Chasing Morrigan (джен)

Во второй половине дня иней на земле окончательно таял, а потому на дороге снова появлялась грязь — хорошо хоть, что из-за сухой погоды, державшейся в последние дни, её было немного. Нет, Айден в последнее время окончательно привык к тому, что к вечеру слоем грязи могут покрываться не только сапоги, но и всё туловище до плеч, но всё равно путешествовать посуху было не в пример приятнее — тем более, в походах по горным дорогам, где сухая и относительно чистая одежда грела почему-то лучше. Впрочем, уже совсем скоро он должен пересечь перевал и оказаться на территории Орлея, где погода как правило теплее и мягче, и именно там затерялась и цель его путешествия.

Когда он услышал, находясь к северу от Редклиффа, что на дороге к Орзаммару видели странную женщину, до крайности похожую на знакомую ему ведьму, он понял, что такой шанс даётся раз в жизни, и упускать его нельзя ни в коем случае. Вряд ли Морриган решила вернуться в Орзаммар — скорее её потянуло в земли, на которых она никогда ещё не была, то есть в Орлей, перевал к которому находился как раз по соседству с тем, что вёл в закрытую долину, в которой и располагался вход в город дварфов. И если у него отставание от цели всего в несколько дней... значит, явно есть все шансы либо его ликвидировать, либо просто отыскать ведьму уже в Орлее, по свежим следам. Надо было только успеть: зимой перевалы заваливало снегом, и только самые отчаянные путники могли рискнуть пересечь проход в соседнюю империю, и немногие из этих смельчаков преуспевали. А до начала снегопадов оставалось явно очень мало времени...

Забавно, но именно сейчас, когда он рвал ноги, стараясь захватить за день как можно большее расстояние, как он этого не делал даже во время Мора, именно сейчас его вело что угодно, но только не долг. Наверное, впервые в жизни он действовал не потому, что так было необходимо, а потому, что ему самому так хотелось. Раньше, ещё какие-то месяцы назад, он был одним из двух серых стражей, и играл в оставшемся в живых дуэте ведущую роль. Сейчас же в Орзаммар шли если не толпы, то явно не единицы желающих вступить в возрождённый на территории королевства орден. В то время надо было срочно разрываться и спешить сразу в несколько мест: хотелось успеть везде, но людей не то что не хватало — их вообще не было. Теперь и денег, и людей подвалило сколько угодно — только уже ничего не было надо, Мор закончился, и даже для посвящения добровольцев приходится отправлять на Глубинные Тропы, поскольку на поверхности порождений тьмы становится слишком мало, чтобы их можно было оперативно отыскать.

Наверное, новички, как и он, будучи в Орзаммаре, будут потрясены и его архитектурой, и нравами, и тейгами, которые столетия находились в заброшенном состоянии, и самими дварфами с их культурой. Но ничего, они ещё не знают, что они ещё вернутся туда — помирать на глубинные тропы, где генлоки и гарлоки прячутся меж бессмысленных памятников былому величию подземной расы. Впрочем, Айден почему-то был уверен, что Логейн, на которого теперь по сути и оставлена организация, повременит с выдачей свежему пополнению этих сведений — хватит с них и самого посвящения в Стражи. Так что он с утра собрал свой нехитрый скарб, покинул очередной постоялый двор, посмотрел напоследок вслед тем диковинным чёрным птицам, что летели в сторону перевала на город дварфов, и пошёл дальше в седые горы, скрывающие проход, нужный ему.

Постоялый двор располагался как раз сверху от дороги, практически на границе лесного массива, и его было видно издали: и по курящемуся дыму из трубы огромного бревенчатого дома, и по особенному оживлению вблизи, да и само строение было поставлено таким образом, чтобы оно просматривалось с дороги издали. К этому моменту он уже наверняка был забит самой разномастной публикой: на днях должны уже были начаться снегопады, и последние караваны и простые путешественники стремились успеть завершить свой маршрут до этого момента. Это объясняло и множество людей на дороге, и не меньшее количество всяческих повозок на самом дворе — даже пристройки не смогли вместить всех животных. А судя по тому, что кто-то разводил костёр неподалёку от самого постоялого двора, внутри был либо серьёзный дефицит мест, либо совсем уж небожеские цены на постой.

— Мест нет — буркнул вышибала у дверей, массивный амбал с заметным старым шрамом, делящим лицо напополам. Физиономия его не предвещала ничего приятного тому, кто бы вздумал пререкаться.

— А если так, то найдётся? — Айден достал из кошеля пять медяков, и деньги перекочевали, прямо в лапищи мужика, откуда исчезли с завидной скоростью. Было подозрение, что место нашлось бы и при предъявлении пары-тройки монет, но за такую цену могут и чего посоветовать.

— Вишь тот столик, маленький и свободный? — вышибала показал в сторону самого, пожалуй, незаметного из всех столов, рассчитанного скорее на одного человека. — Вот он для барда, но с ним и с хозяином разбирайся сам, может и получится чего.

— Непременно воспользуюсь советом, спасибо, — быть вежливым никогда не помешает.

Зал действительно оказался забитым едва ли не под завязку, и все столы были уже укомплектованы постояльцами практически по максимуму. Указанный столик тоже был бы уже давно занят, если б его не зарезервировали под местного барда, который в данный момент надрывался, исполняя под аккомпанемент лютни очередную балладу, посвящённую подвигам серых стражей, а в первую очередь, одного конкретного — Айдена Кусланда. Этого варианта он ещё не слышал, а потому занёс его себе в коллекцию в качестве восьмого — также он надеялся, что на просторах Орлея он наткнётся ещё хотя бы на четыре версии, и тогда смело можно будет говорить про дюжину различных творений, посвящённых ему.

Конечно, в потрёпанном путнике, в добротной, но вполне обычной для путешественника одежде, идущем с мечом и щитом, никто не узнал бы Айдена Кусланда, героя всего Ферелдена, известного уже и за пределами королевства. Предъявляли-то народу его в самой что ни на есть парадной форме, вычищенного и приукрашенного, будто он пришёл в качестве экспоната на рыцарский показ мод, а людская молва, как всегда, успела уже преувеличить его достоинства и приуменьшить то, что являлось недостатками по мнению рассказчиков. Но на всякий случай (если он вдруг наткнётся на кого-либо, кто отдалённо припомнит его по прошлым встречам) он взял себе псевдоним, для чего имя Стэн показалось ему наиболее подходящим — у оригинального Стэна оно тоже не было настоящим.

— Эй, ты, — обратился к нему тем временем узревший наглость по отношению к барду трактирщик, — этот стол занят для вон того певуна на сцене. Так что валил бы ты.

— А если я улажу проблему? — Айден отвечал спокойно, практически не обращая внимания на говорящего.

— А если ты захочешь устроить драку, — сразу набычился собеседник, — то вышибалы быстро покажут тебе, как надо себя вести.

— Нет, я говорю за полюбовное разрешение проблемы, — он наконец посмотрел на собеседника. Перед ним был крепкий, хоть и не дотягивающий до вышибалы в дверях, мужик с активно формирущейся лысиной в каштановых редеющих волосах. Судя по отсутствию в волосах видимой седины, вряд ли он готовился разменять хотя бы четвёртый десяток, а кривой нос выдавал в нём то, что иногда он не чужд решению проблем силовым способом — или это кто-то так решал проблему с ним самим. — Да сами увидите, что он не будет в претензии. И кстати, — он достал пару серебряных монет, — раз уж вы всё равно подошли, то принесите кувшин вина и... чего сегодня предлагается на ужин?

— Окорок устроит? — монеты мгновенно исчезли, а из голоса трактирщика пропали угрожающие нотки.

— Вполне. И кстати, — сказал напоследок Айден уже развернувшемуся трактирщику, — надеюсь, вино будет достаточно хорошим для того, чтобы одного кувшина не хватило, — в действительно хорошие сорта в этом месте не верилось, да и стоили они немалых денег, но так хоть меньше шансов, что принесут откровенную кислятину. Тем более, что на вино были ещё планы.

Заказ появился как раз перед тем моментом, как закончил со своим выступлением бард — или менестрель, кто его разберёт. Выступление было, кстати говоря, так себе — та же Лелиана умела на порядок лучше. Хотя её-то точно можно было считать если не великим, то уж точно выдающимся бардом. Этот же оказался скорее середнячком. Если же говорить о внешнем облике, то он немного напоминал самого Айдена, как если б тот был чуть менее крепко сложен и чуть более ухожен. И конечно, ему очень не понравилось, что за его и без того небольшим столиком появился сосед.

— Кхм, — обозначил он своё присутствие. — Видите ли, этот столик зарезервирован для вашего покорного слуги.

— Значит, я сел именно туда, куда надо, — с деланной радостью ответил Айден. — Видите ли, очень хотел угостить его этим замечательным вином, — добавил он, переняв у барда манеру разговора.

— О, так приятно, когда находятся благодарные слушатели! — Как и ожидалось, возражать он не стал. Расчёт строился на том, что в обычную систему оплаты трудов бардов и менестрелей включена, помимо монет, зависящих от количества и качества аудитории, только выпивка вроде того же пива и еда. Вино, даже дешёвое, им, конечно, бывало, тоже давали бесплатно — но не в таких вот придорожных постоялых дворах. По крайней мере, так обстояли дела, если верить Лелиане — а не верить ей в этом вопросе причин не находилось. Ну а ради дармового вина бард готов был потерпеть и соседство за его столиком.

Само вино оказалось ожидаемо не самого высокого качества, но для непритязательного вкуса очень даже неплохим, что не могло не радовать, а главное, не разочаровало и соседа, за чей стол Айден и подсел. Первый кувшинчик ушёл довольно быстро, поскольку в это время желудок наполнялся свининой, так что его не стеснялись обильно смачивать в процессе. А вот следующая часть выпивки предназначалась скорее для разговоров, неминуемых в то числе и по причине её наличия.

Бард представился именем Луссо, а Айден — Стэном, и знакомство можно было считать состоявшимся. Говорил по большей части бард: он это и без того хорошо умел делать, а дармовая выпивка только подогревала интерес к беседе. Кусланд, конечно, тоже рассказал вкратце выдуманную ещё в начале пути, а впоследствии претерпевшую всё больше косметических изменений историю. Собственно, от настоящей она отличалась только в некоторых деталях — зато в каких! Он всё так же представлялся вторым сыном какого-то рыцаря, вскоре после совершеннолетия вынужденным покинуть дом (и всё это была чистая правда) и отправиться на поиски лучшей доли. Он даже рассказывал, что ему довелось сразиться с порождениями тьмы — только не упомянул, в каком именно качестве. Нет, конечно, правде бы вряд ли кто-то поверил... с первого раза. А вот с десятого, может, пошли бы слухи о путешествии великого героя. А уж пересуды о каком-то путешественнике, который смеет использовать образ Айдена Кусланда, точно распространились бы — что было бы крайне нежелательным исходом.

Он мог бы и с самого начала заставить своё имя работать на него — только зачем, если эта слава выматывала немногим хуже архидемона? Впрочем, самым забавным случаем был бы, наверное, тот, в котором этот самый менестрель тоже являлся каким-нибудь очень известным в Орлее бардом, путешествующим инкогнито, и вынужденном фальшивить при исполнении — хотя, учитывая то, что сама баллада оказалась на порядок сильнее исполнения, могло быть и такое.

В принципе, разговор можно было считать прекрасно удавшимся хотя бы потому, что собеседник вывалил на Айдена в процессе штук пять или шесть разных историй (одна из них была то ли ответвлением другой то ли всё же её можно было считать отдельной версией) про него самого — и всех их сам герой произведений до сих пор не слыхал. Да и про дальнейшую дорогу в Орлей он узнал — не то чтобы это могло стать большой проблемой, но всегда лучше правильно планировать свой маршрут. Заодно начали и третий кувшинчик вина, которое с каждым новым глотком казалось всё приличнее, и теперь уже стало казаться не просто сносным, но и очень даже приятным. Также постепенно менялась и тема разговора, как это часто бывает к третьему кувшинчику.

— Значит, идёшь в поисках лучшей жизни, как я понял? — бард наконец поддался воздействию алкоголя. — Или за возлюбленной? — Айден ответил неопределённым жестом на оба вопроса. — Ну и кем же, к примеру, ты там хочешь стать, кем не смог — здесь?

— Собой, — на этот вопрос можно было ответить почти не раздумывая, тем более особого смысла в этих словах не было. — Как, наверное, и возлюбленная, если так можно сказать.

— Пока что всё говорит мне о том, что это невозможно, — рассмеялся собеседник. Правда, было не очень понятно, вкладывает ли он тот же смысл в это понятие. — Если очень постараться, — он сделал новый глоток, — можно стать волком в лесу, или в траве... змеёй, к примеру... — бард немного призадумался.

— Возможно, ей это будет даже под силу, — Айден, в общем-то, даже не сомневался в своих словах.

— Змеёй может стать каждая — это точно! — рассмеялся собеседник. — Но на моих глазах пока что, если человек переставал быть собой, то потом не становился, — и снова очередной глоток. — И даже в каких-то там дальних краях, под светом незнакомых звёзд, — начинало казаться, что Луссо что-то напутал и стал рассказывать какую-то из своих историй, — когда встретятся другой ты и другая она, то вот такими собой вы не станете никогда. Так что, — собеседник вздохнул, — в этом плане ничего не произойдёт.

— Ладно, но тебя-то чего в Ферелден потянуло? — сменил тему Айден. — Только не говори, что за новыми историями — после такого ответа можно поверить только в неумение придумывать отговорки.

— До меня доходили слухи о столице вашего королевства: там каждый бард может остаться жить, если понравиться, сытно есть и вволю пить... — таинственным голосом начал бард. — А ещё больше — о том, что гномы наконец отворили свои ворота для посетителей из людей, А каков должен быть Орзаммар! Да в этом городе, говорят реки...

— Из молока, — перебил Кусланд, — берега — из киселя, а небеса — из хрусталя! Нет, боюсь, в этом случае ты разочаруешься, — он рассмеялся.

— И в столице Ферелдена, видимо, тоже? — вопрос был задан как-то кисло.

— Да нет, ты что! — после выпитого уже начинало заносить. — Там баб полным полно, вином поят бесплатно, как я тебя, и из-за стола никто не встаёт!

— Угу... — грустно отозвался собеседник. — Только был бы такой город взаправду, его б давно засрали... Нет, давай лучше о бабах, — видимо, в мечтах Луссо уже разочаровался.

— Боюсь, здесь у тебя может оказаться гораздо больше опыта.

— Да это не особо сложно. Ща объясню, — начал делиться бард секретами профессии. — Тут главное, уметь сделать недвусмысленный комплимент в стихотворной форме, к примеру. Или просто витиевато, — он вздохнул. — Они ж не леди какие-нибудь, чтоб от такого не млеть. А им самим хочется не меньше, — назидательно выдал Луссо. — Мы живём в мире, где правит порок...

— А я так торчу с твоих ног... А что, неплохо выйдет: в мире где правит порок, я так торчу с твоих ног, — от смеха Айден чуть не захлебнулся вином и вынужден был откашливаться. — Непременно скажу что-нибудь такое своей, — завершил он уже хрипло.

— Вот ты смеёшься, а на каких-нибудь служанок и разносчиц это действует безотказно, — с упрёком сказал сотрапезнику Луссо. — Хотя, большинству благородных для соблазнения служанок и этого не надо...

Беседа ненадолго прервалась, и каждый задумался о своём. Айден стал прикидывать, каковы шансы соблазнить таким образом ту же Морриган, и итоги выходили безутешными: если при произнесении второй части фразы шансы были, мягко говоря, невелики, то после полной версии можно было удостоиться разве что презрительного молчания или ядовитого укола. Всё-таки, несмотря на то, что Морриган не была противницей плотских утех, на среднестатистическую служанку она тоже не была похожа. Ну и замечательно.

— Скажите, а почём у вас будет снять комнату? — как ни в чём не бывало спросил Айден у трактирщика (он же был и владельцем постоялого двора, и вообще заведующим всем в этом месте), когда молчание начало затягиваться, а тот как раз оказался поблизости, так что момент был сочтён удачным.

— Свободных мест, к несчастью, уже нет, — отвечали теперь ему даже немного благосклонно, особенно после четвёртой потраченной серебрушки. — Но на сеновал за пять медяков пущу. С всех беру по десять, но с тебя... будем считать, что после такого ужина ты заслуживаешь небольшой скидки.

В ответ Айден просто молча достал ещё один серебряный и показал его хозяину. Всё-таки, после победы и после того, как брат наконец получил наследство и титул, став один из самых влиятельных людей в государстве, можно было взять с собой в путешествие любое количество денег. Конечно, ограничился он кошелём с серебром и медью да несколькими зашитыми на всякий случай в подкладку золотыми, но когда вокруг золотом могу позволить себе платить разве что купцы и благородные, а серебро является признаком весьма и весьма состоятельного человека — можно было позволить себе быть щедрым. В общем-то, он редко оставлял больше одного серебряного в одном месте, но на подобный аншлаг он тоже за время путешествия не натыкался — тем более с тратами пока скорее везло. Так что можно было позволить себе раскошелиться на большее, нежели место на сеновале.

— Могу определить в каморку для прислуги. Я — честный хозяин, и того, кто уже заселился, выселять не буду, — немного удивил он ответом. Серебряный готов был отправиться обратно, когда владелец заведения, поняв, что собирается произойти, торопливо добавил. — И кувшинчик вина я тоже принесу, — и серебрушка ему таки досталась.

— Не забудь перед сном потребовать у него провести опись имущества, — добавил Луссо, когда трактирщик отошёл. — Если хозяин, конечно, обучен грамоте, — в грамотности сына мелкого рыцаря, пусть и второго сына, у барда сомнений не возникало — и правильно. Даже в Ферелдене любого благородного было принято обучать грамоте (хотя, на самом деле, не все так поступали, но этот факт был темой немалого количества россказней, во много раз преувеличивающих масштаб проблемы).

— Непременно воспользуюсь советом.

— А всё-таки, — вспомнил бард старую тему, — жалко, что нет для нас такого вот счастливого города, в котором нам всегда рады, где живём в достатке, и где от нас больше ничего не требуется... А если и есть, то где-то далеко-далеко, где ноги нашей не будет.

— Да не сказал бы, — Айден решил для разнообразия сказать что-нибудь правдивое, тем более, количество выпитого прямо-таки требовало немного откровенности. — У меня вот такой город недалеко, — он взял небольшую паузу, во время которой как раз и принесли новый кувшинчик. — Или не совсем такой, но — как ты там говорил — сытно есть и вволю пить много-много долгих лет я бы мог.

— Но предпочёл идти за девкой, судя по предыдущим ответам, — улыбнувшись, заметил бард. — Из-за вселенской большой любви, небось? — спросил он уже немного кисло.

Айден безусловно любил Морриган, но из-за этого ли он за ней пошёл? И мог ли он вообще ответить на этот вопрос. Он задумался: если б она ушла путешествовать, к примеру, до мести эрлу Хоу или до возвращения старшего брата, который вступил в свои права главы дома Кусланд, пошёл бы он за ней? Вряд ли. По крайней мере, до завершения своих дел. Он мог бы сожалеть о том, что так случилось, но не стал бы бросать все дела ради погони за ней. Значит, и ответ должен быть каким-то иным — по крайней мере, такую откровенность, тем более после выпитого, он себе позволить мог.

— Да нет, — и всё равно на мгновение запнулся, но поборол нерешительность, — не из великой любви, на самом деле. И даже не из дружеских чувств — предрекая твой следующий вопрос, — Айден ухмыльнулся. — Просто время пришло. Ну или мне так показалось, — и немедленно выпил.

— Это как? — удивился Луссо.

— Да так, — издевательски протянул его собеседник, прежде чем ответить на вопрос. — Ну... мне показалось, что она позвала меня — «пойдём!» — вот я и пошёл.

Конечно, когда Морриган ушла, никаких знаков или прочих посланий, тайных или явных, она не оставляла — как, впрочем, не передавала их и после. По правде говоря, единственным, что осталось от неё, было кольцо, да и оно было предназначено для использования ведьмой, а не рыцарем. Но и тех крохи, что мог получать он, нося подарок, было достаточно, чтобы стать поводом начать путешествие. Ну, и не только их...

— После таких слов действительно интересно узнать как можно больше про неё, — рассмеялся бард.

— А тут нечего рассказывать, — Айден решил не выдавать какие-то совсем уж интимные вещи, а ограничиться какими-нибудь общими и малопонятными фразами. — Она знала многих, а её не знает толком никто. Такие намёки устроят?

— Так ты это?! — бард казался чуть ли не протрезвевшим от удивления. — Ну уж не знаю, что там у тебя случилось, но ты это зря в любом случае, — он судорожно отхлебнул ещё вина. — Нет, я б на твоём месте всё одно жил бы спокойно, чем уход из жизни. И знаешь, всегда можно урвать себе кусок счастья!

И тут Айден не выдержал и засмеялся, упоённо и с самоотдачей, заставляя собеседника смотреть на него уже с некоторым испугом. Всё же, когда он так косвенно рассказывал о Морриган, то таких ассоциаций у него самого не возникло вообще — он даже не думал, что они возможны. Но теперь, даже смеясь, эти параллели стали очевидными. Внезапно подумалось, что если смерть действительно похожа на Морриган, то она должна быть эдакой смешной девчонкой с косой (по крайней мере, сама ведьма выглядела бы с косой и впрямь забавно), и если бы такая смерть позвала бы его за собой, Айден бы действительно мог пойти за ней.

— Тогда можешь считать, что я объелся счастьем, — ответил он, отсмеявшись. — По самые уши!

— Слишком много счастья? Это как?

— Это как слишком много вина, — потянуло его на философствования. — Когда выжираешь его и думаешь о том, что лишь бы не блевануть. А потом, — улыбнулся Кусланд — оно лезет из тебя вонючей массой, прямо из всех возможных отверстий.

— Надо тогда выпить, чтоб так не случилось, — намекнул на продолжение банкета бард, и они заказали ещё кувшинчик. Зал уже начинал пустеть, а посетители поделились на две больших категории: кто-то уже успел заснуть прямо за столом, а остальные помаленьку расходились по комнатам или на сеновал — кто как успел договориться с хозяином заведения. Совсем немногие, как они с Луссо, позволили себе сидеть и пить и дальше, а большинство хотело-таки выйти с утра пораньше и, возможно, успеть пройти побольше до темноты. Насчёт барда Айден ничего сказать не мог, но сам он про себя знал, что может обойтись без сна, если надо, и если выпить не слишком много — и это не скажется на скорости его шага. Вот после второй или третьей ночи без сна становилось действительно нелегко, но одну перетерпеть можно было спокойно. Не менее спокойно, чем сидеть в полупустом зале за столиком и продолжать упиваться вином, которое, вопреки речам про счастье, не стремилось пока растечься по шерсти, вырвавшись наружу.

Собеседники уже мало слушали друг друга, разговор часто прерывался и скакал с темы на тему, хотя беседа всё ещё казалась душевной. Тем не менее, Айден стал часто отвлекаться от неё, задумываясь о своём путешествии: о его причинах, его целях, о том, что делать дальше...

Собственно, почему он решил пойти именно искать Морриган, он мог бы ответить, и не то чтобы это было по-настоящему сложным вопросом. До этого все глобальные поступки в его жизни были продиктованы чувством долга — это вбивали в него с самого раннего детства. То, что у него есть немалые права — но они даются ему только затем, чтобы выполнять возложенные на него обязанности как можно более качественно. И тот или иной поступок — каким бы он ни был, он может совершать только тогда, когда оный не противоречит долгу перед семьёй или страной, и все его важные действия и решения по сути были продиктованы именно этим.

После предательства эрла Хоу долг стал заключаться в мести за предательство и в восстановлении семьи, по возможности; а долг перед страной заменился долгом серого стража. И дальше именно этот долг вёл его из Острагара и Лотеринга к эльфам, магам и гномам — из-за него он в итоге и сразился с архидемоном. То, что решение поставить его во главу действий было верным, стало понятным тогда, когда Айден низверг эрла, а в итоге оказалось, что брат его жив и готов взять на себя руководство домом Кусланд, ведя его вперёд, к процветанию. А теперь...

Теперь, после победы над архидемоном, можно было посчитать, что он, Айден, раздал, наконец, свои долги: забота о семье стала прерогативой его брата, от долга перед страной как таковой он стал освобождён ещё тогда, когда прошёл посвящение в серые стражи, а долг пред самим орденом он искупил, убив архидемона, что позволило прекратить Мор. Да и возрождение серых стражей было теперь в цепких руках Логейна. Да и сама жизнь ради отдачи долгов, набранных им и его предками, за полученные права ему давно уже надоела — и это пришлось признать. А значит, то, что определяло цель всю жизнь до того момента, следовало сменить на что-то иное (раз уж Айден предпочёл Ритуал вместо смерти в процессе низвержения архидемона), и такой целью вскоре стал поиск Морриган.

Он уже и сам не понимал, насколько он любит эту ведьму, или желает быть с ней вместе — после такого решения нельзя было определить это точно. Да и не так уж важно было на самом деле знать... После конца главного сражения стало вдруг ясно, что каждого члена компании, собравшейся вокруг стражей для борьбы с порождениями тьмы, вели какие-то свои цели, и дружный некогда отряд снова распался — каждый его член пошёл своим путём. Айден тогда не сразу осознал, что его путь на самом деле кончился в финальном, самом важном поединке, а после... после он, вместо того, чтобы уйти, остался один. То есть все его, конечно же, были бы рады видеть где угодно, но частью чего-либо он бы никогда не стал.

Можно было бы пойти со Стэном в земли кунари, но и в них он стал бы чужаком — просто в силу разницы между народами. Возможно, именно поэтому он решил, что настала пора отправиться вслед за ведьмой — и едва услышав вести о том, где её увидели, он в тот же день собрал свои вещи и вышел следом. Возможно, с ней его чужеродность никуда не исчезнет, но в любом случае, эта цель была не хуже любых других, да и даже одиноким лучше быть вдвоём.... наверное.

Но действительно, так ли он много знал о Морриган, чтобы чего-либо утверждать о любви, или его вела за ней только её таинственность? На первый взгляд казалось, что уважает она только грубую силу, а сострадание и всё с этим связанное воспринимает только как проявление слабости. Что, в общем-то, не мешало ей быть умной и интересной собеседницей, да и просто хорошо видеть людей. Впрочем, это не значило, что она умела при этом с людьми взаимодействовать. Правда, потом оказалось, что всё несколько сложнее... Но Айден, тем не менее, был вполне уверен, что ни любопытная девочка внутри неё, ни пылкая возлюбленная, ни коварная ведьма, и ни одно из сочетаний данных — всем этим нельзя описать Морриган. Возможно, потому нельзя было и просто с ней остаться. А теперь он просто будет ещё одним, кто пойдёт вслед за нею...

Впрочем, нет. Просто «ещё одним» он вряд ли окажется. В конце концов, если верить тому, что передавало полученное от неё в подарок кольцо, она скорее сожалела о том, что покинула его после сражения и ушла в неизвестном направлении. А если учитывать, что с каждым днём, с каждой неделей их связь через кольцо крепла, то возможно, он тоже вскоре сможет почувствовать, где же находится его возлюбленная. Но даже если у Морриган будет преимущество в том плане, что только она будет знать местоположение Айдена, то это ещё не значит, что он не сможет её отыскать. Нет, до тех пор, пока об уходе от него сожалеют и его присутствия втайне ждут, он не собирается сдаваться.

Айден не сразу заметил, что ночь вместе с выделенными на её проведение пятью серебряными потихоньку двигалась к концу, и когда он вышел за порог в третий раз, то оказался крайне удивлён тем, что кромешная тьма вдруг стала серой и мутной, но не сплошной пеленой, заволакивавшей окружающий мир на расстоянии вытянутой руки. И возвращаясь, пошатываясь, назад, он внезапно понял, что день этот может оказаться крайне тяжёлым, а для успешного преодоления перевала придётся напроситься к кому-нибудь в обоз — вряд ли это окажется чересчур дорогим удовольствием. Луссо уже клевал носом, но кувшинчик был ещё наполовину полон, а значит, покидать стол было ещё рановато. И тут Айден был с ним полностью солидарен: Огрен приучил его к тому, что если выпивка есть, то грех оставлять её на столе — если только, конечно, сам выпивающий не окажется под столом в процессе. Но у дварфов в принципе было немало обычаев, связанных с выпивкой...

В конце концов вино сдалось под натиском двух желудков даже в отсутствии всякой закуски, и бард, придерживаясь на всякий случай за столы и за стенку, направился в свою комнатку, а вот сам Айден идти в оплаченную каморку не спешил — боялся, что тогда он спать будет слишком долго и не успеет за оставшееся светлое время пройти перевал до какого-нибудь похожего постоялого двора на той части. Тем более, в этом случае пробуждение грозило быть неприятным. Впрочем, вскоре и он поднялся из-за стола, но повинуясь не силе сна, а неприятному предчувствию позывов организма, резко, как мог, рванулся наружу, а там, едва не упав на спуске с крыльца, оказался во дворе и тогда только порадовался, что успел. Потом его согнуло пополам, и пришлось на собственном опыте убедиться, что случается, если много выпить и мало закусить. И только когда через пар минут всё было уже кончено, Айден заметил что что-то вокруг стало не таким.

Действительно, в то время как он, стоя на коленях, согнувшись, нависал над лужей из рвотных масс, по щекам его била белая крупа, вокруг завывал ветер, кружа снежинки в невиданном танце, а стены самого здания были видны достаточно смутно. Развевающиеся волосы налезали на лиц и щекотали кончиками ноздри, мешая и без того не самому хорошему обзору, так что, придерживая их, Айден встал и направился назад, к крыльцу. Он не стал смахивать или счищать с него белый слой, тонкий и рваный, успевший уже выпасть с момента начала пурги, а уселся прямо на него, не заботясь о сухости своих штанов, а просто пытаясь поймать свежее дыхание вьюги.

Судя по всему, природа решила сжалиться над путешественником, не заставляя его двигаться по дороге с похмелья, а наоборот, подарив какое-то время отдыха. Значит, после недолгого сидения можно было встать и направляться спать в выделенную каморку — первые снегопады почти никогда не кончаются за час-другой, насколько ему было известно. А пока мокли волосы и лицо, а холодный ветер медленно отрезвлял голову — или это помогло то, что лишнее вышло наружу? Теперь всё внутри двора было припорошено белым порошком, даже ограда казалась изъеденной плесенью — а дальше, за ней, не было видно ничего, кроме сплошного колышущегося слоя, созданного летящим по ветру снегом.

Айден не сомневался, что непогода не помешает ему пробраться по ту сторону перевала — в конце концов, довольно скоро она должна закончиться. Не будет же с неба сыпать, к примеру, неделю? А дальше преодоление следующего участка пути будет вполне возможным, пусть и далеко не простым. В конце концов, эта задержка должна помочь Морриган забраться подальше, равно как только разогреть его собственный интерес. Трудности и препятствия на пути к цели не должны пугать, и нельзя из-за них сбиваться с этого самого пути. Поэтому решение было простым: немного посидеть, любуясь снегопадом, потом встать, добраться до каморки и там переждать непогоду — какой-то снегопад может остановить тяжело груженный торговый караван, но явно не сможет помешать ему на пути к Морриган. Его в принципе можно было воспринимать как передышку перед следующими испытаниями, раз уж он не застал Айдена в на пути по горной дороге.

Его в принципе не слишком волновал тот вопрос, что из-за таких обстоятельств он может задержаться на день-другой или отстать потом от цели на неделю — это не было чем-то по-настоящему важным. В конце концов, он был готов подождать ещё неделю, месяц или год — всё было просто, пока он знал, куда надо идти. Если потерять след, то задача становилась сложнее: на него снова было необходимо выйти, снова найти какие-то зацепки, чтобы продолжить преследование. Но и это было преодолимо, Айден не сомневался, что сможет преодолеть подобные затруднения. Гораздо больше настораживал тот факт, что он её когда-нибудь достигнет, а что делать после того, как это произойдёт, было непонятно. Это пугало, как могло пугать только достижение поставленной цели. Любой цели можно достигнуть или погибнуть в процессе, пытаясь это сделать — и не всегда понятно, а что же предпочтительнее. Вот и Айден сомневался и одновременно боялся, что всё-таки достигнет цели. Потому что чем ближе он подбирался, тем чаще вставал вопрос, а что же делать дальше — и ответа он не знал. Действительно, не было понятно, искать ли себе новую цель и смысл, а может, следовало предпринять нечто иное — и тогда уже всё пойдёт как должно. Но каждый раз, когда он задумывался о том, что же будет после, никакого приемлемого ответа так и не находилось, и приходилось убеждать себя вернуться к затронутой теме позже или положиться на волю случая. Такие мысли лишали уверенности, и даже ноги от них становились как будто ватными — такими, будто только и шёл куда-то днями напролёт. И приходили они как назло именно в те моменты, когда надо было сконцентрироваться на текущем пути, или когда самоконтроль был ослаблен от тех или иных вещей и событий (и выпивка, как это прискорбно оказалось, в список тоже входила). Поэтому надо было сконцентрироваться на самых простых действиях и пошаговых планах: направиться внутрь, быстрее лечь спать и не думать... только не думать.