Верни мне мое настоящее (гет)

Я целых три месяца не видела Арея. Казалось бы, живем совсем близко, но стараемся не пересекаться друг с другом. Порой, у меня возникало ощущение, что мечник намеренно избегает меня.

Я вернулась к картинам, которые на этот раз были не такими мрачными, как в начале. Хотя ярких красок в них было все равно куда меньше, чем во время адреналиновой лихорадки. Я рисовала портреты, воссоздавая по памяти лица моих знакомых, которые остались в прошлом.

Первым появилось изображение Мефодия. Я долго над ним работала, вырисовывая каждую деталь. Он улыбался, хотя был окутан темной аурой… Не знаю, почему получилось именно так.

Я потеряла Мефа несколько лет назад и очень редко о нем вспоминала, забивая голову посторонними мыслями. Интересно, а как он отреагирует на меня такую? Кто проведет его по Лабиринту? Кто наденет на него крылья, чтобы спасти?

Наверно, Троил, вновь отправит Дафну с заданием. Но вот только сейчас Арей знает про план Генерального Стража Света. Что предпримет? Много вопросов, но им сейчас не время. Для начала надо дождаться того рокового затмения…

Второй работой стал групповой портрет Наты, Петруччо и Евгеши. Эти трое получились очень грустными. На глазах Вихровой были слезы…

Очередная печальная история. Да, эта троица много натворила в свое время, начиная с глупой веры Мраку и заканчивая предательством, но они смогли показать себя, выстояли первое нападение… и пали в бою, прикрывая спины друг друга. Даже удивительно, но во всеобщей мясорубке люди заметно меняются. Я уверена, что если бы мир не пал, то они бы заслужили прощения, а их эйдосы попали бы в Эдем.

Потом я нарисовала Корнелия и Варвару. Они так и не смогли сблизиться: девушка не пустила стража в свое сердце, хотя несколько раз спасала ему жизнь, рискуя своей собственной. Еще одна зазубрена на сердце.

Я немного приукрасила, рассказывая Арею о его дочери, но по большей части, это было правдой. Корнелий тогда был с другой группой и ничего не смог сделать. Когда ему рассказали про Варвару, он просто ушел, и с тех пор я его не видела.

Рисунок получился на фоне заката в нежных оттенках, хотя мазки были резкими и угловатыми. После него я долгое время не бралась за краски, целыми днями летая вокруг маяка. Мои крылья так и не обрели прежний цвет, оставаясь абсолютно черными.

Убийство невинного — клеймо на всю оставшуюся жизнь. Самое интересное, что само понятие «убийство» имеет не только многотысячелетнюю практику, но и множество оттенков. У лопухоидов сказано, что оно является смертных грехом, запрещенным во всех священных книгах. Но стоит только раскаяться, и Бог простит тебя. И с уголовным кодексом так же. Убил — сядешь. Защищался — можно избежать наказания. Война — тут никто не разбирается…

Она недавно закончилась, и многие до сих пор живут по военному времени. А сколько невинных людей уничтожили под этим предлогом? А что было в тридцать седьмом году? Война и убийства в умах человеческих. И вряд ли найдется человек, который дожил до старости и которого можно считать абсолютно чистым. Так не бывает.

А мы, стражи Света, призваны тянуть людей к свету. Должны защищать их души от Тьмы и жертвовать собой ради этого. И даже тогда, когда смертные против этой жертвенности, когда они сопротивляются и нападают в ответ.

Вот и весь смысл.

Мальчика Виктора Шилова я нарисовала с его другом и Прасковьей, когда они были еще детьми, и не знали Мрака и его разрушающей гнилой мощи. Они так и не поняли, за кого сражаются…

Все валькирии, которых я знала и помнила, кое-как поместились на холсте, но я смогла показать каждую. Даже оруженосцев не забыла. Великие женщины, эти валькирии! Они пожертвовали собой, поглотив всех полуночных ведьм, которых изрыгнула преисподняя. Они смогли восстановить баланс, хоть на малый, но все же достаточный срок… жаль, что ничего не вышло.

Улиту и Эссиорха я изобразила в темных тонах. У них родился мертвый мальчик. Роды начались на седьмом месяце во время очередной битвы. Девушка умерла раньше, чем все закончилось, а мой хранитель не смог с этим справиться. Полез в самый центр событий и не протянул больше часа. Да, сначала думали, что погибло лишь тело, но нет… Хаос забрал и саму суть.

Арей застал меня за рисованием Ирки, Матвея и их маленькой дочери. Хоть кто-то был тогда счастлив.

— Все рисуешь? — несколько грубо спросил мечник, заходя в комнату.

— Да, — бесцветным голосом отозвалась я.

Даже как-то сухо и безразлично…

— Кто это такие?

И тут стало заметно его легкое волнение.

— Не важно, — я покачала головой, откладывая кисти в сторону. — Думаю, тебе лучше об этом не знать.

Арей кивнул. Разговор явно не клеился, но я не хотела помогать ему, хотя все же было интересно, что заставило стража нарушить, казалось бы, такое удобное сосуществование под одной крышей.

— Долго ты тут будешь жить? — спросил Арей.

Не то что бы этот вопрос меня удивил, но он явно был неожиданным.

— Пока тебя официально отсюда не выпустят, чтобы ты взялся за воспитание неопределившегося ребенка.

Я отвернулась к мольберту и взяла кисти в руки.

— Почему здесь?

Я пожала плечами и продолжала рисовать, спиной чувствуя, что Арей начал злиться.

— Тут весело, — все же произнесла вслух, усмехнувшись.

Нет, мне не хотелось злить мечника, но я ничего не могла с собой поделать. Хотелось поддеть его.

Своеобразная запоздавшая маленькая месть.

— Тем более, мне интересно, как ты тут живешь. Один, в одиночестве.

И не важно, что я в таком же изгнании, но у меня есть хотя бы иллюзорное право выбора.

— Не насмотрелась еще? — ядовито парировал Арей. — Хотя когда тебе успевать? Ты или мертвая, или безумная, как стая тартаровых гарпий.

— А кто меня убивает постоянно?! — крикнула я, так резко развернувшись, что капли краски слетели с кисти и попали мечнику на лицо.

Мужчина этого даже не заметил, продолжая испепелять меня взглядом.

— Не смей на меня кричать, девочка, — прошипел он. — Ты не у себя дома.

— Да ну? — я сложила руки на груди. — А ты разве у себя? Неужели это долбанное место ты все-таки смог назвать своим домом?

Губы Арея дрогнули, но он ничего не ответил. Просто развернулся и вышел.

Вот и все. Поговорили, называется. И почему всегда так? Что за странная реакция друг на друга? Почему не можем нормально общаться? Или деремся, или ссоримся, или игнорируем друг друга. Не знаю, как Арей, но я так долго не выдержу. И вообще, почему он так реагирует на мои слова? Неужели, правда задевают?

Я вернулась к портретам.

Последними я изобразила стража Света Дафну и стража Мрака Арея. Первая стала изгнанницей, изменила себе, и была возвращена в прошлое ради непонятной миссии, но все же осталась считаться той, кем была рождена… А второй пожертвовал собой еще до начала Войны ради мальчишки, которого по-своему любил и уважал. Он достиг Света, хотя никогда не считал, что заслуживает его.

Какая ирония, не правда ли?

«А меня и моего любимого не хочешь изобразить?» — послышался ехидный голос, когда я отложила кисти в сторону.

«Заткнись, Танатос. Я все еще в обиде на тебя».

«Ага, как же».