Осколки миражей (гет)

Сквозняки мягко шевелили пыльные гобелены, заставляли пыль взвиваться легким облачком от сильных порывов. Крохотные огоньки света, одинокие, затерянные, будто случайно залетевшие сюда с нижних этажей, где роились под потолком облаками, едва заметно светились по углам. Никаких факелов, никаких ламп.

Пыль, несмазанные двери, окно без стекла в конце коридора. Капли пожирающего разум дождя на полу — и новый поворот, и новая узкая винтовая лестница, тонкие перила, низкий потолок, полукруглая арка-дверь, и опять — выщербленные плиты, потрескавшийся мрамор, забытые ниши в стенах, сломанные или накрепко запертые решетки между переходами…

И темнота. Единственный источник света был далеко впереди.

Достаточно далеко, чтобы можно было слиться с тенями, если вдруг обернется тот, кто держал фонарь.

Цель находилась так высоко и далеко от сердцевины замка, что по мере удаления от привычных развилок коридоров, анфилад гостиных и бесконечных галерей над широкими переходами становилось страшновато. Дворец в горе все больше казался бесконечным, точно он отращивал новые и новые помещения по мере того, как путешественник продвигался дальше.

Элейн никогда раньше не бывала здесь. Нижние этажи отводились для менее знатных придворных, центральные — для королевской семьи и приближенных, верхние — не выше трех-четырех уровней над Центральным гротом — считались статусным жильем для высокородной знати. Еще выше, там, где гора начинала сужаться, а из окон порой можно было увидеть облака не над головой, а внизу, селилась уже не знать. Приходящие учителя для тех эксцентриков, кто даже детей растить предпочитал, не уезжая от двора; придворные маги, лично отобранные Л’Аррадоном и снабженные вадритами на любой случай; забытые всеми певцы и дряхлый шут, которые надоели Кервелину еще в первый год царствования… На чердаках горы обитали разношерстные и порой очень странные личности. А часть покоев в тех гротах с непривычными названиями Воздушный, Пустой, Черный или Облачный и вовсе пустовала.

Или только казалась пустующей?..

Девушка в серо-коричневом платье и потрепанной накидке прислуги уверенно шла вперед. Элейн тенью следовала за ней. Темно-зеленое бархатное платье не шуршало и отлично сливалось с ночным мраком, туфли на плоской подошве ступали почти бесшумно — башмаки служанки производили намного больше звуков.

Поразмыслив, Элейн не стала совещаться с Эреолом. Так же как и не стала немедленно бросаться искать «Софию», едва отыскав ту кухню, к которой была приставлена загадочная служанка. Если есть время, есть возможность и есть все нужные вадриты, отчего бы не понаблюдать?

Она сама не ожидала, что возможность понаблюдать представится сегодня же. Стоило Элейн перекинуться парой слов с кастеляном, крепким бодрым мужчиной по фамилии Лидден, и невзначай поинтересоваться, кто именно обслуживал придворных на сегодняшнем пикнике («Это ведь блюда с центральной кухни, правда? Мне говорили, в верхней ужасная грязь…»), как она получила исчерпывающий из-за возмущения собеседника ответ:

— Не знаю, кто вам это наврал, лидинни Тамеан, но на всех кухнях дворца соблюдается чистота! Но раз уж вас так это беспокоит… Сегодня все корзины были с нижней, и прислуга тоже. Но я проверю верхнюю кухню еще раз, — поспешно закончил он.

Элейн, поблагодарив, направилась к нижней кухне… и лишь на секунду разминулась с девушкой, похожей на Софию. Та вышла из широкой двери, за которой виднелся яркий свет и сновали люди, и теперь активировала бытовой вадрит. Осветительный. Тусклый заменитель фонаря для тех, кто спешит или ленится возиться с фитилями.

Служанка поспешно, то и дело оглядываясь, направилась куда-то вглубь замка. Сначала Элейн подозревала, что девушка могла пойти и просто на свидание с каким-нибудь лакеем или камердинером, но та упрямо шла дальше и дальше, вверх по Восточной лестнице — приходилось следовать парой пролетов ниже и постоянно прислушиваться, не свернула ли таинственная кухонная работница на очередной площадке. Вадрит-хамелеон, заставляющий принимать его обладателя за кого-то другого, неплохо помогал. Девушка пару раз заметила Элейн, но каждый раз отворачивалась и шла дальше. Может, видела на ее месте замученную няньку или задерганную камеристку.

Наконец сестра, если это была сестра, остановилась у большой кованой двери. Замок щелкнул. Элейн не пыталась покинуть свое убежище в нише, где стояла пыльная скамейка и засохший декоративный куст. Оттуда было удобно наблюдать, а чтобы попасть в покои, существовал вадрит всепроникновения. Зато из убежища отлично просматривался пустой холл и несколько дверей в его тускло освещенной глубине.

Полоска неяркого света исчезла, дверь захлопнулась. Элейн выждала несколько минут и бесшумно открыла ее снова с помощью вадрита.

Отлично. Пустая прихожая-библиотека, книжные стеллажи, единственная лампа и три двери. Найти нужную оказалось минутным делом. Слышно было плохо, но достаточно — все же в тишине ночи и в полупустом гроте замка никакие посторонние звуки не нарушали безмолвие.

А из-за двери доносились голоса. Мужские.

Элейн прислушалась, готовая вскочить и уйти, если окажется, что это место использовали, только чтобы поразвлечься.

— Свои же и положили… Феретти надо было меньше болтать о наших планах, — глухо послышалось сквозь толстое дерево.

— Из-за одного разговора в сдержанном тоне — вряд ли…

Так они еще и к убийству Феретти причастны? Точнее, Феретти в числе этой непонятной группы строил некие планы, с которыми и была связана его гибель? Элейн прислушалась.

Донесся девичий голосок, но такой тонкий, нежный и почти детский, что невозможно было разобрать ни слова.

С очень знакомым тембром. Хрустальный колокольчик.

Именно за этот голос Софии выговаривали воспитатели, советуясь с королевой, как поступить — поить девочку отварами для огрубления голосовых связок или использовать вадрит, ведь принцесса не может разговаривать таким несолидным тоном. Еще в детстве голос Софии был слишком нежным даже для ребенка.

И Элейн ни за что бы не спутала его с другим.

Она прислушалась еще более жадно. Тихие реплики, легкое раздражение, спешка, тень страха…

— …Если кто-то при дворе успел заподозрить Феретти в реваншизме из-за его выступления, нельзя позволять, чтобы подозрения окрепли! — Обладатель этого голоса говорил громче и напористее остальных. — Никаких упоминаний Молионов хотя бы до конца расследования! И поторопись, Грей. Если ничего не выйдет с тайными действиями, я за то, чтобы заявить о себе!

— Для восстания еще рано, — ответил другой, спокойно-ленивый, с хрипотцой, голос. — Сначала нужно либо снискать большую поддержку, либо отсечь явных противников. Впрочем, у нас еще будет время все это обсудить…

Он говорил что-то еще. Элейн перестала вслушиваться и, крадучись, отошла от двери.

Реваншисты и династия Молион. Все яснее ясного.

София здесь с той же целью, что и ее сестра.

Пожалуй, Эреол был прав. Давно Элейн не испытывала такого желания… нет, не броситься на Софию с объятиями в буквальном смысле. Признаться во всем, поделиться планами, затеять, как в детстве, новую игру — с более высокими ставками, зато общую, где у них будет общая цель, единство, сестринская поддержка…

Она замерла на выходе, куда неспешно брела, потеряв интерес к деталям разговора.

Цель одна. Претенденток двое.

И за Софией стоят какие-то люди, которым, возможно, на троне будет удобна именно младшая наследная принцесса.

Общее дело могло оказаться и причиной раздора.

Вот теперь есть о чем говорить с Эреолом.

* * *

— А ты времени зря не терял, — заметила Элейн, откидываясь на резную спинку скамейки. При дворе подобное считалось дурным тоном — даме положено держать спину прямо и позволяется лишь слегка наклонить голову над шитьем. Но на улице никто не обращал внимания.

Напротив, через дорогу, возвышалось белоснежное здание Королевского управления строительства. Прокладка трактов и мостов, возведение приютов и работных домов для бедных, строительство заводов, целый этаж архитекторов и декораторов, занятых благоустройством и расширением королевского дворца — все помещались под этой остроконечной крышей, украшенной мелкими окошками. Над входом, над массивным красным козырьком, с которого свисал похожий на тыкву фонарь, виднелся черно-бордовый герб Кервелина — змея со стрелами во рту. А у входа галдела и возмущалась группа людей.

— Мое дело — только распространять листки. Это не я, а ты не теряла времени даром, — невозмутимо, как всегда, откликнулся Эреол. — Это же ты подобрала казначейский отчет и написала текст. Вот они и пришли требовать компенсацию.

— Можно подумать, без меня ты не составил бы такую листовку сам, — скептически протянула Элейн. Эреол неопределенно пожал плечами.

«Отдайте наши дома!» — гласил плакат над демонстрацией.

Да, людей было мало и, наверное, в масштабах страны этот всплеск возмущения мог вообще остаться незамеченным. Но для Элейн и Эреола это была первая маленькая победа. Аудитория «Листка госпожи Вирузим» на этот раз не ограничилась сплетнями, а попыталась отстоять свои права. Последний выпуск вышел вчера — юбилейный, десятый; посвящен он был строительству Бастионного торгового тракта — широкой дороги через наименее опасные перевалы Бастионных гор. Она пригодилась бы не только торговцам — путешествовать через горную цепь стало бы намного легче. Строительство начали в прошлом году, и король распорядился снести несколько деревень, которые располагались на удобных плоскогорьях. Жителям не выплатили компенсации, предоставили только комнаты в приюте и пообещали когда-нибудь, как только возникнет возможность, построить новые деревни.

Приюты находились на окраине Кадмара. И с первой пачкой этой партии листков Эреол отправился именно туда. Ведь из казначейского отчета следовало, что деньги на деревни были давно выделены. Только странным образом не дошли до тех, кому предназначались.

— Посмотрим, что им ответят, — задумчиво сказал Эреол. — Признают законность претензий или отправят прочь с такими «доказательствами», как наш листок.

— Отправят, — скептически предположила Элейн.

— Как знать. Ситуация мелкая, но взрывоопасная. Жаль, для восстания еще рановато. Зато скоро можно будет и напомнить, что Кервелин занял чужое место, и призвать задуматься, не лучше ли жилось при Молионах…

— Не лучше. Золотой век — это утопия. Он невозможен даже в будущем, а тем более — в недавнем прошлом, — буркнула Элейн. Она по малолетству не помнила всех нюансов политики и экономики в Ивстане до угларского завоевания, но была хорошо знакома с историческими хрониками. Проблем при Молионах хватало. Даже со скидкой на пристрастность угларских историков.

— Десять лет — отличный срок, — негромко ответил Эреол, разглядывая демонстрацию. — За это время как раз успевает вырасти и окрепнуть прочная уверенность в том, что раньше было лучше. Воздух был слаще, короли милостивее, урожаи богаче… супруги моложе. Время — отличная маскирующая субстанция, она сглаживает углы и оттенки. И получается упорядоченная, ясная картина. Почти классическое искусство. — Он помолчал, бесстрастно изучая Элейн. — А в чем причина твоего скепсиса? Ты уже не хочешь править?

Она закусила губу.

Править… Да, это было целью. Точнее, не править, а вернуть власть. И Элейн только при дворе, наблюдая за рутиной, утомительным этикетом, множеством лишних ритуалов и действий и всепоглощающей скукой, маскирующейся под блеск и величие, начала задумываться, что ждет после.

И было отторжение, и было неприятие. Престол — некогда предел мечтаний — начал казаться каторжным атрибутом, орудием пытки на манер Даларского стула — железного кресла, к которому на всю оставшуюся жизнь приковывали осужденных. Потом была решимость и желание все изменить, а теперь… хочет ли она править теперь? Или стоило бы оставить рискованную затею, удалиться обратно в нишу мира и сидеть там, ничем не выдавая себя?

Нет, удаляться Элейн не хотелось. И Эреол не позволил бы. Он помогал ей отнюдь не из альтруистических соображений. Ему смена династии и, как следствие, смена официального монополиста на вадриты были нужны как воздух. Хотя теперь он знал, что София тоже выжила, а раз так — ему наверняка было безразлично, кто из принцесс в итоге займет престол. Элейн не обольщалась по поводу хороших отношений со своим наставником. Уважаемым, часто едва ли не обожаемым — но не дающим себе труда скрывать от нее свою истинную суть. Не старшая принцесса, так младшая. Они лишь инструменты в политической борьбе. А борьба, в свою очередь, только часть векового противостояния Эреола и Л’Аррадона.

И сейчас, глядя в равнодушные глаза одного из двух сильнейших колдунов континента — изгнанного, обессиленного, но не смирившегося, — Элейн подумала, что после его школы любая слабость будет просто глупостью. Не нравится двор? Измени его. Но сначала пройди до конца и возьми власть в свои руки. Пусть не в одиночку, пусть в одиночку ты мало на что способна. Способности придут с опытом. А пока нужно просто брать то, что тебе предлагают. Да, Эреол никогда не читал наставлений и нотаций. Но почему-то своим умом Элейн всегда доходила именно до того, что он считал нужным ей внушить.

— Если только у нас все получится, я буду править, — упрямо произнесла она. Колдун кивнул.

— В таком случае можно поближе познакомиться с реваншистами, которые стоят за Софией. Мы найдем общий язык.

— А София?

— А что София? Она младшая. Реваншистам же по большому счету все равно, кто станет править. Разве что среди них исключительно ее личные почитатели, — сказал Эреол.

— У них могут быть и другие мотивы. Как бы не спровоцировать дополнительных раздоров. Это опасно, — нахмурилась Элейн.

— Это необходимый риск. Цель того стоит… Смотри, к ним вышел клерк, — прервал сам себя Эреол.

Гул голосов утих, крики больше не доносились, сменившись сосредоточенным разговором. Длился он недолго. Спустя несколько минут толпа начала расходиться.

— Им что-то пообещали, — заметил Эреол. — Признаться, не ожидал… Власти фактически признали свою неправоту. Значит, решили не рисковать и принять в расчет мнение этих людей. Странно. Не думал, что они настолько не уверены в своей способности подавить протест.

— Этого мало. Это капля в море, — передернула плечами Элейн.

— Мечтаешь о революции, госпожа Вирузим? — усмехнулся колдун. — Может быть, нам еще удастся ускорить ее наступление. Если объединимся с реваншистами… Когда там возвращается София?

* * *

Первая половина пути пролетела незамеченной.

София все еще была там, в недавних воспоминаниях. Видела искрящиеся под оранжевым солнцем морские волны, чувствовала ладонями теплые и гладкие деревянные бортики бартога, слышала крики птиц, всплески воды, из которой выпрыгивали летучие рыбы, звонкий говор Детей моря… Ей необходимо было увидеться с Даиз и Мардой, и она, не дожидаясь, пока приемная мать сможет приехать, вымолила у кухарки Ириз пару выходных. Благо Кадмар находился не так уж далеко от Обрыва, а у побережья постоянно можно было встретить корабль кого-то из знакомых торговцев.

Услышав, что зелье не действует примерно в половине случаев, Марда долго хмурилась, теребя в толстых пальцах бахрому пестрого платка. Она заметно растерялась. Даиз сокрушенно качала головой, и София подумала, что переоценила возможности местной знахарки. Получается, Итилеан был прав в своем недоверии. Это Софии, видимо, по детской еще привычке казалось, что старшие опекунши из Детей моря могут почти все. А теперь…

Она не была здесь около тридцати дней. И за это время просторный пестрый шатер на бартоге стал теснее и беднее, огромные торговые корабли из недосягаемо роскошных блестящих гигантов сделались всего лишь удобным средством передвижения, сияющие украшения от Детей моря потускнели, а сами Дети моря превратились просто в деревенское племя. Да, многочисленное, развитое, непревзойденное в торговле и промыслах, связанных с дарами океана, но все равно деревенское. Ограниченное. В чем-то отсталое, в чем-то закоснелое. И не было ничего удивительного в том, что знахарка этого племени не могла создать совершенное зелье, которое работало бы без сбоев. Ведь деревенские рецепты и снадобья всегда уступают зельям и вадритам опытных колдунов…

Одним словом, София повидала названную мать и братьев, поразилась тому, насколько изменилось восприятие родных мест, но решения своей проблемы так и не получила.

И все равно это были два прекрасных дня.

Дорога от побережья до Кадмара заняла все утро. Дилижанс остановился в центре города. Предстоял пеший путь к дворцу-горе.

Солнце еще стояло довольно высоко, но день уже клонился к вечеру, и на узких улочках, окружающих центральную площадь, залегли глубокие тени от подвесных садов. Сумка была совсем легкой. София стремительно шла к дворцу — заблудиться при всем желании не смог бы никто. Вот и Жабьи пруды — неблагозвучное название отмечало на картах несколько соединенных в цепь круглых озерец, утопающих в зелени. У одного из них виднелся небольшой постоялый двор, наполовину скрытый роскошными зарослями веретт. Они росли вплотную к дороге.

София не заметила, в какой момент из аллеи под ветвями появилась высокая девушка с медно-рыжими волосами, закутанная в простую дорожную накидку. Лишь когда незнакомка встала на пути, София очнулась.

— Позвольте…

— Подожди… принцесса София Молион, — произнесла в ответ рыжая.

Земля на миг покачнулась. София почувствовала, как подпрыгнуло сердце.

Что происходит? Неужели в помощнице кухарки настолько легко узнать принцессу? Или над ней… над ней давно уже попросту насмехаются? Преданный Кервелину двор, преданный Кервелину город, в котором давным-давно с первого взгляда узнали Софию Молион в помощнице кухарки и теперь потешаются, глядя, как она пытается плести какие-то интриги в компании пятерых не самых влиятельных придворных и с помощью бесполезного зелья. Нет, это невозможно, но… но так же невозможно и появление рыжей незнакомки, властно требующей пройти за ней. Кто эта девица? Разве что ее послали реваншисты… но зачем им это?

— Не нужно бояться. Я просто хочу поговорить. Зайдем на постоялый двор. Этот разговор не для посторонних ушей.

— Кто вы такая? Почему называете меня принцессой? С вами все в порядке? — дрожащим голосом произнесла София, пытаясь взять себя в руки.

— Твоя старшая сестра. Помнишь, как называла ее Лейм?

София снова вздрогнула. Кто мог помнить об этом детском прозвище, возникшем оттого, что она не могла правильно произнести имя Элейн в свои три года? Наверное, кто-то мог. Няньки… Мать… Эта рыжая девица не была ни нянькой, ни королевой Вистарией. И все же явно знала больше, чем простая посторонняя. София сжала пальцы в карманах накидки в кулаки и подумала, что она, похоже, проклята. Ее способен вывести на чистую воду любой, кто задастся такой целью. Сначала Итилеан, теперь эта… Широкое лицо незнакомки вдруг смазалось, и только потом София поняла, что это из-за навернувшихся слез.

— Пойдем.

Девица, утверждающая, что является ее сестрой, взяла Софию за руку и повела за собой. София уже не сопротивлялась. Отчаяние лишило ее этой способности. Хотелось расплакаться навзрыд, спрятаться в темный угол, пожаловаться кому-то более сильному, способному разрешить это недоразумение в считанные мгновения… способному вышвырнуть эту самозванку прочь и показать Софии настоящую сестру. Это было слишком жестоко — разбить две иллюзии одним махом. Иллюзию тайны и призрачную надежду найти Элейн.

…Хлопнула дверь, и София, глотая слезы, огляделась. Ее привели в длинную комнату с низким потолком и ветхой деревянной мебелью. Сквозь крохотное окно проникало немного дневного света. И в этом свете взгляд невольно выхватил сообщника рыжей девицы. Высокого мужчину с длинными черными волосами, небрежно опершегося о стену.

— Эреол?! — вырвалось у Софии. Обоих колдунов знали слишком хорошо, чтобы не узнать.

Даже в полутьме. Даже спустя десять лет.

— Ты что, снял личину? — тревожно поинтересовалась рыжая.

— Ты посмотри на нее, — кивнул Эреол на Софию. — Ты ее до смерти напугала.

И, не произнеся, больше ни слова, он поднял руку. Лицо незнакомки снова смазалось, очертания фигуры поплыли… и спустя мгновение перед Софией стояла совершенно другая девушка.

Невысокая, с темными волосами, повторяющими прическу рыжей. И черты… эти неуловимо знакомые большие карие глаза, прямой нос… а вот брови другой формы — наша лидинни Совершенство опустилась до выщипывания? Сколько раз София слышала самоуверенные слова «Я такой родилась, значит, невозможно быть лучше!» в ответ на предложение гувернантки изменить цвет волос, к примеру, сделав их темнее, как у всех Молионов, или подобрать одежду других оттенков, лучше подчеркивающих цвет лица. Мама тогда смеялась, а сама София еще толком не понимала, хорошо это или плохо, и радовалась, что никто хотя бы не ссорится…

Воспоминания оборвались. София поняла, что уже готова признать в этой девушке сестру.

Элейн тогда ушла с Эреолом. И если эти двое не самозванцы, значит, маска рыжей незнакомки — какая-то личина.

— Скажи мне, где, — медленно заговорила София, — где мы закопали сшивку из листков, на которых рисовали карикатуры на учителя Нусса и гувернантку мадам Сен-Фаль?

— Мы не закопали ее, а подвесили на леске над провалом. Это было в день, когда Цветочный внутренний двор наполовину обвалился и открылась дыра в земле… Потом, через пару декателей, мы проскользнули туда — а провал так и не заделали, все ресурсы уходили на войну, и его просто прикрыли досками, — но лески не оказалось на месте. И мы так и не узнали, свалилась наша сшивка вниз или ее кто-то похитил, — уверенно произнесла Элейн. Потом помолчала и добавила: — А фамилия учителя была не Нусс, а Нуст. Нусс — это персонаж из книги.

София зажмурилась. Волна радости и облегчения захлестнула ее с головой. Никто не мог знать таких подробностей. Никто! И никто не мог предвидеть, какой вопрос она задаст «сестре», чтобы убедиться, что Элейн — это действительно Элейн. Никто не мог выучить наизусть все мелкие эпизоды их совместного детства, особенно позднего, уже осененного войной, с урезанными занятиями и предоставленностью самим себе…

Она открыла глаза и бросилась сестре на шею.

* * *

Элейн не ожидала, что все пройдет именно так.

София и в детстве была экзальтированной. Впечатлительной, обожающей родных и не стесняющейся выражать свою любовь. В ней сочетались все те черты, которые в любом другом раздражали Элейн до зубовного скрежета. Только родной сестре они придавали особое очарование, которое, наверное, было невозможно вытравить никаким воспитанием — а Элейн могла лишь догадываться, где и в каком окружении София провела эти десять лет. Но благодаря искренности и открытости сестры отношения с ней были восстановлены за считанные мгновения. В прежнем виде. Точно не было никакого перерыва. И даже возможное недоразумение из-за претензий на трон пока что не омрачало радость встречи.

Беседа с приятелями Софии, группой реваншистов, напротив, подействовала как ледяной душ.

Если, конечно, этих четверых придворных можно было назвать ее приятелями. Элейн знала их и раньше, встречала в замке — королевский распорядитель Анеррис, бездельник и кутила маркиз Дарн, основатель исторического общества граф Таренн и начальник дворцового гарнизона граф Итилеан. И ни одного из них Элейн никогда не заподозрила бы в реваншизме. Не говоря уже об убитом при загадочных обстоятельствах генерале Феретти. Надо же, как сильно можно ошибаться в людях…

Уже спустя несколько минут разговора стало ясно, что именно эти четверо являются самостоятельными действующими лицами, а София — не более чем символ той цели, к которой они идут.

Это радовало. Значит, они не станут возражать против смены символа.

Так казалось сначала.

— Стало быть, ваши условия — объединение усилий в обмен на то, что престол займет старшая принцесса, — спокойно подытожил Анеррис, потирая бороду. — Это вполне логично и обоснованно, потому что наследование престола осуществляется в порядке старшинства. Я не вижу причин возражать, а вы, господа?

Он взглянул на остальных. Но София заговорила первой:

— Я только за. Я не гожусь править, и вы, уверена, уже это поняли.

— Поняли и знали, что делать, — вырвалось у Таренна.

Сначала на эту реплику никто не среагировал. И лишь потом Эреол даже чуть восхищенно хмыкнул, и Элейн поняла.

Им и нужна была несамостоятельная королева. Тогда они могли бы править за нее — естественно, с выгодой для себя. Удобно всем — и желающим теневой власти, и Софии, ничего не смыслящей в политике. Появление второй принцессы ломало их планы…

Элейн не успела додумать мысль, а на заросшей черной щетиной физиономии Дарна не появилось и тени понимания, но Эреол уже заговорил:

— Значит, условия нужно обсудить заранее. Я так понимаю, не всех устраивает, что вместо марионетки вас четверых вы получите более или менее самостоятельного правителя? Или вас не устраиваю я?

Элейн услышала, как София тихонько вздохнула, точно давно знала, что к чему.

— Думаю, самостоятельность этого… правителя, — насмешливо произнес Итилеан, — будет зависеть уже от вас. Это нас, конечно, не устраивает. Нам нужен представитель Молионов на троне, а не колдун за троном.

— Нет. Вам не нравится, что вас лишают марионетки. Чьей она будет, если не вашей, — вам плевать, — с нажимом повторил Эреол. — Но абсолютной вседозволенности вы в любом случае не получите. Так что сойдемся на взаимных условиях.

— Мы и не рассчитывали на абсолютную вседозволенность. Но нас устроит, если после победы мы как минимум получим больший политический вес и сможем влиять на ситуацию в стране. Кстати, в нашем плане не последнее место занимал вооруженный переворот. После подобного неизбежен рост акций его организаторов, — негромко сказал Таренн. Дарн шумно выдохнул — соратник опередил его и сделал это, видимо, излишне дипломатично, по мнению маркиза.

Элейн поймала себя на мысли, что переговоры ведет кто угодно, но не принцессы, без которых всего этого вообще не было бы. Стало противно. Выходит, не только София оказалась бы марионеткой, получи она трон. Элейн ждала бы та же участь. Хотя… она и без того была ученицей Эреола. Но тот едва ли пошел бы дальше простых советов. Его интересовала монополия на вадриты, а не теневая власть над империей.

— Переворот вряд ли затронет страну за пределами Кадмара. Армия и гвардия, насколько я знаю, квартируются здесь? — ответил Эреол. — И еще — если Феретти был убит, то ни армию, ни гвардию вы не контролируете. На чьих плечах тогда вы собирались привести Софию к престолу?

— Не факт, что Феретти был убит солдатами, — неохотно сказал Итилеан. — Но настроения и в армии, и в гвардии далеки от реваншистских. Что естественно. На нашей стороне в определенной степени только стража. Остальных необходимо будет устранить.

Элейн безмолвно вздернула брови. Устранить армию и гвардию? Теоретически, наверное, это возможно, если ты начальник гарнизона, но размах кровожадности… Эреол покачал головой:

— А еще есть Л’Аррадон — его вы тоже способны устранить?

Ответом послужило молчание. Даже Дарн был не настолько глуп, чтобы не понимать, что сильнейший колдун не погибнет от простой пули или кинжала.

— Объединить усилия — это необходимость, а не предмет торга, — подытожил Эреол. — А что до ваших уплывающих из-под носа неограниченных возможностей — можете не беспокоиться. Каждый получит свое.

Казалось, это слегка успокоило недовольных. Анеррис, самый спокойный из них, согласно кивнул:

— К тому же мы делим то, чего еще не добились. Господа, не лучше ли сосредоточиться на цели и оставить разногласия хотя бы на время?

— Чтобы получить раскол сразу после победы? — взвился Итилеан. — Объединиться на время — идиотизм. Мы или союзники, или нет!

— А что вас не устраивает, Грейсон? — невозмутимо уточнил Анеррис. — И Эреол, и принцесса Элейн, как я вижу, готовы предоставить нам гарантии, которых мы хотим.

Итилеан некоторое время молча сверлил его горящими глазами. Потом процедил:

— Ладно. Есть магический механизм гарантий. Я требую создания клятвенного вадрита.

— Вы его получите. Правда, не сейчас, потому что мои магические силы сейчас крайне ограничены, — спокойно сказал Эреол. — Еще вопросы?

— Остальные вопросы я задам вам на клятвенном вадрите! — рявкнул Итилеан, вскочил и стремительно вылетел прочь.

— Хм… — протянул Анеррис, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Надеюсь, нам все же удастся договориться.

— Если дело за уважаемым начальником гарнизона, то удастся. Непременно, — с иронией подтвердил Эреол. Элейн показалось, что он попросту не воспринимает Итилеана всерьез.

А впрочем, чему удивляться? Люди с их мелкими требованиями или смехотворными угрозами должны были наскучить колдуну еще в первые сто лет жизни…

Реваншисты начали расходиться. В целом, как показалось Элейн, не особо раздосадованные необходимостью считаться с новыми союзниками. Скорее наоборот. И София вовсе не казалась уязвленной.

— Заходи вечером ко мне в каморку. Поболтаем! — сказала она, прежде чем выскользнуть за дверь. Элейн кивнула и успела увидеть, как на лице сестры расцветает по-детски радостная улыбка. Да, София — это София. Она никогда не была излишне амбициозной.

Ну а с ее союзниками вполне мог сладить Эреол.

* * *

София улыбалась в воротник накидки. Слезы давным-давно высохли.

Все складывалось наилучшим образом. Сестра найдена и, кажется, не против общаться и восстанавливать родственные узы, реваншисты получат свой символ, чтобы посадить на престол, — и символ, гораздо более подходящий для этого, чем младшая принцесса Молион. Кервелина свергнут, а ей можно уже не бояться что-то испортить. Теперь бы с мамой поговорить так же, как с Элейн…

— София.

Знакомый голос выдернул ее из радужных мечтаний почти у самого порога каморки. В коридор, ведущий туда, можно было попасть не только с кухни, но и снаружи — сквозной тускло освещенный переход с множеством дверей по обе стороны.

К одной из этих дверей, нимало не заботясь, что она может открыться, прислонился Итилеан. София вздрогнула. Ждал ее здесь? Это уж слишком. Что можно было обсуждать с ней после той перепалки с Эреолом, суть которой так и осталась для Софии туманной?

— Что вы здесь делаете? Вас же могут увидеть, — сказала она неуверенно.

— Ну так, может, укроете меня в своей клетушке? — легкомысленно ответил Итилеан. На его лице не читалось ни одной эмоции. София не понимала, чего от него ждать. Зачем он пришел?..

— Не могу, я пригласила Элейн, простите, — нейтрально ответила она. — Вы что-то хотели?

— Ах да, конечно же, Элейн! Наша будущая королева! У вас не возникло желания эмигрировать в Орталин или на край света? — внезапно обозлился Итилеан.

— Нет, потому что если она станет королевой, мои интересы не пострадают. В отличие от ваших, — огрызнулась София. В конце коридора со стороны кухни промелькнул повар в колпаке. Чудом не повернул голову в их сторону… Что, Итилеан не собирается уходить? — Не маячьте здесь, ради всего святого, — прошипела она, не выдерживая и все-таки втаскивая его за руку в свою каморку. Ему-то, может, и безразлично, что будет, если его здесь увидят, а вот Софии нет. Или теперь ему все равно, что ее могут рассекретить?

— Мои интересы… — шепнул Итилеан, не давая ей отнять руку. — У меня всего один интерес, моя дорогая София. Увидеть корону на вашей голове.

Он стоял вплотную, почти прижимая Софию спиной к стене. Да что происходит? И держал за руку — снова эта непонятная дрожь… и это смешанное чувство раздражения и удовольствия от такого внимания. Хешшу.

— Чтобы дергать за ниточки из-за трона?

— На самом деле это вовсе не так увлекательно, — Итилеан мягко приподнял ее лицо за подбородок. — Не сказал бы, что меня угнетает перспектива лишиться власти, которой у меня и без того никогда не было.

— Кажется, вы говорили, что реваншистам плевать, кто именно будет править, — буркнула София.

— Кажется, я мог и изменить свое мнение, — эхом отозвался Итилеан. — Следовало просто раньше об этом сказать. У меня одна королева. Вы.

А потом без всякого предупреждения он накрыл ее губы своими. София дернулась от неожиданности, чувствуя уверенную руку на своем подбородке. Или это и было… предупреждение? С ним же не угадаешь…

Она приоткрыла рот, прежде чем здравый смысл заставил ее задуматься, что она делает. Наставления Даиз начисто выветрились из головы. Оттолкнуть? Отчитать? Не разговаривать? Что-то сама Даиз так не делала, когда ее видели в обществе Вадана Зарда, мятежно припомнила София и бессознательно положила руки на плечи Итилеана — он больше не удерживал ее пальцы. Новые, но инстинктивно знакомые ощущения захлестывали ее с головой.

А сводные братья и прочие поборники строгой морали — просто двуличные дураки.

Теперь София сама прижималась к Итилеану, чувствуя, как его руки скользят по ее спине, какие жесткие и горячие у него губы, слыша хриплое дыхание и уже не различая свое и его…

И тут проснулся рассудок.

Неприглядная картина со стороны услужливо развернулась перед глазами. София дернулась, разрывая поцелуй.

— Грейсон, что вы творите, Хешшу раздери?! — почему-то вполголоса вопросила она, пытаясь отодвинуться.

— Не совсем то, что хотелось бы, — шепнул Итилеан ей в губы… и резко разомкнул объятия. Повеяло прохладой подземелья. Только теперь София вспомнила, как мерзла в этой каморке. И поняла, что сейчас уж точно не имеет понятия, как вести себя дальше. Целомудренные инструкции Даиз обрывались на разновидностях гневной отповеди.

— Не делайте так больше. И уйдите, пожалуйста, сейчас сюда явится Элейн, — чинно сказала София. Итилеан нехорошо прищурился, и тяжелые ладони легли ей на плечи.

— Я уйду. Но я хочу, чтобы вы знали. Я не намерен участвовать в возведении на престол вашей Элейн или кого бы то ни было еще. Моя королева — это вы. И хотя трон здесь играет далеко не самую важную роль, я не сдамся, пока есть возможность. Из вас, моя дорогая София, при должном обучении выйдет намного лучшая правительница. А вы этого заслуживаете.

Он легко поцеловал ее в уголок губ, провел пальцами по щеке и вышел прочь.

Начисто проигнорировав просьбу больше так не делать. И София даже догадывалась, почему. «Ну так прикажите…». Она тряхнула головой. Не это главное.

«Не намерен участвовать в возведении на престол вашей Элейн».

Он говорил это с явной уверенностью, что она как минимум сохранит этот план в тайне, даже если не поддержит сразу. И не ошибался. София не рвалась к власти, но не могла не оценить подобную преданность, чем бы эта преданность ни была продиктована. В конце концов, остальные озаботились прежде всего своим будущим положением. Чем еще раз доказали, что им безразлично, кто именно станет королевой. Итилеан тоже утверждал раньше, что ему безразлично, но теперь доказывал обратное.

Наверное, вчера такая преданность могла бы порадовать. А сегодня…

Зачем, ну зачем ему понадобилось проявлять чувства подобным образом? Что на него нашло? Нет, не похоже, чтобы это был сиюминутный порыв. Итилеан вел себя как человек, точно знающий, что собирается делать, и поступающий соответственно. А вот что нашло на нее… От себя уж точно не было смысла скрывать, что в глубине души Софии понравилось то, что произошло. И внимание к ее персоне, и уверения в преданности, и недвусмысленный интерес, и этот поцелуй. При желании Итилеан умел быть милым.

Если только все это не было частью какого-то его замысла, далекого от романтики. Например, втереться в доверие и все-таки править из-за трона. Но в это так не хотелось верить…

София опустилась на свое твердое ложе.

Она не знала, как теперь станет смотреть в глаза Элейн.