Венский вальс и рок-н-ролл (гет)

Рамлоу бухает тяжёлыми берцами по двери её комнаты на рассвете, когда Лара только-только отключилась после изматывающей бессонницы. Она отлепляет от подушки тяжёлую голову и с премерзким чувством тошноты и гулким эхом настойчивого стука командира по самым мозгам, плетется к двери. Рамлоу кивком головы приказывает ей следовать за ним. Он отпирает карточкой недоступные для неё доселе двери, ведёт по узким тёмным коридорам с пересушенным кварцевыми лампами воздухом. За широкой его спиной Лара видит не сразу, что приближаются они к прозрачному, пуленепробиваемого стеклу в полстены, за которым находилась до рези в глазах белая, ярко освещённая люминесцентными лампами палата медицинского блока.

Брок услужливо отходит в сторонку, приглашая Смит посмотреть на происходящее внутри. Несколько человек в белой униформе снуют вокруг чёрного с хромированными вставками кресла, окруженного четырьмя мониторами. Вооружённые, как для боевой операции, охранники с каменными лицами бросают короткие смурные взгляды на это загадочное устройство и сжимают крепче автоматы, а в центре всей этой суеты, за мельтешащими фигурами и развевающимися халатами Лара видит Солдата, свою ожившую легенду и несбыточную мечту. В груди колет предчувствие чего-то нехорошего, она льнёт к стеклу, совсем не замечая, как ухмыляется на это Брок, наблюдая, как титановые крепления сжимают солдатские предплечья, как закусывает он каппу, как ток бежит голубыми всполохами и трещит и глохнет в нечеловеческом крике. Как трещит и снова глохнет. И снова...

Смит не замечает, что кричит уже она, зажимая ладонями уши, силиться отвернуться и отвернуться не может, будто вросла в маленький пятачок у смотрового стекла. Рвётся, наконец, бежать, но тут же плечи до боли сжимают сильные руки командира, заставляя её остаться и смотреть на то, на что смотреть она уже не в силах.

— Это не человек, агент Смит, ты ошиблась дверью, — Брок шипит ей прямо на ухо, ухмыляясь её ужасу и смущению. — Разве с человеком можно такое сделать?

Лара пришла в себя только на западном побережье, прогуливаясь по песчаной косе вдоль осеннего моря и кутаясь в чёрную косуху тогда ещё от Вествуд, пока шум волны не заглушил ворох мрачных её мыслей. Пирс прилично оштрафовал её и отправил в отпуск без содержания на два месяца за порчу имущества организации. «Имущество» по словам командира Рамлоу после её ночного визита стало огрызаться и задавать неудобные вопросы, и с пометкой «Нестабилен» отправилось на процедуру очистки. По возвращении Смит подала в отставку, и Пирс на удивление легко её принял. Тогда ещё юная Лара не предполагала, что отставка в «Гидре» — это вынос тела вперед ногами...

В её квартиру проникли перед самым рассветом, когда ночь по старинной поговорке темнее всего. Лара просыпается от сквозняка и лёгкого чувства беспокойства, которое нарастало в геометрической прогрессии по пути от постели до раскрытого настежь окна, вокруг которого прозрачными привидениями колыхались вуалевые шторы. Остатки беспокойного сна и пережитого без мозгоправа шока воплощаются в чернильной тени в углу спальни, в которой воспалённое девичье воображение нарисовало человеческую фигуру.

— Хайль, Гидра, — ознобом по коже, и Лара бросается к окну, благо этаж был только вторым. Рывок с подоконника был прерван холодной сильной ладонью, сомкнувшейся на шее позади. Её отбрасывают на пол, как тряпичную куклу, она ударяется головой до потемнения в глазах и видит блеск металла в рассеянном сквозь облака свете бледной луны. Фигура приближается нарочито медленно, внушая страх преднамеренно и мучительно, Лара чувствует, что словно застряла в кадрах замедленной съемки — руки не слушаются. Она бросает в него вазу, затем стакан, расплёскивая радужным веером капли воды, отползает назад, к прикроватной тумбочке, где хранила пистолет, используя отчаянно любой, даже самый малый шанс выжить. Хотя бы попытаться.

Он пригвождает её к полу одной лишь правой, нависая над ней чёрным дьяволом — быстрой смерти ей явно не прописывали. Она кричит и следом хрипит, цепляясь крепко за ремни его униформы, правая рука на её шее меняется на левую, Лара слышит, как гудят шестерни, грозясь раздробить ей кости и чувствует, как холодит металл её раздраженную кожу. Смит смотрит в лицо убийце, закрытое респиратором наполовину, в затемненные глаза, которые светились во мраке комнаты своей морозной сталью, и улыбается одними уголками губ, неизбежно принимая свою участь.

Захват ослабевает, и Лара жадно глотает воздух, кашляет надрывно, хватая себя за саднящую шею, пытается свернуться в позу эмбриона, но солдатские колени, сомкнутые вокруг неё капканом, не давали ей шевельнуться. Тяжёлый бионический кулак опускается прямо перед её лицом с грохотом, рассыпая в пыль и щепы паркетные доски, пуская неровные полосы трещин по цементному полу, и солдат опускается к ней так низко.

— В следующий раз я не промахнусь, — искажённый под маской, простуженный голос щекочет ей висок, тяжесть его тела отпускает её резко, а она впивается ногтями в изувеченный пол, будто воздушная и сейчас взлетит. Лара не смеет шевельнуться и беззвучно плачет, обнимая трясущиеся коленки. Всё ещё жива — безупречная машина нарушила приказ.