Паутина (гет)

Глава 1. Джеймс Поттер.

Мерлин, это же просто… Уму непостижимо! Невероятно…

Он окаменел, превратившись только в слух, потому что боялся, что что-нибудь пропустит и окончательно запутается. В ощущениях. В себе.

— Я знал, что твои дети, Гарри,— Дамблдор смотрел на своего любимого ученика,— в опасности, ведь только так твои противники смогут до тебя добраться… Тогда профессор Снейп,— все повернулись к портрету черноволосого волшебника, но тот с легким презрением к такому вниманию рассматривал свои ногти,— предложил установить ментальные нити…

— Ох,— выдохнул один из портретов, до того хранивший молчание. Видимо, кому-то было понятно, но не Джеймсу и, судя по всему, не отцу и Малфою.

— Это особая магия, требующая больших сил у легилимента. К счастью, у нас есть два одаренных в этом волшебника, поэтому мы решили, что подстраховаться никогда не будет лишним,— Дамблдор чуть улыбнулся, излучая спокойствие.— Поэтому Тео и Ксения,— он кивнул девушке, что все еще стояла за спиной гриффиндорца,— согласились соединить себя заклятием с Джеймсом,— старый директор чуть улыбнулся юноше, — и Лили.

— Что значит «ментальные нити»?— заговорил Гарри, глядя то на Дамблдора, то на Манчилли. Джеймс и Скорпиус переглянулись.

— Особая связь,— заговорил целитель.— Односторонняя. Но довольно прочная. Позволяет наложившему заклинание волшебнику контролировать поток сознания другого человека. Контролировать без визуального контакта. Считывать. Воспринимать. Интерпретировать.

— То есть вы связаны с моими детьми сознанием?— уточнил Гарри.

— Нет. Только с Лили,— Манчилли скользнул взглядом по лицам Джеймса и Скорпиуса. Гриффиндорец почувствовал волну, что исходила от Малфоя. Да, приятного мало, когда ты знаешь, что в голове твоей девушки сидит этот гоблин…

— Погодите,— наконец, дошло до Джеймса,— значит, со мной тоже это проделали?— парень обернулся к Ксении и посмотрел сверху вниз.— Ты влезла в мою голову?

Она лишь кивнула, а Джеймс даже не знал, как это воспринимать.

— Когда вы успели?— немного нахмурившись, спросил он.

— Я знаю, когда они это сделали,— заговорил Скорпиус, с насмешкой глядя на Ксению.— Ночная прогулка в башню Гриффиндор?

Джеймс стал понимать еще меньше. Но задать очередной вопрос ему не дали, потому что вмешался отец:

— Значит, вы, Тео, можете связаться с Лили?— надежда мелькнула в голосе Гарри.

— Нет. Не связаться. Я могу считывать ее чувства. Ее состояние. Ее поток сознания. Сам я не могу с ней… связаться.

— Но, Гарри, у нас есть большой шанс узнать, где находится твоя дочь,— вмешался Дамблдор.— Тео сегодня днем узнал, что с ней что-то случилось, и даже смог точно определить, что она идет к воротам…

— Потому что мисс Поттер думала об этом,— уточнил Манчилли. Джеймс тоже с надеждой смотрел на целителя. Он готов был простить этому гоблину все и вся, лишь бы тот помог найти Лили.

— О чем она думает сейчас?— Гарри стоял рядом со столом МакГонагалл.

— Ей страшно. Она в абсолютной темноте. У нее болят руки.

— Почему?— Малфой дернулся к Манчилли, словно мог с его помощью стать ближе к Лили.

— Я не могу сказать точно,— Тео закрыл глаза, губы поджаты.— Она сама не знает этого.

— О чем она думает?— Гарри хотелось знать, что его дочь в порядке, что ей не нанесли вреда. Пока…

— Она думает о серебряном лесе,— Манчилли открыл глаза и посмотрел прямо на Скорпиуса Малфоя.

Серебряном лесе? Джеймс оглянулся на Ксению, словно та могла объяснить эту загадку, но та лишь пожала плечами. Но, наверное, Малфой знает, о чем речь, потому что слабая тень ухмылки появилась на его аристократичном лице. Что за серебряный лес?

Гарри тоже немного изумленно смотрел на Тео – единственную нить, которая теперь связывала их с Лили и давала надежду:

— Только о лесе? То есть она не знает, где ее держат? И кто?

— Нет. Она в темноте. Ничего не видит. Боится. Думает о вас, Гарри. О вашей жене…— и снова целитель поднял взгляд на Скорпиуса.

Отец опустился в кресло, закрыв лицо руками. Воцарилась тишина, потому что все ждали. Хоть чего-нибудь. МакГонагалл в упор смотрела на Тео, как и все в этой комнате.

Джеймс обернулся к Ксении и шепотом спросил:

— Значит, мы с тобой связаны?

— Да,— она нагнулась, чтобы говорить ему прямо на ухо и не тревожить остальных.

— Почему ты не сказала?

— Не успела. Мы сделали это сегодня ночью. Как вовремя…

— Почему ночью?

— Когда человек спит, его сознание наиболее расслаблено, и проще связать с другим сознанием,— объясняла она, поглаживая пальцами его затылок. Это успокаивало.— Тем более что я тебя научила основам окклюменции.

Джеймс кивнул. Наверное, если бы ему сказали о подобной самодеятельности еще пару часов назад, он бы не был так спокоен. Но сейчас не до сцен протеста. Нужно просто спасти Лили. Просто? Черт, как же это…. Как они не уберегли сестру?!

— Свет,— вдруг заговорил Тео, и все вздрогнули. Отец встал, с надеждой глядя на целителя.— Неяркий свет… Боль в руках.

— Там есть кто-нибудь?— приглушенно спросил Гарри.

— Не знаю, она об этом не думает. Просто видит свет. И это ее чуть ободряет.

— Где она?

— Комната. Маленькая комната. Кушетка. Полки. Стол,— целитель опять покрылся капельками пота, кулаки его были крепко сжаты. Наверное, это было невероятно трудно – читать и интерпретировать чужое сознание, ощущать чужие страхи. Джеймс даже посочувствовал Теодику Манчилли.— Чашка... Цепь из скрепок… Зеленый моток ниток… Книга… Она нашла книгу… Черный переплет… На форзаце слова… «Дорогому Рею, любителю Шекспира, от любящей Эммы»… Каменные стены. Нет окон. Нет дверей. Ей страшно… Болят руки. Они в крови…

— Что?— Гарри буквально подскочил, снося со стола МакГонагалл половину вещей.— Что с ее руками? Ее укусили?

Джеймс вдруг заметил, что Малфой, совершенно белый, пятится к дверям.

— Мне нужно выйти,— выдавил слизеринец, но никто не обратил на него внимания. Никто, кроме Джеймса. И он тоже встал и последовал за другом. Наверное, его проводили взглядами изумленный отец и подозрительная Ксения.

— Малфой, стой!— Джеймс выскочил из-за горгульи и увидел, как Скорпиус бежит по коридору.— Стой, подожди!

Он нагнал друга и остановился, тяжело дыша и упираясь руками в колени.

— Я знаю, где Лили…— прошептал Малфой, не глядя на гриффиндорца.

— Знаешь? Надо сказать всем, они…

— Нет,— категорично заявил Малфой, и Джеймс тут же выпрямился, глядя на друга.

— Малфой, это же моя сестра!

— Я знаю! Черт, Поттер, она в Малфой-Мэноре!

Джеймс отшатнулся от слизеринца, чувствуя, как зашлось от страха его сердце:

— С чего ты взял?

— Книга. В ее руках была моя книга. Я знаю это посвящение наизусть!— Скорпиус мял в руке палочку.— Понимаешь? Я не могу привести в свой дом мракоборцев. Я должен сам узнать… Все.

— Скорпиус, а вдруг…

— Я не уверен,— Малфой смотрел себе под ноги.— Потому что Лили не в самом особняке, она в тайной комнате под садовым домиком… Я там спрятал Шекспира, когда отец нашел эту книгу… Возможно…

— Я иду с тобой,— твердо заявил Джеймс. Он решил так не просто из-за гриффиндорской храбрости или из-за сестры. Он не хотел оставлять друга одного разбираться со всем этим.— Я. Иду. С тобой.

— Черт, Поттер, если я прав... Ты же сам придешь к ним в лапы! И у них окажутся двое детей Гарри Поттера!

— Ничего. Я же в любой момент могу связаться с Ксенией и показать ей прекрасные виды на твое родовое гнездо…— с бравадой произнес Джеймс.— Чего мы стоим? Быстрее!

— Ладно,— сдался слизеринец,— но без геройства… Сейчас по тайному проходу, там трансгрессируем… Запомни – даже дышать с моего разрешения, понял?!

И друзья побежали по лестнице. Сердце Джеймса заходилось от тревог и предчувствий. Что если в похищении Лили замешаны родители Малфоя? Что же тогда будет со слизеринцем? Как можно поставить человека перед выбором, и как можно сделать подобный выбор?!

Они трансгрессировали, держась за руки, к стене непроходимого леса, освещенного хмурым осенним небом. Ни души вокруг.

— Где мы?— Джеймс достал палочку, но Малфой лишь покачал головой. Сам же, к изумлению Джеймса, прикусил себе палец и провел им по воздуху перед стеной деревьев.

И воздух вдруг задрожал, словно вода, образуя какой-то арочный проход прямо в деревьях. Скорпиус схватил друга за руку, и они прошли сквозь этот странный воздух.

Джеймс не поверил своим глазам. Они стояли спиной к высокой каменной стене, а перед ними был парк, уже избавившийся от листвы, поэтому почти черный и неприютный. Вдали виднелся просто огромный белый особняк. В некоторых окнах горел свет.

— Не двигайся,— шепнул Скорпиус, созерцая парковые деревья. Судя по тому, что видел Джеймс, поместье было не менее внушительным, чем дом Малфоев.— Донг.

Перед ними с хлопком появился домовой эльф в полотенце с гербом Малфоев.

— Юный хозяин…— начал домовик, но Скорпиус приказал ему замолчать.

— Донг, в доме есть чужие люди?— шепотом спросил Скорпиус.

— Нет, сэр,— так же тихо ответил Донг.

— А были? С кем-нибудь чужим встречался отец?

— Нет, сэр.

— Забини?

— Нет, мистера Забини не было давно.

— Где сейчас отец?

— Он и хозяйка обедают в столовой, сэр.

— Хорошо. Что-нибудь странное на территории замечал?

— Нет, сэр, вы же знаете, нам нельзя без разрешения уходить из дома, сэр.

— Ладно. Сейчас ты должен кое-что сделать…

— Что угодно, сэр…

— Незаметно подойди к садовому домику. Посмотри, кто есть рядом, что там подозрительного. Если тебя заметят, я приказываю тебе открутить себе уши, понял?

— Да, сэр,— с каким-то даже задором согласился домовик и тут же скрылся, слившись с темными кустами.

— Открутить уши?— переспросил Джеймс, глядя на Малфоя.

— Так он точно сделает все, что сможет, чтобы его не заметили… Черт, вот черт!

— Что?

— Там, в комнате, спрятана старая палочка. Волшебная палочка… Черт, только бы Лили не наделала глупостей…

— Может, не найдет?

— Надеюсь,— Скорпиус с тревогой вглядывался в парк. Наверное, где-то там был этот садовый домик.

Джеймс же старательно прикрывал свой разум, иногда ощущая, как кто-то чужой чуть касается сознания. Ксения ищет их, но пока было рано давать ей панораму Малфой-Мэнора. Это семья Скорпиуса, ему решать, как поступить.

Прости, Ксения, но ты сама научила меня этому. Я тебя люблю, вот это можешь узнать, потому что вслух я тебе этого еще не говорил… Я бы хотел оказаться сейчас с тобой в Выручай-комнате… Или за гобеленом на третьей этаже… Я обожаю твои холодные руки…

Джеймс старательно подсовывал Ксении свои мысли, связанные с ней и ее руками…

— Хозяин Скорпиус, сэр,— из неоткуда появился Донг, заговорщицки подмигивая огромными глазами.— У садового домика только новый садовник, сэр… В доме кто-то есть, но Донг боялся, сэр, что его увидят…

— У нас новый садовник?

— Да, сэр, три недели, как работает, сэр…

— Заткнись,— попросил Малфой, а потом повернулся к Джеймсу. Лицо Скорпиуса стало меньше походить на гримасу убийцы, с которой он ходил с тех пор, как увидел Лили в теле Забини, трансгрессирующую неизвестно куда.— Поттер, ты…

— Я иду с тобой,— категорично заявил Джеймс.— Слушай, ты уверен, что в этом замешан твой…

— Нет. Я скорее уверен в обратном,— Малфой смотрел в сторону большого дома.— Поттер, мой отец – всего лишь трусливый хорек, ты забыл?... Все, думаю, хватит болтать, а то мы дождемся, что твоя сестричка найдет волшебную палочку и убьет всех оборотней без нас…

— Не смешно.

— А я и не смеюсь,— фыркнул Малфой. Потом снова повернулся к эльфу:— Теперь слушай внимательно. Ты сейчас должен нас с Поттером переместить в тайную комнату под садовым домиком. Помнишь ее? Ты там был со мной однажды…

— Да, сэр Скорпиус…

— Тогда пошли,— Малфой протянул одну руку эльфу, а вторую Джеймсу.— Поттер, и никакой самодеятельности…

Гриффиндорец кивнул и через мгновение провалился в душную темноту. Как он ненавидел трансгрессию!

Глава 2. Лили Поттер.

Все произошедшее с ней казалось просто кошмарным сном. Если бы не ноющая боль в руках и не темнота, которая пугала своей абсолютностью, то Лили смогла бы представить, что действительно просто спит и видит кошмар.

В этом ужасном сне не было человека в маске.

А она думала о нем, пусть глупо, но надеялась, что он придет и спасет. Заслонит ее от того, что ее ожидает. Скорпиус, любимый, мне так страшно…

Послеобеденные события в Хогвартсе сейчас казались просто дурацкой шуткой слизеринцев. Чьи-то сильные руки, чьи-то злые глаза. Ужасное по вкусу зелье, которое ее заставляли глотать. Оно лилось по подбородку и шее, она задыхалась и пила, думая, что сейчас просто умрет. Ведь это был яд, медленно ползущий по ее венам, заполняющий каждую клеточку тела страшной болью…

А потом была совсем не она. Не ее тело. Чье-то более сильное, более раскрепощенное. Чужие ощущения. По-другому даже чувствовались воздух, пространство, температура. Другие краски – более яркие, слишком бьющие по глазам.

И чужая воля, которой вообще невозможно было противиться. Никак. Можно было думать о том, что ты не хочешь никуда идти и ничего делать, но тело само делало то, что приказывали. И Лили сама пошла в объятия страха. Потому что понимала, куда и зачем она идет.

Была страшная мысль – мама. Неужели она так же легко шла в объятия смерти? Или даже легче, ведь она не знала, что ее ждет?

Потом пришла мысль об отце – прости, папа, тебе опять будет больно. Тебе опять будет мучительно больно.

Джим. Скор. Скор!

Лили судорожно вздохнула в черном мраке, лежа на чем-то твердом и ровном. Если не двигаться, руки не будут ныть. Почему они болели? Когда ее сюда положили, руки были покрыты горячей влагой. Кровь?

Когда она успела поранить руки? Когда пришла боль? Ах, да, когда она трансгрессировала на «Кингс-Кросс». Лили не умела трансгрессировать. Ее не учили. Забини, чье тело ненадолго приобрела гриффиндорка, умела, но этого было мало. Недостаточно. Наверное, поэтому ее руки болели.

Лили пошевелила пальцами. Вроде все на месте, и боль притупилась. Кровь остановилась и засохла. Была бы палочка…

Но палочку у нее отобрал тот человек, что почти сразу схватил ее за плечи, когда Лили появилась у барьера на вокзале. Он ждал ее. Тут же трансгрессировал с ней на какую-то аллею. Чугунные ворота, а за ними – дорога, уходящая к огромному дому, живые изгороди, деревья.

Потом было холодно – человек применил к ней дезилюминационное заклинание. Он легко прошел сквозь ворота, но повел девушку не по подъездной дороге, а по тропинке в глубь парка. Лили не могла противиться, потому что ей приказали еще в Хогвартсе — не сопротивляться. И зелье еще действовало.

А потом она оказалась в этой темноте. Причем даже не помнила, как. Наверное, она потеряла сознание – от боли в руках или потери крови, от страха или от действия зелья. Но очнулась здесь.

Она пока жива и почти невредима. Значит, она лишь приманка… Для отца. Папа, папочка, не надо. Я тебя прошу, не надо.

Мысли путались, потому что было страшно. Страшно из-за неизвестности и темноты.

Вот бы оказаться сейчас в серебряном лесу, где так хорошо было и спокойно. Где был ее серебряный человек. Скор… Он бы спас, он бы защитил, он бы обнял.

Лили не верилось, что совсем недавно она была в его объятиях, что он целовал ее, ласкал, что они были вместе среди снега и огня.

Она погрузилась в воспоминания, стало легче дышать, стало не так страшно. Потому что не страшно умирать, когда в твоей жизни был серебряный лес и любимый человек, так легко сотворивший чудо. Когда ты узнала, что значит любить и быть любимой…

— Скорпиус…— прошептала она, чтобы просто услышать живой человеческий голос.

Вдруг зажегся свет. Она вздрогнула, сжимаясь. Но никого не было. Лишь слабый отсвет какого-то огонька в банке в дальнем углу. Почему он зажегся?

Лили села, поджав ноги и оглядываясь. Небольшая комната. Каменные стены. Полки, почти пустые. Стол, на котором осталась кем-то забытая чашка. Просто чашка. Клубок на полу. Клубок? Да, зеленый клубок.

Лили осмелилась встать с кушетки, на которой лежала. Руки ныли. Она взглянула на них – все-таки расщепило. Но не так страшно, как могло бы быть. Засохшая на запястьях и предплечьях кровь. Лили сморщилась, не желая видеть подробностей и надеясь, что это можно вылечить…

Скрепки, сцепленные одна с другой. Они свисают с гвоздя, вбитого в каменную стену. Зачем? Везде пыль. Ни одного окна. Нет двери. Ее просто нет.

Мерлин, где она?!

Книга. В нише, почти полностью скрытой тенью, лежит книга. Лили взяла ее. Маггловая книжка в черном переплете. «Уильям Шекспир. Трагедии». Девушка открыла первую страницу. Косыми буквами написано посвящение. Кто такой Рей? Может, именно он привел ее сюда?

Неизвестность. Ее мучила неизвестность. Было страшно. Было зябко. Было больно.

Лили отложила книгу и пошарила рукой в темной нише. Что-то царапнуло по открытой ране, девушка зашипела от боли.

Палочка. Мерлин, волшебная палочка!

Лили не верила своим глазам, потому что в нише была спрятана палочка. Оружие.

Она старалась дышать ровнее. Села на кушетку, сжимая до боли в кулаке свою надежду. Теперь она так просто не сдастся. У нее есть оружие.

Девушка поджала ноги и замерла. Думая, размышляя. Она ждала. Кто-то же должен был прийти. Или они решили уморить ее голодом? Им все равно, что с ней будет?

Папа, только не поддавайся. Папа, не надо. Потому что это все равно ни к чему не приведет.

Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, она задремала, потому что, когда открыла глаза, на нее смотрел какой-то человек. Страшные, желтые глаза с маленькими зрачками. Растрепанные волосы. Поношенная одежда.

— Кто вы?— слегка севшим от долгого молчания голосом спросила девушка, незаметно сжимая в руке палочку. Откуда он пришел? Где выход?

— Ты боишься,— с каким-то радостным злорадством улыбнулся мужчина, втягивая носом воздух.— Боишься, маленькая…

Лили еще никто и никогда так не называл. Она же промолчала, понимая, что у нее будет лишь один шанс, чтобы атаковать этого большого и сильного противника.

— Что вам нужно?— она старалась говорить спокойно. Есть ли у него палочка?

— Чтобы из твоего горлышка лилась горячая кровь… Но ничего, мне недолго осталось терпеть…— ухмыльнулся человек, делая к ней шаг.— Когда твой несравненный папочка-герой узнает, что ты пропала, он сделает все, чтобы спасти свою маленькую рыжую дочурку… И это будет очень скоро… А пока… Мне нужен локон твоих волос.

— Нет,— помотала головой Лили, понимая, как это глупо звучит.— Зачем вам?

— Отправим твоему отцу, чтобы он уж точно поверил… И используем для зелья, когда великий Гарри Поттер пойдет производить обмен себя на тебя…— и этот жуткий человек расхохотался.

Лили поняла, что лучше шанса не представится, и резко взмахнула палочкой: «Ступефай!». Мучитель, не ожидавший отпора, мешком упал у кушетки, неловко подогнув ноги. Заклинание с близкого расстояния ударило его прямо в грудь. Лили надеялась, что он не скоро очухается.

Она собиралась уже подняться с кушетки и попытаться найти выход (должен же он быть!), как посреди комнаты началось что-то странное. Хлопок. Потом крик: «Черт!», что-то большое рухнуло со стола и распласталось на полу.

Лили не верила своим глазам. Посреди комнаты развалился ее брат со страшным, обещающим жуткую месть, лицом. Из-под него были видны большие босые ноги эльфа, дергающиеся так, словно домовик уже почти задохнулся. А в стороне, с комичной миной на лице созерцая происходящее, стоял Скорпиус Малфой, сложив на груди руки и играя палочкой:

— Я так и знал, что не стоит тебя брать с собой, Поттер. Хорошо, что здесь заглушающие чары,— потом слизеринец посмотрел на тело у ног Лили и ухмыльнулся:— Оказывается, мы зря торопились, тут и так все под контролем.

— Скор,— выдохнула Лили, наконец, встрепенувшись от шока, и в следующее мгновение уже была в его объятиях. Его запах, его руки, его дыхание. Страх отпустил, напряжение спало, и она позволила себе заплакать на его плече.

— Ну-ну,— прошептал он ей на ухо, поглаживая по спине,— поздно рыдать, когда ты уже успела оглушить одного из них. Тебе радоваться надо, что ты такая упрямая, что нашла палочку, и такая смелая, что напала на своего тюремщика. Все, теперь мы о тебе будем заботиться…

Джеймс поднялся на ноги, выволакивая из-под себя почти придушенного эльфа:

— Замечательно, а брата обнять не надо? Я, кстати, только что чуть не убился, рухнув со стола,— добродушно пробурчал Джеймс, и Лили тут же его обняла, всхлипнув и улыбаясь сквозь слезы.

— Как вы тут оказались?— она вытерла рукой щеки, чуть поморщившись.

— Так, все потом,— Скорпиус взял осторожно ее руки в свои и оглядел.— Черт, я четвертую этого ублюдка и развешу его внутренности сушиться на флагштоках…

— Может, обсудим это в более приятном месте?— Джеймс уже подошел к оглушенному мужчине и успел связать его.— Как отсюда выйти?

Скорпиус поднял голову и указал на люк в потолке.

— Отсюда можно выйти, только если ты вошел сюда через люк… так что будем снова использовать Донга… Мерлин их знает, сколько их там еще… И как долго они будут ждать своего лохматого дружка… Поттер, тебе не кажется, что он твой поклонник? Прическа что-то уж очень мне кого-то напоминает…

— Малфой, ты можешь быть серьезным хотя бы сейчас?— огрызнулся Джеймс.— Мы, кстати, в каком-то подземелье, а наверху Мерлин знает сколько замечательных и добродушный зверюг нас поджидает…

— Не драматизируй, Поттер,— Скорпиус обнял Лили, словно давая понять, что он рядом и все позади. Девушка уже успокоилась, потому что он был рядом. Он все сделает, он спасет их. Как – это она узнает потом.— У нас есть одно преимущество – это мой дом и мои правила игры…

Лили изумленно воззрилась на слизеринца, но тот лишь подмигнул ей:

— Все, пора уходить. Донг, с тремя справишься?

— Да, сэр…

И уже через пару мгновений Лили оказалась на улице, в том самом парке, через который ее вели. Но тут же она охнула, падая на колени. Перед глазами стало темно от боли.

— Черт, Лили…— Скорпиус мгновенно подхватил ее на руки. Она чувствовала, как по рукам опять потекла горячая кровь. Наверное, из-за трансгрессии открылись раны.— Донг, сделай так, что бы с территории никто не мог уйти. Возьми других эльфов. Встретишь какую-нибудь собаку, волка или другой неопознанный объект – за хвост и мордой об землю, понял?

Лили чувствовала, что Скорпиус ее куда-то несет, бережно держа в руках. Чьи-то прохладные ладони – наверное, Джеймса – осторожно взяли ее запястья и положили ей на живот. Стало чуточку легче. Кружилась голова.

— Малфой, надо остановить кровь!

— В поместье,— бросил Скорпиус. И Лили поняла, что ее несут к тому огромному особняку, что она видела. Неужели это дом Скорпиуса? С этой пугающей мыслью она потеряла сознание.

Глава 3. Гарри Поттер.

Был ли кто-нибудь когда-нибудь в темном тоннеле прошедших лет?

Когда идешь по нему день за днем и чувствуешь их дыхание. Их призрачные взгляды. Их немой укор.

День за днем, год за годом. Туннель. Дыхание. Боль. Вина.

Ты задыхаешься, тебе нечем дышать, ты буквально умираешь с каждым шагом, с каждой минутой. Но все равно идешь по туннелю из прошлого.

Из прошлых дней. Прошлых поступков. Прошлых ошибок. Прошлых чувств.

И ты слышишь их. Ты видишь их лица. Лица тех, кто остались там, в туннеле прошлого.

Их глаза не порицают, не дарят ни любви, ни ненависти.

Немой укор. Просто ты бы так смотрел на себя. Если бы был на их месте. Но как они смотрят? Никак. Просто смотрят.

Шаг – и отец, выигравший лишь мгновения для жизни любимого человека.

Шаг – и мама, вставшая между тобой и твоей смертью. Между смертью и миром. Потому что если бы она не умерла за тебя, то погибли бы сотни других. Она, мама, спасла мир. Не ты. Это ее рука держала твою палочку в тот момент, когда ты впервые осознанно убивал человека. Убивал во имя жизни. И во имя смерти. Смерти тех, кто уже не мог держать палочку.

Год за годом ты слышишь ее крик. И сам кричишь вместе с ней. Потому что тогда ты тоже кричал. Это память тела, память чувств. Ты кричал над ее телом. Год за годом, шаг за шагом.

Туннель уходит вглубь, петляя, сгущая сумрак и туман.

Шаг – и мертвый Квиррел. Он умер из-за тебя. Потому что ты и только ты был нужен убившему Квирелла. Ты. Не было бы тебя, он бы не умер, брошенный хозяином за ненадобностью. Твои руки все еще ощущают горящую кожу. Ты все еще слышишь тот крик в подземелье. И он присоединяется к крику мамы и твоему собственному крику.

Шаг — тонкий, едва проходимый туннель, в котором светятся глаза. Они были выколоты, но все равно светятся в темноте твоего туннеля. Ты сам убил его. Ты впервые отнял жизнь. Чтоб жить самому. Чтобы жила твоя Джинни. Чтобы она стала твоей. И ты жил, потому что мама умерла за тебя, Квиррел погиб из-за тебя, а ты убил ради себя. И ради твоей Джинни.

Мрак. Страх. Неизвестность. Это туннель твоей судьбы. День за днем, неделя за неделей. И здесь пусто, потому что ты подарил несколько лет жизни. Ты впервые дарил жизнь, но зачем? Ты не дал убить другим, не дал убить себе. Но разве это что-то изменило? Ты подарил не жизнь, а лишь ее продление. На какой-то миг. Ты подарил жизнь – и боль. Боль самому себе.

Шаг – и Седрик. Мальчик, вставший рядом с тобой и твоей смертью. Он погиб зря. Просто зря. Он никого не заслонил собой, никого не спас. Он просто оказался рядом с тобой. Рядом с тобой и твоей смертью. И он принял смерть, но свою. Бессмысленную, ненужную, не решавшую ничего в этой войне. И ты опять кричишь, надрываясь, именно из-за этой бессмысленности, этой жертвы твоего благородства, твоей глупости, твоей веры в справедливость. И твой крик становится надрывным, потому что он был по маме, умершей за тебя, из-за Квиррела, умершего из-за тебя, из-за Седрика, умершего рядом с тобой.

Как ты выжил, как ты продолжил карабкаться в этом туннеле? Зачем ты карабкался, царапался, цеплялся за жизнь? Чтобы день за днем идти в темноте, натыкаясь на стены, слыша дыхания, видя лица. Их становилось все больше. Ты даже не знал многих и не видел их смерти. Но знал – из-за тебя. Для тебя.

Шаг – и крестный. Ты подарил ему несколько мгновений жизни, чтобы он умер по твоей вине. Прямой и непростительной, выжигающей твое сердце вине. Он жил, чтобы быть рядом с тобой. Он жил для тебя. А умер по твоей вине. И его лицо ты не можешь видеть, потому что нет сил. Ты лишь задыхаешься от рыданий и крика – такого, что если бы Сириус мог тебя услышать, он бы вернулся. И горло разрывается от этого крика.

Если бы кто услышал тебя, то оглох бы, его сердце не выдержало бы этого. Но ты выдержал. Зачем? Чтобы идти дальше, разбивая в кровь руки, ноги, лицо, сердце, душу.

Какой терпеливый мастер выбивал для тебя этот бесконечный туннель? Чья бесчувственная рука проложила этот путь для тебя одного? Весь путь, который и сто человек бы не прошли так, как ты. Кто решил, что ты, и только ты, должен идти день за днем по этому туннелю, теряя почти все, обретая – и снова теряя? Кто решил, что туннель твоего ада должен быть таким длинным? Почему его не оборвали тогда, когда разорвалось, разлетелось вдребезги твое сердце?

Шаг – и Дамблдор. Вот здесь это случилось, вот здесь ты был разбит, сломлен, обессилен. Здесь на тебя смотрят не так, как до этого. Здесь ты – это все. И ничто. Потому что он умер не из-за тебя и не ради тебя. Он жил и действовал для мира. А ты был лишь орудием, лишь мостом к достижению цели. Тебя оберегали, тебя любили. Но тебя использовали. Но и здесь ты кричишь, потому что, даже зная, что ты был оружием, что ты был отправлен на смерть ласковой рукой Учителя, ты был разбит. Потому что вот тогда, вот здесь ты остался один на один со своим страхом. Со своим криком, со своим адом, тогда еще только возводившим стены внутри тебя.

А потом – лица. Лица, лица… Не шаг – полшага, четверть. Многих ты не узнаешь, потому что никогда не знал и не видел. Они стоят в стороне. Но есть те, от взгляда на призрачные лица которых ты снова заходишься криком.

Хедвиг. Он погиб, потому что погибал весь твой мир, а он и был для тебя твоим миром. Нитью, цепочкой. Он связывал тебя и твой мир.

Грюм.

Тед Тонкс.

Добби.

Фред.

Колин Криви.

Ремус Люпин.

Тонкс.

И ты уже не идешь – ползешь, стараясь уйти отсюда, не видеть, не слышать, не рвать свое горло, не слышать звон твоей души, осколки которой никак не умрут.

Шаг – и перед тобой Северус Снейп. Ты даже не останавливаешься, потому что иначе не сможешь дышать. Не сможешь вынырнуть из его серебристой памяти. Это страшно. Это больно. Это конец. Здесь тебя разбили. Здесь тебя растоптали. Окончательно.

Шаг – здесь умер ты. Ты умирал какие-то долгие минуты, пока шел от замка к лесу. Ты умирал. Тебя еще не убили, а ты уже умирал. Потому что вдруг все понял. Все узнал. Твой хрупкий мир разрушился, и ты впервые оказался в аду. Впервые ты шел по его темным коридорам. Потому что у тебя отняли последнее – надежду. И даже осколки души умирали. Вместе с тобой. И взглянув в глаза своей смерти, ты, тот ты, уже был мертв.

Преданный. Растоптанный. Покинутый. Разбитый.

Почему ты не умер тогда? Почему? Да потому что твой крик – твоя боль – твое разбитое и растоптанное сердце – не должны были умереть. Они должны были все так же показывать миру Мальчика, Который Выжил. Потому что он – он – спас мир. Он спас мир – и умер. А ты остался жить. А миру был нужен он. И ты стал им, ты сделал вид, что тот ты все еще жив. Но никто не заметил этого.

Шаг – здесь всегда холодно. Здесь красные глаза и нестерпимый холод. Здесь ты стал убийцей. Он умер от твоей руки. Ты. Его. Убил. Именно ты, а не он, не Мальчик, Который Выжил. Потому что он остался в лесу, на той поляне. А ты пошел и убил. Ты отомстил. За каждый свой крик, за каждую смерть в твоей жизни: за тебя, из-за тебя, рядом с тобой, для тебя… За каждую.

А туннель вел все глубже, все дальше, он резко менял направление, но был все так же холоден. Все так же наполнен твоей болью и эхом твоих криков. Потому что кричал – каждый раз кричал – не тот, не умерший Мальчик, кричал ты, ты настоящий, ты, никогда не желавший быть героем, не желавший терять близких для того, чтобы однажды стать спасителем мира. И крик остался в тебе, еще пронзительнее от прожитых дней, от прожитых лет.

Ты кричал на могиле последнего из Мародеров. Так же пронзительно, как кричал его сын. Только твой крик никто не слышал. Потому что ты уже не мог выдавить ни звука. Не было Мальчика, Который Выжил, была твоя разбитая и растоптанная жизнь.

И ты стал жить. Жить за него и за себя. Часто даже не разделяя, где твоя жизнь, а где его. Но ты за вас двоих шел по туннелю вашего общего прошлого. Вашего прошлого ада. Только он был мертв. А ты продолжал идти.

Шаг. Шаг. Шаг. Лица, их немного. Но каждого ты помнишь. Ты их убивал. Ты. Потому что ты сам выбрал этот путь однажды. Путь мести. Путь воздания по заслугам. И ты шел, наполняя повороты твоего туннеля лицами, взглядами, дыханием.

Шаг – вот она. Она умерла за него, за того мальчика. Но из-за тебя. Из-за того, что ты не успел поднять палочку. Из-за того, что кто-то другой убил ее за тебя. Здесь ты можешь отдохнуть, немного, потому что в этой женщине нет укора. Она – мать. И она умерла бы и за тебя, если бы ты был ее сыном. И между вами молчаливое понимание. И отсюда не хочется уходить.

Шаг. Шаг. Шаг. Ты живешь. За двоих. Все больше за себя, все меньше за него. На работе – за себя. С детьми – за себя. С Гермионой – за себя. С Тедди – за себя. С Джинни – за себя и за него. С Роном – за него. С окружающими — за него. Он жил, хотя был мертв.

Шаг – и здесь умерла твоя Джинни. Она умерла из-за тебя. Ради тебя и него. Рядом с тобой. И ты сам ее убил. Все слилось, весь ад собрался в одной точке. В этой. Где умерла твоя и его Джинни. Ты не можешь здесь дышать, ты только рыдаешь, бьешься о каменные стены, разбиваешь в кровь руки и лицо. И кричишь – и в этом крике прорываются все те, что были в тебе раньше. От такого крика должны рушиться стены. Потолок. Пол. Но они стоят. Ад не может быть разрушен.

Шаг – здесь умерло прошлое. Болезненно, но тихо. Прошлое – это три первокурсника. Черноволосый мальчик в очках. Рыжий парнишка в поношенной одежде. Девочка с крупными зубами и растрепанными волосами. Они тихо стоят. И ты снова виноват. Ты не уберег прошлое. Ты не смог убедить Рона, что тот ты, умерший в лесу много лет назад, жив. Что он все еще рядом. Что трио все еще существует. Ты. Сам. Виноват. Потому что тот, умерший, спас бы Джинни. Тот, умерший, мог все. Он совершал даже невозможное. Но он умер. А ты жил – за себя и за него. Но его не было. И прошлого не стало.

Вот теперь тот ты, воскрешаемый тобой столько лет, был действительно мертв и похоронен. Ты перестал жить за него. Потому что не стало Джинни. Не стало Рона. Не стало окружающих. Не стало прошлого. Мальчик, Который Выжил, умер даже в тебе самом.

Ад. Он снова стал ощутим, потому что готовил новый поворот внутри тебя. Твоя Лили. Неужели всего полшага, четверть шага отделяют тебя от ее укора? Твоей вины. Ее дыхания во мраке.

Когда же это закончится? Неужели никто не остановит этот путь? Не остановит того, кто пробивает в скале окаменевшего от горя и нескончаемого крика сердца этот страшный туннель?

— Они в поместье Малфоев,— ворвался, словно лучик солнца, нежный и полный уверенности голос.— С Лили все в порядке. Они все живы и ждут нас.

Гарри поднял голову и увидел полные тепла глаза. Глаза девушки, которая так обнимала его сына. Она смотрела прямо на Гарри. Прямо ему в душу. И, казалось, что тонкий, несмелый лучик – надежды? – проник в его ад, выбитый в туннеле его воспоминаний.

Глава 4. Теодик.

Целитель. Легилимент. Все.

Только так. Только это. Больше ничего. Миру больше ничего от него не нужно. Людям больше ничего от него не нужно. Он сам им не нужен. Только целитель. Только легилимент.

Это не было ново. Это не причиняло боли. Вообще никак не ощущалось. Просто мысль. Просто факт. Факт.

Тео шел по коридору. Он устал.

Тяжело чувствовать страх. Еще тяжелее – чужой страх.

Ментальная нить высушила его. Он устал.

Ксения тоже устала. Но она была нужна там. Все прояснилось. Он больше не нужен. Она – нужна. Она нужна Поттерам.

Тео отгородился от чужого сознания. Там сейчас было пусто и тихо. Но все было в порядке. Он почувствует опасность. Прорвется сквозь блок. Он почувствует страх. Ее страх. Страх рыжей девочки с зелеными глазами.

Ощутимый. Наполненный липким ужасом. До дрожи. До паники.

Но она держалась. Сильная. Беззащитная. Но сильная.

Ее сила в ее чувствах. Воспоминаниях. В ее душе. Она была нужна другим. Ей были нужны другие. Вот и вся ее сила. В слабости.

Нуждаться – значит, быть слабым.

Нуждался ли он? Когда-нибудь? В ком-то? Да, когда-то. В маме. В отце.

Мама. Странное, далекое слово. Он давно не видел ее. Он стал для нее чужим. И она – для него. Потому что она предала. И он не простил.

Предала. Не его. Его мечту. Мечту об отце. Ему было восемь. Он ждал. Она перестала ждать. В их доме появился он. Отчим. Безликий. Ненужный. Неправильный.

А Теодик ждал. Он ждал отца. Он верил. Он мечтал.

И не простил. За преданную мечту. За чужого мужчину. За забытого отца.

Нет ничего справедливее детского гнева. Ничего более жесткого, чем разбитая мечта ребенка. Ничего более сурового, чем месть мальчика за предательство.

И он мстил. Потому что месть – это справедливость. Мстил со всей силой. Чтобы она знала. Чтобы она чувствовала. Чтобы всегда помнила. Тот миг, когда чужой человек растоптал мечту восьмилетнего мальчика об отце.

Чужая. Она тоже стала чужой. Не нужной. Он изгнал ее из своего мира. Отгородил от мечты. День за днем. Она была рада, когда он уезжал. Он знал – рада. И чужой мужчина рад.

Отец. Мечта для Тео. Помеха для них. Для матери. Здесь они стали друг другу не нужны.

Она ждала отца девять лет. Он был мертв, а она ждала. Не помнила, но ждала. И Тео – ждал. Каждый день. Она сама виновата. Она сотворила его мечту. Она согревала ее годами. И она посмела поднять на нее руку.

Тео ответил ударом на удар.

Поэтому он никому не был нужен. И ему никто не был нужен. Просто Тео не был нужен. Ни-ко-му.

И так даже лучше. Не будет жестокости. Не будет мести.

Он стал необходимым. Не «нужным». Необходимым. Пациентам. Студентам. Теперь Дамблдору. Поттерам. Отцу. И этого было достаточно.

Тео шел по вечернему Хогвартсу. Студенты. Вокруг столько их юных эмоций. Любовь. Страсть. Влечение. Интерес. Презрение. Ненависть. Веселье. Столько так легко уловимых эмоций. Школа была полна ими. Никуда не деться. Не спрятаться. Только закрыться. Ото всех.

Он повернул в пустой коридор. Замер.

ОНА сидела на подоконнике. Голова опущена. В руках – письмо. ОНА плачет. Он почти слышал. Слышал путь слезинки от ресниц. По щеке. К губам. На подбородок.

Можно ли любоваться чужыми слезами? Можно. Он любовался. Потому что ОНА была красива и в своем горе.

Тео медленно приближался. Он не будет говорить. Потому что не знает что. Зачем? Но он может ЕЙ помочь. Если ОНА захочет. Он сделает для НЕЕ все. Потому что он мог нуждаться в НЕЙ.

Мог.

Подняла голову. Волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Красные глаза. Красивые глаза. Умные. Цепкие.

Пальцы чуть подрагивают. Сжимают пергамент.

Он легко мог узнать. Узнать, что в письме. Но зачем? ОНА почувствует. Воспротивится. Уйдет. Он не хотел. Не хотел остаться один. Сейчас.

Тео протянул ЕЙ платок. Просто белый платок. ОНА взяла. Кивнула. Всхлипнула. Мило и как-то совсем по-детски. Улыбнулась. Сквозь слезы.

— Спасибо,— промокнула щеки. Откинула волосы с глаз. Улыбается. Только что плакала. А теперь улыбается.

— Плохие вести?— Тео не сдержался. Спросил. Как обычные люди. Они спрашивают. Спрашивают, чтобы узнать. Он почти никогда не спрашивал. Мог узнать все сам. Но сегодня спросил. У НЕЕ.

— Да, не радостные,— сидит на подоконнике. Письмо в руках. Опять расстроена. Так быстро ОНА переходит между эмоциями. Так просто.— Это от папы…

Да. Конечно. Дочь оборотня. Тоже жертва. Только о НЕЙ он так не мог думать. О Лили Поттер мог. О Гермионе Уизли мог. О Джеймсе Поттере – мог. О НЕЙ – не мог. Как и о Гарри Поттере. Это совсем другое. Такие не становятся жертвами.

— Он пишет, что должен уйти…— смотрит на руки. На буквы. На слова. Тео догадался. Он предвидел такой исход. Оборотень. Волк-одиночка. Страх. Неизвестность. Семья – не для такого человека. По крайней мере, пока.— Я ничего не поняла из его объяснений…— невесело улыбнулась. Наверное, от своих мыслей. Об отце.

Отец.

— Я не понимаю и не хочу, чтобы он уходил… Но я ведь должна принять его решение, да?— с надеждой смотрит.

С надеждой на что?

— Но как? Как он будет без нас?

Он без нас. Не мы – без него. Тео тонко чувствовал слова. Чувства. Нити.

— И как я скажу об этом Хьюго? Как объяснить все это?

Сложный выбор. Быть дочерью. Или сестрой. Страдать самой. Или помочь в горе другому. Сильная. Взрослая. ОНА.

— И почему он решил, что опасен? Что он должен от нас уйти…— разговаривает, словно с собой. Не с ним.

Он вздрогнул — ОНА подняла на него заплаканные глаза.

— Простите, вам, наверное, не интересно…

— Я могу помочь.

ОНА поняла его. Смотрит немного испуганно. Качает головой.

Спрыгнула с подоконника.

— Я знаю, что вы хотите… Но мне не нужно этого. Наверное, кому-то это нужно,— хмурится, смотрит прямо в глаза.— Нужно тому, кто сам не может найти в себе счастливые воспоминания. Я могу.

Молчит. Упрямо качает головой. Твердые слова. Словно уже думала об этом. Размышляла. Готовилась. К чему?

— И зачем погружаться на миг в счастье, если потом снова нужно вернуться в реальность? Разве от мгновений забытья изменится что-то в жизни? Нет. Вы хотите дать мне иллюзию, но мне она не нужна.

Хочет уйти. Он оттолкнул ЕЕ. Но раньше никто не отказывался.

— А у вас, целитель, есть счастливое воспоминание?

Дрожь. Он отвел глаза. Впервые отвел взгляд.

В самое сердце. В душу. Там никогда и никого не было.

— Простите,— развернулась и пошла прочь.

Он стоял. Смотрел. Смотрел, как ОНА уходит. Уходит, унося в себе часть его души.

Счастливое воспоминание. Может ли он? Нет. И никогда не пытался. Потому что счастья в нем не было. Счастье – это слабость. А он сильный.

Только сила. Она всегда была с ним. Сила. Сила против слабости. Против предательства. Против несправедливости. Против всего. Сила.

И он стал сильным. Целителем. Легилиментом.

Глава 5. Скорпиус Малфой.

Он до смерти не забудет лицо отца, когда он, почти выбив ногой дверь, внес бесчувственную Лили в столовую. Скорпиус бы посмеялся, если бы не ситуация, а главное – кровавые руки девушки.

— Мама, мне нужна твоя помощь,— слизеринец не стал размениваться на мелочи. Пошутить и позлить отца у него еще будет время, когда он убедится, что с Лили все хорошо.

— Скорпиус,— кажется, Драко Малфой обрел дар речи, он переводил взгляд с сына на Джеймса Поттера, что переминался с ноги на ногу рядом.— Откуда ты взялся? И что за манеры вламываться в дом…?

Отец не договорил — властная рука матери легла на его плечо.

— Ох, простите, папа. Здравствуйте, приятного аппетита, разрешите познакомить – это Джеймс Поттер и Лили Поттер, простите, что ворвались и прервали вашу трапезу,— все это Скорпиус проговорил быстро и четко,— а теперь МОЖНО МЫ ПОПРОБУЕМ ОСТАНОВИТЬ КРОВЬ, ПОКА ОНА НЕ ИСПОРТИЛА ВАШ КОВЕР, ПАПА?

Руки Драко сжались в ярости, подбородок стал еще острее, глаза недобро сверкнули. Но тут вмешалась мать, поднявшись со своего места:

— Идем, Скорпиус, нужно ее положить на кровать.

Юноша кивнул и вскоре уже покинул столовую, поймав на себе взгляд, обещавший ему если не немедленную кончину, то долгие и страшные муки. Но Скорпиусу было плевать, потому что в его руках была хрупкая Лили, с бледным, бескровным лицом. Он чувствовал ее кровь на своем свитере, но не давал панике перерасти в неконтролируемую.

Рядом спешил Джеймс, взволнованно пыхтя (точно ежик слазит с пихты), а мать шла впереди, то и дело окликая домовых эльфов:

— Дана, полотенца и горячую воду. Дета, крововосполняющее зелье и заживляющую мазь, они в шкафчике. Дора, постель в малой спальне…

Путь через дом Малфоев был слишком долог, хотя Скорпиус знал, что мать ведет их к ближайшей спальне. Время, время…

Он опустил Лили на уже расстеленную эльфами кровать и отступил, позволяя матери и домовикам склониться над девушкой.

— Выйдите вон,— бросила она, даже не повернувшись к парням. Наверное, Поттер хотел возразить, но Скорпиус знал, что лучше послушаться такого тона миссис Малфой. Да и чем они могли помочь, кроме как топтаться и мешаться тем, кто может оказать реальную помощь Лили?

Малфой почти за шиворот выволок друга в коридор. Тот насупился.

— Поттер, не знал, что ты жаждешь увидеть свою сестру обнаженной,— прибег Скорпиус к своей обычной тактике поведения. Джеймс лишь хмурился, глядя на закрывшуюся за ними дверь.— Все будет хорошо.

— Это ты меня или себя успокаиваешь?— огрызнулся гриффиндорец.

Малфой лишь пожал плечами.

— Ладно, можешь стоять тут столбом, а я пока пойду и переоденусь во что-нибудь приличное, подходящее случаю беседы меня самого и моего жаждущего объяснений папеньки…

— Ты уверен, что твой отец тут ни при чем?

— Да, потому что для пленников у него есть замечательные, обширнейшие и скрытые от чужих глаз нижние подземелья. Зачем ему какой-то садовый домик? Но не спеши звать помощь, ладно? Пока я не поговорю с отцом…

Джеймс неохотно кивнул. Скорпиус хлопнул друга по плечу и пошел по коридору, к холлу, шагнул в камин и вскоре вышел в своей комнате на третьем этаже, в самом дальнем от холла крыле. Ох, даже не верится, гиппогриф тебя затопчи, родная комната!

Скорпиус содрал с себя грязный джемпер и кинул на пол, потом стянул кроссовки и в одних носках прошагал к двери в шкаф. Вошел и с удовольствием тут же увидел на плечиках свой любимый серый свитер (тонкий, с вышитой серебром змеей), а под ним на полу – черные туфли. Что ж, раз так хочется, почему бы нет?

Скорпиус медленно одевался, решая, что в какой последовательности стоит сделать.

Итак, разговор с отцом. Желательно до появления тяжелой артиллерии (откуда у него взялось это выражение, нюхлер его побери!), гвардии мракоборцев с Гарри Поттером на гиппогрифе во главе, размахивающим палочкой.

Затем – Лили. Удостовериться, что с ней все хорошо, что ей лучше, что она отдыхает и приходит в себя.

А потом – месть. Жестокая. Без деления по возрасту, полу и тяжести вины. Они все виноваты. За каждую каплю крови, за каждую слезинку. Плевать на мракоборцев и правосудие – это его дом и его правила. Даже правила войны.

Только идиоты могли выбрать себе убежищем поместье Малфоев. И только его отец мог нанять себе в садовники милую зверюгу с оскалом и жаждой похищать маленьких девочек из школы.

Он прошел к камину в своей комнате и вскоре тихо ступил на ковер в столовой, где его поджидал Драко Малфой. Знал, что сын все равно придет.

— Скорпиус,— раздался первый аккорд, и парень направился к столу,— сейчас же объяснись!— все, сейчас будет музыка. Слизеринец остановился у края ковра, доставая платок из кармана.— Во что ты опять вляпался?— вот сейчас должна быть упомянута ненавистная фамилия. Скорпиус нагнулся и стер красную каплю с белого пола.— Опять Поттеры, да?— хорошо, папа, узнаю любимую симфонию, давай, рассказывай дальше. Парень сложил платок и бережно убрал его в джинсы.— Во что они опять тебя втянули? Когда ты поумнеешь и перестанешь якшаться с этими гриффиндорскими идиотами?— нет, па, тебе далеко до МакГонагалл, попробуй взять у нее частные уроки. Скорпиус подошел к столу и отодвинул стул.— Ты меня слушаешь? Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!— может, еще сплясать? Спеть и походить на руках для эффекта? Слизеринец сел на стул, сложил на груди руки и закинул ноги на стол, скрестив.

Драко Малфой буквально потерял дар речи от такого поведения единственного сына и наследника. Он то открывал, то закрывал рот, а глаза были готовы вылезти из орбит.

— Сопляк, что ты себе позволяешь?!— Скорпиус лишь усмехнулся – так быстро прорвало плотину.— Ты приволок в мой дом Поттеров, приказываешь матери лечить эту девчонку! Сбегаешь из школы! А теперь еще и…

— Пап, ты, когда закончишь, скажи, ладно? А то у меня есть, что тебе рассказать. Надеюсь, это случится до того, как здесь появится толпа мракоборцев с Гарри Поттером во главе…— скучающим тоном попросил слизеринец, довольный произведенным эффектом. Трусливый хорек. Никогда парень не думал, что отец может стать таким бледным.

— Что ты сказал? Повтори…— угрожающе произнес Драко Малфой, приближаясь к сыну.

— Пап, со слухом проблемы? Может, позвать целителей?— Скорпиус знал, что играет с огнем, но совсем не боялся. Не боялся и тем более не уважал отца. Мать – уважал. Отца – уже давно нет.

— Откуда здесь должны быть мракоборцы? Что еще ты натворил?— прорычал старший Малфой, сбрасывая ноги сына со стола и нависая над ним.

— Хм,— Скорпиус сел прямо, глядя на перекосившееся лицо отца,— на этот раз я ни при чем. Это ты, отец, оказался в… сложной ситуации.

— Что?!

— Ну, в парке твоего дома сейчас бегает стая премиленьких волков-оборотней, которые похитили дочь Гарри Поттера с целью убить ее, а также добраться до самого мистера Поттера. Как тебе такие гонки на нюхлерах?

Отец отшатнулся, судорожно хватая воздух ртом. Что ж, эффект на лицо.

— Поттер! Опять Поттер!— Драко Малфой стукнул кулаком по столу. Звякнули приборы.— Это все он… решил меня подставить… Решил, что раз он долбанный герой, то…

— О, да, обычно Поттер так и поступает со своими врагами: отдает своих беззащитных детей в лапы оборотням и засылает их в садовые домики родословных поместий. Всемирный заговор против чистокровных древних фамилий… Прекрасный заголовок для вечернего номера…— Скорпиус поднялся на ноги.— Отец, ведь ты тут ни при чем?

Малфой-старший резко поднял взгляд на сына, который был одного с ним роста.

— Да как ты смеешь, щенок…?!

— Выглядит натурально,— кивнул Скорпиус, засовывая руки в карманы.— Этот вопрос мы решили. Надеюсь, в следующий раз ты будешь внимательнее выбирать садовников…

— Я не занимаюсь такими делами,— презрительно сощурил глаза Драко Малфой.— Это…

— Да-да, я помню, Малфои не пачкают руки о всякий сброд. Тогда не удивляйся, если однажды на территории Малфой-Мэнора обнаружат труп Министра, а у тебя не будет алиби на это время,— Скорпиус щелкнул пальцами, давая отцу время на то, чтобы снова разозлиться. Иначе разговор становился скучным.— Донг.

Эльф возник посреди столовой, его полотенце было кое-где замызгано землей. В волосах, что торчали из большого уха, запутался лист.

— Молодой хозяин…

— Так, обойдемся без церемониала…— Скорпиус видел, как домовик испуганно скосил глаза на отца.— Что там, на территории?

— Как и приказывали, сэр. За хвост – и мордой об землю…

Слизеринец видел, как вытянулось лицо отца, но было не до смеха:

— Сколько?

— Четверо, сэр.

— Не… себе… Прости, отец,— кинул Скорпиус через плечо. Как они попали на территорию поместья? Садовник понятно…— Все наши?

— Не знаю, сэр, по мордам не разберешь.

— Хорошо, сейчас найди Джеймса Поттера, скажи, пусть вызывает отца, мракоборцев, все Министерство, короче, пусть сеет панику в правительственных рядах…

— Скорпиус, я не позволю…

— Черт, отец!— резко развернулся к нему Скорпиус.— Ты не понял?! У нас во дворе – оборотни! Которых ищут второй месяц! Они похитили и чуть не убили Лили Поттер! Да ты век не отмоешься от этого! Так что стой и молчи!

— Ты не имеешь права так со мной говорить, мальчишка!

— Папа, пожалуйста, хватит строить из себя идиота,— устало попросил Скорпиус.— Ты знаешь, что я тебя не боюсь. Я же тебе – тебе! – помочь пытаюсь, неужели не доходит до твоей чистокровной душонки?! Да Гарри Поттер весь этот дом разнесет на камни, когда узнает! Да я сам бы разобрал его по камням, если бы узнал, что ты к этому причастен… К счастью, ты всего лишь трусливый…

Он не успел договорить, когда вошла мама, в другом уже платье, с привычно-спокойным выражением аристократичного лица. Сколько Скорпиус себя помнил, она всегда была такой.

— Все в порядке,— мать остановила легким жестом вопрос сына.— Она спит. Я бы отправила ее в больницу, но ей нельзя трансгрессировать, а для летучего пороха и других транспортных средств она слишком слаба.

— Хозяин Скорпиус, сэр…— Донг тихо напомнил о себе.— Что мне делать, сэр?

Скорпиус взглянул на мать. Та села на стул и спокойно спросила:

— Что происходит?

— У нас на территории четверо оборотней. Они похитили Лили.

— Мы сами сможем решить этот вопрос?

— Нет,— покачал головой юноша.— Слишком серьезно. Тихо сделать ничего не получится.

— Ты же знаешь, что наше имя не должно быть упомянуто вслух?— напомнила Скорпиусу мать. Тот кивнул и посмотрел на отца.

— Надеюсь, что вы тоже это понимаете. Поэтому, отец, когда здесь появятся Поттер и компания, не надо орать и качать права…

— Скорпиус. Ты знаешь, что делаешь?— мать серьезно глядела на него, и парень опять кивнул.— Тогда поступай, как считаешь нужным. Мы доверяем тебе.

Скорпиус лишь хмыкнул, взглянув на отца, который злился сам по себе у камина.

— Донг, к Джеймсу Поттеру, пусть открывает свои мозги для всей гвардии спасателей. А потом вернись на территорию и жди их прибытия. Выполняй любой приказ Гарри Поттера, понял?

Донг кивнул.

— Джеймс Поттер в красной спальне для гостей. Дора должна была отвести его туда – привести себя в порядок и отдохнуть.

Донг исчез с поклоном, а Скорпиус лишь ухмыльнулся: отвести. Наверное, только его мать могла сейчас заставить Поттера отойти от сестры.

Но матушке было очень трудно перечить, если ты не тренировался в этом хотя бы пару лет. Даже Скорпиус старался не пререкаться с ней особо. С отцом – без проблем. Он всего лишь трусливый хорек. Он мог строить из себя великого Малфоя, хозяина богатств и поместий, большого человека, но Скорпиусу то было прекрасно известно, кто в этом доме хозяин. То есть хозяйка.

— Ты еще о чем-то хотел поговорить?— мама махнула рукой эльфихе, чтобы та убрала остывшие блюда.

— Да, мы с отцом разобрали только первый пункт повестки.

— Скорпиус, прекрати так разговаривать,— пресекла сына миссис Малфой, одарив его холодным взглядом.— Драко, дорогой, успокойся. Все будет хорошо.

Малфой-старший разрывался между паникой и злостью. Но за годы супружества он уже привык подчиняться.

Хорек, подумал Скорпиус с каким-то ласковым презрением.

— Что ж, я бы еще хотел затронуть тему моей мифической помолвки, о чем узнал из газет,— с милой улыбкой проговорил Скорпиус, вновь садясь за стол, но ноги класть на него не стал. Все-таки в комнате дама, а воспитание ничем не перебьешь, даже если тебя потопчет бешеный гиппогриф и оплюет фестрал. Даже если ежик с пихты рухнет тебе на макушку, ты останешься Скорпиусом Малфоем.— Я не знаю, что вам там и где приснилось, но я не собираюсь обручаться с Забини.

— Тебя никто не спрашивает!— отец снова закипал, видимо,все еще считая, что имеет какую-то власть над решениями сына.— Ты сам виноват во всем. Лишь твое поведение стало причиной таких жестких мер…

— Драко,— мягко произнесла мать, и тот лишь зло сощурил глаза, глядя на непокорного отпрыска.— Скорпиус, мы приняли решение. Ты нас вынудил так поступить.

— Мне плевать на ваше решение, хотя…— он гадко улыбнулся.— Думаю, я даже должен радоваться…

Родители переглянулись, не зная, как реагировать на столь резко сменившееся настроение наследника.

— Мне по крайней мере лет десять не придется жениться. Здравствуй, свобода!

— Сын, объяснись. Ты же понимаешь, что помолвка с Присциллой Забини состоится на Рождество…

— Ага, в камере Азкабана. Но свадьба в Азкабане – это как-то совсем жестоко,— изгалялся Скорпиус, чувствуя опасное злорадство.

— Скорпиус!— уже угрожающе произнесла мать.

— Ну, я тут ни при чем. Если вы хотите себе в невестки Забини, то придется ждать, пока она выйдет из тюрьмы, куда ее упекут, как пить дать. Уж Гарри Поттер об этом позаботится. Если у него не получится, – в чем я сомневаюсь – то я вполне могу помочь. Должна же быть хоть какая-то польза от фамилии Малфой…

— Скорпиус, о чем ты?— насторожилась мать, мягко накрыв ладонь мужа рукой.

— О том, что ваша ненаглядная Забини организовала похищение Лили Поттер, которая чуть не истекла кровью в этом доме,— с торжеством заявил слизеринец, чувствуя злорадное удовлетворение.— И, кстати, Забини помогли два ее братца. Думаю, Фрицу еще повезет. Он же малолетка, а вот Присцилла и Дрейк мило проведут десяток лет в соседних камерах, планируя ее свадьбу со мной…

Воцарилась ошеломленная тишина. Скорпиус же видел, как в голове отца яростно формируются мысли о позоре семьи, о том, что нужно будет как-то замять их связь с Забини, как-то заявить, что они вовсе не собирались женить сына на Присцилле. Ничего, пусть займет свою голову чем-то, что пойдет Скорпиусу только на пользу.

— Ладно, оставляю вас с вашими приятными мыслями,— юноша поднялся,— найдите меня, когда прибудет гвардия.

Он не стал ждать разрешения уйти, просто развернулся и отправился выполнять второй пункт своего плана.

Лили.

Скорпиус тихо отворил дверь комнаты. Чистота и порядок. Эльфы уже убрали все следы, что могли остаться после оказания первой помощи. Наверное, была порезанная одежда. Кровавые бинты. Полотенца.

Но сейчас в полумраке чистой комнаты, на белой постели, лежала бледная рыжеволосая девчонка. Именно девчонка – такой худенькой, маленькой и хрупкой выглядела Лили, накрытая до груди одеялом, с положенными аккуратно вдоль тела перебинтованными руками. Бинты почти до самых плеч.

Рыжие волосы выделялись на подушках, а пламя одной свечи играло в них искорками.

Скорпиус подошел и тихо опустился на кровать, глядя на ее лицо. Юное. Красивое. Бескровное.

Как они посмели тронуть ее? Как посмели испортить ей этот день? День их общего счастья?

Не верилось, что лишь сутки назад она прижималась к нему в коридоре Хогвартса и шептала: «я люблю тебя». Всего какие-то часы назад они были среди снега и пламени. А теперь она лежит, такая ранимая, такая беспомощная, чудом избежавшая участи своей матери.

Они ответят за это. Каждый. Позже.

Он скинул обувь и лег рядом с ней, не касаясь, не тревожа ее сон.

Но она слабо пошевелилась.

— Скор…

— Спи.

Веки ее затрепетали.

— Скор…

— Я же сказал: спи,— тихо попросил он, касаясь рукой ее волос на подушке.

Лили открыла глаза, губы ее дрогнули.

— Поттер, ты когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят?— их взгляды встретились, и он почувствовал, что внутри снова тает лед. Серебряный лед.

— Я почувствовала твой запах…— голос слабый, тихий, но глаза смотрят ласково, хоть и устало.

— Черт, надо принять душ,— Скорпиус провел кончиками пальцев по ее лбу. Он был прохладным. Она по-настоящему улыбнулась, дернулась и поморщилась.

— Так. Если ты будешь совершать необдуманные поступки, я уйду. Или нет, лучше я тебя обездвижу заклинанием. Нечего себе самой причинять боль…— немного сердито проговорил он, но она все равно улыбалась.— Что? Что смешного я сказал?

— В твоих глазах огонь. На серебре,— прошептала она, прикрывая свои глаза, словно пыталась унести с собой его взгляд.

Он не знал, что ответить на эту фразу.

— Спасибо.

— За что?— он провел рукой по ее шее к плечу.

— За то, что опять спас меня.

— Конечно, пожалуйста, но давай мне больше не представится случая совершать подвиги,— ухмыльнулся он, глядя в светлую зелень ее глаз.— Гриффиндорец из меня, конечно, ничего выходит, но в этом амплуа я чувствую себя неуютно…

— Ты не гриффиндорец,— покачала она головой, мягко улыбаясь.— Ты слизеринец и от этого только выигрываешь. Потому что показываешь всем, что и слизеринцы могут быть замечательными…

Скорпиус бы покраснел от такой похвалы, если бы умел краснеть, но вместо этого он нашел причину забеспокоиться:

— Ты дрожишь!

— Холодно,— смущенно ответила Лили.— Наверное, от потери крови…

— Черт, и чего ты молчала? Нужно еще одеял, нужно направить на тебя теплый воздух…

— Не надо. Просто побудь рядом, мне так спокойнее… И теплее,— попросила она без всякого кокетства и жеманства. И Малфой понял – действительно так спокойнее и теплее. Он приподнялся, забрался к ней под одеяло и осторожно прижался к ее телу. Просунул руку ей под шею и затих, обняв ее.

— Так значительно лучше,— прошептала Лили, прижав голову к его груди.— Хотя я не имела в виду именно это… Мне было бы достаточно просто знать, что ты рядом.

Он промолчал, одной рукой поглаживая ее по плечу, а второй извлекая палочку из джинсов. Теплый воздух стал струиться вдоль их тел.

— А теперь – спи,— прошептал он.

— Ты будешь здесь?

— Да, я буду здесь,— после минутной борьбы с самим собой сказал он. Ничего, месть может чуть подождать. Никуда они не денутся.

За каждую слезинку. За каждую каплю крови.

Глава 6. Гермиона Уизли.

Она стояла перед высокими чугунными воротами, каждый завиток которых отдавался тупой болью в теле. Память тела. Она в Гермионе не была обостренной, но как тут забудешь, когда вот по этой дорожке впервые она прошла к мучительной боли пыточного заклятия? Волей-неволей запомнишь.

А ведь Гарри испытывал это не раз…

С Гермионой были шестеро мракоборцев, которые с подозрением оглядывали главный подъезд Малфой-Мэнора.

Они получили сообщение от Гарри, когда заканчивали обыск «Лавки зельевара» Дрейка Забини. Конечно, самого его там уже не было. Потому что его предупредил Зиг.

Зиг. Это он оказался предателем. Он срывал операции, когда мракоборцы накрывали очередную квартиру оборотней, а их там не оказывалось. Он предупреждал их, потому что был в центре событий. Он открыл ворота Хогвартса, потому что был начальником дежурившей группы и имел доступ на территорию школы для экстренных случаев. Он передал Присцилле Забини зелье и пергамент для Лили. Он, видимо, увидев неладное после исчезновения девушки, подал сигнал Дрейку Забини.

Самого Зига удалось схватить, и допросить его еще предстояло. Но пока Гермиона стояла перед чугунными воротами и гадала, что ее там ждет. Драко Малфой – сообщник оборотней? Маловероятно. Он и с Волан-де-Мортом то связался только из страха за родителей. Хотя, кто его знает, этого неблагодарного слизеринца…

Перед ними возник эльф, Гермиона узнала эти глаза и эти уши:

— Донг!

— Добро пожаловать в Малфой-Мэнор, подруга сэра Гарри Поттера. Он просил проводить вас к ним, когда вы придете.

«Подруга сэра Гарри Поттера».

И они пошли – не к дому, а по парковой дорожке. Всюду были видны заинтересованные глаза домовых эльфов – зеленые, карие, синие, голубые. Они наблюдали за гостями с живым любопытством и тревогой.

— Донг, что здесь произошло?

— Я мало что знаю, подруга сэра Гарри Поттера,— пропищал эльф, семеня чуть впереди.— Вам все расскажет сэр Гарри Поттер, он у садового домика.

«Подруга сэра Гарри Поттера». Словно эхо внутри. И как отзыв на эхо – Рон.

Мракоборцы шли за ней, держа наготове палочки. Они шагали словно полукругом, прикрывая Гермиону с тыла. Она чуть улыбнулась от этой мысли, а потом увидела сначала крышу, а затем и весь домик – милый белый домик с такими же милыми окошками. Но возле него, накрытые магическим куполом-решеткой, почти прозрачным, но прочным, метались четверо волков. Они рычали, бросались на стены купола, кусали друг друга, выли и бились о землю, пытаясь рыть ее.

В стороне стояли трое мракоборцев. Из домика вышли Гарри и еще кто-то из его коллег.

Гарри. Чуть ожившие глаза. Как обычно, когда он брался за работу. Лицо без гримасы. Значит, с Лили действительно все в порядке.

— Привет,— Гермиона потупила глаза. Была между ними какая-то неловкость, как между мало знакомыми людьми, которым пришлось резко сблизиться из-за общей беды, а потом осознать, что они все так же мало знакомы.

— Как тебе картина?— Гарри кивнул в сторону волков под куполом.

— Всех поймали?

Он хмыкнул:

— Нам не пришлось трудиться. Эльфы Малфоев их просто… оглушили,— легкая усмешка на лице. Ему не дали посражаться, не дали отомстить за дочь в битве – а он усмехается? Это было бы нормально для кого угодно, но не для Гарри Поттера, вечно рвущегося в битву. Устал. Он очень устал.— Я даже предлагал их представить к наградам, но Кингсли лишь посмеялся…

Гермиона улыбнулась, вспоминая свою бурную школьную деятельность на фронте защиты эльфов. Кажется, Гарри подумал о том же, потому что на какой-то миг между ними появилось понимание. Не прежнее, когда они были частью трио, новое, но понимание. Потому что они все-таки многое знали друг о друге.

— Что же здесь произошло?— Гермиона смотрела на волков, двое из них устали и уже спокойно лежали у стен клетки. Двое продолжали бороться.

— Я знаю лишь в общих чертах. Пойдем,— и они пошли по дорожке, сзади семенили пять или шесть эльфов. Судя по всему, их интересовал великий Гарри Поттер.

Он рассказал ей о ментальных нитях, о том, как Тео считывал сознание Лили. О том, как Джеймс и Скорпиус странно исчезли, а Ксения сказала, что они отправились спасать Лили, но сын Гарри смог скрыть от девушки куда. О том, как они мучались, зная, что делает Лили, но почти ничего не зная о мальчиках, так беспечно кинувшихся в неизвестность.

Гермиона представляла себе, что должен был тогда ощущать Гарри. Потому что его сын отправился к оборотням, где уже находилась его дочь.

Как же ты пережил, Гарри? Как же выстоял, не ринулся все крушить, все ломать, рыскать, чтобы найти своих детей? Каких сил тебе это стоило, Гарри? Сколько еще седых волос прибавилось к твоей черной, непокорной голове?

— Мы уже отчаялись узнать и понять хоть что-то, как Тео сказал, что с Лили Джеймс и Скорпиус, что она обрадована и чувствует облегчение. А потом связь с ней прервалась, но Ксения говорила, что Джеймс в порядке и лишь немного обеспокоен, но он в безопасности…

Гарри рассказывал, а Гермиона смотрела на приближающийся в сумраке вечера дом, горящий почти всеми окнами.

— Потом Ксения вдруг смогла четко сказать, что дети здесь… Почти тут же явился Кингсли и рассказал о Зиге,— голос Гарри дрогнул, и Гермиона подумала, что еще один рубец появился на его измотанном сердце. Застывшем сердце.— И что ты отправилась с мракоборцами к Забини в лавку… Мы прибыли сюда, и эльфы приволокли оглушенных оборотней. Донг показал нам дом и комнату, в которой держали Лили…

Он рассказывал все на одном вдохе, словно боясь, что не выдержит своих эмоций.

— Ты видел детей?

— Да, мельком. Мракоборцы с Кингсли пока занимались клеткой для зверей, а меня отвел Донг. С Джеймсом сейчас Ксения, а Лили осматривает мадам Помфри, мы вызвали ее из Хогвартса…

— Что с ней?— испугалась Гермиона, и сердце сжалось от страха.

— Расщепление при трансгрессии,— они остановились перед крыльцом особняка.— Все хорошо, она скоро поправится.

— Гарри, почему здесь? Ты выяснил, Малфой…

— Нет, он тут ни при чем. Скорпиус сказал так, и я верю ему…— Доверчивый Гарри Поттер. Наверное, он увидел скепсис на ее лице и добавил:— Сейчас с Драко Малфоем беседует Кингсли. Но, думаю, Скорпиус прав – его отцу просто нужно внимательнее относиться к подбору персонала…

Они стояли в сгущающемся сумраке, на холодном ветру, ни одного не тянуло в дом.

— Скорпиус Малфой опять спас жизнь Лили…— усмехнулся Гарри.— Насмешка судьбы, правда? Не зря, значит, мы спасали шкуру его отцу…

Гермиона тоже усмехнулась. И опять это чувство – словно на миг между ними появился мостик. Не старый – новый мостик. Прошлое, которого уже не было, помогало им в настоящем.

— Не боишься быть обязанным Малфою?

— Я уже ничего не боюсь. Только того, что однажды помощь не поспеет вовремя,— глухо проговорил он, глядя куда-то вдаль. В себя. В прошлое, которое ушло вместе с Роном. В прошлое, где столько раз к Мальчику, Который Выжил, кто-то вовремя приходил на помощь. Но столько же раз этой помощи не было для других – для тех, в чьей смерти Гарри винил себя все эти годы.

Неужели и в Гарри прошлое отзывается та же болезненно, как и в ней? Словно ампутированная конечность, которая еще долго будет ощущаться…

Рон. Как ты мог так с нами поступить? Со мной и с Гарри! Я и Гарри… Значит, вот как…

Столько событий произошло за эти часы, что казалось, будто Рона нет уже не день, а недели. Но боль глухо отдавалась в груди родным и все еще близким именем – Рон.

— Надо быстрее со всем этим разобраться,— говорил Гарри словно с самим собой, продолжая какой-то свой внутренний монолог.— У нас уже много этих тварей, у нас теперь есть Зиг… А еще есть что-то недоговаривающий Дамблдор…

— Дамблдор?

— Ну, да, ведь неспроста же в Хогвартсе появился Тео и эта загадочная Ксения, с которой мне еще придется разбираться в связи с их с Джеймсом, видимо, очень близкими отношениями… Легилименты. Оба. И мой сын, которого Дамблдор использует в какой-то своей игре. Опять…— глухой стон из самой глубины души Гарри. Гермиона понимала, как ему больно осознавать, что его маленький сын стал таким же оружием, как и сам Гарри когда-то. И Гермиона была уверена – Гарри сделает все, чтобы оградить Альбуса от повторения своей судьбы.

— Пойдем в дом,— Гермиона поежилась и поднялась по ступеням. Дверь была открыта – наверное, через нее сегодня много раз ходили. Они вошли в просторную прихожую с многочисленными портретами на стенах. Знакомую прихожую.

Но Гарри пошел не в сторону гостиной, где они когда-то имели честь побывать, а по коридору направо. Вскоре они миновали холл с камином и оказались в просторной комнате с длинным столом посередине и зеленым ковром на полу. Видимо, столовая.

За столом сидел Кингсли с чашкой чего-то горячего в руках. Рядом восседала жена Драко Малфоя – Гермиона пару раз сталкивалась с ней в связи с работой. Нравилась ли ей Астерия Малфой? Нет, наверное. Но она не вызывала такого негатива, как ее муж, стоящий у окна. Презренная физиономия.

Что, страшно, да, хорек? Страшно оказаться втянутым во что-то серьезное? Страшно, по лицу вижу. Ох, как тебя трясет от одной мысли, что в газетах появится твое имя, что там напишут, что ты замешан в похищении дочери Гарри Поттера. Как был трусом, так и остался.

В зал вошел Скорпиус Малфой.

— Как Лили?— сразу обернулся к юноше Гарри. Видимо, тот был с мадам Помфри.

— Все хорошо, завтра ей можно будет встать и пользоваться летучим порохом,— Скорпиус учтиво кивнул Гермионе, потом взглянул на мать и Кингсли.— Что будет с Присциллой и Фрицем Забини?

— Они пока в Хогвартсе, мы решим их судьбу завтра утром,— Кингсли допил свой чай – или кофе? – и расслабился на стуле.— Скорпиус, вы можете предположить, как оборотни попали на территорию поместья?— Кингсли поднял на слизеринца тяжелый взгляд.

— Вполне,— пожал плечами Скорпиус,— что тут трудного? Через главные ворота можно пройти без помех только, если ты Малфой, если тебе разрешили Малфои или если с тобой кто-то из Малфоев. Так что тут вообще нет проблемы, если заметить, что с полки в гостиной пропали урны с дедушкиным и бабушкиным прахом.

Гермиона была готова рассмеяться, особенно когда поймала на себе взгляд младшего Малфоя – тот подмигнул ей. Видимо, мальчика вся ситуация забавляла.

— Как пропали?— Драко Малфой буквально подпрыгнул на месте.

— Откуда же я знаю?— Скорпиус усмехнулся.— Может, спросить у садовника, когда у него слезет шерсть и не будет хвоста?

Вот уж действительно комичная ситуация. Прах Люциуса и Нарциссы Малфой украден прямо из гостиной их особняка.

— Кстати, насколько я знаю, у нас есть в доме еще три урны с предками, так что не удивляюсь, если тут скоро будет вечеринка в волчьих шкурах. А теперь извините меня – я удаляюсь.

Взрослые проводили взглядами юношу. Гермиона переглянулась с Гарри – оба были готовы рассмеяться. Да, вот это удар по Малфою.

— Гарри, ты не взглянешь на место хищения останков?— Кингсли, казалось, тоже развеселился от этого маленького открытия.— Мы пока закончим с мистером Малфоем…

Гарри кивнул и вышел из столовой. Гермиона же смотрела на то, как глава мракоборцев заполняет какие-то бумаги, протягивает их миссис Малфой, что-то говоря.

А в голове одна мысль – гостиная. Та самая?

Она развернулась и поспешно покинула столовую. По коридору. Через холл. И вот эта дверь, врезавшаяся в память из-за испытываемого тогда ею страха и даже ужаса. Ведь Гарри был пойман и узнан. И они ждали Волан-де-Морта.

Гарри стоял прямо в центре. Даже не зажег палочки. В сумраке угадывался резной мраморный камин. На стенах – портреты. Под потолком – та же хрустальная люстра.

Гермиона тихо приближалась к замершему Гарри. Не было в ней ужаса, не было паники – лишь давняя боль как эхо ее мучений тогда. Просто это был Круциатус. Первый и последний в ее жизни. А еще был Рон. И Добби. И Гарри Поттер.

Она знала, что воспоминания в ее сердце совсем не то, что день за днем мучают Гарри. Мучают. Он живет в этом, снова и снова топя себя в своем горе и одиночестве. В своих воспоминаниях.

Почему он все время был в них? Потому что никто не мог его избавить от этого? Или потому что каждый день мир смотрел на него, на Гарри, а видел Мальчика, Который Выжил, заставляя Гарри быть им и медленно тонуть в прошлом этого Мальчика?

Кто в силах понять мужчину, стоящего сейчас посреди просто гостиной, но, кажется, посреди собственной боли прошлых лет?

Рон, как ты мог? Как ты мог бросить его одного тонуть во всем этом? Как ты мог убить в нем то, что еще жило? Мечту о Золотом трио… Или ты знал, что так должно быть? Или ты считал, что так ты дашь ему шанс. Пережить. Забыть. Стать, наконец, просто несчастным человеком с ужасным прошлым, а не героем, не тем, кем Гарри никогда не хотел быть?

Рон, почему?! Зачем ты выкинул нас, как рыб, на сушу, заставляя задыхаться в этом незнакомом, чужом воздухе? Почему ты решил, что мы хотим оказаться не в привычной воде, а на земле, где другие законы, другие ощущения, другие мысли, другие чувства? Где мы – другие. Где нужно начинать все заново, стоя посередине…

Гермиона вздрогнула, когда Гарри обернулся к ней. Опять это ужасное лицо. Живого мертвеца.

Она не знала, кто из них первым сделал этот шаг – шаг, что разделял их с тех пор, как Рон ушел, оставив одних. Она обняла его, по-новому, потому что они были другими. Так же, как раньше, но теперь они были другими друг для друга.

Она гладила его по голове, зная, что у левого виска серебрится седая прядь. А его руки – привычные, потому что не раз обнимали ее – сжимали ее в каких-то судорожных объятиях. Словно Гарри схватился за нее, как за последнюю надежду, как за соломинку, боясь куда-то сорваться.

И она так же обнимала его. Они были покинуты в разбитом мире. И теперь им нужно было просто учиться жить заново. И помочь выжить друг другу.

Глава 7. Тедди Ремус Люпин.

— Тед…

— Ммм…— он зачитался одной из многочисленных книг Гермионы.

— Тед,— шептала Мари, дергая его за рукав. Люпин оторвался от книги и взглянул на девушку – она сидела рядом на диване и в упор глядела на Альбуса, который рисовал у стола.— Тед, он на меня пялится…

Люпин взглянул на Ала, потом на Мари:

— Милая, ему всего семь.

— Что не мешает ему на меня пялиться…

Тедди внимательнее посмотрел на Альбуса – тот действительно пристально глядел на девушку, держа в руке карандаш, которым он несколько минут назад рисовал мотоцикл.

— Ал,— окликнул мальчика Люпин. Альбус улыбнулся и посмотрел на крестника отца.— Ал, тебе что-то нужно?

— Нет,— он сел на пятки, водя карандашом по пергаменту.— Но, если вы хотите, я могу пойти в свою комнату…

— Зачем?— не понял Тедди.

Было раннее воскресное утро, они только позавтракали и ждали, когда, наконец, вернется Гарри. Вчера крестный лишь прислал сову, сообщив, что с Лили все в порядке и что сам он вернется, когда освободится. Мари появилась около часа назад, заявив, что если еда не идет к фестралу, то фестрал сам идет к ней.

Альбус опять лишь улыбнулся, послав Мари довольный взгляд. Та подняла брови, сложив на груди руки.

— Тед, зачем он смотрит мне в глаза?— прошептала Мари-Виктуар, чуть наклонившись к молодому человеку. Ее волосы щекотали ему шею.

— Черт,— Люпин поднялся и встал между столом и диваном так, чтобы Альбус не мог видеть Мари.— Альбус, ты знаешь, что это неправильно?

— Что?— мальчик поднял на Тедди зеленый взгляд, полный довольного благодушия.

— Неправильно лезть в голову людям, когда тебе этого захочется,— Люпин был практически уверен, что мальчик только что развлекался легилименцией, которую открыл в себе на рандеву с оборотнем.

— Я нечаянно,— честно ответил Альбус, откладывая карандаш.— Я просто хотел знать, почему Мари такая сердитая…

— С чего ты взял, что я сердитая?— девушка передвинулась на диване так, чтобы видеть кузена. Брови ее недобро сошлись на переносице.

— Я чувствую,— просто ответил Альбус, разворачивая к взрослым свой рисунок.— Как вам мой мотоцикл?

Люпин лишь мельком взглянул на то, что должно было быть мотоциклом, а потом обернулся к Мари-Виктуар. Та лишь мило ему улыбнулась, хотя скрещенные на груди руки и блеск глаз говорил скорее в пользу версии Альбуса. Как же он сразу этого не заметил? Наверное, слишком сильно переживал за Гарри и его детей, раз был впервые так невнимателен к любимой девушке. Или не впервые?

— Альбус, ты не должен больше так делать,— серьезно сказал Тедди, снова взглянув на мальчика.

— Почему? Разве это плохо – знать, чего хотят другие или почему они сердятся?— Ал поднялся на ноги и стал складывать свои карандаши.— Ведь тогда можно помочь… Разве нет? Или сделать так, как хочет человек, и тогда он не будет сердиться…

Тедди тяжело вздохнул, не представляя, как объяснить Альбусу простые вещи. Наверное, стоит оставить Гарри эту миссию.

— Ты выбираешь слишком легкий для себя путь, Ал, это неправильно. Тем более что каждый человек имеет право скрыть от других свои мысли и чувства,— Люпин поднял упавший на пол зеленый карандаш, почти полностью уже сточенный.

— Но я же не разбалтываю их, правда?— Ал забрал карандаш и убрал в нагрудный карман свитера.— Я посижу в своей комнате…

Мальчик взял конфеты из вазы и пошаркал к лестнице. Его рисунок остался на столе.

— Я ничего не поняла из вашего разговора, так что, Люпин, я надеюсь, что ты растолкуешь мне, что Ал такого сделал неправильного?— Мари с подозрением смотрела на молодого человека.

Тедди обошел столик и сел рядом с любимой девушкой, положив руку на спинку дивана.

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— Люпин, перестань кокетничать, тебе это не идет,— попросила Мари-Виктуар, чуть отодвигаясь.— Очередной секрет Гарри Поттера?

— Что-то в этом духе,— Тедди мягко улыбнулся, понимая, что Альбус был прав – Мари сердилась. И он вполне понимал, за что.

— Безумно рада, что ты хранишь чужие секреты,— она была очень недовольна, и, наверное, ее мучило любопытство. Но Люпин надеялся, что и на этот раз его Мари все поймет.

— На что ты сердилась, когда пришла?

— Не меняй тему, тебе это не поможет,— фыркнула она очень мило, поправляя складочки своей юбки.— А, в принципе, делай, что хочешь, я не ссориться с тобой пришла в воскресенье утром…

— А для чего?— Тедди усмехнулся, ощущая волну благодарности к Мари. Она всегда его понимала лучше всех и принимала таким, какой он есть. В вечных заботах о других.

— Чтобы хотя бы в воскресенье увидеть своего жениха, постоянно играющего роль то душевного консультанта, то телохранителя, то няньки для крестного,— она встала и подошла к столу, на котором были разбросаны свежие газеты. Ими уже давно никто не интересовался.— Мне вот интересно, если в день нашей свадьбы что-то случится у дяди Гарри, ты и на собственную свадьбу прийти не сможешь?

— Не преувеличивай, уж что-что, а нашу свадьбу я не пропущу ни за что,— Тедди сел так, чтобы созерцать свою девушку в полной красе.

— Слушай, Люпин, тебя хоть что-то может вывести из равновесия?— Она поправила газеты на столе и взяла в руки рисунок Альбуса.— А главное – тебя волнует еще хоть кто-то, кроме дяди Гарри?

— Ты и бабушка,— просто ответил Тед, не собираясь затевать с ней споров. Это был бы пустой взрыв ее эмоций, чего он не любил. Не любил, потому что она же сама потом будет расстраиваться, а расстраивать Мари Тедди любил еще меньше.

— Ох, Люпин, с тобой даже поссориться толком невозможно,— устало произнесла девушка, садясь рядом с ним.— Я трех парней отшила в школе, кстати, очень симпатичных парней, я уехала от родителей к тебе, хотя мама грозилась забыть, как меня зовут за этот поступок, а тебя превратить во что-нибудь малопривлекательное, я стала у тебя домохозяйкой и кухаркой, я даже в театре стала меньше ролей брать, а ты вдруг стал домашним питомцем своего крестного…

— Я знаю, Мари,— он намотал на палец локон ее волос,— но я прошу тебя – потерпи. Просто сейчас все это происходит…

— Да понимаю я,— она освободила его пальцы от своих волос и переплела их со своими тонкими и изящными пальчиками.— Кстати, тетя Джинни и дядя Рон мне тоже не чужие люди…

Они резко подняли глаза, когда из камина, стряхивая с себя пепел, вышла Гермиона.

— Привет,— она устало улыбнулась молодым людям.— Писем не было?

Люпин видел промелькнувшую на ее лице надежду.

— Вчера вечером пришло письмо от Розы, оно на столике у камина,— Тедди с сочувствием проводил Гермиону взглядом, когда она брала письмо от дочери, явно немного разочарованная. Наверное, она еще ждет вести от Рона.

Мари-Виктуар поднялась:

— Ладно, я пойду. Тедди, надеюсь, что к обеду я дождусь тебя дома…

Гермиона читала письмо, стоя у окна, пока Люпин провожал невесту до дверей, откуда она трансгрессировала.

— Гарри еще нет?

Люпин покачал головой, вставая недалеко от Гермионы.

— Разве вы были не вместе?— он проследил за ней глазами – она опустилась без сил на диван, с блаженством откидываясь на спинку.

— Были, но он где-то часа в три отправился с Кингсли и мракоборцами в Министерство.

— Расскажешь, где вы были и что случилось с Лили?— молодой человек сел напротив Гермионы.— Или хочешь помолчать? Или лучше поспать?

— Да я вроде немного поспала,— пожала она плечами, а потом кратко рассказала Тедди о похищении племянницы и о событиях в Малфой-Мэноре.— Другие останки Малфоев были на месте, поэтому мы просто составили протокол, а потом Гарри и другие мракоборцы отправились конвоировать оборотней… Наверное, он вернулся к Малфоям, чтобы проводить детей в Хогвартс.

— А ты где была? В Малфой-Мэноре?— Люпин взмахнул палочкой, призывая из кухни чашку и кофейник, поставил все это на стол, налил кофе, что сварил недавно, в чашку и протянул Гермионе.— Выпей – взбодрит.

— Спасибо,— она взяла чашку.— Нет, я не осталась у Малфоев. Я была у Джорджа с Ангелиной…

Люпин просто кивнул, понимая, почему Гермиона не торопилась в этот дом.

— Знаешь, Тед, были бы у меня силы и время, я бы тебя переманила к себе в отдел,— вдруг улыбнулась она.— Ты же был прав относительно девушки и воскресенья. Хогсмид…

— В смысле?

— Ну, та девушка, судя по всему, действительно была из Хогвартса. Присцилла Забини. И она действительно трансгрессировала из Хогсмида. Меня иногда поражает то, что ты у нас работаешь в типографии…

Люпин лишь улыбнулся.

— Наверное, я пойду к себе, может…— Гермиона не договорила, потому что из камина вышел Гарри. Усталый, сонный, с перекинутой через локоть мантией, с более взъерошенными, чем обычно, волосами.

— Привет всем,— он рухнул в кресло, потянулся, взял кофейник и прямо из него сделал большой глоток.— Уф…

— Проводил ребят в Хогвартс?— Гермиона протянула другу свою чашку, и он благодарно ее принял, осушив почти сразу и блаженно вздохнув.

— Нет, я с ними прямо там встретился…— он снял очки и потер переносицу.

— Ты был в школе? Чего тебя туда занесло?— Гермиона подобрала под себя ноги.

Люпин переводил взгляд с одного на другого. Он еще ощущал между ними деловую напряженность, но, по крайней мере, они не избегают друг друга, не сторонятся, разговаривают, пусть о работе, но разговаривают. Значит, все наладится, вернутся их теплые отношения, и крестный не будет опять один.

— Да, даже не знаю, как рассказать,— Гарри отложил очки на столик и устало прикрыл глаза. Судя по всему, он за ночь не сомкнул глаз.— В общем, какие-то небесные силы решили взять дело в свои руки…

— В смысле?— Гермиона подалась чуть вперед.

— Те четверо, что были в клетке в Малфой-Мэноре, сейчас в больнице,— к общему удивлению изрек крестный, с усмешкой глядя на лица Тедди и Гермионы.— Когда мы пришли за ними, мракоборцы как раз пытались потушить огонь внутри клетки.

— Огонь?— не поняла Гермиона.— Откуда?

— Мерлин его знает,— хотя Тедди видел по блеску глаз крестного, что тот предполагает, кем был этот Мерлин.— Мы проверили палочки всех присутствовавших на тот момент на территории поместья – никто не творил заклинания, которое подожгло землю внутри купола. Мы даже палочки самих оборотней проверили. Миссис Малфой предположила, что это сработало их Зимнее заклинание. Оказывается, она не любит снег, и зимой они греют почву на всей территории, чтобы снег таял.

— Зимнее заклинание не дает открытого пламени,— заметила Гермиона.

— Ну, мало ли…— пожал плечами Гарри, который, судя по его лицу, совсем не стремился узнать секрет вспыхнувшего огня.— В общем, все четверо с сильнейшими ожогами и отравлением сейчас в Мунго, пришлось целый отсек для них закрывать. А потом, когда мы вернулись в Министерство и заполняли протоколы и отчеты по происшествию – ведь Скорпиус попросил, чтобы их имя не фигурировало в открытых файлах… Пришло сообщение из Хогвартса, что брат и сестра Забини найдены в тяжелом состоянии в комнате, где их закрыли до утра.

— Тоже пламя?— испугалась Гермиона, сев прямо и покусывая нижнюю губу. Люпин же смотрел на крестного.

— Нет. Мы осмотрели их и пришли к выводу, что мальчик напал на сестру и избил ее до полусмерти в приступе ярости. А у самого Забини по всем видимым признакам шок после использования на нем Круцио…

— Мерлин,— Гермиона прикрыла рот ладонью, с ужасом глядя на друга.— Но почему никто не услышал? Не пришел на помощь?

— Никто и ничего не слышал… и самое интересное – у них не было палочек…— Гарри отставил чашку, допив весь кофе, что был в кофейнике.— И заклинание, которым была закрыта дверь, не было нарушено, вообще его не трогали с тех пор, как вечером профессор Фауст навестил пленников и принес еду.

— Домовые эльфы? Допросили их?

— Да, всех, поэтому до утра провозились. Их же там тьма… В общем, ничего…

— Гарри, ты же понимаешь, что…— начала Гермиона, но крестный поднялся.

— Мы сделали все, что смогли. Мы проверили всех подозреваемых. В рабочей версии записали, что это сделал их старший брат – за то, что они провалили операцию и сдали его…

— Бред,— помотала головой Гермиона, глядя на Гарри.— Мы должны найти тех, кто это сделал. Гарри, это же нарушение закона, нападение на беззащитных детей…

— Гермиона, эти дети без зазрения совести отдали мою дочь в лапы убийцам,— отрезал крестный, беря свою мантию со спинки дивана.— И не смотри на меня так. Мне их ни капли не жалко, потому что, если бы не Дамблдор с его гениальным планом ментальной связи и не Скорпиус Малфой, знающий каждую книгу в его поместье, то…

Он не договорил, развернулся к лестнице и вскоре скрылся на втором этаже. Сверху донесся его голос – видимо, он разговаривал с Альбусом.

Гермиона беспомощно посмотрела на Тедди, он ответил сочувствующей улыбкой. Люпин вполне понимал своего крестного, но поступил ли бы он так же на месте Гарри? Тедди был не уверен. Потому что никогда не был на месте крестного.

— Ладно, я пойду,— Тед поднялся.— Если вам нужна будет моя помощь…

— Иди, Тедди, ты и так постоянно тут, Мари, судя по ее словам, не очень-то рада этому,— Гермиона тоже встала и собрала посуду на столе.

Люпин кивнул и вскоре вошел в камин, зная, что дома его ждет чуть сердитая, но любимая Мари. Там все было намного проще, намного спокойнее. Не было таких проблем, не было сомнений.

Люпин с улыбкой кинул порох и вскоре исчез в языках изумрудного пламени.

Глава 8. Поттеры.

Лили проснулась в больничном крыле, сумрачном из-за хмурого неба, что заглядывало в не до конца зашторенные окна. Ширма вокруг ее кровати была задернута. Наверное, сейчас время обеда.

Девушка потянулась, осторожно шевеля руками. Хотя они почти уже не болели, благодаря усилиям матери Скорпиуса и мадам Помфри. Ее оставили в больничном крыле до утра понедельника только, наверное, по настоянию встревоженного отца. А мадам Помфри всегда считала, что уж лучше передержать больного под присмотром, чем недодержать…

Девушка поднялась повыше на подушках. Скучно все-таки лежать просто так, когда никто не приходит. Хотя бы Скорпиус зашел. Но его она видела лишь мельком, когда их отправляли в Хогвартс. Лили показалось, что он выглядит усталым и каким-то даже злым, но поговорить с ним об этом ей не удалось. Зато Джеймс рассказал ей о том, как же все на самом деле произошло с ее похищением и спасением.

Скорпиус опять ее спас. В который уже раз. Все-таки не зря он постоянно являлся ей во сне.

Лили улыбнулась. Было так странно, что еще пару месяцев назад она презирала Малфоя. Презирала? Да, немного. Ей казалось, что этот слизеринец все эти годы вставал между ней и ее братом. С тех самых пор, как они с Джеймсом перестали лазить на чердак и делиться секретами.

А еще он ее раздражал. Его постоянной гадкой улыбочкой. Руками в карманах. Вальяжностью. Видом, словно весь мир лишь для него. Сарказмом, вечными шуточками.

И полным игнорированием ее самой. О, да, Скорпиус Малфой всегда игнорировал ее. Он занял место Лили рядом с братом и был вполне этим доволен. Зачем великому слизеринцу какая-то маленькая, да еще рыжая, девчонка? И Лили это бесило, потому что она всегда должна была быть в центре внимания. Особенно брата. А раз Малфой стал частью мира Джеймса, то и в центре внимания слизеринца.

Она никогда не думала об этих своих ощущениях. Пока в этом году не увидела Скорпиуса Малфоя в дверях собственного дома в день рождения брата. Она впервые увидела слизеринца без мантии и без любимой слизеринской улыбочки…

— Привет, Лили, можно к тебе?

Девушка вздрогнула – за ширму зашла Роза.

— Да, привет, заходи. Я уж думала, что весь день проведу тут одна, скучая…— Лили подвинулась, чтобы кузина села рядом.

— Ну, я думаю, что тебе можно и поскучать после всего,— Роза положила на тумбочку книги, что принесла с собой.— Почитаешь, если станет совсем тоскливо.

— Роза, ты чего такая грустная?— Лили посмотрела внимательно на кузину. Девушка почувствовала укол совести – она со всеми своими проблемами почти не думала в последнее время о других. А ведь Роза и Хьюго не меньше Поттеров страдали все это время.

— Да так,— пожала плечами Роза, чуть улыбаясь.— Как ты себя чувствуешь? Я узнала о том, что ты пропала, вчера вечером, но никто толком ничего не мог сказать… Сегодня пришлось буквально пытать Джеймса. Лили, почему вы постоянно пытаетесь сделать вид, что нас с Хьюго и остальными Уизли не касается то, что происходит с вами?

Лили почувствовала теперь уже не укол совести, а чувство настоящей вины.

— Вы хоть и Поттеры, а все равно наша семья,— Роза поправила локон, упавший ей на лицо.— Раньше мы с тобой все время общались, болтали, а теперь ты делаешь вид, будто ты одна во всем Хогвартсе, что до тебя есть дело только Малфою…

— Рози, прости,— Лили протянула перебинтованную руку и погладила кузину по плечу.— Я знаю, что тебе тоже тяжело, ведь твой папа…

— Да не в папе дело, Лили!— мягко покачала головой Роза.— Дело в вас с Джеймсом! Мы же одна семья, почему же вы делаете вид, что я или Хьюго просто ваши школьные друзья? Тебе плохо – ты идешь к Малфою. Джеймсу плохо – он идет к слизеринке. Разве так должно быть?

— Роза…

— Только не оправдывайся,— попросила кузина.— Просто мне бы хотелось, чтобы вы перестали строить из себя таких трагично одиноких людей. Мы, кстати, тоже потеряли тетю Джинни, и наш папа был укушен оборотнем и ушел из дома!

— Дядя Рон ушел из дома?— с испугом переспросила Лили, вдруг заметив, что в глазах сестры мелькнули слезы. Кузина лишь кивнула, отворачиваясь. Господи, как же она могла думать только о себе – о своем горе, о своей боли, о своем счастье?! Как могла не замечать, что рядом страдающая не меньше нее Роза…

— Только не надо такого виноватого и сочувствующего взгляда, Лили, я не затем пришла,— Роза уже была спокойна, словно не было мгновения, когда блестели ее глаза. Какой же сильной была кузина…

С кем она говорит, когда ей плохо? С Шицко или Майклом? Навряд ли, тем более что Роза поссорилась с Майклом. С Хьюго – тоже вряд ли. Подруг у нее не было, кузины были слишком маленькими или слишком легкомысленными…

— Лили, ты меня слышишь?

— Да, да, Роза,— кивнула девушка, снова глядя на кузину.— Я не знала, что дядя Рон ушел… Почему?

— Он считает, что так будет лучше для всех,— пожала плечами Роза, отводя глаза.— Я написала маме, возможно, она сможет объяснить все лучше… Не знаю, что она сейчас должна чувствовать…

Лили сжала локоть сестры, чтобы показать, что она рядом. Роза. Неужели она действительно одинока? Нет, этого не может быть. Одинокой в школе всегда была Лили. Были многочисленные кузены и кузины, но Лили не находила с ними общего языка. Был Хьюго – лучший друг и помощник в домашних заданиях. Но у того были свои друзья, свой круг общения. Квиддич. Квиддич. Девчонки.

А Лили как-то с первого курса осталась одна. Потому что надеялась, что сможет дружить с Джеймсом, как дома, но тому было некогда возиться с младшей сестрой. На первом курсе Гриффиндора вместе с Лили были еще две девочки, которые тут же сдружились, и она осталась одна. С мальчишками ей было неинтересно, потому что они были совсем другими. Не как ее брат.

Зато рядом всегда была Роза. Она находила для Лили время, даже несмотря на учебу и двух друзей. Но все равно Лили была одна, сама по себе. Она перестала ходить за братом, понимая, что она ему в школе совершенно не нужна.

Смирилась. Привыкла. Росла. Была Роза. Был Хьюго. Не необходимые, но всегда рядом. Был Джеймс, необходимый, но с каждым годом все более далекий.

Однажды она подружилась с девочкой с Рейвенкло. Но не заладилось, потому что она слишком привыкла быть одна, не привыкла делиться сплетнями с подружками. Зачем? Для этого были Роза или Шарлотта. Дружбы не получилось.

Выросла, ей стали нравиться мальчики. Но она опять слишком привыкла быть одна. Да и мерила ребят всех одной меркой – любимым оболтусом-братом. И ждала, что однажды появится кто-то, кто легко отодвинет прочь ее любовь к одиночеству.

А потом был день рождения брата и новый образ Скорпиуса Малфоя. Все такого же презираемого, но уже не друга брата, а парня. Наверное, за лето она сама немного изменилась, как и ее тело. Стала взрослее, внимательнее.

— Лили, о чем ты думаешь?— Роза поймала ее растерянный немного взгляд.— Только не говори, что о Малфое…

Лили покачала головой:

— Я думаю о том, что очень плохо поступала с тобой. Ты все время была со мной рядом, а теперь я просто отгородилась…

— Все нормально, я понимаю,— Роза улыбнулась, немного грустно.— Все наладится, вот увидишь.

— Наладится? Думаешь? Я не представляю, как мы будем жить… без мамы. И вы – без дяди Рона…— Лили тяжело вздохнула. Влюбленность в Скорпиуса ненадолго отодвинула на задворки эти нелегкие мысли. А Роза, наверное, думала об этом.

— Как-то все решится, я уверена. Я надеюсь, что папа все же вернется. Если единственной причиной его ухода была боязнь причинить нам вред, то он вернется,— уверенно произнесла кузина. Обе помолчали, наверное, впервые за долгое время поговорив о том, что обеих беспокоило.

— Как у вас дела с Майклом?

Роза усмехнулась:

— Ой, не знаю. Он то ревнует к каждому столбу, то извиняется, что ведет себя глупо. Он действительно ведет себя глупо. Но он же Майкл…— она мило улыбнулась, поправляя одеяло на ногах Лили.— Думаю, все наладится… Он сердится, потому что у меня сейчас много дополнительных занятий, и мы редко можем побыть наедине… А как у тебя с Малфоем? Думаешь, что сумеешь его приручить?

— Думаешь, нет?— Лили чуть испуганно воззрилась на кузину.

— Я не знаю. Никогда не думала, что такой человек, как Малфой, сможет заинтересоваться тобой… Я имею в виду не то, что ты неинтересна… Нет. Но вы слишком.. разные… Даже из разных миров…

— Джеймс и Скорпиус тоже из разных миров!— немного обидевшись, произнесла Лили.

— Но они из одного теста сделаны. Двое легкомысленных, вечно мечтающих совершить очередную глупость мальчишек. А ты… ты слишком ранимая, слишком впечатлительная, слишком… другая…

— Роза, что ты хочешь сказать мне?— насторожилась Лили. Ей вдруг показалось, что Роза пришла именно из-за этого, об этом хотела поговорить.

— Только то, чтобы ты не торопилась в отношениях с Малфоем… Романтика, плакаты, прогулки под руку – это все здорово, и, я уверена, действует на тебя безотказно, но, Лили, не забывай, что он Малфой, ему семнадцать… Он знает, как добиться того, что ему нужно… А ты уверена, что знаешь, что ему точно от тебя нужно?

Лили тяжело дышала. Казалось, что слова Розы медленно разбивают тот розовый мир, что создал в ней Скорпиус Малфой.

— Роза, ты не знаешь его, он не такой, каким кажется…

— Значит, ты считаешь, что знаешь его?— девушка поднялась с кровати.— Я беспокоюсь за тебя, Лили. Малфой — жестокий человек, как бы вы с Джеймсом его не обеляли. Может, Джеймс и знает это, да просто воспринимает, как что-то нормальное. Да вы сами меняетесь рядом с ним! Становитесь более легкомысленными, более эгоистичными. Другими… Джеймс – ладно, с него, что с гуся вода. Но ты, Лил… ты такая наивная и добрая… Он может разбить тебя, твое сердце, твой мир… Разве ты к этому готова?

— Зачем ты это говоришь?— Лили рассердилась на слова Розы.

— Чтобы ты была осторожна. Я не хочу, чтобы тебе снова было больно.

— Ты знаешь что-то?— с подозрением, едва не теряя голос, спросила Лили.

— Присциллу и Фрица Забини кто-то этой ночью мучил Круцио, они оба в больнице…

— Откуда ты знаешь?!

— Домовики на кухне это обсуждали,— Роза смотрела прямо на Лили.

— При чем тут я и Малфой?

— Потому что Малфои никогда и никому не прощают причиненный их собственности вред,— заметила Роза.— А, судя по тому, что рассказал Джеймс про Малфой-Мэнор…

— Это секрет.

— Я не собираюсь никому об этом говорить. Так вот, Лили, будь осторожна. Если ты решила влюбиться в него по уши, то будь готова к тому, что увидишь не только его романтические жесты, но и темную сторону… Потому что Шляпа никогда не ошибается. Она отправила его на Слизерин.

— Роза, мне кажется, ты просто драматизируешь…

— Может быть... Я бы хотела ошибаться.

Лили промолчала, потому что не хотелось думать о сказанном Розой.

— Прости.

Роза вышла, оставив Лили в смятении. Зачем она приходила? Зачем все это говорила? Зачем?! Ведь все это лишь страхи кузины, она никогда не понимала ни Джеймса, ни Скорпиуса.

Лили свернулась клубочком, зажмурившись, пытаясь вернуть себя в серебряную безмятежность леса, но слова кузины не шли из головы. Особенно о Забини… И о собственности Малфоев, которую они не дают в обиду.

Не буду об этом думать. Не буду! Не буду!!!

Но почему-то вспомнились его слова в лесу, когда он обнял ее. «Моя Лили». Моя.

Глава 7. Тедди Ремус Люпин.

— Тед…

— Ммм…— он зачитался одной из многочисленных книг Гермионы.

— Тед,— шептала Мари, дергая его за рукав. Люпин оторвался от книги и взглянул на девушку – она сидела рядом на диване и в упор глядела на Альбуса, который рисовал у стола.— Тед, он на меня пялится…

Люпин взглянул на Ала, потом на Мари:

— Милая, ему всего семь.

— Что не мешает ему на меня пялиться…

Тедди внимательнее посмотрел на Альбуса – тот действительно пристально глядел на девушку, держа в руке карандаш, которым он несколько минут назад рисовал мотоцикл.

— Ал,— окликнул мальчика Люпин. Альбус улыбнулся и посмотрел на крестника отца.— Ал, тебе что-то нужно?

— Нет,— он сел на пятки, водя карандашом по пергаменту.— Но, если вы хотите, я могу пойти в свою комнату…

— Зачем?— не понял Тедди.

Было раннее воскресное утро, они только позавтракали и ждали, когда, наконец, вернется Гарри. Вчера крестный лишь прислал сову, сообщив, что с Лили все в порядке и что сам он вернется, когда освободится. Мари появилась около часа назад, заявив, что если еда не идет к фестралу, то фестрал сам идет к ней.

Альбус опять лишь улыбнулся, послав Мари довольный взгляд. Та подняла брови, сложив на груди руки.

— Тед, зачем он смотрит мне в глаза?— прошептала Мари-Виктуар, чуть наклонившись к молодому человеку. Ее волосы щекотали ему шею.

— Черт,— Люпин поднялся и встал между столом и диваном так, чтобы Альбус не мог видеть Мари.— Альбус, ты знаешь, что это неправильно?

— Что?— мальчик поднял на Тедди зеленый взгляд, полный довольного благодушия.

— Неправильно лезть в голову людям, когда тебе этого захочется,— Люпин был практически уверен, что мальчик только что развлекался легилименцией, которую открыл в себе на рандеву с оборотнем.

— Я нечаянно,— честно ответил Альбус, откладывая карандаш.— Я просто хотел знать, почему Мари такая сердитая…

— С чего ты взял, что я сердитая?— девушка передвинулась на диване так, чтобы видеть кузена. Брови ее недобро сошлись на переносице.

— Я чувствую,— просто ответил Альбус, разворачивая к взрослым свой рисунок.— Как вам мой мотоцикл?

Люпин лишь мельком взглянул на то, что должно было быть мотоциклом, а потом обернулся к Мари-Виктуар. Та лишь мило ему улыбнулась, хотя скрещенные на груди руки и блеск глаз говорил скорее в пользу версии Альбуса. Как же он сразу этого не заметил? Наверное, слишком сильно переживал за Гарри и его детей, раз был впервые так невнимателен к любимой девушке. Или не впервые?

— Альбус, ты не должен больше так делать,— серьезно сказал Тедди, снова взглянув на мальчика.

— Почему? Разве это плохо – знать, чего хотят другие или почему они сердятся?— Ал поднялся на ноги и стал складывать свои карандаши.— Ведь тогда можно помочь… Разве нет? Или сделать так, как хочет человек, и тогда он не будет сердиться…

Тедди тяжело вздохнул, не представляя, как объяснить Альбусу простые вещи. Наверное, стоит оставить Гарри эту миссию.

— Ты выбираешь слишком легкий для себя путь, Ал, это неправильно. Тем более что каждый человек имеет право скрыть от других свои мысли и чувства,— Люпин поднял упавший на пол зеленый карандаш, почти полностью уже сточенный.

— Но я же не разбалтываю их, правда?— Ал забрал карандаш и убрал в нагрудный карман свитера.— Я посижу в своей комнате…

Мальчик взял конфеты из вазы и пошаркал к лестнице. Его рисунок остался на столе.

— Я ничего не поняла из вашего разговора, так что, Люпин, я надеюсь, что ты растолкуешь мне, что Ал такого сделал неправильного?— Мари с подозрением смотрела на молодого человека.

Тедди обошел столик и сел рядом с любимой девушкой, положив руку на спинку дивана.

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— Люпин, перестань кокетничать, тебе это не идет,— попросила Мари-Виктуар, чуть отодвигаясь.— Очередной секрет Гарри Поттера?

— Что-то в этом духе,— Тедди мягко улыбнулся, понимая, что Альбус был прав – Мари сердилась. И он вполне понимал, за что.

— Безумно рада, что ты хранишь чужие секреты,— она была очень недовольна, и, наверное, ее мучило любопытство. Но Люпин надеялся, что и на этот раз его Мари все поймет.

— На что ты сердилась, когда пришла?

— Не меняй тему, тебе это не поможет,— фыркнула она очень мило, поправляя складочки своей юбки.— А, в принципе, делай, что хочешь, я не ссориться с тобой пришла в воскресенье утром…

— А для чего?— Тедди усмехнулся, ощущая волну благодарности к Мари. Она всегда его понимала лучше всех и принимала таким, какой он есть. В вечных заботах о других.

— Чтобы хотя бы в воскресенье увидеть своего жениха, постоянно играющего роль то душевного консультанта, то телохранителя, то няньки для крестного,— она встала и подошла к столу, на котором были разбросаны свежие газеты. Ими уже давно никто не интересовался.— Мне вот интересно, если в день нашей свадьбы что-то случится у дяди Гарри, ты и на собственную свадьбу прийти не сможешь?

— Не преувеличивай, уж что-что, а нашу свадьбу я не пропущу ни за что,— Тедди сел так, чтобы созерцать свою девушку в полной красе.

— Слушай, Люпин, тебя хоть что-то может вывести из равновесия?— Она поправила газеты на столе и взяла в руки рисунок Альбуса.— А главное – тебя волнует еще хоть кто-то, кроме дяди Гарри?

— Ты и бабушка,— просто ответил Тед, не собираясь затевать с ней споров. Это был бы пустой взрыв ее эмоций, чего он не любил. Не любил, потому что она же сама потом будет расстраиваться, а расстраивать Мари Тедди любил еще меньше.

— Ох, Люпин, с тобой даже поссориться толком невозможно,— устало произнесла девушка, садясь рядом с ним.— Я трех парней отшила в школе, кстати, очень симпатичных парней, я уехала от родителей к тебе, хотя мама грозилась забыть, как меня зовут за этот поступок, а тебя превратить во что-нибудь малопривлекательное, я стала у тебя домохозяйкой и кухаркой, я даже в театре стала меньше ролей брать, а ты вдруг стал домашним питомцем своего крестного…

— Я знаю, Мари,— он намотал на палец локон ее волос,— но я прошу тебя – потерпи. Просто сейчас все это происходит…

— Да понимаю я,— она освободила его пальцы от своих волос и переплела их со своими тонкими и изящными пальчиками.— Кстати, тетя Джинни и дядя Рон мне тоже не чужие люди…

Они резко подняли глаза, когда из камина, стряхивая с себя пепел, вышла Гермиона.

— Привет,— она устало улыбнулась молодым людям.— Писем не было?

Люпин видел промелькнувшую на ее лице надежду.

— Вчера вечером пришло письмо от Розы, оно на столике у камина,— Тедди с сочувствием проводил Гермиону взглядом, когда она брала письмо от дочери, явно немного разочарованная. Наверное, она еще ждет вести от Рона.

Мари-Виктуар поднялась:

— Ладно, я пойду. Тедди, надеюсь, что к обеду я дождусь тебя дома…

Гермиона читала письмо, стоя у окна, пока Люпин провожал невесту до дверей, откуда она трансгрессировала.

— Гарри еще нет?

Люпин покачал головой, вставая недалеко от Гермионы.

— Разве вы были не вместе?— он проследил за ней глазами – она опустилась без сил на диван, с блаженством откидываясь на спинку.

— Были, но он где-то часа в три отправился с Кингсли и мракоборцами в Министерство.

— Расскажешь, где вы были и что случилось с Лили?— молодой человек сел напротив Гермионы.— Или хочешь помолчать? Или лучше поспать?

— Да я вроде немного поспала,— пожала она плечами, а потом кратко рассказала Тедди о похищении племянницы и о событиях в Малфой-Мэноре.— Другие останки Малфоев были на месте, поэтому мы просто составили протокол, а потом Гарри и другие мракоборцы отправились конвоировать оборотней… Наверное, он вернулся к Малфоям, чтобы проводить детей в Хогвартс.

— А ты где была? В Малфой-Мэноре?— Люпин взмахнул палочкой, призывая из кухни чашку и кофейник, поставил все это на стол, налил кофе, что сварил недавно, в чашку и протянул Гермионе.— Выпей – взбодрит.

— Спасибо,— она взяла чашку.— Нет, я не осталась у Малфоев. Я была у Джорджа с Ангелиной…

Люпин просто кивнул, понимая, почему Гермиона не торопилась в этот дом.

— Знаешь, Тед, были бы у меня силы и время, я бы тебя переманила к себе в отдел,— вдруг улыбнулась она.— Ты же был прав относительно девушки и воскресенья. Хогсмид…

— В смысле?

— Ну, та девушка, судя по всему, действительно была из Хогвартса. Присцилла Забини. И она действительно трансгрессировала из Хогсмида. Меня иногда поражает то, что ты у нас работаешь в типографии…

Люпин лишь улыбнулся.

— Наверное, я пойду к себе, может…— Гермиона не договорила, потому что из камина вышел Гарри. Усталый, сонный, с перекинутой через локоть мантией, с более взъерошенными, чем обычно, волосами.

— Привет всем,— он рухнул в кресло, потянулся, взял кофейник и прямо из него сделал большой глоток.— Уф…

— Проводил ребят в Хогвартс?— Гермиона протянула другу свою чашку, и он благодарно ее принял, осушив почти сразу и блаженно вздохнув.

— Нет, я с ними прямо там встретился…— он снял очки и потер переносицу.

— Ты был в школе? Чего тебя туда занесло?— Гермиона подобрала под себя ноги.

Люпин переводил взгляд с одного на другого. Он еще ощущал между ними деловую напряженность, но, по крайней мере, они не избегают друг друга, не сторонятся, разговаривают, пусть о работе, но разговаривают. Значит, все наладится, вернутся их теплые отношения, и крестный не будет опять один.

— Да, даже не знаю, как рассказать,— Гарри отложил очки на столик и устало прикрыл глаза. Судя по всему, он за ночь не сомкнул глаз.— В общем, какие-то небесные силы решили взять дело в свои руки…

— В смысле?— Гермиона подалась чуть вперед.

— Те четверо, что были в клетке в Малфой-Мэноре, сейчас в больнице,— к общему удивлению изрек крестный, с усмешкой глядя на лица Тедди и Гермионы.— Когда мы пришли за ними, мракоборцы как раз пытались потушить огонь внутри клетки.

— Огонь?— не поняла Гермиона.— Откуда?

— Мерлин его знает,— хотя Тедди видел по блеску глаз крестного, что тот предполагает, кем был этот Мерлин.— Мы проверили палочки всех присутствовавших на тот момент на территории поместья – никто не творил заклинания, которое подожгло землю внутри купола. Мы даже палочки самих оборотней проверили. Миссис Малфой предположила, что это сработало их Зимнее заклинание. Оказывается, она не любит снег, и зимой они греют почву на всей территории, чтобы снег таял.

— Зимнее заклинание не дает открытого пламени,— заметила Гермиона.

— Ну, мало ли…— пожал плечами Гарри, который, судя по его лицу, совсем не стремился узнать секрет вспыхнувшего огня.— В общем, все четверо с сильнейшими ожогами и отравлением сейчас в Мунго, пришлось целый отсек для них закрывать. А потом, когда мы вернулись в Министерство и заполняли протоколы и отчеты по происшествию – ведь Скорпиус попросил, чтобы их имя не фигурировало в открытых файлах… Пришло сообщение из Хогвартса, что брат и сестра Забини найдены в тяжелом состоянии в комнате, где их закрыли до утра.

— Тоже пламя?— испугалась Гермиона, сев прямо и покусывая нижнюю губу. Люпин же смотрел на крестного.

— Нет. Мы осмотрели их и пришли к выводу, что мальчик напал на сестру и избил ее до полусмерти в приступе ярости. А у самого Забини по всем видимым признакам шок после использования на нем Круцио…

— Мерлин,— Гермиона прикрыла рот ладонью, с ужасом глядя на друга.— Но почему никто не услышал? Не пришел на помощь?

— Никто и ничего не слышал… и самое интересное – у них не было палочек…— Гарри отставил чашку, допив весь кофе, что был в кофейнике.— И заклинание, которым была закрыта дверь, не было нарушено, вообще его не трогали с тех пор, как вечером профессор Фауст навестил пленников и принес еду.

— Домовые эльфы? Допросили их?

— Да, всех, поэтому до утра провозились. Их же там тьма… В общем, ничего…

— Гарри, ты же понимаешь, что…— начала Гермиона, но крестный поднялся.

— Мы сделали все, что смогли. Мы проверили всех подозреваемых. В рабочей версии записали, что это сделал их старший брат – за то, что они провалили операцию и сдали его…

— Бред,— помотала головой Гермиона, глядя на Гарри.— Мы должны найти тех, кто это сделал. Гарри, это же нарушение закона, нападение на беззащитных детей…

— Гермиона, эти дети без зазрения совести отдали мою дочь в лапы убийцам,— отрезал крестный, беря свою мантию со спинки дивана.— И не смотри на меня так. Мне их ни капли не жалко, потому что, если бы не Дамблдор с его гениальным планом ментальной связи и не Скорпиус Малфой, знающий каждую книгу в его поместье, то…

Он не договорил, развернулся к лестнице и вскоре скрылся на втором этаже. Сверху донесся его голос – видимо, он разговаривал с Альбусом.

Гермиона беспомощно посмотрела на Тедди, он ответил сочувствующей улыбкой. Люпин вполне понимал своего крестного, но поступил ли бы он так же на месте Гарри? Тедди был не уверен. Потому что никогда не был на месте крестного.

— Ладно, я пойду,— Тед поднялся.— Если вам нужна будет моя помощь…

— Иди, Тедди, ты и так постоянно тут, Мари, судя по ее словам, не очень-то рада этому,— Гермиона тоже встала и собрала посуду на столе.

Люпин кивнул и вскоре вошел в камин, зная, что дома его ждет чуть сердитая, но любимая Мари. Там все было намного проще, намного спокойнее. Не было таких проблем, не было сомнений.

Люпин с улыбкой кинул порох и вскоре исчез в языках изумрудного пламени.

Глава 8. Поттеры.

Лили проснулась в больничном крыле, сумрачном из-за хмурого неба, что заглядывало в не до конца зашторенные окна. Ширма вокруг ее кровати была задернута. Наверное, сейчас время обеда.

Девушка потянулась, осторожно шевеля руками. Хотя они почти уже не болели, благодаря усилиям матери Скорпиуса и мадам Помфри. Ее оставили в больничном крыле до утра понедельника только, наверное, по настоянию встревоженного отца. А мадам Помфри всегда считала, что уж лучше передержать больного под присмотром, чем недодержать…

Девушка поднялась повыше на подушках. Скучно все-таки лежать просто так, когда никто не приходит. Хотя бы Скорпиус зашел. Но его она видела лишь мельком, когда их отправляли в Хогвартс. Лили показалось, что он выглядит усталым и каким-то даже злым, но поговорить с ним об этом ей не удалось. Зато Джеймс рассказал ей о том, как же все на самом деле произошло с ее похищением и спасением.

Скорпиус опять ее спас. В который уже раз. Все-таки не зря он постоянно являлся ей во сне.

Лили улыбнулась. Было так странно, что еще пару месяцев назад она презирала Малфоя. Презирала? Да, немного. Ей казалось, что этот слизеринец все эти годы вставал между ней и ее братом. С тех самых пор, как они с Джеймсом перестали лазить на чердак и делиться секретами.

А еще он ее раздражал. Его постоянной гадкой улыбочкой. Руками в карманах. Вальяжностью. Видом, словно весь мир лишь для него. Сарказмом, вечными шуточками.

И полным игнорированием ее самой. О, да, Скорпиус Малфой всегда игнорировал ее. Он занял место Лили рядом с братом и был вполне этим доволен. Зачем великому слизеринцу какая-то маленькая, да еще рыжая, девчонка? И Лили это бесило, потому что она всегда должна была быть в центре внимания. Особенно брата. А раз Малфой стал частью мира Джеймса, то и в центре внимания слизеринца.

Она никогда не думала об этих своих ощущениях. Пока в этом году не увидела Скорпиуса Малфоя в дверях собственного дома в день рождения брата. Она впервые увидела слизеринца без мантии и без любимой слизеринской улыбочки…

— Привет, Лили, можно к тебе?

Девушка вздрогнула – за ширму зашла Роза.

— Да, привет, заходи. Я уж думала, что весь день проведу тут одна, скучая…— Лили подвинулась, чтобы кузина села рядом.

— Ну, я думаю, что тебе можно и поскучать после всего,— Роза положила на тумбочку книги, что принесла с собой.— Почитаешь, если станет совсем тоскливо.

— Роза, ты чего такая грустная?— Лили посмотрела внимательно на кузину. Девушка почувствовала укол совести – она со всеми своими проблемами почти не думала в последнее время о других. А ведь Роза и Хьюго не меньше Поттеров страдали все это время.

— Да так,— пожала плечами Роза, чуть улыбаясь.— Как ты себя чувствуешь? Я узнала о том, что ты пропала, вчера вечером, но никто толком ничего не мог сказать… Сегодня пришлось буквально пытать Джеймса. Лили, почему вы постоянно пытаетесь сделать вид, что нас с Хьюго и остальными Уизли не касается то, что происходит с вами?

Лили почувствовала теперь уже не укол совести, а чувство настоящей вины.

— Вы хоть и Поттеры, а все равно наша семья,— Роза поправила локон, упавший ей на лицо.— Раньше мы с тобой все время общались, болтали, а теперь ты делаешь вид, будто ты одна во всем Хогвартсе, что до тебя есть дело только Малфою…

— Рози, прости,— Лили протянула перебинтованную руку и погладила кузину по плечу.— Я знаю, что тебе тоже тяжело, ведь твой папа…

— Да не в папе дело, Лили!— мягко покачала головой Роза.— Дело в вас с Джеймсом! Мы же одна семья, почему же вы делаете вид, что я или Хьюго просто ваши школьные друзья? Тебе плохо – ты идешь к Малфою. Джеймсу плохо – он идет к слизеринке. Разве так должно быть?

— Роза…

— Только не оправдывайся,— попросила кузина.— Просто мне бы хотелось, чтобы вы перестали строить из себя таких трагично одиноких людей. Мы, кстати, тоже потеряли тетю Джинни, и наш папа был укушен оборотнем и ушел из дома!

— Дядя Рон ушел из дома?— с испугом переспросила Лили, вдруг заметив, что в глазах сестры мелькнули слезы. Кузина лишь кивнула, отворачиваясь. Господи, как же она могла думать только о себе – о своем горе, о своей боли, о своем счастье?! Как могла не замечать, что рядом страдающая не меньше нее Роза…

— Только не надо такого виноватого и сочувствующего взгляда, Лили, я не затем пришла,— Роза уже была спокойна, словно не было мгновения, когда блестели ее глаза. Какой же сильной была кузина…

С кем она говорит, когда ей плохо? С Шицко или Майклом? Навряд ли, тем более что Роза поссорилась с Майклом. С Хьюго – тоже вряд ли. Подруг у нее не было, кузины были слишком маленькими или слишком легкомысленными…

— Лили, ты меня слышишь?

— Да, да, Роза,— кивнула девушка, снова глядя на кузину.— Я не знала, что дядя Рон ушел… Почему?

— Он считает, что так будет лучше для всех,— пожала плечами Роза, отводя глаза.— Я написала маме, возможно, она сможет объяснить все лучше… Не знаю, что она сейчас должна чувствовать…

Лили сжала локоть сестры, чтобы показать, что она рядом. Роза. Неужели она действительно одинока? Нет, этого не может быть. Одинокой в школе всегда была Лили. Были многочисленные кузены и кузины, но Лили не находила с ними общего языка. Был Хьюго – лучший друг и помощник в домашних заданиях. Но у того были свои друзья, свой круг общения. Квиддич. Квиддич. Девчонки.

А Лили как-то с первого курса осталась одна. Потому что надеялась, что сможет дружить с Джеймсом, как дома, но тому было некогда возиться с младшей сестрой. На первом курсе Гриффиндора вместе с Лили были еще две девочки, которые тут же сдружились, и она осталась одна. С мальчишками ей было неинтересно, потому что они были совсем другими. Не как ее брат.

Зато рядом всегда была Роза. Она находила для Лили время, даже несмотря на учебу и двух друзей. Но все равно Лили была одна, сама по себе. Она перестала ходить за братом, понимая, что она ему в школе совершенно не нужна.

Смирилась. Привыкла. Росла. Была Роза. Был Хьюго. Не необходимые, но всегда рядом. Был Джеймс, необходимый, но с каждым годом все более далекий.

Однажды она подружилась с девочкой с Рейвенкло. Но не заладилось, потому что она слишком привыкла быть одна, не привыкла делиться сплетнями с подружками. Зачем? Для этого были Роза или Шарлотта. Дружбы не получилось.

Выросла, ей стали нравиться мальчики. Но она опять слишком привыкла быть одна. Да и мерила ребят всех одной меркой – любимым оболтусом-братом. И ждала, что однажды появится кто-то, кто легко отодвинет прочь ее любовь к одиночеству.

А потом был день рождения брата и новый образ Скорпиуса Малфоя. Все такого же презираемого, но уже не друга брата, а парня. Наверное, за лето она сама немного изменилась, как и ее тело. Стала взрослее, внимательнее.

— Лили, о чем ты думаешь?— Роза поймала ее растерянный немного взгляд.— Только не говори, что о Малфое…

Лили покачала головой:

— Я думаю о том, что очень плохо поступала с тобой. Ты все время была со мной рядом, а теперь я просто отгородилась…

— Все нормально, я понимаю,— Роза улыбнулась, немного грустно.— Все наладится, вот увидишь.

— Наладится? Думаешь? Я не представляю, как мы будем жить… без мамы. И вы – без дяди Рона…— Лили тяжело вздохнула. Влюбленность в Скорпиуса ненадолго отодвинула на задворки эти нелегкие мысли. А Роза, наверное, думала об этом.

— Как-то все решится, я уверена. Я надеюсь, что папа все же вернется. Если единственной причиной его ухода была боязнь причинить нам вред, то он вернется,— уверенно произнесла кузина. Обе помолчали, наверное, впервые за долгое время поговорив о том, что обеих беспокоило.

— Как у вас дела с Майклом?

Роза усмехнулась:

— Ой, не знаю. Он то ревнует к каждому столбу, то извиняется, что ведет себя глупо. Он действительно ведет себя глупо. Но он же Майкл…— она мило улыбнулась, поправляя одеяло на ногах Лили.— Думаю, все наладится… Он сердится, потому что у меня сейчас много дополнительных занятий, и мы редко можем побыть наедине… А как у тебя с Малфоем? Думаешь, что сумеешь его приручить?

— Думаешь, нет?— Лили чуть испуганно воззрилась на кузину.

— Я не знаю. Никогда не думала, что такой человек, как Малфой, сможет заинтересоваться тобой… Я имею в виду не то, что ты неинтересна… Нет. Но вы слишком.. разные… Даже из разных миров…

— Джеймс и Скорпиус тоже из разных миров!— немного обидевшись, произнесла Лили.

— Но они из одного теста сделаны. Двое легкомысленных, вечно мечтающих совершить очередную глупость мальчишек. А ты… ты слишком ранимая, слишком впечатлительная, слишком… другая…

— Роза, что ты хочешь сказать мне?— насторожилась Лили. Ей вдруг показалось, что Роза пришла именно из-за этого, об этом хотела поговорить.

— Только то, чтобы ты не торопилась в отношениях с Малфоем… Романтика, плакаты, прогулки под руку – это все здорово, и, я уверена, действует на тебя безотказно, но, Лили, не забывай, что он Малфой, ему семнадцать… Он знает, как добиться того, что ему нужно… А ты уверена, что знаешь, что ему точно от тебя нужно?

Лили тяжело дышала. Казалось, что слова Розы медленно разбивают тот розовый мир, что создал в ней Скорпиус Малфой.

— Роза, ты не знаешь его, он не такой, каким кажется…

— Значит, ты считаешь, что знаешь его?— девушка поднялась с кровати.— Я беспокоюсь за тебя, Лили. Малфой — жестокий человек, как бы вы с Джеймсом его не обеляли. Может, Джеймс и знает это, да просто воспринимает, как что-то нормальное. Да вы сами меняетесь рядом с ним! Становитесь более легкомысленными, более эгоистичными. Другими… Джеймс – ладно, с него, что с гуся вода. Но ты, Лил… ты такая наивная и добрая… Он может разбить тебя, твое сердце, твой мир… Разве ты к этому готова?

— Зачем ты это говоришь?— Лили рассердилась на слова Розы.

— Чтобы ты была осторожна. Я не хочу, чтобы тебе снова было больно.

— Ты знаешь что-то?— с подозрением, едва не теряя голос, спросила Лили.

— Присциллу и Фрица Забини кто-то этой ночью мучил Круцио, они оба в больнице…

— Откуда ты знаешь?!

— Домовики на кухне это обсуждали,— Роза смотрела прямо на Лили.

— При чем тут я и Малфой?

— Потому что Малфои никогда и никому не прощают причиненный их собственности вред,— заметила Роза.— А, судя по тому, что рассказал Джеймс про Малфой-Мэнор…

— Это секрет.

— Я не собираюсь никому об этом говорить. Так вот, Лили, будь осторожна. Если ты решила влюбиться в него по уши, то будь готова к тому, что увидишь не только его романтические жесты, но и темную сторону… Потому что Шляпа никогда не ошибается. Она отправила его на Слизерин.

— Роза, мне кажется, ты просто драматизируешь…

— Может быть... Я бы хотела ошибаться.

Лили промолчала, потому что не хотелось думать о сказанном Розой.

— Прости.

Роза вышла, оставив Лили в смятении. Зачем она приходила? Зачем все это говорила? Зачем?! Ведь все это лишь страхи кузины, она никогда не понимала ни Джеймса, ни Скорпиуса.

Лили свернулась клубочком, зажмурившись, пытаясь вернуть себя в серебряную безмятежность леса, но слова кузины не шли из головы. Особенно о Забини… И о собственности Малфоев, которую они не дают в обиду.

Не буду об этом думать. Не буду! Не буду!!!

Но почему-то вспомнились его слова в лесу, когда он обнял ее. «Моя Лили». Моя.