Зецу (джен)

Зецу... Копирует внешность, голос, чакру... Кто угодно может оказаться врагом... Раскосые глаза окидывают товарищей внимательным взглядом. Бесполезно. Даже сенсоры не могут распознать, где свой, а где чужой, что уж и говорить об остальных... Быть начеку — значит провести бессонную ночь и второй день войны встретить на подкашивающихся от усталости ногах. Что лучше — погибнуть от руки «товарища» сейчас или от руки врага завтра? Хотелось бы, конечно, выжить, но тут уж как получится.

В детстве они часто играли в шиноби, представляя себя героями Третьей мировой. Да и не только в детстве они грезили войнами. Шикамару был уверен, что каждый хоть раз задумывался о том, какую роль он смог бы сыграть в крупномасштабном сражении. Тогда еще в голове неизменно всплывали картины, в которых побежденный враг корчился под ногами великой армии. Как же все они заблуждались. Как же он заблуждался. Сейчас от одного слова «война» сердце болезненно щемит, липкий страх сковывает движения. Сколько сегодня погибло. А сколько погибнет завтра... Кто знает, может одним из тех, кого вскоре будут оплакивать родные и близкие, станет он сам. Возможно, его тело даже не найдут или не опознают. Да и кто этим будет заниматься? Погибших слишком много, чтобы хоронить их по отдельности. Братские могилы экономят время, а время — жизни.

Неправильно и эгоистично бояться собственной смерти. Шикамару заталкивает этот страх поглубже. Он не думает о нем, почти не ощущает его, но знает наверняка, что страх не исчез. Он просто отступил и затаился, чтобы потом раз за разом возвращаться в ночных кошмарах.

Это нормально — хотеть жить и не хотеть умирать. Но почему так паршиво и неприятно это ощущение страха за свою жизнь? Есть еще много вещей, о которых можно было бы переживать, например, о своих друзьях и товарищах. Однако мысль об этом не заставляет сердце пропускать удар. Шикамару снова обводит взглядом застывших в оборонительных стойках шиноби, таких же напуганных и напряженных, и ответ сам приходит в голову. Стоит ли переживать за тех, кто, возможно, не является тебе другом? Сейчас ты прикрываешь ему спину, а через минуту он окажется Зецу, но ты даже не успеешь осознать этого, потому что умрешь раньше, чем Зецу себя раскроет.

Ино это Ино? А Чоджи? Они постоянно находились рядом с ним, так что это точно должны быть они... если только враг не использовал технику замещения.

Что же делать? Солнце близится к закату. Времени на раздумья все меньше. С наступлением ночи они начнут атаковать, притворяясь товарищами, утром пойдут в атаку открыто... Черт... выхода нет...

Расходятся по палаткам в давящей тишине. Шикамару заходит последним, опасаясь оставлять спину открытой для товарищей. Сегодня он будет дежурить вторым, первой дежурит Ино, последним — Чоджи.

Закрывать глаза страшно. Ино не выходит из палатки к костру. Наверное, надеется, что и так услышит, если что-то случится, или боится оставаться одна, а, может, она просто Зецу и ждет, пока он, Шикамару, уснет, чтобы без лишнего шума избавиться сначала от него, потом от Чоджи. Рука под подушкой судорожно сжимает кунай. Страх не оставляет и тени сонливости — в голове все так же ясно, как и днем. Время измеряется шорохами ткани и мерными глубокими вдохами. Ино приближается к нему, и Шикамару, до боли стиснувший влажную рукоятку, не сразу понимает, что пришла его очередь дежурить. Он резко вскидывается, и Ино отскакивает назад, замирая в оборонительном жесте с кунаем наперевес.

Решительный взгляд, но коленки чуть дрожат. Зецу? Плечи немного ссутулены. Нет, похоже, это действительно Ино.

— Ложись спать, моя очередь дежурить.

Неуверенно, она ложится спиной к тонкой тканевой стенке палатки, накрывается одеялом по самые уши. Ночь не из холодных. Шикамару готов спорить на что угодно, Ино прячет кунай. Он переводит взгляд в сторону мирно спящего Чоджи. Похоже, он единственный из них троих спит без оружия. Если бы Шикамару был Чоджи, то решил бы, что они с Ино — Зецу. Передернув плечами, Шикамару отвергает саму мысль о том, чтобы покинуть палатку, и так же как и Ино, остается дежурить здесь, внимательно вслушиваясь в звуки, доносящиеся снаружи. Тихо. Только ветер, шум прибоя и шорох ткани. Шикамару поворачивает голову на звук — Чоджи сменил положение во сне. В складках одеяла что-то сверкнуло. Кажется, Шикамару ошибся, и даже Чоджи прихватил с собой кунай. Не похоже на Чоджи. Может быть, Зецу он? Шикамару привстает со своего места и осторожно приближается к спящему, на всякий случай держа руку с кунаем перед собой. Необходимо проверить. Он склоняется над Чоджи, и тот неожиданно приходит в движение, выхватывая кунай и направляя его острие на Шикамару. Ино, как и любой другой шиноби, спящая довольно чутко, тут же оказывается рядом, чтобы помочь Чоджи.

Удивленно посмотрев на кунаи в руках друзей, Шикамару делает шаг назад. Сомнений больше не осталось — они оба Зецу. Но прежде чем Шикамару успевает что-либо предпринять, Ино перебрасывает кунай Чоджи и складывает печати техники подчинения.

Партия проиграна. Тело больше не слушается его.

— Шикамару, — Ино подходит ближе, ее голос звучит ласково.

— Я ничего вам не скажу. Я знаю, кто вы на самом деле!

— Война закончилась. Больше нет Зецу. Мы победили.

От такого заявления дыхание перехватывает. Что еще за чушь?

Чоджи тяжело вздыхает:

— Оставь его, Ино, все равно же забудет. Я свяжу его и подежурю дальше, ложись спать. До Конохи еще дня два ходу, а там уж Цунаде постарается. Надо только верить.

Они идут всего полдня, а уже привал. Если через каждые пять часов делать остановки, они не успеют. Шикамару не может сидеть спокойно, зная, что там впереди идет сражение. Нужно спешить.