но не показали ни малейшего намерения сдвинуться с места хотя бы на дюйм. Нефертити растянулась на верстаке, почти касаясь бедра Северуса. Гермиона протянула руку, немного нервничая от того, что стоит настолько близко с Снейпу, и предложила Нефертити обнюхать ее для первого знакомства. Кошка-с-Характером-Северуса ткнулась в пальцы холодным, мокрым носом. Тогда Гермиона дотронулась до кошачьего лба указательным пальцем, а потом, ободренная отсутствием возражений со стороны Нефертити, провела рукой по ее спине. Кошка замурлыкала.

— Это впервые, — прозвучал рядом с ее левым ухом голос Северуса. – Обычно она совершенно по-другому реагирует на незнакомых людей.

— Говоря о сходстве характеров, — пробормотала она, проклиная мурашки, покрывшие ее обнаженные руки. – Вы же не обнюхиваете руки ваших посетителей.

— Нет, — с улыбкой согласился он. – И к тому же, я не принимаю их, развалившись на верстаке.

Эта идея заставила Гермиону рассмеяться, но она продолжала смотреть на кошку и поглаживать ее по спине. Потом вдруг она с ужасом поняла, что при этом задевает его бедро. В ее воображении тут же возник образ гигантской сороконожки, не способной сдвинуться с места. Если я уберу руку, он подумает, что я не хочу до него дотрагиваться. Но это же не так. Если не уберу, он может подумать, что я делаю это специально, что это неловкая попытка его соблазнить. Это тоже не так. Но он может понять меня неправильно. Вопрос в том, как бы он отнесся к попытке соблазнения. Я не знаю. Интересно, долго ли люди обычно гладят хозяйских кошек? Правда, я могу начать разговаривать, и сделать вид, что я забыла, что делала правой рукой. Да, это выход.

— Думаю, я должна извиниться, — произнесла она, все еще не глядя на Снейпа, и стараясь не думать о своей правой руке.

— Нет, — спокойно ответил он. – Я так не считаю.

Теперь Гермиона решилась встретиться с ним взглядами. Интересно, сколько мурашек может уместиться на квадратном дюйме кожи? – Почему?

— Потому что вы не сказали ничего оскорбительного меня. Да, ваши слова были для меня своего рода шоком. Но это не всегда плохо, а порой даже полезно. К тому же я не думаю, что вы задавали свой вопрос с намерением задеть меня.

Не отводя глаз, Гермиона покачала головой. – Конечно нет. Просто этот вопрос вертелся у меня в голове и просто как-то… вырвался.

Она все еще смотрела ему в глаза, и не заметила движения его правой руки, сжавшей ее левую. К своему удивлению, она не вздрогнула от внезапного прикосновения. Только ее правая рука замерла на спине Нефертити. Северус медленно отвел взгляд, и опустил глаза. Гермиона поступила так же, сгорая от любопытства увидеть, что он нашел интересного. Он осторожно держал ее руку в своей, легко поглаживая кончиком указательного пальца. Она никогда не предполагала, что такое простое прикосновение может послать по ее телу такую волну тепла. Кажется, это была волна номер четыре, но номер пять явно был уже на подходе. Их глаза снова встретились.

Северус с загадочной улыбкой заметил. – А у вас короткие ногти. Очень удобно для… зельеделия.

Гермиона кивнула, и поняла, что уже минуту не дышит.

**°°**°°**

Ее очарование обрушилось на него как тонна очень мягких и пушистых кирпичей. Чтобы Гермиона не надела, она выглядела восхитительно – возможно, она восхитительно выглядела, даже не надевая вообще ничего, но об этом лучше было пока не думать. Сначала он решил, что Гермиона относится к женщинам, которым больше всего идут юбки с блузками, но теперь пришлось признать, что брюки идут ей нисколько не меньше. Они гораздо лучше вчерашнего платья подчеркивали линию бедра. Когда Гермиона назвала его «профессор», Северус почувствовал острый укол разочарования, но потом напомнил себе, что у девушки есть повод подозревать, что на нее сердятся. Поэтому он постарался ее приободрить и, к его удивлению, это сработало.

Сейчас он держал слегка дрожащую левую руку девушки в своей правой, и с удовлетворением разглядывал мурашки на ее коже. Его сердце изобразило тройной кульбит, когда он заметил сквозь неплотную ткань блузки, что не только руки, но и все тело Гермионы реагирует на его близость. Казалось к тому же, что у нее перехватило дыхание. Удивительное создание.

На легкомысленное замечание о ее ногтях она ответила улыбкой и затаенным дыханием. – Спасибо за комплимент, профессор.

Пора было покончить с этой чепухой, напоминающей ему о разнице в возрасте. – Мне казалось, что мы уже решили называть друг друга по именам.

Как мило она надула губки! – Минуту назад вы сами назвали меня мисс Грейнджер.

— Правильно, — согласился он. – Но это только потому, что войдя в комнату, вы назвали меня «профессор».

Ее язык скользнул по верхней губе, и почему-то именно в этот момент Северус очень ясно понял, что ее правая рука все еще лежит на спине Нефертити, и его левое бедро чувствует приятное тепло этой руки.

— Это потому, что я боялась, что вы сердитесь и можете тут же выгнать меня из лаборатории.

— Что ж, — подвел он итог, все еще не отпуская ее руку, — кажется, с этим мы разобрались, и можем без проблем вернуться к нашему соглашению. Не возражаете?

Гермиона кивнула, и не попыталась убрать руку. Северус подумал, что ей совершенно не нужна косметика, разве что немного помады на губы. Ее лицо и так само совершенство. Такие большие выразительные глаза с длинными черными ресницами… Гермиона стояла так близко к нему, что по предательской жилке на ее горле Северус мог понять, как отчаянно бьется ее сердце. Желание прикоснуться к этой жилке было буквально непреодолимым. Он медленно поднял руку и провел двумя пальцами по горячей коже. Реакция на эту осторожную ласку его ошеломила. Боги, какое наслаждение ожидает его впереди! Если она так реагирует на простое прикосновение пальцев… похоже, она вся состоит из сплошной эрогенной зоны… Он улыбнулся, услышав ее короткий вздох и с удовольствие пронаблюдал, как краска заливает ее лицо, шею и полоску кожи, которую открывал ворот блузки. Ее глаза стали еще больше, хотя это казалось невозможным. Он убрал руку и положил ее вместе с Гермиониной на спину Нефертити. Кошка слегка заурчала в знак одобрения, и они машинально посмотрели на нее.

— Итак, — прошептал Северус, наклоняясь к уху девушки, — чему бы вы хотели у меня научиться, Гермиона?