Одна тысяча и двадцать три дня на Земле (джен)

День первый

О Земле она и не слышала — и уж, конечно, не собиралась туда лететь. По крайней мере, не собиралась, пока не стало ясно, что с такими двигателями у неё небольшой выбор: сесть на ближайшую обитаемую планету, или превратиться в космическую пыль.

Её корабль, на самом деле, больше напоминал шаттл, да к тому же был не первой свежести. И она им временно воспользовалась. Одолжила — без разрешения. И это совсем не то же самое, что кража, когда речь идёт о собственном отце, да и, в конце концов, у него были ещё.

«Вряд ли ему нужен будет этот шаттл — теперь», — подумала она, выжимая всё то немногое, что ещё могли дать двигатели, чтобы хоть как-то скорректировать курс на посадку — к тёмному пятну северного континента. Если ей повезёт и там будет ночь, есть шанс, что местные ничего не заметят. Вмешаться в их развитие означало навлечь на себя кучу неприятностей. О чём ей говорили не раз — но она никогда не была хорошим слушателем.

Посадка в итоге получилась достаточно жёсткой. Сама она отделалась синяками и ушибами, но корабль было не починить. Фазер она разрядила, испаряя обломки, чтобы их никто не нашёл.

— Ну, вот и всё, — вслух сказала она, завершив уборку, и сунула бесполезный фазер в потрёпанный пилотский костюм, на случай, если повезёт найти подзарядку.

Пешком она побрела по голому полю, и при себе у неё была только одежда и ни малейшего представления о том, что делать дальше.

День восьмой

Она представлялась как Гайнан. Имя — не её настоящее, но почти. Да и какая разница, как тебя зовут, если происходило это, только когда ей кричали нести больше кочанов или поторапливаться с посудой, а то посетители заждались.

Люди странно косились на её костюм и с подозрительностью относились к её навязчивой манере, однако она умела говорить и убеждать, и ей не составило большого труда убедить дать ей работу. Ей разрешили спать в кухне: там было тепло и можно было сполна наесться остатками еды. Раздобыв недорогую одежду, чтобы не выделяться, она начала копить деньги. Зачем — самой неизвестно: купить билет на звездолёт на планете, где никто ещё и в космос не летает, было невозможно, — но деньги правили галактикой.

И она работала. Отец бы удивился, но если она окуналась в дело с головой, то работала усердно. Недели ей хватило, чтобы освоить кухню вдоль и поперёк, и уже другие следовали её указаниям.

День тридцать девятый

— С вами было весело, — жизнерадостно объявила Гайнан своим коллегам, когда они увидели, что она собирает вещи.

Её уволили. За то, что она ударила посетителя. Она бы не стала его бить, но судя по тому, что она почерпнула из земной культуры, тот отозвался о ней весьма оскорбительно. То, что она не была даже человеком, и уж тем более не принадлежала к тем, кого он огульно охаял, не играло роли — это было делом принципа.

Она помахала им на прощание рукой и ушла с кухни, закинув за спину свои пожитки, и в следующую секунду уже оказалась на улице — снова вольной птицей. Теперь у неё были деньги. Пусть немного, но достаточно для той, кто мог уговорить кого угодно на что угодно — и наоборот.

День сорок второй

Она решила взять билет на поезд, но понятия не имела, куда ей стоит податься. Поэтому продавцу в кассе сказала, что хочет уехать так далеко, насколько это возможно с её средствами. Ей хотелось посмотреть на планету, где она оказалось.

День сорок четвёртый

Америка — так, ей сказали, называлась эта страна, — казалась бескрайней. Поезда везли её через пыльные равнины, где на мили вокруг не было следов цивилизации. Она познакомилась с другими пассажирами, слушала их истории и впитывала всё, что узнавала от них. Она начинала понимать, что в действительности значит слушать.

День сорок пятый

— Простите, — извинилась Гайнан, — но проблемы следуют за мной по пятам, куда бы я ни пошла.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — возразил машинист, а стоявший позади него банковский управляющий усиленно закивал:

— Нам следует поблагодарить вас. Вы оказали нам большую услугу.

— Любой бы поступил так же на моём месте, — скромно отозвалась Гайнан. — Просто так случилось, что рядом была я.

Про себя она сначала удивилась, что никто, кроме неё, не попытался совладать с грабителями, но потом те достали обрезы... Да, в конце концов, это и неважно, ведь ей было не привыкать действовать самостоятельно. Она не знала в точности, что по этому поводу написано в американском законодательстве, но шериф, забравший грабителей, очевидно, считал, что им грозит тюремное заключение.

Предложение свободного проезда на поезде она приняла с благодарностью. Она ещё не чувствовала, что готова остановиться.

День девяносто четвёртый

Гайнан всегда считала, что самое интересное узнаёшь в путешествиях. Например, принять роды у нелегальной пассажирки почтового вагона оказалось отнюдь не так сложно, как могло показаться сперва.

День сто семнадцатый

Выяснилось, что у эль-аурианцев иммунитет к холере, что облегчило ей жизнь. В госпитале, где кровати ютились так близко друг к другу, что едва можно было пройти между ними, а воздух казался густым из-за чрезмерного количества больных, ей были рады.

Её никто не нанимал, никто не знал и не подумал спросить, откуда она родом. Она выполняла любую работу: стирала бельё, мыла полы и разговаривала с пациентами, если тем было страшно, одиноко — или же просто хотелось пообщаться. Детям она рассказывала про своего таркассианского полосатика — детям можно, по крайней мере, самым маленьким, — кто их послушает, кроме Гайнан?

День восемьсот двенадцатый

Уходя, Гайнан не стала оглядываться на госпиталь, но чувствовала себя скверно. Ей нравилось помогать людям, но она никогда не хотела заниматься медициной — и теперь точно знала, почему. Слишком многое ей довелось увидеть.

У неё всё ещё было немного денег, которые удавалось добыть то там, то здесь. Ей хотелось купить новую одежду, которая бы не пахла больницей, сколько ни стирай. И ей хотелось уехать куда-нибудь очень далеко. И развлечься, и забыть. Ей хотелось приключений.

День восемьсот двадцать седьмой

Она ещё не придумала, чем будет платить за гостиницу, но это всё была ерунда, не стоившая беспокойства. Во всяком случае, теперь у неё был костюм, обращающий на себя внимание. Также она приобрела пару газет и понемногу приближалась к решению вопроса, чьё именно внимание она была бы не прочь привлечь.

В тот день в гостинице устраивали литературный салон. Мероприятие экстра-класса, как заверила её горничная. С горничной Гайнан хорошо сошлась и уже знала о ней всё — главным образом, о её детях, но немало и полезного о повседневной жизни в гостинице.

Как бы то ни было, писателей она любила: ей нравились люди с воображением, а не просто рядовые собеседники. Поэтому она разработала план, как попасть на приём.

На деле получилось проще, чем она задумывала: не потому, что люди не отличались умом, но потому, что их легко вводила в заблуждение чужая уверенность. И, если уж быть честной, ей немного помогли.

— Вам известно, кто я? — требовательно поинтересовалась она у лакея, которому не повезло проверять приглашения у дверей.

— О, разумеется, известно, миссис Гайнан, мэм, я вижу вас каждый день, — ответил он, — однако, кажется, у вас нет приглашения?

Она вздохнула.

— И почему, как вы думаете, я вообще приехала в эту гостиницу? — спросила она. — Если не затем, чтобы попасть на этот салон? Неужели вы думаете, что человек с моей известностью мог не получить приглашения?

— О, разумеется, нет, но мне...

Она нахмурилась, размышляя, что делать. Лакей оказался неожиданно смел. Она предполагала, что он сдастся почти сразу же. Вот незадача.

— Молодой человек, что вы здесь, во имя всего святого, творите? — обратился к нему стоявший у самых дверей и набивавший трубку усатый джентльмен. — Я и вообразить не мог, что увижу, как знаменитую мадам Гайнан не пускают на порог столь великолепного мероприятия! Юный глупец! Проходите же, моя дорогая Гайнан, поведайте мне, как ваши дела?

Он энергично потянул её внутрь, а несчастному парню оставалось только крикнуть им вслед: «Простите, мистер Клеменс!»

— Я бы сюда не попала без вашей помощи, — тихо заметила Гайнан.

— Уверен, что попали бы, но я не терплю, когда дама оказывается в беде, — отозвался он. — И сдаётся мне, с вами может быть куда интереснее, чем с большинством присутствующих.

— Вполне возможно, — согласилась Гайнан.

День девятьсот шестьдесят второй

Она не думала, что станет знаменитостью, но это было приятно. Хотелось бы ей знать, что подумали бы её знакомые литераторы из США, если б знали, откуда она появилась.

Деньги, жильё, развлечения — теперь ей не приходилось об этом волноваться. Едва ли не каждый день ей приносили приглашения. Ей платили чудовищные суммы просто за то, чтобы она приходила. Это было странно, но лестно. Деньги — сколько только могла — она отсылала в госпиталь, где лечили холеру.

День девятьсот семьдесят пятый

Когда Дейта улетел, она убралась в его гостиничном номере. Мистер Клеменс хотел сделать это сам, но она настояла, что этим лучше заняться человеку, знакомому с техникой.

Когда ей в руки попал передатчик, она не знала, что с ним делать. Его нужно было лишь слегка настроить, чтобы послать сигнал бедствия — но не то чтобы она терпела крушение.

Однажды она рассказала об этом мистеру Клеменсу, когда они пили чай в самой шикарной на тот момент из дорогих гостиниц.

— Мне кажется, тут нет никакой проблемы, — сказал он. — Земля — ужаснейшее место. Зачем оставаться здесь, если можешь куда-нибудь отсюда улететь?

— Довольно отталкивающее место, — согласилась Гайнан, — но знаете... Со временем мне стало здесь нравиться.

— Как и вы пришлись по нраву Земле, — ответил он. — Однако вы не принадлежите этому месту, Гайнан.

— Но что такого в этой принадлежности? — спросила она. — Разве это на самом деле так важно, где моё место?

Она долго об этом размышляла. У неё было место: здесь, на Земле. Её уважали, её любили. У неё были если не близкие друзья, то знакомые, с которыми было весело и которые были добры к ней. Она устроилась в жизни, была счастлива, в относительной безопасности — она не ждала всего этого, когда почти упала на Землю сотни дней назад.

В конце концов, это всё и решило. Она никогда не хотела почёта или безопасности. Она жаждала новых впечатлений.

Той ночью она послала сигнал бедствия.

День одна тысяча двадцать третий

Её сообщение услышали. Проходящий мимо грузовик на пути к Вулкану. Но они спешили. Она ничего не взяла с собой: впрочем, ничто из того, что составляло её жизнь на Земле, не пригодилось бы ей снова.

У неё не было даже времени попрощаться. Мистер Клеменс поймёт, куда она испарилась и разберётся со всеми делами, если таковые появятся. Для всех же остальных она просто исчезнет. Вскоре о ней забудут; так всегда случается.

Ей подумалось, что, быть может, когда-нибудь она сюда вернётся.