Покинуть ад (гет)

Киллиан Джонс чувствовал себя на редкость паршиво. Время тянулось медленно-медленно, сводя его с ума от скуки. Будто в насмешку, в каждой комнате висели часы, издававшие издевательски громкий звук «тик-так».

Тик-так. Он совсем один. Тик-так. Один, запертый в огромном доме без возможности выйти. Тик-так. Пустота. Два этажа. Один единственный стул, сиротливо стоящий посреди комнаты, другой мебели не было. Тик-так. Часы продолжают измываться над ним.

— Тик-так, — вслух произнёс Крюк, потерявшись в своих мыслях.

Услышав собственный голос, он встрепенулся и, встав со стула, стал ходить из угла в угол. Если бы заключение проходило на корабле, то он ещё бы стерпел, выдержал бы всё это — морская качка всегда его успокаивала. Но это было невыносимо. Ему хотелось буквально лезть на стены, воя от тоски. Ему было плохо, слишком плохо. Тем не менее, к стенам не хотелось приближаться, Крюк даже старался по возможности на них не смотреть: мерзкие фиолетовые обои со смеющимися ядовито-зелёными крокодильчиками угнетали. Впрочем, в ванной дело обстояло ещё хуже. Какой-то неизвестный шутник подвесил к потолку огромного резинового крокодила, на раковине лежали маленькие крокодильчики для купания, а кран был покрыт золотыми чешуйками. Джонс ненавидел это место.

Один случайный взгляд на обои, и Крюк снова ощутил краткий приступ клаустрофобии, смешанный с яростным желанием взорвать этот дом к Румпельштильцхеновой матери.

Из прихожей послышался звук открывающейся двери. Крюк резко побледнел и, скрестив руки на груди, напряжённо стал гипнотизировать глазами вход в комнату. Через два десятка «тик-таков» раздался звонкий стук каблуков. Пришла Мила.

И как она только узнала, что он умер? Очевидно, он слишком много грешил при жизни, и теперь это был его личный Ад. Мила каким-то образом узнала о его смерти, приходила к нему почти каждый день и приносила с собой гамбургеры из кафе. Крюк был им рад, потому что на кухне кроме консервированных овощей другой еды не водилось. Посещения Милы одновременно помогали ему не сойти с ума и в то же время заставляли чувствовать себя неуютно. Очень много воды утекло с того времени, как они в последний раз видели друг друга. Несколько столетий Крюк был одержим жаждой мести, тосковал по Миле. Но когда они встретились снова, это принесло лишь пустоту, неловкость и разочарование.

Киллиан не знал, что творится в голове у его бывшей возлюбленной, но она вела себя как ни в чём не бывало. Мила словно не видела той пропасти, что пролегла между ними. Она по-прежнему любила его, но не осознавала, что он её — нет. А Крюк не мог ей в этом сознаться, боясь совсем остаться в одиночестве.

— Киллиан! Я так по тебе соскучилась! — Мила, довольно улыбаясь, зашла в комнату. — Ненавижу свою работу. Ох, эти шумные дети…

Крюк принял неприступный вид и натянуто улыбнулся.

— Привет.

Её тёплые объятия не вызвали у Киллиана никаких чувств, кроме неловкости. Он аккуратно приобнял её правой рукой, стараясь не зацепить крюком, а потом отстранился.

— Ты до сих пор не можешь привыкнуть, да? — спросила Мила, преданно заглядывая ему в глаза. — Может, скоро ты всё же сможешь отсюда выйти…

Крюк, всем своим видом показывая страдание, прижал ладонь ко лбу.

— Голова раскалывается, — ответил он, слегка сдвинув брови.

Мила поверила и подарила ему сочувственную улыбку. Не иначе как Крюку пригодились актёрские способности, приобретённые им во время краткого обращения в Тёмного.

— Я принесла тебе лазанью, пойду разогрею.

Киллиан знал, что на кухне нет микроволновки, но не стал об этом напоминать Миле. Одиночество уничтожало, но её компания его угнетала. Ещё несколько лет назад Крюк счёл бы такое поведение глупым и мгновенно воспользовался бы ситуацией, наладив самые близкие отношения с женщиной. Но Эмма его изменила, а он не хотел ей изменять. Мила к нему так и льнула, и чтобы не раскрыться, самым лучшим выходом было сократить взаимодействие к минимуму. К счастью, Мила была занятым человеком.

Джонс подошёл к окну и с тоской посмотрел на улицу. Жалкое подобие Сторибрука. Он провёл крюком по подоконнику, оставляя на нём глубокую царапину. С каждым днём Киллиан становился всё раздражительнее. Где их черти носят? В конце концов, Крюк не верил, что Эмма даст ему умереть спокойно. Один раз уже не дала и во второй не остановится. Она слишком упряма для того, чтобы сдаться.

«Может, её родители в кладовке заперли? Девушка Генри превратилась в монстра, и они теперь все спасают Сторибрук, а не меня? Или, может быть, Зелена ускорила рост своей дочурки, и в Сторибруке теперь две чокнутые ведьмы? Или Крокодил крупно поругался с Белль и взорвал библиотеку, а вместе с ней и полгорода? Хотя, у него же больше нет сил… Да, ладно, это же Крокодил, он всё может».

Снова послышался стук каблуков. Крюк поморщился, его раздражало и это.

— Киллиан, похоже, у тебя тут негде разогревать, но лазанья замороженная, — донёсся до него виноватый голос.

Крюк почти повернулся к Миле, но краем глаза уловил какое-то движение на улице и во все глаза уставился в окно, чуть не подпрыгнув на месте.

— Эмма! Сво-о-он, ты пришла-а-а, — радостно закричал он, стукнув крюком по подоконнику. — Сво-о-он, я тут, спаси меня!

Джонс долбил по «хрупкому» стеклу и кулаком, и крюком, но оно даже не дрогнуло. А Свон даже не обернулась на шум. Она печально брела по тротуару в окружении своих родителей и сына. Крюк немного обиделся, не увидев Реджину, но такое невнимание к его громкой персоне оскорбляло больше.

— Свон? Кто такая Свон? — в голосе Милы сквозило напряжение, лёгкая злость и капелька ревности.

— Мила, прости, — Крюк отвернулся от окна и патетически вскинул руки вверх. Теперь ему было плевать, что скажет Мила. Плевать, что она будет думать о нём. Внутри всё ликовало и пело. Свон пришла за ним! — Я должен был тебе сказать это сразу… Там, в мире живых, я триста лет потратил на то, чтобы отомстить за тебя Крокодилу…

— И что, отомстил?

— Да я что-то так и не понял, отомстил или нет. Мы друг другу столько раз мстили, что я уже запутался, — Джонс озадаченно почесал маковку тупой стороной крюка. — Но это не суть. Триста лет я оплакивал тебя, моя дорогая, а потом влюбился!

Мила удивлённо открыла рот. Потом закрыла. Потом опять открыла. При этом у неё было такое выражение лица, что любой бы испугался, но Крюка окрыляло возвышенное чувство.

— Понимаешь, дело в том, что Эмма Свон — моя истинная любовь…

И тут её прорвало.

— Да как ты!.. Ты клялся мне в вечной любви, говорил, что больше никогда ни на кого не посмотришь! Ради тебя я бросила собственного сына! Оставила его на отца-калеку! Мы были идеальной парой, а теперь ты говоришь, что любишь не меня, а какую-то Эмму Свон?!

— Это жизнь, сладенькая. Ведь истинная любовь, она бывает только одна, её никем не заменишь, — когда ему в лоб ударилась мороженная лазанья, в Джонсе наконец-то проснулся инстинкт самосохранения, и он поспешил сменить тему. — Но было время, когда я заботился о Бэйлфайре! Я учил его управлять кораблём, как мы однажды с тобой мечтали, помнишь?

— Ты… Ты знаешь, что случилось с Бэйлфайром? — Мила сдунула упавшую на глаза прядку смоляно-чёрных волос.

— О-о-о, у него была долгая насыщенная жизнь. Лет двести-триста он провёл в Нетландии, потом неизвестно сколько в чарующем городе Нью-Йорке. Там он встретил девушку по имени Эмма Свон, но их совместная жизнь не заладилась… Бэй куда-то исчез, Эмму посадили в тюрьму, а их общий ребёнок, родившийся за решёткой, отправился к приёмной матери. Потом я не помню через сколько лет, вроде через одиннадцать, они все снова встретились. Твой Штильцхен и Эмма нашли его в Нью-Йорке, где я почти убил Крокодила, — во время рассказа Крюк ходил по комнате и вычурно жестикулировал. — Но потом они все оказались в городишке под названием Сторибрук, он, кстати, выглядит почти так же, как этот. Крокодила пыталась добить несостоявшаяся возлюбленная, но он опять выжил, этот гадкий… Впрочем, да. Я же о Бэйлфайре. Там была одна длинная история, связанная с Нетландией, потом с Зачарованным лесом. Но в итоге Бэйлфайр умер, спасая своего отца.

Крюк выдохнул и сел на стул. После продолжительной речи хотелось выпить рома, но его в этом отвратительном месте тоже не было. Мила несколько минут молчала и просто смотрела в пол, переваривая полученную информацию. Она всё никак не могла представить, как можно было умереть, спасая Румпеля, поэтому переключилась на другую, более плодотворную тему… Шестерёнки в голове закрутились, составляя в голове картину, вызвавшую у женщины ещё одну волну гнева.

— Постой, ты увёл у моего сына девушку?

«Упс», — Крюк внутренне сжался, ругая свою болтливость. Действительно, зачем нужно было рассказывать Миле об Эмме? «Может, чтобы она знала, что у неё есть внук?», — пришёл ответ.

— Знаешь, когда живёшь триста лет… И не такое случается. Но ты разве не рада узнать, что у тебя есть внук?

— Да, я безумно счастлива стать бабушкой, — язвительно ответила Мила. — И как Румпелю роль дедушки? Ты вроде сказал, что он ещё жив. Совсем старик?

— Разница у нас с ним где-то такая же, как с тобой, и он так же, как я не менялся. Недавно женился на молоденькой красивой библиотекарше, — последнее он сказал намеренно, пытаясь переключить внимание с себя на Румпельштильцхена.

— Его дело, — Мила отозвалась на это известие практически равнодушно.

— И она — его истинная любовь, правда, забавно? Бывший прядильщик и принцесса.

Рассказ Киллиана был настолько путанным, что у Милы голова пошла кругом. Он перескакивал с одного на другое, никак не поясняя подобные переходы. Принцесса-библиотекарша? Нью-Йорк, десять лет, триста лет. Полумифическая Нетландия. Как они все жили столько долго? Что там вообще случилось и что это за Нью-Йорк такой? Сторибрук? Странные названия. Убил, не убил. И истинная любовь. Он второй раз заикнулся об истинной любви. Миле стало обидно и очень одиноко.

— Киллиан!

— Да?

— Знаешь что? Катись ты к своей Эмме, если сможешь! Я ради тебя пошла на всё, а ты!

Мила приблизилась к Джонсу. Смерив его презрительно-гневным взглядом, она дала бывшему возлюбленному пощёчину, после чего с гордо поднятой головой покинула дом, в котором её постигло одно сплошное разочарование.

Джонс немного пожалел себя, но когда случайно едва не порезал щёку крюком, одумался и широко ухмыльнулся. Скоро это закончится. Скоро он снова будет самым сногсшибательным пиратом всех времён и народов. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Он встал со стула. С хрустом расправил плечи. Сверкнул голливудской улыбкой и пошёл в прихожую. Было очень глупо сдаваться с первой попытки. Разумеется, сейчас всё получится.

Крюк коснулся ручки двери и надавил.

— Чтоб тебя акулы сожрали когда-нибудь! — он пнул то, во что превратилась дверь, и сдавленно охнул.

Столкновение с могильной плитой оказалось для его пальцев очень мучительным. Крюку оставалось только пытаться взорвать взглядом собственное надгробие. По неизвестным обстоятельствам дверь всегда почему-то превращалась именно в него.

«Хорошо, что хоть на нём крокодильчики не нарисованы», — с тоской подумал Киллиан. Теперь ему нельзя было надеяться даже на гамбургеры.

* * *

Кипя от негодования, Голд шёл по адовой сторибрукской улице. Чёртов Пэн выгнал его из собственной лавки. Да не просто выгнал, а ещё и швырнул в след тростью, которая почему-то попала плашмя прямо по мягкому месту. Поднимать её Тёмный не стал, решив, что это ниже его достоинства. Тягаться с Пэном в Преисподней он пока не мог. Но запоздалые воспитательные меры сомнительного назначения его порядочно обескуражили и разозлили.

И этот коварный, бесцеремонный и наглый юнец был его отцом!

В Аду Голду не нравилось: погода подозрительно тёплая, все страх перед ним потеряли (головушку, видимо, напекло), жилья собственного нет, какая-то мелочь наглая издевается… В общем, в сторибрукоподобной преисподней было гораздо хуже, чем в реальном Сторибруке. Голд так не скучал по проклятому городку, даже когда был вынужден ходить в драном халате и есть лапшу быстрого приготовления у Урсулы.

Машинально он свернул в кафе «У бабушки», которое тут называлось довольно странно: «В гостях у принца». Мистер Голд на вывеску внимания не обратил, за что и поплатился. К тому, что он увидел внутри, жизнь его не подготовила.

За стойкой роль бабушки исполнял принц Джеймс.

Причём Румпель первые секунд пятнадцать пытался сообразить, почему Дэвид внезапно решил заделаться кулинаром. Принц напомнил ему о толпе потенциально бродивших по округе недоброжелателей, Голд уселся за самый дальний столик и спрятал лицо за меню. Через пару минут к нему подошёл Грэм в странном красном костюме и белоснежном переднике.

— Что заказывать будете, мистер Тёмный? — угрюмо спросил бывший охотник.

— Чего-нибудь покрепче! — решительно ответил Голд, откидываясь на спинку диванчика.

Но ни поесть, ни выпить, ему было не суждено. Вселенная явно хотела вывести Тёмного из душевного равновесия. Но не на того напоролась.

— Румпель! Какая встреча! А мы так некрасиво расстались в прошлый раз.

Кора опёрлась руками на стол, её ярко-алые губы изогнулись в коварно-соблазнительной улыбке.

Голд ответил ей невозмутимой усмешечкой, хотя эта встреча была для него первой в списке самых нежелательных.

— Обстоятельства вынуждали меня убить тебя, а ты пытался спасти себе жизнь.

— Ещё ты призналась мне в любви, дорогуша, так что, так уж и быть, я тебя прощаю, — злить Кору было опасно, но Румпельштильцхен не удержался.

Кора села напротив него. Она прямо-таки лучилась счастьем. Разговор с дочерью вышел душевным, но нерезультативным. Зато встреча с Румпелем её обрадовала. В голове уже вырисовывался замечательный план, который она была просто обязана претворить в жизнь.

— Может, Румпель, мы объединимся, — в её голосе прозвучали мурлычащие нотки, — и будем вместе править Адом?

— Звучит заманчиво, — Голд наклонился вперёд.

— Тогда… Скрепим наш союз, — Кора довольно улыбнулась и потянулась к нему.

Пробовать поцеловать кого-то через стол, конечно, не очень удобно, но, когда перед тобой шикарный мужчина, на такие мелочи как-то не обращаешь внимания…

Но Преисподняя не являлась местом исполнения заветных желаний, и Коре не стоило об этом забывать. Голд вдруг отшатнулся от неё и, вскочив, попятился к выходу.

— Румпельштильцхен? — Кора приподняла брови и пошла следом за ним.

Мистер Голд ускорился. Кора тоже.

— А-а-а-а, я передумал! Не подходи ко мне, — на лице Румпеля был написан искренний ужас.

— Что?! С тобой всё в порядке? — Кора сделала ещё один шаг вперёд.

— Нет! У меня жена дома! Она всё узнает. Она всегда всё узнаёт, — правый глаз Голда нервно задёргался.

Кора остановилась, её челюсть медленно поползла вниз. Румпельштильцхен сам резко замер, поражённый внезапной мыслью.

«Точно. Белль всегда всё узнаёт. Но как?! О, боги! А если она там как-нибудь и без Эммы узнает, что я снова Тёмный? Выпытает у Нила, или дочь Зелены расскажет», — глаза Румпеля расширились. Подозревать в чём-то таком детей было глупо, но паранойя уверенно заключила его в свои объятия. «У Белль либо есть тайный осведомитель, либо она слишком умная, либо всё вместе. Боги, что я здесь делаю? Зачем мне Крюк?! Что за глупость вообще: Тёмный спасает пирата! Да сдался мне этот Ад, с меня хватит, ухожу!».

— Счастливо оставаться.

Мистер Голд элегантно развернулся и уверенной походкой вышел из кафе. По пути он ощутил восхитительное чувство, которое значительно улучшило его настроение. То было чувство свершившейся мести. Когда-то Кора предала его и бросила. Теперь он ответил ей тем же.

Миллс буквально упала на ближайший диванчик и тупо уставилась в одну точку перед собой. Она просто не могла поверить своим глазам и ушам. Невозможно. Её что, только что бросили?

* * *

Вселенная не оставляла своих коварных попыток. Не успел Голд далеко уйти от кафе, как впереди увидел женщину, подозрительно похожую на Милу. Она пока не успела его заметить. На решение ушла секунда.

— Румпель променял меня на какую-то библиотекаршу! Меня! Чёртов Румпельштильхен! — громко произнёс он, проходя мимо Милы.

Она остановилась и обернулась, во все глаза уставившись на удалявшуюся спину незнакомой женщины.

— Постойте! Румпель? Румпельштильцхен? — крикнула Мила, догоняя незнакомку.

Тёмный подавил рвущуюся наружу усмешку и подхватил бывшую жену под локоток, утягивая её подальше от кафе. Рыбка заглотила наживку. Как же восхитительно было снова владеть магией. Он принял облик Коры, и Мила приняла этот маскарад за чистую монету. Впрочем, выбора у неё не было.

— Он самый. Вы его знаете, мисс? И кто вы такая?

— Я Мила Шти… кхм, Джо…, хм, э-э-э, то есть Брокенхарт, его бывшая жена, — растерянно отозвалась она. — А вы кто такая?

— Стыдно не знать собственного мэра. Кора Миллс, — Тёмный в обличии Коры сокрушённо покачал головой. — Какая у вас интересная фамилия, мисс… Штикхмджохмэтоестьброкенхард.

«Как она только этот кошмар выговорила?», — ужаснулась Мила.

— Простите, мисс Миллс, заработалась. И вы не так поняли. Брокенхарт. Просто Брокенхарт с «т» на конце. Куда мы идём?

— Гуляем, мисс Хард, просто гуляем. Я думаю, нам есть о чём поговорить, или вы торопитесь?

— О. Нет, не тороплюсь. Вы что-то говорили про Румпельштильцхена?

— Да. Он только что заявил, что ему нужна не я, а какая-то Белль. Постойте, он, что, и вас бросил?

— Это я его бросила! — Мила презрительно фыркнула, смерив новую знакомую удивлённым взглядом.

— Ты дура?! — в этот момент Голд осознал, что сбылась ещё одна его давняя мечта. Он давно хотел сказать это Миле.

— В смысле?

— Бросить такого мужчину…

Румпельштильцхен еле сдерживался, чтобы не захихикать. Или не засмеяться во весь голос.

— А, ладно. Забудь, всё равно у него уже есть эта, чтоб её, истинная любовь, на которую он меня променял… — Кора-Румпель драматично всплеснула руками.

«У Киллиана истинная любовь, у Румпеля истинная любовь», — повторённая второй раз новость взбесила Милу ещё больше, и ей ничего не оставалось, кроме как в сердцах воскликнуть:

— Да они обнаглели!

— Я согласна. Вот только кто они?

— Киллиан Джонс и твой обожаемый Румпельштильцхен, — прошипела Мила. — Обзавелись истинными любовями, понимаешь ли, а я теперь одна!

«Так. Кора и Крюк появились в Сторибруке одновременно. Почему бы и нет?», — Голду было всё труднее сдерживать смех, но он пока крепился.

— Ты бросила Румпельштильцхена из-за пирата? Я, конечно, какое-то время тоже, кхм, сотрудничала с Крюком, но Румпеля на него?! — говорить о себе в таком ключе было непривычно, но выражение лица Милы этого стоило.

— Вот бабник! — Мила от избытка чувств топнула ногой. — Пошли Джонса убьём, — с тоской в голосе предложила она.

Губы Коры растянулись в широкой улыбке. Румпельштильцхен даже ощутил некое подобие симпатии по отношению к бывшей жене.

— Не такая уж и плохая идея, как кажется в условиях Преисподней. До меня доходили слухи, что даже здесь можно убить, заставить человека гнить…

— Знаешь, а ведь мы похожи. Нас обеих все предали и бросили. И мы обе пылаем жаждой мести.

Их лица приблизились друг к другу, два коварных взгляда встретились.

— Мы вместе будем править Адом! — вдруг хором произнесли они и дьявольски расхохотались. Причём смех Румпельштильцхена был вызван бредовостью ситуации, а не радостью от нахождения родственной души.

Голд наклонился вперёд и коснулся губ Милы в лёгком поцелуе. Она почувствовала что-то знакомое, но давно забытое. Он отстранился раньше, чем Мила смогла что-то понять сквозь иллюзию.

— Кора?

— Расслабься. Я всегда так договоры заключаю. Приходи завтра в мэрию, всё обсудим, — отрывисто произнесла Миллс.

Румпельштильцхен сделал несколько шагов вперёд и свернул за угол, где тут же растворился в клубах фиолетового дыма. Когда опомнившаяся Мила попыталась догнать «Кору», за углом дома уже никого не было.

«Кажется, все мои дела в Преисподней выполнены», — думал Румпельштильцхен, подходя к озеру. Ему было интересно, чем закончится столкновение настоящей Коры и Милы, но присутствовать при этом лично совсем не хотелось. Каверзная душа Тёмного пела и ликовала, восхищённая совершённой пакостью. Он находился буквально в нескольких шагах от озера. Свобода была близко. Но тут Голд сумел приручить разыгравшуюся Тьму и вспомнил ещё кое-что очень важное.

* * *

Генри с величайшим интересом разглядывал кору какого-то дерева, пока его матери о чём-то яростно спорили. Ему не очень-то хотелось вникать в суть их беседы, потому что вмешиваться в спор сейчас было абсолютно бесполезно. Зато вот дерево… Что он в нём нашёл? После всяких Мерлинов, гномов, проклятий и других событий, так или иначе связанных с деревьями, Генри стал очень подозрительным.

Это дерево выглядело как-то странно: одна сторона чёрная-пречёрная, как уголь, а другая чудилась ему буквально сияющей в лучах солнца. Генри обдумывал версии возможных мутаций деревьев в Преисподней, собираясь уже написать какой-нибудь захватывающий приключенческий рассказ. Волшебное перо он сломал, но считать себя писателем ему понравилось.

Из мирных мыслей Генри выдернули чьи-то сильные руки, сжавшие плечи. Резкий рывок, лёгкое головокружение — и он уже стоит совсем в другом месте. Вместо загадочного дерева перед глазами озеро.

— Что за?.. — начал он, оборачиваясь.

— Записку я им оставил, не переживай. Что-то вроде: «Счастливо оставаться, я иду к Белль. Генри со мной», — невозмутимо произнёс Голд, встретившись взглядом с внуком. — И зачарованный флакончик с моей кровью тоже.

— Но кто сказал, что я иду с тобой?

— Мы возвращаемся домой. Вдвоём. И это не обсуждается, — в руке Голда материализовался кинжал. Он сделал первый шаг к озеру.

— Но мы ведь не спасли Крюка! И я не могу оставить своих мам. И вообще, как ты можешь предать их, бросив здесь? Зачем тебе я? — вопросы так и посыпались на Румпеля.

Тёмный страдальчески поморщился. Ему было проще усыпить мальчишку и засунуть его в лодку без дальнейших расспросов, но это был его внук. Единственный живой кровный родственник. Ему не хотелось портить отношения ещё и с ним.

— Послушай, Генри. Тебе небезопасно здесь оставаться. Ты им будешь только мешать. Вспомни, как Круэлла взяла тебя в заложники. Я понимаю, что тебе хочется приключений, но Ад — не самое подходящее место для подростков. И если одна твоя мать сейчас находится в почти невменяемом состоянии, а другая её поддерживает, то хоть кто-то должен позаботиться о тебе.

— Допустим. Это действительно так. Но ты поступаешь подло!

— Я свою часть сделки выполнил. Я открыл проход в Преисподнюю. Более того, дал им возможность вернуться, оставив немного своей крови. Но дальше зачем мне тут оставаться? Крюк увёл у меня жену, твою родную бабушку, потом увёл у моего сына девушку, твою мать, не раз пытался меня убить, пользовался моей магией, пародировал меня… И я должен его спасать после всего этого? Генри, просто помоги мне.

Юноша задумался. Доводы деда были ему вполне понятны. И к тому же, он вспомнил, как никто не согласился помочь Белль в поисках Голда, когда тот был в плену у Эммы.

— Хорошо. Ладно. Ты имеешь полное право идти. Но, знаешь, у меня нет никакого желания помогать тебе в новых злодейских планах. Ты же теперь снова Тёмный, так?

Голд устало помассировал виски.

— Ты уже знаешь, что я Тёмный. А дома у меня осталась жена, которая об этом даже не подозревает. Эмма вынудила меня пойти сюда, шантажируя тем, что всё расскажет Белль. Но благодаря Коре я понял, что должен сам рассказать ей всё и как можно быстрее, пока это не сделал кто-то за меня. Генри, просто помоги мне сохранить мою семью.

Генри вздохнул. Он любил Белль и не хотел её огорчать. К тому же герои действительно часто наплевательски относились и к ней, и к дедушке. Генри нервно посмотрел на свои сжатые в кулаки ладони. «В конце концов, вряд ли дедушка и бабушка будут за мной следить так же пристально, как мамы. То есть, у меня будет больше свободы, и я смогу сделать самостоятельно гораздо больше. И тут я, возможно, действительно буду лишь балластом».

Юный Миллс посмотрел на Голда. Тот терпеливо ждал. «В конце концов, все когда-то дали второй шанс моей маме. Она тоже была тёмной волшебницей».

— Хорошо. Я пойду с тобой, но пообещай мне, что я об этом не пожалею.

— Я обещаю, что не совершу ничего такого, из-за чего ты мог бы пожалеть о своём решении.

Генри кивнул. Его устроило и это. Румпельштильцхен взял его за руку, и они подошли к озеру. Лёгкий укол кончиком кинжала в палец. Несколько капель крови упали в воду. Над озером заклубился туман, стало холодно. Голд с улыбкой наблюдал за подплывающей лодкой с тёмной фигурой Харона. Они возвращались домой.

Кора неспешно потягивала кофе, планируя, чем она будет заниматься сегодня. Прибытие живых в мир мёртвых спутало весь распорядок дня. Каким-то чудом ей удалось стать мэром в этом городишке (не иначе, как она со своим природным обаянием приглянулась Аиду), и Кора была ответственна за то, что здесь происходит. Живые среди мёртвых — это ненормально. Живые, пытающиеся вытащить из Преисподней мёртвого — это опасно. Аид точно будет недоволен. Или это смотря как посмотреть. Он может сделать их своими пленниками, использовать в каких-то своих целях, запугать, запутать... Интересно, стоит ли ей сообщить ему, или он сам уже всё знает? Наверное, знает. Но Реджина... Кора беспокоилась за неё. Её девочка впуталась в очень опасную и глупую авантюру.

Мысли Коры прервал стук в дверь. Она поставила чашку на стол и сказала: «Войдите».

— Кора? — какая-то незнакомая женщина зашла в кабинет.

Кора смерила её оценивающим взглядом. Одета слишком просто, она бы даже сказала грубо, стройная, можно сказать, красивая, взгляд решительный.

— Для вас — мисс Миллс. А вы кто?

Женщина явно растерялась.

— Простите? Мы же вчера познакомились.

— Вот как? — Кора отставила чашку в сторону и нагнулась вперёд, облокачиваясь на столешницу.

— Да. Вы были разозлены на Румпельштильцхена, и мы разговорились.

«Так здесь замешан Румпельштильцхен. Мне это уже не нравится», — Кора нахмурилась и кивнула на стул.

— Присаживайтесь. И напомните мне своё имя.

— Мила… Брокенхарт, — сказала женщина, присаживаясь на указанный стул.

«Что за нелепая фамилия», — Кора тихо фыркнула, откидываясь обратно на спинку кресла.

— Так вот, дорогая. Я вижу вас впервые в жизни. Перескажите-ка вы подробности нашей вчерашней беседы, если она действительно была.

Мила не показала своего удивления, но слегка занервничала. Либо мэр страдала склерозом, либо вчера её кто-то обманул, если не сказать — подставил. Кора Миллс выглядела гораздо спокойнее и строже, чем вчера. Возможно, кто-то действительно лишь прикрывался её обликом. Мила облизнула губы и начала рассказывать.

— …Так вот, я вам ответила: это я его бросила, а вы…

— Серьёзно? Дорогая, у вас всё в порядке с головой?

— Да. А вы сказали: «Ты дура?!».

— Такого я точно не говорила! — с лёгким презрением произнесла Кора. — Но суть передана верно. Дальше.

«Что все так с Румпелем носятся?», — Мила была недовольна. Очень недовольна. Но продолжила рассказывать дальше.

Кора слушала её предельно внимательно и старалась больше не выдавать свои эмоции. Намёки на «сотрудничество» с Крюком её немного возмутили, но отрицать это было бессмысленно.

— Что значит, я всегда так договоры заключаю? — не вытерпела она, когда Мила начала рассказывать о поцелуе. — Да я так только…

Кора замолчала. Говорить, что она так заключает сделки исключительно с Румпельштильцхеном, не хотелось. Тем более что эта Мила его, как ни странно, не жаловала.

— Это была не я. Не мой почерк. Хотя минимальное сходство есть.

— В таком случае приношу свои извинения за беспокойство, — Миле хотелось провалиться сквозь землю от стыда. В какую же глупую ситуацию она попала. Да и рассказанные подробности её совсем не спасали, скорее наоборот — топили. — Кто же это тогда был? В любом случае, этот кто-то пытался подставить вас, — переводить стрелки на других всегда было так приятно.

Алые губы Коры изогнулись в лёгкой улыбке.

— Нет, дорогая, скорее всего, подставить хотели нас обеих. Я прихожу к выводу, что это был Румпельштильцхен собственной персоной. Только он способен на такие дикие выходки.

Мила покраснела и покачала головой. «Вчера. Меня. Поцеловал. Румпель. Румпель меня поцеловал вчера. А я ответила. Боги. А сейчас я сижу перед мэром, которой рассказала всю вчерашнюю историю… О, боги, во что я вляпалась?».

— Но я ничего не имею против предложенного им плана. Раз уж вы решили напроситься в союзницы, то… Захватим Ад вместе.

— Скрепим договор? — неловко пошутила Мила.

— Только не на первом свидании, — усмехнувшись, ответила Кора.

* * *

Холодно. Мистер Голд не очень любил сторибрукскую погоду, но после Преисподней это был глоток свежего воздуха во всех смыслах. Всё целое, никаких развалин и удушающего запаха. На улице в этот час было пустынно, а вот кафе «У бабушки» наверняка не жаловалось на отсутствие посетителей. Голд не знал, где сейчас Белль, но медленным шагом направлялся в сторону дома. Белль... Румпельштильцхену было страшно. Могучий Тёмный маг, который мог сделать всё что угодно с помощью магии, боялся реакции на это собственной жены. От мрачных мыслей его отвлёк до этого молчавший Генри.

— Я теперь буду жить у вас?

— Да. Пока остальные твои родственники не вернутся.

— Оу, у вас ведь найдётся для меня комната или мне придётся спать на коврике перед камином?

«И откуда в его голосе столько ехидства?», — удивился Голд.

— Не говори глупостей. Мой особняк точно может поспорить размерами с домом Реджины.

Они свернули на другую улицу, и Голд замер, как вкопанный, заметив свой кадиллак. Задняя дверка захлопнулась, и он увидел Белль, что-то с улыбкой говорящей Вейлу.

Голд слегка наклонил голову набок, его губы сжались в тонкую линию, черты лица затвердели. Через несколько мгновений он выпрямился и направился к ним. Белль случайно посмотрела за плечо Вейла и прервалась на полуслове.

Четыре месяца она жила как на иголках, вслушиваясь в окружающие шумы, надеясь, что сейчас отворится дверь, и в дом войдёт Румпель; она надеялась встретить его на улице, в кафе, в парке, где угодно, лишь бы он вернулся. Она так боялась, что он не возвратится, что навеки останется в Преисподней, погибнет. Тоска, беспокойство, страх за него и за себя — вот чем Белль жила всё это время.

Голд снова остановился, уже буквально в нескольких шагах от Белль и Вейла. Он смотрел на неё очень внимательно, всматриваясь в каждую чёрточку лица. Вроде бы прошло совсем немного времени с их последней встречи, но она так изменилась…

Сначала Белль показалась ему счастливой и беззаботной, но, оказавшись ближе к ней, он понял, что это совсем не так. На её губах застыла улыбка, секунду назад предназначенная Вейлу, но уголки губ медленно ползли вниз. За маской жизнерадостности проглядывала печаль, взгляд был бесконечно усталым, она выглядела не выспавшейся и измотанной. Голд заприметил несколько мелких морщинок, которых раньше не было.

Она смотрела на него так, будто он только что спас весь Сторибрук, восстал из мёртвых, убив Аида Экскалибуром. Шок. Радость. Восхищение. Их зрительный контакт длился всего ничего. Белль неаккуратно отодвинула, почти оттолкнула, Вейла в сторону (он порадовался, что его пациентка не обладает магическими силами), и побежала к нему. Бросилась на шею, обняла так крепко, что Голду даже стало немного больно. Одна его рука опустилась на талию Белль, а другая начала нежно поглаживать её волосы. Она… плакала? Ладони Голда переместились на её дрожащие плечи и тихонько их сжали. Румпель закрыл глаза и вдохнул мягкий запах её духов. Он был дома.

Генри отчаянно замахал руками, Вейл вздёрнул брови вверх и слегка мотнул головой. Виктор подошёл к юноше, собираясь спросить, что это за непонятные жесты, но Генри ещё активнее замахал руками, указывая куда-то в сторону.

— Бегите, мистер Вейл, бегите! — отчаянно зашептал он.

На лице Виктора отразилось понимание, он кивнул и, подмигнув Генри, действительно побежал подальше от воссоединившейся парочки.

— Румпель... Румпель... — бессвязно бормотала Белль, периодически всхлипывая.

Голд уже начал за неё беспокоиться. Он поцеловал жену в макушку и попытался отстраниться, но это было не так-то просто сделать. Белль прижалась лицом к его груди и категорически отказывалась разжимать руки, сцепленные за его спиной.

— Белль, милая, что случилось? Я здесь, всё хорошо. Белль, я здесь, слышишь?

— Я так боялась, что ты никогда не вернёшься. Четыре месяца, Румпель, четыре месяца...

Она наконец-то подняла голову. Щёки были мокрыми от слёз, тушь размазалась, глаза покраснели, но Румпель в который раз подумал, что она прекрасней всех на свете. Тут до мозга дошёл смысл её слов.

— Четыре месяца? Нас не было четыре месяца?

— Почему ты так удивлён? — Белль-таки выпустила его из кольца своих рук.

Все переживания, беспокойство, боль, страх, накопившиеся за эти четыре месяца, рвались наружу. Белль хотелось кричать. Громко, долго. Биться в истерике. Рыдать. Но слёзы как назло пропали, у неё не было больше на них никаких сил. А Румпель рядом. И всему этому должен прийти конец. Как же она надеялась, что так и будет. Муж здесь. Она больше не одна. Теперь есть кто-то, кто всегда будет поблизости, поддержит, направит, успокоит.

— Я так скучала.

Она поджимает губы и проводит пальцами по его щеке. Румпель выглядит таким растерянным. Он молчит. Молчит. Молчит. Тишина убивает. Белль начинает волноваться ещё сильнее.

— Румпель?

Начал накрапывать мелкий противный дождик. Голд отмер.

— Родная, дай мне ключи и садись в машину.

Белль кивнула и полезла в карман. Что тут могло случиться за четыре месяца, что она так сильно отреагировала на его возвращение и выглядела такой усталой? Голд был встревожен, но улица — не самое подходящее место для таких разборок.

— А мы заедем, чтобы забрать мои вещи? — подал голос Генри.

— О, здравствуй, Генри, — тень улыбки скользнула по лицу Белль. Она только что его заметила.

— Садитесь в машину, — настойчиво повторил Голд, забирая ключи. — Мы заедем за твоими вещами вечером, Генри.

Они сели в кадиллак. Белль достала из сумочки косметичку и начала приводить себя в порядок. В её голове роилась целая туча вопросов, их было так много, что она не знала, с чего начать.

— Белль, дело в том, что для нас с Генри прошло всего около дня с тех пор, как мы покинули Сторибрук, — сказал Голд, заводя мотор.

— Получается, время в Преисподней идёт не так, как здесь? — спросил Генри, высовываясь с заднего сидения.

Голд развернулся и выехал на главную дорогу.

— Я не знаю. Четыре месяца? Ничто никогда не даётся даром, возможно, время — это то, что Харон берёт в плату за проход... Белль, а что рядом с тобой делал Вейл? — вдруг напрягшись, спросил он. После произошедшего Голд не мог подозревать жену в измене, и присутствие врача его обеспокоило. — Ты не больна? С тобой всё в порядке?

— Нет-нет, Румпель, всё хорошо. Он просто помогал мне донести пакеты с покупками до машины, — рассеянно отозвалась Белль, убирая зеркальце в косметичку. — Так один день? Всего один день, в то время как я тут одна и...

Белль оборвала себя на полуслове. В её душе творился настоящий шторм из эмоций.

— Спасибо, что хоть удосужился отправить смс о том, куда ты отправляешься, — неожиданно зло произнесла она.

— Белль, прости, у меня не было выхода. Но я же вернулся!

— Вернулся, — эхом отозвалась Белль. — А где остальные и почему Генри надо забрать вещи?

К невероятному облегчению Голда, Генри взял инициативу в свои руки.

— Бабуль, — Белль слегка нахмурилась, услышав это обращение, — понимаешь, Преисподняя — это такое плохое место, — Генри провёл ладонью по волосам, начало импровизации вышло не очень. — Так, ладно. В общем, думаю, обе мои мамы пожалели о том, что взяли меня с собой туда. Или пожалели бы, когда э-э-э немного пришли бы в себя. В общем, нам там было нечего делать. От дедушки нужна была только кровь, чтобы пройти в царство мёртвых и выйти из него. Там было очень плохо, но это я уже говорил. Дедушка заявил, что ему нужно вернуться к тебе, оставил им флакончик со своей кровью, и мы вдвоём отправились обратно, потому что нам там нечего было делать, а там так плохо...

Что-то было в его словах не то. Белль вздохнула, похоже, Румпель опять что-то натворил. Но в этот момент ей было плевать, что именно и как там семейка Прекрасных, Крюк и Реджина. Она до сих пор была на них обижена. Муж вернулся к ней, а с тем, что случилось, она разберётся позже.

* * *

Голд проводил Генри в одну из гостевых спален, которыми раньше никто не пользовался. После этого он вернулся к Белль, которая сидела в гостиной. Она одарила его сияющей улыбкой, и на душе у Тёмного стало тепло. Голд сел рядом с ней на диван и нежно зажал её кисти в своих ладонях.

— Белль, я…

Пока он чувствовал в себе силу, готовность во всём признаться, надо было действовать. Страх отступил, но в любой момент мог снова попытаться отвоевать позиции. С другой стороны, Голд понимал, что с бухты-барахты сообщать такую новость опасно.

— Белль, просто выслушай меня, — резко выдохнув, сказал он.

— Ты кого-нибудь убил? Разрушил Преисподнюю? Делал жаркое из младенцев? — Белль пыталась иронизировать, но при этом начало беседы её напугало.

— О, нет, милая, ничего подобного, но тебе не понравится. Просто попытайся меня понять, прошу.

Белль сжала его ладонь, с тревогой глядя в карие глаза.

— Да, Румпель.

— Когда я увидел метку Харона у себя на руке, я понял, что живым мне отсюда не выбраться. Ты не представляешь, насколько мне было плохо в Аду в тот раз, когда я убил себя вместе с Пэном. Это место, в которое не хочется возвращаться снова.

— Генри уже рассказал в красках, что там плохо.

— Оставалось только одно: я попытался спасти хотя бы тебя. Но потом, когда ты уехала, судьба преподнесла мне неожиданный подарок: предоставила шанс спастись. И я им воспользовался.

— Что ты сделал? — Белль всё ещё не нравилось, куда идёт разговор, но от сердца немного отлегло.

— Я окропил Экскалибур кое-каким зельем, превратив в проводник, и отдал его мисс Свон, которая сама потребовала меч для своих целей. Позже, у озера, Крюк, думая, что уничтожает всю силу Тёмных, приказал Эмме убить его. Но в тот момент, когда мисс Свон проткнула Крюка Экскалибуром, вся сила Тёмных перешла в меня.

В глубине души Белль подозревала, что вся проблема заключалась именно в этом. Но это было настолько безумно, что мозг заталкивал идею о возвращении Тёмного Румпеля в глубины сознания.

Румпельштильцхен виртуозно повернул левую кисть ладонью вверх. Сиреневое облачко окутало его руку, в которой через секунду оказался кинжал Тёмного.

«А теперь он меня убьёт, чтобы не возмущалась», — испуганно подумала Белль, ещё крепче сжимая свободную от кинжала руку мужа, её пальцы побелели от напряжения.

Румпель кивнул каким-то своим мыслям, задумчиво проводя большим пальцем по рукоятке кинжала.

— Белль, я снова Тёмный.

Это было дико. Дико, абсурдно и вместе с тем так… предсказуемо. Белль очень надеялась, что это самая худшая новость, которую ей только мог сообщить Румпель. Она не знала, как ей реагировать на такое сообщение. Да, больше ей ничего не оставалось, кроме как...

— Здорово! А я беременна!

«Вот скоро в Сторибруке весело будет», — подумал Генри, подслушивающий за дверью.

— Ага, — с ужасно глубокомысленным видом произнёс Тёмный, кладя кинжал на журнальный столик. — А от кого?

Белль очень странно на него посмотрела и улыбнулась. Нехорошо так улыбнулась, зловеще. Румпель находился в прострации и всё воспринимал очень медленно.

— От Дэвида!

— А как же Мэри-Маргарет?

— Ты хочешь ребёнка от Белоснежки?!

— Боги, нет, я имел в виду, Дэвид… Он и Белоснежка, они же такая крепкая семья….

Белль оскорбилась.

— То есть, Дэвид не может предать Белоснежку, а я могу предать тебя?!

— Нет, нет, я не то имел в виду! Но ты же сама сказала…

— Конечно же, у меня не может быть ребёнка от Дэвида, дурачок!

— Тогда от кого? — озадачился Голд.

Белль посмотрела на кинжал и подумала, что похоже это она его сейчас убьёт.

— От Генри, чёрт возьми!

За дверью раздался ужасающий грохот, Румпель отстранённо подумал, что это похоже на то, будто кто-то свалился с лестницы.

— Он же ещё маленький!

— Румпельштильцхен! Убери кинжал подальше от меня, умоляю!

Румпель испуганно схватил кинжал и спрятал его за спину.

— Что? — с ещё более глубокомысленным видом спросил он.

— Ты что не понимаешь, что у меня не может быть ребёнка ни от кого, кроме тебя, Румпель?!

— Я… я… я просто подумал… Уилл… Ты… Ну… Вы целовались, — пролепетал он.

— Дорогой, тебе триста лет, ты могущественный Тёмный маг, но иногда ведёшь себя как глупый ребёнок, честно слово, — Белль улыбнулась, слегка поджав губы. — Мы целовались с Уиллом два раза. Почти как брат с сестрой. Между нами не было никакой любви, страсти, ничего, понимаешь? И я никогда не была ни с кем кроме тебя! И то, что ты говорил про Дэвида для меня крайне оскорбительно!

— Я не могу понять, как у меня может быть ребёнок, — растерянно сказал Голд, смотря на жену во все глаза.

— Да обычно, — отозвалась Белль, замахиваясь на мужа подушкой.

— Так ты теперь меня опять выгонишь, да? — с глупой улыбкой спросил Голд. Перспектива повторения одной и той же ситуации в стотысячный раз его почему-то рассмешила.

— Обойдёшься! — прошипела Белль, кидая подушку в голову любимого.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Потерянный, не верящий в себя, испуганный Румпель у лифта. Румпель-герой, без страха идущий на верную смерть, то есть на дуэль с Тёмным Крюком. И Румпель…

Именно. И уверенный в себе, трезво мыслящий, собранный и такой притягательный Румпель, вновь ставший Тёмным. Белль поджала губы, её щёки чуть порозовели, когда в сознание прокрались воспоминания о той ночи. В конце концов, он никого не убил. И всё рассказал.

— Знаешь, четыре месяца назад я сказала тебе, что всё, чего я хочу — это быть с тобой. И за это время я так корила себя за последние размолвки, которые были между нами, так боялась, что ребёнок останется без отца, а я без любимого, что сотню раз думала: Тёмный, светлый, серо-буро-малиновый, ты мне нужен. Просто нужен.

Это было неправильно. Это было проклятье, просто проклятье. Или нет. Но… Румпель чувствовал себя комфортно в нём. Белль сравнила его с Тёмными Крюком и Эммой. Её муж определённо умел управлять этой силой лучше, чем они. Магия за триста лет стала его неотъемлемой частью, и, как показала практика, с этим уже ничего нельзя было поделать. Или смириться, или случится что-то очень нехорошее.

— Румпель, просто пообещай, что ты больше никогда не будешь от меня ничего утаивать, не будешь меня обманывать и увиливать от истины ловкими формулировками. Ради меня и нашего ребёнка, пожалуйста, пообещай.

Бэй, столетия живший без отца. Белль, выгоняющая его из города. Белль, уходящая от него у колодца. Румпельштильцхен не мог позволить, чтобы это всё повторилось снова.

— Я обещаю, — твёрдо произнёс он, глядя ей в глаза.

— Ты можешь управлять Тьмой, ты умеешь это делать, но, пожалуйста, не дай своему сердцу снова почернеть, — как же она за него боялась.

Румпель провёл ладонью по плечу Белль.

— Моё сердце уже занято тобой и нашим будущим ребёнком. Тьма туда не протиснется.

— Я люблю тебя, Румпельштильцхен.

— Так ты меня простила?

— На самом деле я тебя простила в ту же минуту, когда ты во всём признался. Просто потому, что ты был честен со мной, и нашёл в себе силы всё рассказать. У меня было время всё обдумать. Я поняла, что истинная любовь выше всего этого. Помнишь девиз Прекрасных? Я всегда тебя найду. Что бы с нами не приключилось, что бы между нами не стояло, мы всегда притягиваемся друг другу, словно противоположные полюса магнита. Тёмный ты или нет, но по отдельности мы два одиноких никому ненужных человека. Я просто люблю тебя. Однажды, уводя меня с собой, ты сказал: это навсегда. И это действительно навсегда.

Генри случайно слишком сильно навалился на дверь, и ему пришлось войти внутрь.

— Э-э-э, а мы когда обедать будем? — спросил он, не придумав ничего лучше.

Голд закрыл глаза и откинулся на спинку дивана, прокручивая в голове монолог жены, в его душе зарождалось что-то настолько феерично приятное, что не хотелось больше ни на что отвлекаться. Белль же наоборот, лучась жизнерадостностью, повернулась к «внуку».

— Думаю, что скоро. Что ты думаешь насчёт тако, Генри?

Юноша побледнел и, пробормотав: «Нет уж, хватит с меня тако, лучше что-нибудь другое», — скрылся.

— Странный он какой-то сегодня, — удивилась Белль.

— Ему просто нужно отдохнуть от всего этого. Нам всем нужно отдохнуть.

Голд замолчал, но через какое-то время начал что-то тихо нашёптывать.

— Ты молишься? — насмешливо поинтересовалась Белль.

— Нет! У меня будет ребёнок, я снова стану отцом. Ребёнок-ребёнок-ребёнок!

Румпель вдруг открыл глаза и притянул её к груди, усаживая к себе на колени. Белль ойкнула.

— Осторожно! Я же тяжёлая!

— А я-то думал, почему ты так пополнела, — промурлыкал Голд ей в ухо. — Всё будет хорошо, прелесть моя, хорошо.

Их губы нашли друг друга в лёгком соприкосновении, которое медленно перетекло в глубокий поцелуй. Тая в объятьях мужа, Белль подумала, что всё наконец-то встало на свои места.