Покинуть ад (гет)

Киллиан Джонс чувствовал себя на редкость паршиво. Время тянулось медленно-медленно, сводя его с ума от скуки. Будто в насмешку, в каждой комнате висели часы, издававшие издевательски громкий звук «тик-так».

Тик-так. Он совсем один. Тик-так. Один, запертый в огромном доме без возможности выйти. Тик-так. Пустота. Два этажа. Один единственный стул, сиротливо стоящий посреди комнаты, другой мебели не было. Тик-так. Часы продолжают измываться над ним.

— Тик-так, — вслух произнёс Крюк, потерявшись в своих мыслях.

Услышав собственный голос, он встрепенулся и, встав со стула, стал ходить из угла в угол. Если бы заключение проходило на корабле, то он ещё бы стерпел, выдержал бы всё это — морская качка всегда его успокаивала. Но это было невыносимо. Ему хотелось буквально лезть на стены, воя от тоски. Ему было плохо, слишком плохо. Тем не менее, к стенам не хотелось приближаться, Крюк даже старался по возможности на них не смотреть: мерзкие фиолетовые обои со смеющимися ядовито-зелёными крокодильчиками угнетали. Впрочем, в ванной дело обстояло ещё хуже. Какой-то неизвестный шутник подвесил к потолку огромного резинового крокодила, на раковине лежали маленькие крокодильчики для купания, а кран был покрыт золотыми чешуйками. Джонс ненавидел это место.

Один случайный взгляд на обои, и Крюк снова ощутил краткий приступ клаустрофобии, смешанный с яростным желанием взорвать этот дом к Румпельштильцхеновой матери.

Из прихожей послышался звук открывающейся двери. Крюк резко побледнел и, скрестив руки на груди, напряжённо стал гипнотизировать глазами вход в комнату. Через два десятка «тик-таков» раздался звонкий стук каблуков. Пришла Мила.

И как она только узнала, что он умер? Очевидно, он слишком много грешил при жизни, и теперь это был его личный Ад. Мила каким-то образом узнала о его смерти, приходила к нему почти каждый день и приносила с собой гамбургеры из кафе. Крюк был им рад, потому что на кухне кроме консервированных овощей другой еды не водилось. Посещения Милы одновременно помогали ему не сойти с ума и в то же время заставляли чувствовать себя неуютно. Очень много воды утекло с того времени, как они в последний раз видели друг друга. Несколько столетий Крюк был одержим жаждой мести, тосковал по Миле. Но когда они встретились снова, это принесло лишь пустоту, неловкость и разочарование.

Киллиан не знал, что творится в голове у его бывшей возлюбленной, но она вела себя как ни в чём не бывало. Мила словно не видела той пропасти, что пролегла между ними. Она по-прежнему любила его, но не осознавала, что он её — нет. А Крюк не мог ей в этом сознаться, боясь совсем остаться в одиночестве.

— Киллиан! Я так по тебе соскучилась! — Мила, довольно улыбаясь, зашла в комнату. — Ненавижу свою работу. Ох, эти шумные дети…

Крюк принял неприступный вид и натянуто улыбнулся.

— Привет.

Её тёплые объятия не вызвали у Киллиана никаких чувств, кроме неловкости. Он аккуратно приобнял её правой рукой, стараясь не зацепить крюком, а потом отстранился.

— Ты до сих пор не можешь привыкнуть, да? — спросила Мила, преданно заглядывая ему в глаза. — Может, скоро ты всё же сможешь отсюда выйти…

Крюк, всем своим видом показывая страдание, прижал ладонь ко лбу.

— Голова раскалывается, — ответил он, слегка сдвинув брови.

Мила поверила и подарила ему сочувственную улыбку. Не иначе как Крюку пригодились актёрские способности, приобретённые им во время краткого обращения в Тёмного.

— Я принесла тебе лазанью, пойду разогрею.

Киллиан знал, что на кухне нет микроволновки, но не стал об этом напоминать Миле. Одиночество уничтожало, но её компания его угнетала. Ещё несколько лет назад Крюк счёл бы такое поведение глупым и мгновенно воспользовался бы ситуацией, наладив самые близкие отношения с женщиной. Но Эмма его изменила, а он не хотел ей изменять. Мила к нему так и льнула, и чтобы не раскрыться, самым лучшим выходом было сократить взаимодействие к минимуму. К счастью, Мила была занятым человеком.

Джонс подошёл к окну и с тоской посмотрел на улицу. Жалкое подобие Сторибрука. Он провёл крюком по подоконнику, оставляя на нём глубокую царапину. С каждым днём Киллиан становился всё раздражительнее. Где их черти носят? В конце концов, Крюк не верил, что Эмма даст ему умереть спокойно. Один раз уже не дала и во второй не остановится. Она слишком упряма для того, чтобы сдаться.

«Может, её родители в кладовке заперли? Девушка Генри превратилась в монстра, и они теперь все спасают Сторибрук, а не меня? Или, может быть, Зелена ускорила рост своей дочурки, и в Сторибруке теперь две чокнутые ведьмы? Или Крокодил крупно поругался с Белль и взорвал библиотеку, а вместе с ней и полгорода? Хотя, у него же больше нет сил… Да, ладно, это же Крокодил, он всё может».

Снова послышался стук каблуков. Крюк поморщился, его раздражало и это.

— Киллиан, похоже, у тебя тут негде разогревать, но лазанья замороженная, — донёсся до него виноватый голос.

Крюк почти повернулся к Миле, но краем глаза уловил какое-то движение на улице и во все глаза уставился в окно, чуть не подпрыгнув на месте.

— Эмма! Сво-о-он, ты пришла-а-а, — радостно закричал он, стукнув крюком по подоконнику. — Сво-о-он, я тут, спаси меня!

Джонс долбил по «хрупкому» стеклу и кулаком, и крюком, но оно даже не дрогнуло. А Свон даже не обернулась на шум. Она печально брела по тротуару в окружении своих родителей и сына. Крюк немного обиделся, не увидев Реджину, но такое невнимание к его громкой персоне оскорбляло больше.

— Свон? Кто такая Свон? — в голосе Милы сквозило напряжение, лёгкая злость и капелька ревности.

— Мила, прости, — Крюк отвернулся от окна и патетически вскинул руки вверх. Теперь ему было плевать, что скажет Мила. Плевать, что она будет думать о нём. Внутри всё ликовало и пело. Свон пришла за ним! — Я должен был тебе сказать это сразу… Там, в мире живых, я триста лет потратил на то, чтобы отомстить за тебя Крокодилу…

— И что, отомстил?

— Да я что-то так и не понял, отомстил или нет. Мы друг другу столько раз мстили, что я уже запутался, — Джонс озадаченно почесал маковку тупой стороной крюка. — Но это не суть. Триста лет я оплакивал тебя, моя дорогая, а потом влюбился!

Мила удивлённо открыла рот. Потом закрыла. Потом опять открыла. При этом у неё было такое выражение лица, что любой бы испугался, но Крюка окрыляло возвышенное чувство.

— Понимаешь, дело в том, что Эмма Свон — моя истинная любовь…

И тут её прорвало.

— Да как ты!.. Ты клялся мне в вечной любви, говорил, что больше никогда ни на кого не посмотришь! Ради тебя я бросила собственного сына! Оставила его на отца-калеку! Мы были идеальной парой, а теперь ты говоришь, что любишь не меня, а какую-то Эмму Свон?!

— Это жизнь, сладенькая. Ведь истинная любовь, она бывает только одна, её никем не заменишь, — когда ему в лоб ударилась мороженная лазанья, в Джонсе наконец-то проснулся инстинкт самосохранения, и он поспешил сменить тему. — Но было время, когда я заботился о Бэйлфайре! Я учил его управлять кораблём, как мы однажды с тобой мечтали, помнишь?

— Ты… Ты знаешь, что случилось с Бэйлфайром? — Мила сдунула упавшую на глаза прядку смоляно-чёрных волос.

— О-о-о, у него была долгая насыщенная жизнь. Лет двести-триста он провёл в Нетландии, потом неизвестно сколько в чарующем городе Нью-Йорке. Там он встретил девушку по имени Эмма Свон, но их совместная жизнь не заладилась… Бэй куда-то исчез, Эмму посадили в тюрьму, а их общий ребёнок, родившийся за решёткой, отправился к приёмной матери. Потом я не помню через сколько лет, вроде через одиннадцать, они все снова встретились. Твой Штильцхен и Эмма нашли его в Нью-Йорке, где я почти убил Крокодила, — во время рассказа Крюк ходил по комнате и вычурно жестикулировал. — Но потом они все оказались в городишке под названием Сторибрук, он, кстати, выглядит почти так же, как этот. Крокодила пыталась добить несостоявшаяся возлюбленная, но он опять выжил, этот гадкий… Впрочем, да. Я же о Бэйлфайре. Там была одна длинная история, связанная с Нетландией, потом с Зачарованным лесом. Но в итоге Бэйлфайр умер, спасая своего отца.

Крюк выдохнул и сел на стул. После продолжительной речи хотелось выпить рома, но его в этом отвратительном месте тоже не было. Мила несколько минут молчала и просто смотрела в пол, переваривая полученную информацию. Она всё никак не могла представить, как можно было умереть, спасая Румпеля, поэтому переключилась на другую, более плодотворную тему… Шестерёнки в голове закрутились, составляя в голове картину, вызвавшую у женщины ещё одну волну гнева.

— Постой, ты увёл у моего сына девушку?

«Упс», — Крюк внутренне сжался, ругая свою болтливость. Действительно, зачем нужно было рассказывать Миле об Эмме? «Может, чтобы она знала, что у неё есть внук?», — пришёл ответ.

— Знаешь, когда живёшь триста лет… И не такое случается. Но ты разве не рада узнать, что у тебя есть внук?

— Да, я безумно счастлива стать бабушкой, — язвительно ответила Мила. — И как Румпелю роль дедушки? Ты вроде сказал, что он ещё жив. Совсем старик?

— Разница у нас с ним где-то такая же, как с тобой, и он так же, как я не менялся. Недавно женился на молоденькой красивой библиотекарше, — последнее он сказал намеренно, пытаясь переключить внимание с себя на Румпельштильцхена.

— Его дело, — Мила отозвалась на это известие практически равнодушно.

— И она — его истинная любовь, правда, забавно? Бывший прядильщик и принцесса.

Рассказ Киллиана был настолько путанным, что у Милы голова пошла кругом. Он перескакивал с одного на другое, никак не поясняя подобные переходы. Принцесса-библиотекарша? Нью-Йорк, десять лет, триста лет. Полумифическая Нетландия. Как они все жили столько долго? Что там вообще случилось и что это за Нью-Йорк такой? Сторибрук? Странные названия. Убил, не убил. И истинная любовь. Он второй раз заикнулся об истинной любви. Миле стало обидно и очень одиноко.

— Киллиан!

— Да?

— Знаешь что? Катись ты к своей Эмме, если сможешь! Я ради тебя пошла на всё, а ты!

Мила приблизилась к Джонсу. Смерив его презрительно-гневным взглядом, она дала бывшему возлюбленному пощёчину, после чего с гордо поднятой головой покинула дом, в котором её постигло одно сплошное разочарование.

Джонс немного пожалел себя, но когда случайно едва не порезал щёку крюком, одумался и широко ухмыльнулся. Скоро это закончится. Скоро он снова будет самым сногсшибательным пиратом всех времён и народов. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Он встал со стула. С хрустом расправил плечи. Сверкнул голливудской улыбкой и пошёл в прихожую. Было очень глупо сдаваться с первой попытки. Разумеется, сейчас всё получится.

Крюк коснулся ручки двери и надавил.

— Чтоб тебя акулы сожрали когда-нибудь! — он пнул то, во что превратилась дверь, и сдавленно охнул.

Столкновение с могильной плитой оказалось для его пальцев очень мучительным. Крюку оставалось только пытаться взорвать взглядом собственное надгробие. По неизвестным обстоятельствам дверь всегда почему-то превращалась именно в него.

«Хорошо, что хоть на нём крокодильчики не нарисованы», — с тоской подумал Киллиан. Теперь ему нельзя было надеяться даже на гамбургеры.

* * *

Кипя от негодования, Голд шёл по адовой сторибрукской улице. Чёртов Пэн выгнал его из собственной лавки. Да не просто выгнал, а ещё и швырнул в след тростью, которая почему-то попала плашмя прямо по мягкому месту. Поднимать её Тёмный не стал, решив, что это ниже его достоинства. Тягаться с Пэном в Преисподней он пока не мог. Но запоздалые воспитательные меры сомнительного назначения его порядочно обескуражили и разозлили.

И этот коварный, бесцеремонный и наглый юнец был его отцом!

В Аду Голду не нравилось: погода подозрительно тёплая, все страх перед ним потеряли (головушку, видимо, напекло), жилья собственного нет, какая-то мелочь наглая издевается… В общем, в сторибрукоподобной преисподней было гораздо хуже, чем в реальном Сторибруке. Голд так не скучал по проклятому городку, даже когда был вынужден ходить в драном халате и есть лапшу быстрого приготовления у Урсулы.

Машинально он свернул в кафе «У бабушки», которое тут называлось довольно странно: «В гостях у принца». Мистер Голд на вывеску внимания не обратил, за что и поплатился. К тому, что он увидел внутри, жизнь его не подготовила.

За стойкой роль бабушки исполнял принц Джеймс.

Причём Румпель первые секунд пятнадцать пытался сообразить, почему Дэвид внезапно решил заделаться кулинаром. Принц напомнил ему о толпе потенциально бродивших по округе недоброжелателей, Голд уселся за самый дальний столик и спрятал лицо за меню. Через пару минут к нему подошёл Грэм в странном красном костюме и белоснежном переднике.

— Что заказывать будете, мистер Тёмный? — угрюмо спросил бывший охотник.

— Чего-нибудь покрепче! — решительно ответил Голд, откидываясь на спинку диванчика.

Но ни поесть, ни выпить, ему было не суждено. Вселенная явно хотела вывести Тёмного из душевного равновесия. Но не на того напоролась.

— Румпель! Какая встреча! А мы так некрасиво расстались в прошлый раз.

Кора опёрлась руками на стол, её ярко-алые губы изогнулись в коварно-соблазнительной улыбке.

Голд ответил ей невозмутимой усмешечкой, хотя эта встреча была для него первой в списке самых нежелательных.

— Обстоятельства вынуждали меня убить тебя, а ты пытался спасти себе жизнь.

— Ещё ты призналась мне в любви, дорогуша, так что, так уж и быть, я тебя прощаю, — злить Кору было опасно, но Румпельштильцхен не удержался.

Кора села напротив него. Она прямо-таки лучилась счастьем. Разговор с дочерью вышел душевным, но нерезультативным. Зато встреча с Румпелем её обрадовала. В голове уже вырисовывался замечательный план, который она была просто обязана претворить в жизнь.

— Может, Румпель, мы объединимся, — в её голосе прозвучали мурлычащие нотки, — и будем вместе править Адом?

— Звучит заманчиво, — Голд наклонился вперёд.

— Тогда… Скрепим наш союз, — Кора довольно улыбнулась и потянулась к нему.

Пробовать поцеловать кого-то через стол, конечно, не очень удобно, но, когда перед тобой шикарный мужчина, на такие мелочи как-то не обращаешь внимания…

Но Преисподняя не являлась местом исполнения заветных желаний, и Коре не стоило об этом забывать. Голд вдруг отшатнулся от неё и, вскочив, попятился к выходу.

— Румпельштильцхен? — Кора приподняла брови и пошла следом за ним.

Мистер Голд ускорился. Кора тоже.

— А-а-а-а, я передумал! Не подходи ко мне, — на лице Румпеля был написан искренний ужас.

— Что?! С тобой всё в порядке? — Кора сделала ещё один шаг вперёд.

— Нет! У меня жена дома! Она всё узнает. Она всегда всё узнаёт, — правый глаз Голда нервно задёргался.

Кора остановилась, её челюсть медленно поползла вниз. Румпельштильцхен сам резко замер, поражённый внезапной мыслью.

«Точно. Белль всегда всё узнаёт. Но как?! О, боги! А если она там как-нибудь и без Эммы узнает, что я снова Тёмный? Выпытает у Нила, или дочь Зелены расскажет», — глаза Румпеля расширились. Подозревать в чём-то таком детей было глупо, но паранойя уверенно заключила его в свои объятия. «У Белль либо есть тайный осведомитель, либо она слишком умная, либо всё вместе. Боги, что я здесь делаю? Зачем мне Крюк?! Что за глупость вообще: Тёмный спасает пирата! Да сдался мне этот Ад, с меня хватит, ухожу!».

— Счастливо оставаться.

Мистер Голд элегантно развернулся и уверенной походкой вышел из кафе. По пути он ощутил восхитительное чувство, которое значительно улучшило его настроение. То было чувство свершившейся мести. Когда-то Кора предала его и бросила. Теперь он ответил ей тем же.

Миллс буквально упала на ближайший диванчик и тупо уставилась в одну точку перед собой. Она просто не могла поверить своим глазам и ушам. Невозможно. Её что, только что бросили?

* * *

Вселенная не оставляла своих коварных попыток. Не успел Голд далеко уйти от кафе, как впереди увидел женщину, подозрительно похожую на Милу. Она пока не успела его заметить. На решение ушла секунда.

— Румпель променял меня на какую-то библиотекаршу! Меня! Чёртов Румпельштильхен! — громко произнёс он, проходя мимо Милы.

Она остановилась и обернулась, во все глаза уставившись на удалявшуюся спину незнакомой женщины.

— Постойте! Румпель? Румпельштильцхен? — крикнула Мила, догоняя незнакомку.

Тёмный подавил рвущуюся наружу усмешку и подхватил бывшую жену под локоток, утягивая её подальше от кафе. Рыбка заглотила наживку. Как же восхитительно было снова владеть магией. Он принял облик Коры, и Мила приняла этот маскарад за чистую монету. Впрочем, выбора у неё не было.

— Он самый. Вы его знаете, мисс? И кто вы такая?

— Я Мила Шти… кхм, Джо…, хм, э-э-э, то есть Брокенхарт, его бывшая жена, — растерянно отозвалась она. — А вы кто такая?

— Стыдно не знать собственного мэра. Кора Миллс, — Тёмный в обличии Коры сокрушённо покачал головой. — Какая у вас интересная фамилия, мисс… Штикхмджохмэтоестьброкенхард.

«Как она только этот кошмар выговорила?», — ужаснулась Мила.

— Простите, мисс Миллс, заработалась. И вы не так поняли. Брокенхарт. Просто Брокенхарт с «т» на конце. Куда мы идём?

— Гуляем, мисс Хард, просто гуляем. Я думаю, нам есть о чём поговорить, или вы торопитесь?

— О. Нет, не тороплюсь. Вы что-то говорили про Румпельштильцхена?

— Да. Он только что заявил, что ему нужна не я, а какая-то Белль. Постойте, он, что, и вас бросил?

— Это я его бросила! — Мила презрительно фыркнула, смерив новую знакомую удивлённым взглядом.

— Ты дура?! — в этот момент Голд осознал, что сбылась ещё одна его давняя мечта. Он давно хотел сказать это Миле.

— В смысле?

— Бросить такого мужчину…

Румпельштильцхен еле сдерживался, чтобы не захихикать. Или не засмеяться во весь голос.

— А, ладно. Забудь, всё равно у него уже есть эта, чтоб её, истинная любовь, на которую он меня променял… — Кора-Румпель драматично всплеснула руками.

«У Киллиана истинная любовь, у Румпеля истинная любовь», — повторённая второй раз новость взбесила Милу ещё больше, и ей ничего не оставалось, кроме как в сердцах воскликнуть:

— Да они обнаглели!

— Я согласна. Вот только кто они?

— Киллиан Джонс и твой обожаемый Румпельштильцхен, — прошипела Мила. — Обзавелись истинными любовями, понимаешь ли, а я теперь одна!

«Так. Кора и Крюк появились в Сторибруке одновременно. Почему бы и нет?», — Голду было всё труднее сдерживать смех, но он пока крепился.

— Ты бросила Румпельштильцхена из-за пирата? Я, конечно, какое-то время тоже, кхм, сотрудничала с Крюком, но Румпеля на него?! — говорить о себе в таком ключе было непривычно, но выражение лица Милы этого стоило.

— Вот бабник! — Мила от избытка чувств топнула ногой. — Пошли Джонса убьём, — с тоской в голосе предложила она.

Губы Коры растянулись в широкой улыбке. Румпельштильцхен даже ощутил некое подобие симпатии по отношению к бывшей жене.

— Не такая уж и плохая идея, как кажется в условиях Преисподней. До меня доходили слухи, что даже здесь можно убить, заставить человека гнить…

— Знаешь, а ведь мы похожи. Нас обеих все предали и бросили. И мы обе пылаем жаждой мести.

Их лица приблизились друг к другу, два коварных взгляда встретились.

— Мы вместе будем править Адом! — вдруг хором произнесли они и дьявольски расхохотались. Причём смех Румпельштильцхена был вызван бредовостью ситуации, а не радостью от нахождения родственной души.

Голд наклонился вперёд и коснулся губ Милы в лёгком поцелуе. Она почувствовала что-то знакомое, но давно забытое. Он отстранился раньше, чем Мила смогла что-то понять сквозь иллюзию.

— Кора?

— Расслабься. Я всегда так договоры заключаю. Приходи завтра в мэрию, всё обсудим, — отрывисто произнесла Миллс.

Румпельштильцхен сделал несколько шагов вперёд и свернул за угол, где тут же растворился в клубах фиолетового дыма. Когда опомнившаяся Мила попыталась догнать «Кору», за углом дома уже никого не было.

«Кажется, все мои дела в Преисподней выполнены», — думал Румпельштильцхен, подходя к озеру. Ему было интересно, чем закончится столкновение настоящей Коры и Милы, но присутствовать при этом лично совсем не хотелось. Каверзная душа Тёмного пела и ликовала, восхищённая совершённой пакостью. Он находился буквально в нескольких шагах от озера. Свобода была близко. Но тут Голд сумел приручить разыгравшуюся Тьму и вспомнил ещё кое-что очень важное.

* * *

Генри с величайшим интересом разглядывал кору какого-то дерева, пока его матери о чём-то яростно спорили. Ему не очень-то хотелось вникать в суть их беседы, потому что вмешиваться в спор сейчас было абсолютно бесполезно. Зато вот дерево… Что он в нём нашёл? После всяких Мерлинов, гномов, проклятий и других событий, так или иначе связанных с деревьями, Генри стал очень подозрительным.

Это дерево выглядело как-то странно: одна сторона чёрная-пречёрная, как уголь, а другая чудилась ему буквально сияющей в лучах солнца. Генри обдумывал версии возможных мутаций деревьев в Преисподней, собираясь уже написать какой-нибудь захватывающий приключенческий рассказ. Волшебное перо он сломал, но считать себя писателем ему понравилось.

Из мирных мыслей Генри выдернули чьи-то сильные руки, сжавшие плечи. Резкий рывок, лёгкое головокружение — и он уже стоит совсем в другом месте. Вместо загадочного дерева перед глазами озеро.

— Что за?.. — начал он, оборачиваясь.

— Записку я им оставил, не переживай. Что-то вроде: «Счастливо оставаться, я иду к Белль. Генри со мной», — невозмутимо произнёс Голд, встретившись взглядом с внуком. — И зачарованный флакончик с моей кровью тоже.

— Но кто сказал, что я иду с тобой?

— Мы возвращаемся домой. Вдвоём. И это не обсуждается, — в руке Голда материализовался кинжал. Он сделал первый шаг к озеру.

— Но мы ведь не спасли Крюка! И я не могу оставить своих мам. И вообще, как ты можешь предать их, бросив здесь? Зачем тебе я? — вопросы так и посыпались на Румпеля.

Тёмный страдальчески поморщился. Ему было проще усыпить мальчишку и засунуть его в лодку без дальнейших расспросов, но это был его внук. Единственный живой кровный родственник. Ему не хотелось портить отношения ещё и с ним.

— Послушай, Генри. Тебе небезопасно здесь оставаться. Ты им будешь только мешать. Вспомни, как Круэлла взяла тебя в заложники. Я понимаю, что тебе хочется приключений, но Ад — не самое подходящее место для подростков. И если одна твоя мать сейчас находится в почти невменяемом состоянии, а другая её поддерживает, то хоть кто-то должен позаботиться о тебе.

— Допустим. Это действительно так. Но ты поступаешь подло!

— Я свою часть сделки выполнил. Я открыл проход в Преисподнюю. Более того, дал им возможность вернуться, оставив немного своей крови. Но дальше зачем мне тут оставаться? Крюк увёл у меня жену, твою родную бабушку, потом увёл у моего сына девушку, твою мать, не раз пытался меня убить, пользовался моей магией, пародировал меня… И я должен его спасать после всего этого? Генри, просто помоги мне.

Юноша задумался. Доводы деда были ему вполне понятны. И к тому же, он вспомнил, как никто не согласился помочь Белль в поисках Голда, когда тот был в плену у Эммы.

— Хорошо. Ладно. Ты имеешь полное право идти. Но, знаешь, у меня нет никакого желания помогать тебе в новых злодейских планах. Ты же теперь снова Тёмный, так?

Голд устало помассировал виски.

— Ты уже знаешь, что я Тёмный. А дома у меня осталась жена, которая об этом даже не подозревает. Эмма вынудила меня пойти сюда, шантажируя тем, что всё расскажет Белль. Но благодаря Коре я понял, что должен сам рассказать ей всё и как можно быстрее, пока это не сделал кто-то за меня. Генри, просто помоги мне сохранить мою семью.

Генри вздохнул. Он любил Белль и не хотел её огорчать. К тому же герои действительно часто наплевательски относились и к ней, и к дедушке. Генри нервно посмотрел на свои сжатые в кулаки ладони. «В конце концов, вряд ли дедушка и бабушка будут за мной следить так же пристально, как мамы. То есть, у меня будет больше свободы, и я смогу сделать самостоятельно гораздо больше. И тут я, возможно, действительно буду лишь балластом».

Юный Миллс посмотрел на Голда. Тот терпеливо ждал. «В конце концов, все когда-то дали второй шанс моей маме. Она тоже была тёмной волшебницей».

— Хорошо. Я пойду с тобой, но пообещай мне, что я об этом не пожалею.

— Я обещаю, что не совершу ничего такого, из-за чего ты мог бы пожалеть о своём решении.

Генри кивнул. Его устроило и это. Румпельштильцхен взял его за руку, и они подошли к озеру. Лёгкий укол кончиком кинжала в палец. Несколько капель крови упали в воду. Над озером заклубился туман, стало холодно. Голд с улыбкой наблюдал за подплывающей лодкой с тёмной фигурой Харона. Они возвращались домой.