Искажение отражений (джен)

— Фред, Джордж! — только так, никак иначе, с небольшой выразительной паузой между именами или вообще неотделимо друг от друга — “Фреджордж”. За редким исключением: Фред — отдельно, Джордж — отдельно, но это бывает не очень часто и, откровенно говоря, не без нашей с братом помощи. Порой вообще нечто обобщающее — Уизли, — на которое справедливо могут откликнуться братья и сестра.

Мы всегда были уникальным созданием: монолитом, симбиозом, зеркальным отражением друг друга. В чужих глазах.

Тот, кто не был мной, был Джордж; тот, кто не был Джорджем, был я. Первое осознание собственной индивидуальности в мире, по которому мы начали путешествие, ещё не умея твёрдо стоять на ногах. Жаль, что это понимали не все.

Каждый по отдельности остро ощущал свою неполноценность; хоть фактически мы с братом не делили жизненно важные органы, но порознь как будто не хватало воздуха или сердце пропускало удар. Парадокс, противоречие.

Мы любим свою семью: отца, мать, братьев и сестру. Однако когда даже собственная мать не может разобрать, кто из нас кто, становится тревожно. Мы никогда не прекращали отшучиваться в эти неловкие моменты путаницы, но появившаяся неприятно зудящая мысль о том, что не найдётся человек, который сможет нас различать, глубоко въелась в сознание. Несмотря на это, нам было комфортно друг с другом, у нас была любящая семья. Для них мы всегда были Фред и Джордж, но их любовь и забота не делилась на двоих, а распространялась на каждого.

Особенно острый дискомфорт пришлось пережить в первый год в Хогвартсе. Вот тут-то и пропали все границы дозволенного. Вероятно, это была идея Джорджа прикинуться мной. Никто даже не заметил, что мы поменялись местами. Тогда впервые и появились клички Дред и Фордж. И игра — угадай, кто Фред, а кто Джордж, которая промозглыми или дождливыми вечерами развлекала всю гостиную факультета.

От скуки и потехи для.

* * *

Я не на шутку перепугался за брата, а Хагрид уже отгонял взбесившегося гиппогрифа от Джорджа, злостно отчитывая брата. Лесничему это было не впервой, мы часто попадали к нему на отработки. Сейчас я был полностью солидарен с Хагридом. Зачем же Джордж полез к гиппогрифу? Как будто не слышал про случай с Малфоем, о котором трубила вся школа.

Безбашенный.

— А ты, Фред, следи за шалопаем-братцем, — Хагрид свёл брови к переносице. На мгновение его лицо приобрело свирепый вид, но потом он смилостивился. — Ты, вроде как, более ответственный.

Казалось бы, Хагрид сказал что-то обыденное, но я задумался. Ведь он был прав, чёрт побери, абсолютно прав! Даже если судить по этому случаю с гиппогрифом. Я всегда был неким тормозом, чтобы нас обоих и, по правде говоря, более отвязного Джорджа не заносило на поворотах.

Я обратил на Хагрида свой проницательный взгляд, но добродушный лесничий сконцентрировался на уроке. Ладно, придется спросить после занятий.

— Хагрид, скажи, как ты нас различаешь?

Лесничий как раз остался у вольера с гиппогрифами и собирался подкинуть этим настоящим, в плане еды, пройдохам пару тушек отменных хорьков.

— Так зверюшки-то, они это, все на одну мордашку, но если приглядеться…

Значит, различает чисто внешне, но и это не так-то просто. В собственной идентичности с братом я не сомневался. Есть, конечно, отличия, но они скрыты под одеждой.

— Да и зверьё само чужаков сразу распознаёт. У кого свои отличительные позывные, запахи опять же, и магия у них различная в телах…

Дальше речь пошла исключительно о животном мире. Гермиона рассказывала, что какой-то учёный магл выдвинул теорию о том, что человек произошёл от обезьяны. Мы тогда здорово повеселились и выдали свою теорию о том, что волшебники произошли от волшебных обезьян. Даже не обезьян, а гиббонов. Флинт, к примеру, живое тому доказательство. Хоть прямо сейчас пиши научную работу и уговаривай ненавистного слизеринца быть наглядным пособием. Грейнджер, конечно, шутки не оценила и насупилась, буркнув почти неразборчиво в ответ, что о происхождении волшебников источники молчат.

Так, что-то меня не туда понесло.

— …ты вряд ли замечал за собой, потому что такое поведение для вас вполне естественно. Ты всегда стараешься встать на полшага позади Джорджа, как будто страхуешь его.

Меня как громом поразило. И ведь точно. Мне сразу вспомнилась та неудачная попытка поколдовать, ещё в детстве, когда Джордж чуть не лишился магических способностей по нашей общей вине.

Видимо, решив, что в полной мере ответил на мой вопрос, Хагрид больше не стал ничего говорить, лишь только добавил:

— Поспешил бы ты на следующий урок, Фред, и ежели что, заходи на чай, — и полностью переключил своё внимание на гиппогрифов.

Мне о многом хотелось спросить лесничего, но колокол дал предупредительный звон, что до следующего урока осталось пять минут. Про себя выругавшись, я поспешил к замку.

* * *

Чай — это, конечно, хорошо, но приглашали только меня, без брата. А обходной путь был.

Получить отработку было проще простого. Даже если косячил один из нас, всегда наказывали обоих. За что в этот раз брат на меня дичайшим образом обиделся. Он не разговаривал со мной полчаса! Для нас это был новый рекорд, но мы ещё не получали отработок в первую неделю учёбы намеренно. Благо, шкодил я на трансфигурации, и МакГонагалл оправдала мои ожидания. Она отправила нас к Хагриду.

Мы не раз и не два отбывали у него наказания, но до этого я не замечал, чтобы он точно различал, кто из нас кто.

Мы подошли к опушке запретного леса, на которой нас уже поджидал лесничий. Конечно, сначала он поворчал о том, что МакГонагалл нашла кого отправить ему в помощнички, но быстро успокоился.

Благодаря Хагриду мы неплохо знали лес, о чем он и сам прекрасно знал, поэтому быстро перешёл к делу.

— Не всем жителям запретного леса по душе соседство с дементорами. Самое сильное воздействие они, конечно, оказывают на волшебников, но это не значит, что обитателям леса от этого легче живётся. Мы с вами осмотрим окрестности и проверим, не случилось ли чего. Этим тварям запрещено спускаться ниже крон деревьев, они могут сделать это только при крайней необходимости, но я им все равно не доверяю, — Хагрид поморщился, видимо вспоминая тесное знакомство с дементорами в прошлом году.

— Фред, — лесничий посмотрел точно на меня. Его взгляд был серьёзным и сосредоточенным. У меня по коже побежали мурашки. Как, ну как он это сделал? Я встал вровень с братом, повторял за ним все движения, стал его зеркальным отражением. Его точной тенью. И всё бестолку. — Возьмёшь Клыка. Не заходи с ним особо далеко, а мы с Джорджем заберёмся поглубже. — В одну руку Хагрид дал мне фонарь, а в другую — поводок.

Поговорить с ним мне, конечно, не удалось, да и под антураж запретного леса заводить разговор, теребящий душу, было страшновато.

* * *

Выбраться на чай к Хагриду удалось только ближе к Хэллоуину. Пятый курс. СОВ. По факту, год только начался, а учителя как с цепи сорвались. Да и эта судебная проволочка из-за Малфоя здорово выбила Харида из колеи. Он стал каким-то рассеянным. Даже его глаза, вечно излучающие добро и заботу, потускнели.

Из каминной трубы валил дым, значит, я удачно попал. Дождь заморосил сильнее, и я поспешил скорее очутиться внутри тёплого помещения, рядом с камином и горячей чашкой чая в руках.

Я постучался. Открыли мне не сразу.

— А, это ты, Фред, — поникшим голосом сказал Хагрид, не особо изумившись моему приходу. Меня же опять кольнул тот факт, что он совершенно беспрепятственно определил, кто я, но удивление куда-то пропало. — А чего вдруг без брата?

— Да они там в гостиной план следующей тренировки перед матчем с Пуффендуем обсуждают, без меня неплохо справятся. Я пришёл тебя проведать, ты же на чай звал.

— Заходи, коли пришёл, — неохотно сказал Хагрид и пустил меня внутрь. Не то чтобы он был не рад мне, но не до гостей ему было сейчас. С другой стороны, отступать от своих планов я не собирался. Общение должно пойти ему на пользу: послушает весёлые истории, может, взбодрится.

— Вот, тебе гостинец от мамы, — я воодрузил на стол свёрток в пакете и, немного им пошуршав, высыпал содержимое в миску на столе.

Ягодные кексы, но не те бронебойные, что печёт сам Хагрид, а обычные, бисквитные. Я попросил маму испечь, уж очень лесничий их любит.

На мгновение в его глазах мелькнуло любопытство, но потом он развернулся ко мне спиной, чтобы поставить чайник на огонь.

Когда мы удобно расположились, я отошёл от промозглости и как следует отогрелся, влив в себя как минимум пол литра ароматного травяного чая, а Хагрид умял почти все кексики, я решил, что градус беседы вполне подобающий, чтобы переходить к главному.

— Хагрид, а ты не мог бы рассказать более подробно о том, как ты различаешь нас с братом, а то все нас вечно путают, но не ты.

Лесничий одним мощным глотком допил свой чай и со звоном поставил свою кружку на стол.

— Ой, да бросьте вы эту ерунду! — в сердцах сказал, Хагрид, но, увидев мою кислую мину, энтузиазма поубавил. — Дык, у вас же в глазах всё написано. Взгляд то у вас разный.

— По глазам? — искренне удивился я, — но это, наверно, чертовски сложно.

— Так это, зверьё ж, оно разговаривать не всегда может, а как оно скажет, где болит. Только глазами. Да и привычный я уже, со сколькими зверюшками уже пообщался. Опыт, так сказать.

— А чем именно различаются наши глаза? Может оттенком при определённом угле освещения? — я запутался в объяснениях Хагрида, сам немного волновался, поэтому и сморозил глупость, но Хагрид, кажется, не обратил на это никакого внимания.

— У тебя взгляд более спокойный, размеренный, а брат твой более импульсивный, взгляд такой же, глаза всё врем мечутся, хватаются за что-то. Мне даже смотреть на вас не надо. Я нутром чую, что энергия от вас разная идёт. Хоть вы и два сапога пара, но братец твой пошалопаистей будет, да. И зверюшек я так же чувствую. Хоть палочки у меня нет, но магии то я не лишён. У меня иногда такое ощущение, что магия мне сама помогает. Кто ж бедным зверюшкам поможет, если те в беду попадут? Вот магия в их жилах и вмешивается скорее всего. И у волшебников точно так же. Слышал же наверно, что глаза — это зеркало души? — Я кивнул. — Вот и Дамблдор так считает, но он говорит, что не все просто так позволят в душу заглянуть, некоторые снаружи ставят защитный механизм. А одинаковых душ в мире не существует.

— Ты как-то чувствуешь нашу магию? И можешь её различать? — постарался я объединить объяснения лесничего в пару предложения, чтобы окончательно не запутаться, получилось слишком туманно, так он ещё и вечные пространные рассуждения Дамблдора к своему рассказу приплёл.

— Ну да, что-то вроде этого. Так что мне различить вас не трудно. Я тебя, наверное, совсем запутал.

— Да нет, ну что ты, — я с удовольствием отхлебнул свежезаваренного чая из чашки. На самом голове всё то, что я успел надумать по этому поводу после рассказа лесничего постепенно вставало на свои места. — Это какая-то особенность твоей магии? — Хагрид серьёзно задумался.

— Не знаю, хотя Дамблдор говорит, что при должном желании и старании можно научиться всему, мне же это было дано от рождения. Папка мой, земля ему пухом, всегда был человеком чутки, отзывчивым, вот и я, весь в него. А тебе это вообще зачем?

— Ну, — вот тут я замялся. Сейчас мой детский страх прозвучал бы глупо. — Понимаешь, ты пока единственный, кто без особых препятствий может различать меня и брата. Для всех мы неотделимы друг от друга. Не то чтобы это было противно, нам самим это нравится, иногда это даже забавно, да и привыкли мы. Всю жизнь так живём. Но всё-таки мы два разных человека, — я посерьёзнел не на шутку, а Хагрид наоборот добродушно улыбнулся.

— Так и живи себе преспокойно без оглядки на других. Братец твой по этому поводу вообще не заморачивается, и живётся ему припеваючи. Только и делает, что шкодит, да хохочет, без посторонних забот. Вот и ты бери пример с него, а не становись его тенью. Ты тогда в лесу хоть вровень с братом встал, а нет-нет, да украдкой поглядывал на него. Уж не знаю, что там с вами случилось, что ты так о нём печёшься, но это вполне нормально. Просто будь собой.

Хагрид опять напомнил об одной моей поведенческой особенности, которая уже настолько въелась в мой характер и в моё нутро, что я просто подобного за собой не замечал, пока меня не тыкали в это носом. Я улыбнулся и покивал, соглашаясь.

Если до этого попадания Хагрида в яблочко меня пугали, то теперь, после беседы с ним, всё встало на свои места, и на душе стало теплей и спокойней.

* * *

Как же я себя винил, что меня не было рядом, а он, дурак, обливаясь собственной кровью, находил в себе силы шутить по этому поводу, даже прошептал, что теперь их игра-угадайка станет бессмысленной. Ой, дурачок, да кого это сейчас волнует!

После операции «Семь Поттеров» у Фреда осталось неприятное послевкусие от травмы брата. И даже после слишком свежо было воспоминание о плане Грюма по транспортировке Гарри, а точнее, о его последствиях…