Гордыня (джен)

Дорога к скупщику Перри оборвалась и уткнулась в роскошный двор у Хаммеритского здания — повсюду висели ярко-красные гербы с молотом. На страже у ворот стояли двое молодых мужчин в характерных одеяниях. Хаммериты глядели подозрительно, но, однако, не предпринимали никаких шагов, чтобы меня выгнать.

Я оробела.

Гаррет говорил, что от этих ребят нужно держаться подальше, что они не любят воров еще больше, чем стражники. А я была вором — пусть и вынужденно. Все наши вылазки с Гарретом переставали мне нравиться, как только в моей сумке появлялось что-то чужое. Оно жгло руки, напоминало о себе постоянными мыслями.

Но другого выхода у меня не было, ведь я ничего не умела. Да и не хотела работать на людей. Они казались хорошими вплоть до того, как стоило узнать их поближе. На самом деле они были одинаково грязными в своих желаниях всюду выискать свою выгоду.

Единственное, что меня останавливало от дальнейших выводов — осознание, что мною движут те же мотивы.

Я была такая же, ничем не отличалась. Но все же в глубине души теплилась мысль, что я лучше — по происхождению, по положению — и стоит того захотеть, у меня будет все.

Кроме свободы.

— Что-то ищете, леди? — спросил хаммерит, устав, видимо, молчать.

Его глаза, как мне показалось в свете факелов, масляно блестели, и я передернулась от отвращения.

— Нет, я просто гуляю, — пришлось ответить кратко, чтобы не дать ему повода продолжать разговор.

Подействовало. Он отвернулся и что-то тихо зашептал.

Я вчиталась в надпись на табличке на здании: «Форт Айронвуд».

Кажется, Гаррет что-то рассказывал про него, что-то о проклятии катакомб, о Язычниках и мертвецах. Тогда я не очень-то слушала — устала от многочасового похода до подземной библиотеки.

В глубине ухоженного двора виднелся темный провал арки. Надеясь, что я в конце концов вспомню дорогу до Перри, я медленно побрела туда, не уставая любоваться красотой хаммеритского форта. Это было странно, не укладывалось в голове, что фанатики, не признававшие ничьих отличных от их мнений, узколобые, глупые люди, создали такую красоту. На нашем острове, в резервации, я не видела ничего подобного, несмотря на то, что денег было в избытке.

Тьма поглотила меня под тихую молитву хаммерита, и я остановилась, пережидая, пока зрение свыкнется с переменой. Вскоре появились очертания стен, каменной дороги и чего-то странного вдали.

Здесь пахло морем. Наверное, я в очередной раз заплутала в лабиринтах чужого города и вышла совсем не туда.

Чуть погодя стало немного светлее, и я увидела перед собой ограду кладбища.

Здесь я была совсем недавно. Здесь странный старик без вопросов отдал мне ключ от подземной библиотеки, который Гаррет никак не мог достать.

Калитка заскрипела под моими руками, нарушив мертвую тишину. Беспорядочные могилы, иногда еле заметные, мешали идти. Не хотелось наступить хоть на какую-то — я умела чтить память мертвых. Вряд ли кому-то понравилось бы, когда на его могилу наступил бы посторонний человек.

— Ты стала бывать здесь слишком часто, девочка, — старческий голос ворвался в мои ненужные и сумбурные мысли.

Я вздрогнула и заозиралась по сторонам.

На фоне рассеянного лунного света, недалеко от меня виднелась высокая фигура. Голос был знакомым.

— Кладбище не самое лучшее место, чтобы приводить в порядок мысли.

Как и тогда, он говорил странные вещи.

— Не бойся, подойди сюда.

Я послушалась, запетляла между могил, цепляясь руками за вертикальные плиты, чтобы не упасть.

— Что вы здесь делаете? — спросила я, когда остановилась около него.

Наверное, он пожал плечами.

— Увидел тебя, узнал и подумал, что мог бы составить компанию.

Старик мне нравился, он был не похож на обычных людей. Что-то в нем было такое, что позволяло выделять его из толпы. Хотя лицо его не отличалось от сотни тысяч таких же — морщинистое, суровое, и, пожалуй, красивое даже сейчас.

— Вы хотите назвать плату за медальон?

Это был единственный вариант, что пришел мне в голову.

— Бог с тобой, девочка, зачем мне она?

Я терялась, чувствовала себя рядом с ним слишком неуверенно — и в тот раз и сейчас. А ведь он только начал говорить.

— Для чего вам тогда моя компания?

— Какими странными вопросами ты задаешься, — он покачал головой. — Прости меня, назойливого, но компания — всего лишь компания, она просто есть.

— Не понимаю…

— Да? А мне показалось, что я выразился довольно ясно. Вот ведь как забавно устроены люди, — он снял капюшон. — Стоить помочь им, и они уже не считают, что вправе злиться на вмешательство. Как будто без этого я значу меньше.

Я ничего не понимала: он будто продолжал диалог, происходящий в его голове. И ждал, что я отвечу.

— Я не…

— Понимаешь? Это ничего, девочка, это пройдет. Так почему ты здесь?

— Заблудилась.

Он по-доброму усмехнулся.

— Вот оно что. Тебя проводить?

Проводить к скупщику Перри? Ну нет, как только он услышит, куда я шла, сдаст меня страже. Люди не любят воров. Даже воры не любят воров.

— Нет, не надо, я справлюсь.

— Не справишься, — старик покачал головой. — Город тебя не принимает, правда? Я видел это в прошлый раз, когда твое лицо освещал огонь. Ты растеряна и не видишь здесь своего места, ничего не чувствуешь.

Да о чем он говорит?

— Знаешь, что всегда говорят приезжим сюда?

Это был глупый и бессмысленный разговор, но уйти я и правда не могла. Старик заслужил, чтобы я осталась.

— Этот Город имеет тайну, и ее знают все. После того, как ты ее разгадаешь, ты перестанешь теряться и чувствовать себя одинокой. Всего лишь слушай, наблюдай и ты все поймешь. Это нетрудно.

Наверное, он безумен, давным-давно сошел с ума, но все еще умеет держать себя в руках. Поэтому он и помог мне тогда.

От нехитрой разгадки стало легче — его не нужно было понимать. Просто послушать, а потом забыть.

— Не веришь мне. И это пройдет. Как тебя зовут, девочка?

— Энн Мориц, — покорно назвалась я.

Наступила тишина. Это было предсказуемо — сейчас старик скажет, что я чудовище, и уйдет. Или попытается напасть.

Впрочем, нет, этот не станет. Просто уйдет, забыв о предложении меня проводить.

Я ждала, а он все затягивал паузу, разбавляя тишину нервным ожиданием взрыва. Вдали надрывно кричали птицы, встречая долгожданное лето.

Щелчок пальцев — и тьма озарилась неярким светом магического шара.

Я похолодела — старик был магом и… что от него ждать? Не лучше ли убежать? Но все было тщетно — я бы просто не успела. Слишком много могил преграждало путь к спасительному форту Хаммеритов.

Он обошел могильный камень, на котором время оставило слишком яркий отпечаток, стерев имя покойного почти полностью.

— Не думал, что встречу ее когда-либо представителя этой фамилии, — его голос был холоден, резок, разрывал ночной воздух в клочья.

Я подобралась.

— Что такого могло случиться, что оборотень перебрался сюда — в город людей? Неужели…

— Нет, — я оборвала его, предугадывая вопрос. — Мне не нужна кровь.

Он зло расхохотался, как будто ворона закаркала.

— Думала, что угадала мои мысли, девочка?

— Все это спрашивают, — я попятилась.

— А я не все, — отрезал он, а потом добавил более спокойным голосом. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Это даже интересно, на самом деле. Судьба подкинула мне великолепный шанс…

Страх липкими пальцами сжал горло и сердце. Я часто задышала, стараясь успокоиться и кляня Гаррета, который наотрез отказался идти со мной.

— Великолепный шанс для чего?

— Понять.

Понять что? Мысли метались в голове, как муха, пойманная мальчишками в жестяную банку.

— Так что ты здесь делаешь? Я не стану спрашивать для чего тебе понадобился мой медальон, но… я жду.

— З-зачем вам это? Я никому не собиралась вредить. Что вам нужно?

— Я же сказал, что не трону тебя, не трясись. Просто ответь, я хочу знать.

— Я… — я сглотнула. — Я пытаюсь здесь жить. Я ушла от них, не хотела больше участвовать во всем этом…

Он кивнул.

— Продолжай.

— Нечего больше говорить.

— Ты не поняла меня, Энн Мориц. Я тебе не наврежу, но не выпущу отсюда, пока ты не ответишь на вопросы.

— Почему? — голос сорвался на шепот. — Не понимаю, что вы хотите от меня…

Старик резко развернулся и принялся мерить шагами небольшой пяток земли.

— Я буду откровенным, настолько, насколько вообще могу быть с малознакомыми оборотнями. Потому что хочу закончить с этим поскорее и вернуться туда, где нет тебя.

Я судорожно вздохнула. Теплый воздух неожиданно больно разрывал легкие.

Он был слишком непонятен мне, слишком… я чувствовала себя букашкой. Странный старик.

— Когда-то я тяжело болел, и чтобы заработать на лечение, моя сестра — Изабелла — пошла в вашу семью поваром…

Ему больше ничего не нужно было говорить. Теперь я все поняла, тоскливо думая, что расплата за грехи родителей настигла, наконец. Но почему меня, а не их? Почему?

— Я четко ее помню, Энн Мориц, никогда не видел человека более милосердного и прощающего. Я, к сожалению, этого свойства от нее так и не перенял. Она часто говорила о тебе и твоем брате, и столь же часто молчала о родителях и двух старых леди с третьего этажа. Она считала, что из вас двоих вышел бы толк, говорила, что вы хорошие дети. Вот только оградить бы вас от влияния родителей. Я ей не верил, надеюсь, ты понимаешь, почему. Потому что нет здесь существ более жестоких, чем оборотни. И более высокомерных в своей беспросветной глупости и снобизме. Она пела вам песни, те же, что и мне, когда я лежал в постели, не в силах подняться. Рассказывала те же истории. Она любила вас, Энн Мориц! Я до сих пор не понимаю, насколько же широка была ее душа. А потом…

— Она упала, — прошептала я. — С третьего этажа. Сломала шею.

— А потом ее убили! — рявкнул он. — Те две старые ведьмы! Отплатили ей за все!

Я съежилась, вслушиваясь в его слова. Самое страшное — я ему верила, потому что леди Рани часто за обедом говорила, как красиво падают люди с высоты. И как ей жаль, что сейчас запрещено убивать людей.

— Послушайте! — попросила я. — Просто послушайте…

Голос снова срывался.

— Я не знаю, правда ли это. Ее действительно могли убить, но мы были маленькими и родители сказали нам, что она поскользнулась на открытом балконе и выпала. И сразу же умерла, не мучилась.

— Замолчи! Думаешь, мне нужны твои оправдания? Думаешь, что-то изменится, если я узнаю, отчего она умерла? Ее смерть это не отменит! Я хочу понять!

— Да что?!

— Какая же ты глупая девица, Энн Мориц! Подумай! У нас впереди много времени. И сведи все в итоге к ответу на вопрос: что ты здесь делаешь?

Я опустила на землю и сжала голову руками.

— Зачем вы меня мучаете?

Старик проигнорировал вопрос.

Соленый, прохладный ветер дул, разнося по кладбищу сухие листья, увлекая их в вихри и разбрасывая по старым могилам.

В голове было пусто. Смысл его приказов ускользал от меня, стекал водой сквозь пальцы.

Я снова почувствовала всю свою беспомощность и бесполезность. Зачем я пришла сюда? Зачем заговорила с ним? Почему я вечно нахожу себе проблемы?

— Мы часто бегали к ней на кухню, — глухо начала я, сосредотачиваясь. — Белл делала превосходную выпечку, все время заставляла нас мыть руки, а потом усаживала за стол и рассказывала разные истории — про звезды, про богов, про людей и волков. Их было много — историй, но все сводились в одну истину — нельзя… вредить и ненавидеть. Я любила ее истории. И ее тоже. И Бран ее любил, только потом забыл об этом. А когда она умерла, было очень больно. Ее смерть была первой в моей жизни, и поэтому я ее хорошо помню…

Я подняла не него глаза, внезапно осознав, что должна была сказать давным-давно.

— Мне очень жаль ее. И вас. Но я правда не знаю, причастны ли леди Рани и Сьюзанн к этому, мне даже мысли не приходило в голову не поверить родителям. Тогда. Потом я сомневалась, конечно же, трудно не сомневаться, осознавая, кем является моя семья.

Слова затихли. Я не знала, того ли ждал старик, но он не перебивал.

— И я всегда ее помнила, клянусь. Белл была очень живой и теплой, и улыбчивой. Но она никогда не говорила о вас, понимаю, почему. На ее месте я бы тоже не стала. Сомнения травили мне душу лет с пятнадцати. Однажды я случайно увидела мертвого в нашей конюшне, это было после полнолуния. Я испугалась, спряталась в своей комнате и проплакала почти всю ночь. А наутро впервые в голову закрались сомнения…

Я остановилась, осознав, что в монологе слишком много буквы «я».

— Продолжай.

— В нашем доме слуги погибали довольно часто — все от несчастного случая, но люди все равно шли, потому что родители платили им хорошие деньги. Иначе никого в наш дом было не заманить. Тогда я впервые подумала, что случайностей слишком много. И думала, думала, думала, стала замечать очевидное. Что не в шутку старые леди так часто говорили такие жестокие вещи, что слишком уж холоден отец и слишком часто меняются настроения у матери. И… это продолжалось долго, несколько лет. Пока я не поняла, что больше не могу там находиться, что там слишком душно и слишком страшно. Люди пропахли страхом и обреченностью, мне было их жаль. Но они шли к нам сами, и их никто не удерживал силой — ведь это запрещено. И я ушла… после того, как поссорилась с братом. Это был повод…

Я вскочила: слова и воспоминания наконец прояснили мое сознание, я впервые поглядела на старика по-новому.

Неужели он действительно хочет услышать именно это? Но почему? Какое ему дело до этого?

— Наверное, я поняла. Вы хотите знать, почему я ушла от них, чтобы понять, не зря ли трудилась ваша сестра? — спросила я еле слышно.

Старик, все этого время ходивший взад-вперед остановился.

— Да, я хочу услышать именно это.

— Я скажу. Не знаю, пошли ли истории Белл на пользу, потому что… Мне не с чем сравнивать. Я не вижу у себя тех недостатков, что у родителей и старых леди…

Старик рассмеялся — зло и иронично.

— Но Белл когда-то говорила, что если я не вижу у себя на спине листка с надписью «пни меня», то это не значит, что его там нет. Я ушла, чтобы не превратиться в них, в таких же… не могла больше их видеть. Они все пахнут кровью. Я хотела… попробовать идти дальше и посмотреть, что из этого выйдет. Из меня…

Ветер швырнул в лицо сухие листья, и пришлось остановиться на мгновение.

— Я ответила на вопрос?

Он молчал, глядя в одну точку, не двигаясь, только часто моргая.

В тишине прошли длинные, удушливые минуты. Я смотрела на него, не отрываясь, ждала ответа.

Уйти больше не хотелось.

Мне показалось, что я поняла что-то важное, но что — никак не могла выловить из потока мыслей.

— Когда я услышал твою фамилию, хотел сразу же попросить больше не появляться здесь. Потом передумал, решил послушать тебя. Да. Ты ответила на вопрос. Не совсем так, как я бы хотел, но, наверное, для тебя сейчас это максимум возможностей.

Я не знала, что ему сказать. Но оказалось, что оно и не нужно.

— Меня зовут Мафусаил, девочка. И… если когда-нибудь ты увидишь у себя за спиной листок с надписью «пни меня», приходи сюда.