Иллюзия контроля (гет)

Всегда получать желаемое весело, но и надоедает быстро. Стоит ему сказать только слово, любой в любое время в любом месте сделает что угодно. Безграничный контроль над разумом опьяняет, нет ничего, что бы смогло помешать. Пусть он социопат без гроша за душой, но в его руках власть, а значит и весь мир.

— Я поживу в вашем доме пару дней, — говорит он мужчине, открывшему дверь. — Вы мне очень рады.

— Конечно, проходите, — на лице незнакомца расплывается подобострастная улыбка. — Жена только накрыла на стол.

Киллгрейв заходит, осматривается. На пару дней сойдет.

— Какая красивая жена, — он наблюдает за невысокой темноволосой женщиной. — Поцелуй меня.

Она послушно подходит, склоняется и касается губ.

— Ты не против, — бросает он, когда муж пытается что-то возразить.

Никакого сопротивления, никакого протеста.

Киллгрейв откидывает ее от себя, следом в стену летит посуда.

Его жизнь превращает в ничто. Ни запаха, ни вкуса, ни цвета. Никчемная пресная серая масса. Ему нужно встряхнуться! Вот только давно уже все испробовал. Где найти что-то новое, необычное, доселе неизведанное?

Он хватает мужчину за шиворот.

— Самое странное, что ты делал в жизни?

Тот ежится, косится на жену:

— Секс втроем с проститутками.

Киллгрейв приподнимает брови и усмехается. Семейный скандал тому обеспечен, но и это скучно.

— Вызови мне обеих, — приказывает и оборачивается к жене. — А ты?

— Целовала незнакомца против своей воли.

— Еще скучнее, чем у мужа. Как вы вообще живете, люди? Впрочем, вопрос риторический, мне плевать.

Он садится на стул и тянется к остаткам еды на столе.

— Они будут через двадцать минут, — мужчина возвращается в комнату, все еще сжимая телефонную трубку.

— Хорошо, — удовлетворенно кивает Киллгрейв. — Сядьте, — обращается к обоим. — Ешьте, — позволяет через пару минут.

* * *

Он идет под руку с двумя эффектными блондинками, согласными на все, но не ощущает ничего. Даже экстаза вседозволенности. Лишь пустота скуки засасывает с головой.

— Чего такой грустный, красавчик? — тянет одна из девиц, обольстительно улыбаясь и прижимаясь к нему бюстом.

— Закрой рот, — рявкает он.

Уже замахивается, чтобы ударить, но краем глаза выхватывает стремительно идущую впереди женскую фигуру. От нее настолько веет уверенностью и силой, что Киллгрейв забывает мгновенно вспыхнувший гнев и идет за ней. Волосы развеваются на ветру, кажется, она почти летит. Он едва успевает.

Прямо за поворотом трое запинывают какого-то парня. Киллгрейв уже хочет заставить их уйти, когда девушка легко раскидывает их в разные стороны.

Бесстрашная, бескорыстная, нечеловечески сильная. Он испытывает небывалый прилив адреналина и хлопает в ладоши.

Она резко оборачивается и кидает хмурый взгляд исподлобья.

— Впечатляет, — улыбается он. — Уйдите, вы мне надоели, — тут же приказывает блондинкам.

— Тебе-то что? — грубо бросает она.

«Еще и дерзкая!» — ликует Киллгрейв.

— Хочу пригласить тебя поужинать. Поблизости прекрасное кафе.

Он протягивает ей руку. Она кидает на избитого парня слегка потерянный взгляд, тут же переводит на Киллгрейва и сжимает его ладонь.

— На пару часов, не больше. У меня еще дела, — добавляет она.

Киллгрейв ухмыляется. Она еще не знает, что с этого момента все ее дела зависят от него, что пожелает и когда попросит. Это обещает стать самой захватывающей игрой в его жизни.

* * *

Она пытается сопротивляться. Всегда. Даже если он просит поесть или сходить в магазин. Ей так важна свобода, что Киллгрейв не может не восхищаться. Он может сделать с ней все, но продолжает надеяться, что она придет первой: прошепчет на ухо, попросит, потребует. Вместо этого Джессика сопротивляется, и ему приходится заставлять ее оставаться рядом. Это сродни изощренной пытке, хуже экспериментов, которые на нем ставили, больнее анализа спинномозговой жидкости.

Иногда, лежа в постели, он смотрит на ее лицо и пытается представить, каково было бы ему, поменяйся они местами. На что она способна? На что пойдет, чтобы добиться желаемого? Он может управлять Джессикой Джонс, но практически не знает ее.

Она открывает глаз и щурится со сна. Такая нежная, невинная, милая.

— Улыбнись, — не заставляет — просит он.

Ее улыбка покорила его с первой секунды. Ради нее он готов совершать любые безумства, кроме одного: отпустить ее он не сможет, даже если Джессика будет умолять. Без нее его нет. Без нее смысл пропадает. Заставлять, калечить, убивать без разбора давно надоело. Ему нужна цель, ради которой можно делать это, и он нашел ее в Джессике. Но она не понимает, даже слушать не хочет.

— Я для тебя всего лишь игрушка, — безразлично говорит она. — Хочешь — заставь, добровольно ничего делать не буду, — и отворачивается.

— Зачем все усложнять? — качает головой он и силой разворачивает ее к себе. — Улыбнись, — на этот раз приказывает.

Губы растягиваются в ослепительной улыбке, вот только она пластмассовая. Ни капли искренности, и это приводит в бешенство. Почему, почему ей так сложно сделать хоть что-то приятное для него? Неужели так тяжело?

— Обними меня. — Она тянется к нему и обвивает руками. — Заставь поверить, что все это правда.

Он закрывает глаза, отключает мозг и просто чувствует движения ее пальцев, губ, языка. Если не видеть, можно сделать вид, что он ей и впрямь дорог. Где-то глубоко в душе, хотя бы в закоулке подсознания.

Киллгрейв не уверен, что умеет любить, но отчаянно нуждается хотя бы в иллюзии того, что он кому-то нужен. Да, он всегда может заставить, но только не ее. Достаточно того, что Джессика почти постоянно хочет уйти, но иногда она с ним по собственной воле. Возможно, она этого и сама не замечает, но он-то знает. Киллгрейв не всегда контролирует ее сознание.

* * *

Киллгрейв изучает ее украдкой. В моменты, когда ее и не нужно контролировать. Подмечает, как она недовольно морщится, с каким выражением лица смотрит на витрины с платьями и галстуками, как заглядывается на кожаные куртки и майки. Видит, что задерживается у алкогольных отделов, но быстро берет себя в руки, в ресторанах пытается найти пиццу в меню и только потом вспоминает, что ее там нет. Джессика Джонс живет другой жизнью, отличной от его, но он может это изменить, это только вопрос времени. Он будет пытаться, несмотря ни на что. Возможно, когда-нибудь даже скажет свое настоящее имя. В ее устах оно может звучать красиво, но до этого еще далеко. Раскрыть личность — стать слишком уязвимым.

Она всегда мрачная, не он привнес это в ее жизнь. Возможно, поэтому Киллгрейв так любит ее улыбку. Настоящая Джессика холодная, жесткая, циничная, но иногда она все же высовывается на свет из своей тьмы.

— Так чего ты на самом деле хочешь?

Он знает, что добровольно на такие вопросы она не ответит. Возможно, она и с собой не до конца откровенна. Разочарование — слишком сильное чувство, чтобы быть уверенным в чем-либо, а в жизни Джессики его слишком много.

— Когда-то хотела помогать людям, но я для них слишком другая.

— Непонятное всегда пугает, а страх вызывает отторжение. — Уж ему ли не знать.

— Вот я и научилась проходить мимо, — пожимает плечами она, но Киллгрейв замечает мелькнувшую в глазах боль.

— Но иногда все-таки останавливаешь, как в тот вечер, когда мы познакомились.

Она поднимает взгляд и несколько минут смотрит на него. Ему кажется, что между ними натягивается нить взаимопонимания. Пусть на мгновение, но он чувствует. Молчит, боится спугнуть момент.

— Это что-то вроде инстинкта. Триш называет обостренным чувством справедливости. — При упоминании сестры она будто светится, и внутри него растет что-то похожее на ревность. Киллгрейв хочет, чтобы Джессика так же реагировала на его имя. — Иногда это просто сильнее меня, — как сквозь вату доносится до него.

«Сильнее меня», — стучит в висках. Ему это знакомо. Он не может сдерживаться, не может мыслить здраво. Потребность в ней затмевает все остальное. Настолько, что перед глазами красный туман от осознания, что есть кто-то дороже него. Он хочет убить Триш, уничтожить, вычеркнуть из жизни Джессики, но не может. Знает: этого она наверняка не простит, а держать ее под внушением всю жизнь он не хочет. Он любит ее не той любовью, которую описывают в книгах и показывают в фильмах, но уж на какую способен. До встречи с ней Киллгрейв был уверен, что у него аллергия на человеческие чувства. Спасибо родителям, убившим в нем все хорошее. А было ли оно вообще?

Он приходит в себя, когда чувствует, как его бьют по щекам наотмашь.

— Что происходит? — машинально спрашивает, видя, как по лицу Джессики текут слезы.

— Ты заставил меня, заставил рассказать едва ли не самое личное! Зачем? Тебе мало, что я и так безвольная марионетка в твоих руках? Издевайся над моим телом сколько вздумается, но не смей лезть в душу! Я запрещаю тебе, слышишь?!

Она бьется в истерике в его руках, а Киллгрейв понятия не имеет, что с этим делать. Он может запретить ей, ударить, обнять, но застывает. Последний раз он ощущал себя таким беспомощным в детстве, и это воспоминание отрезвляет.

— Успокойся. — Она тут же перестает бить его. — Посмотри на меня. — Не отводя взгляда, он стирает с ее щек слезы. — Этого больше не повторится, — ловит еле заметную улыбку краем губ, — без твоего согласия.

Она прищуривается, явно что-то обдумывая, потом встает и берет его за руку.

— Только не думай, что я и впрямь этого хочу, — бросает через плечо, пока ведет в спальню, — но это было бы справедливо. Ты пошел хоть на какие-то уступки.

Киллгрейв ликует. У них получается хоть какое-то подобие отношений. Начало положено. У него получается. Он не такой уж бездушный монстр. Психопат — возможно, но к нему нужен правильный подход, только и всего.

Да, сейчас она его не хочет, но он умеет ублажать женщин.

Через несколько десятков минут комната наполняется стонами.

Пока он не может дотянуться до ее души, но удовлетворить желания тела вполне в состоянии.

* * *

Он привязывается к Джессике настолько, что не понимает, как жил до нее. Полгода пролетают за мгновение, но в то же время тянутся, будто целая вечность. Он уже толком не отличает, где она, а где его внушение. Джессика рядом, остальное второстепенно.

Киллгрейв больше не хочет, чтобы она сама согласилась быть с ним, потому что если откажется, его просто раздавит. Оказывается, контроль над разумом — двусторонний процесс. Он подчиняет ее, она становится его персональным наркотиком. Киллгрейв, как одержимый, каждый день увеличивает дозу, но ее все равно мало. Недостаточно ярко, не совсем искренне, слегка недоверчиво. Он целиком и полностью во власти паранойи, жадно ловит каждый взгляд и поворот головы Джессики, ищет подвох, даже зная, что она не может сопротивляться. Страх потерять ее превращается в одержимость, завладевает всеми мыслями, сводит с ума.

Он оказывается совершенно не готов к тому, что Джессика может выйти из-под контроля. Не ожидает, что диссонанс его желания и ее морали приведет к разрыву связи. Он понимает это только под колесами автобуса, когда кричит от боли, приказывает вернуться, но Джессика лишь стоит рядом. Потерянная, осознающая, что происходит, освободившаяся от него в своей голове. Она переводит взгляд с Киллгрейва на перевернутую машину, мертвую Реву и мотает головой.

«Вот оно, сейчас она поймет, что любит меня», — отчаянно думает он и протягивает к ней руки, но Джессика разворачивается и, пошатываясь, идет прочь. Уходит от него, бросает искалеченного на дороге, лишает права на жизнь с ней, оставляет только жалкую пародию, если он не истечет кровью на этом самом месте.

— Вернись немедленно! — кричит он, не желая смириться, что все именно так, как кажется.

Джессика даже не оборачивается, и тогда на него обрушивается злость.

Он же все для нее делал! Выстроил вокруг Джессики целый мир, потакал каждой прихоти, не отказывал ни в чем! А она ушла, бросила умирать! Ей плевать, плевать, плевать на него! Люди не понимают доброты, им не нужна преданность и любовь, им нужна боль и отчаяние, чтобы ценить то, что они имеют. Как он мог так ошибиться в ней…

Глупый, глупый Кевин. Его снова обвели вокруг пальца. Но ничего, он не умрет в этой канаве, как какая-то крыса. Выкрутится, как и всегда, найдет Джессику и превратит ее жизнь в ад, чтобы шла наперекор своим принципам и страдала.

Она будет с ним не по-хорошему, так по-плохому. Киллгрейв не отпускает от себя тех, кто ему нужен.