Барабашка (джен)

— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи…

— Ну, Данилка, ну, наглец, хоть и справный молодец! На дворе же ночь темна, и какая правда вдруг тебе нужна?

— Не ругайся, дед, что поднял тебя чуть свет! Дело есть тут у меня, на подворье, друг, беда!

— Что случилось, говори, да всю правда доложи! — усмехнулся дедушка-леший из зазеркалья.

— Ты, дедуля, не наглей! — улыбнулся Данила Егоза, мастер Двора диковинок. — На подворье пару дней назад был мальчик взят. Помнишь, наверное? Булгаком кличут, непоседливый такой…

— Ну и что? Если натворил чего, так накажи, меня зачем будил?

— Натворить успел он немало, но проблема, дед, в другом — помер ночью наш Булгак. Смертью нехорошей… Его Филька нашёл, лежал у меня, в старой избе, весь синюшный, и дух над ним заморский витал…

— Ох ты ж горе-то какое! Потравили мальчонку, небось?

— Да, синюшной потравой!

— Это кто же такое чёрное дело удумал? Мальчонку малого потравил?

— Это я тебя, старый пень, хотел спросить!

— Нашёл что спрашивать! Я тебе что, всё знаю, что ли?

— Да нет! Хотел у тебя спросить совету!

— Совету? Совет тебе могу один лишь дать — беги, лети ты к Гостомыслу, а не меня по тёмному времени страшилками мучай! Понял? — с этими словами леший исчез, растворяясь в глубине зеркала.

— Вот блин! Я будто бы и не ведал, что к Гостомыслу надобно бежать! — в сердцах сплюнул Данила и вышел из избы.

Путь он свой держал на Лысую Гору, в обитель Верховного волхва Гостомысла, правителя Китеж-града. Хоть дорога была короткой, но ноги Данилу перед домом волхва уже не держали, что было легко объяснимо — сила перед домом правителя струилась огромная, не всякий мог на ногах устоять.

Не успел он на крыльцо ступить, как дверь открылась. Из неё выглянул сам Гостомысл:

— Заходи, Данила Егоза! Чую, дело у тебя ко мне серьёзное! Потому заходи, не чинись!

— Здрав будь, волхв Гостомысл! Прав ты — дело у меня к тебе. Только вот не знаю, как начать! — пройдя в дом, поклонился Данила.

— Начни с начала али с сути! — улыбнулся ему Гостомысл.

— Ежели ты позволишь, начну, пожалуй с сути, великий! Сегодня ночью помер не своей смертью Булгак, мой подмастерье! Найден он был Филькой Малым в моей старой избе…

— Что?! — взревел, подскочив чуть ли не до потолка, Гостомысл.

— Владыка, моей вины здесь нет! — упав на колени, зарыдал с испугу Данила.

— Поднимись, поднимись, Данила! — спохватился волхв и кинулся к мастеру, чтобы поднять его. — Прости уж старика за невольную слабость! Просто не бывало такого на моём веку, чтобы детей малых у нас, в Китеж-граде, кто-то травил почём зря.

В этот самый момент в комнате раздался звонкий детский смех, и все предметы вдруг пустились в пляс.

— Ё-моё! — в голос произнесли Данила с Гостомыслом и от избытка чувств не заметили, как уселись на пол.

— Здравствуйте, дядя Данила! Поклон вам, дедушка Гостомысл! — в центре комнаты в метре над полом появился полупрозрачный мальчонка.

— Булгак! — поражённо воскликнул Данила. — Какого лешего?

— Не ищите убийцу моего, дяденьки мастера, не ищите! — сделав сальто в воздухе, улыбнулся призрачный Булгак.

— Гостомысл, простите меня за дерзость, но, случайно, это не вы с мороком шутите? — указав на расшалившегося пацана, протанцевавшего странное подобие «Берёзки» в воздухе, спросил Данила.

— За дерзость прощаю! Но это не морок…

— Правы вы, дедушка Гостомысл! Я диковинку хотел сделать, чтобы вас, мастер Данила, порадовать!

— Да уж, порадовал! — проворчал Данила Егоза.

— Не ворчи, Данила, ученик тебя хотел порадовать! — горько усмехнулся Гостомысл.

— Порадовать?! Порадовать?! — подскочив к стене, Данила стал в истерике биться об неё головой.

— Ну, дядя Данила, что вы так огорчаетесь? — притворно испугавшись, подлетел к нему Булгак.

Тот шарахнулся от него, словно чёрт от ладана. Булгак обиженно повернулся к Верховному Волхву:

— Чего это он, дедушка?

— Боится он тебя, Булгак, боится!

— А что меня бояться?

— Хочешь, объясню?! — взорвался вдруг Данила. — Ты мёртвый лежишь в моей старой избе, вот почему я тебя боюсь! Мёртв ты, Булгак! Понятно тебе?

— Не мёртв я, мастера-наставники! Враз могу вернуться! Такова диковинка моя, для вас, дядька Данила, сделанная!

— Ну давай попробуй! — рявкнул в сердцах Данила.

Призрачный Булгак усмехнулся, кувыркнулся через голову и исчез.

Данила немедленно повернулся к Верховному волхву:

— Как вы думаете, оживёт?

— Никак не сумеет! Чай, не заметил, дух он уже, да непростой…

— Эх, судьба моя, судьбинушка! Подождите, а что значит непростой?

— Что значит? Да барабашка он, а не призрак обычный!

— Но как?

— Как? Ну ты спросил! Ты, часом, беленов не объелся? Откуда мне знать такое!

— Но вы… Вы ведь Гостомысл!

— И что? Ты думаешь, я всеведущ?

Крепко задумался Данила Егоза, ошарашенный свалившимися на него бедами. В этот момент появился Булгак и зарыдал:

— Не получается!

Несколько часов потратили волхв и мастер, чтобы успокоить дитя-барабашку да поведать, кем он стал. Слушал, слушал их Булгак, наконец улыбнулся и вдруг исчез.

С того момента не знали ведуны и ученики Китеж-града покоя. Ежечасно все предметы пускались в пляс, что-то взрывалось и летало по граду волшебному. И над всем этим безобразием царил чистый, звонкий детский смех невидимого Булгака-барабашки.

Долго думали Верховный волхв с мастерами, как урезонить непоседу, но ничего не надумали, покамест один из подмастерьев Данилы, Филька Малой, в гневе великом на невинную шалость Булгака — а тот умудрился поломать Филькину грамоту за успехи учебные — не проклял его проклятьем страшным. Наградил Филька барабашку безобразным лицом, да так, что сам не смог вспомнить, как это сделал, да и снять проклятье не смог.

Разобиделся Булгак на такое к нему отношение и исчез. С тех пор о нём слыхом не слыхивали в Китеж-граде. Только до Гостомысла дошёл слушок, что объявился барабашка в то же время в школе аглицкой, великих волшебников тамошних, и там теперь бедокурит.