Утонуть в вине (джен)

— Нет! Ничего не осталось. Я не могу отдать вам большего. Вы выжали меня досуха, вы с Негри. У меня больше ничего нет.

— Лорд Форкосиган! Черт возьми, Эйрел...

— Нет!!! Я вам отдал всю честь до капли. Все, что я могу теперь — подать в отставку.

— А если я твоей отставки не приму?

— Не важно. Я вышел из игры.

— Ты что же, адмирал, желаешь быть арестованным по обвинению в изменническом неповиновении своему императору?

— А почему бы нет? Повинуясь ему, я почти умер.

— Эйрел, пожалуйста. Это нужно было сделать. Барраяр...

— Да-да, понимаю. Я знаю все ваши аргументы. Все это говорилось при мне, не забыли? Но я не могу. Больше не могу.

— Значит, я ничего не могу сделать, чтобы заставить тебя передумать? И мне нечего ничего дать тебе?

— Нечего.

— Даже твою бетанку-капитана?

— Вы не посмеете.

— Я все посмею, чтобы сохранить тебя здесь, и твоя бетаночка не исключение. Что ты в ней нашел, Эйрел?

Эйрел обернулся к императору, лицо его было опустошенным.

— Она... источает честь, точно фонтан воду, и одаряет ею все вокруг. Ни вам, ни мне этого не понять.

И он вышел.

Хотя в коридорах было многолюдно, но всякий, взглянувший Форкосигану в лицо, старался убраться с его пути. Даже Негри, поджидавший его наверху лестницы, передумал подходить. Он простоял там достаточно долго, чтобы Эйрел его заметил, но отступил назад, внимательно разглядев адмирала, которому некогда поручил миссию по устранению принца Зерга. Негри наконец понял, что пять тысяч жертв, принесенных во благо лучшего будущего, этот человек никогда не простит и не забудет.

Оруженосец отвез адмирала в особняк в полном молчании и распахнул перед ним двери.

Эйрел Форкосиган стянул с себя китель и швырнул оруженосцу.

— Это — в помойку. Видеть его больше не желаю.

Он ушел в библиотеку, громко хлопнув дверью, потом высунулся оттуда и рявкнул:

— Бренди. Когда эта бутылка кончится, принесешь другую.

Оруженосец отряхнул китель и подумал, что необходимо предупредить камердинера лорда Форкосигана: пусть на обозримое будущее уберет эту вещь с глаз подальше.

* * *

Обычно, чтобы лорда Эйрела начало клонить в сон, много бренди не требовалось, но на сей раз даже камердинер был поражен, когда за второй бутылкой последовала третья.

— Он все еще пьет?

Оруженосец кивнул.

— Нам не стоит позвонить графу? Для лорда Эйрела такое поведение ненормально.

Посовещавшись, они припомнили про Эскобар и решили, что их лорд вправе топить свое горе в бренди. Но если запой затянется больше, чем на неделю, то оруженосцу, чья семья живет неподалеку от Форкосиган-Сюрло, стоит съездить навестить жену. В этом случае он будет просто обязан, по всем правилам субординации, доложить о своем прибытии графу. А уж тот непременно, как это всегда делает, осведомится о здоровье сына.

В первую ночь они позволили лорду Эйрелу уснуть прямо в кресле. На следующую — два оруженосца переложили его на кушетку. На третью понадобилось уже четверо, чтобы отнести бесчувственное тело наверх по лестнице в спальню. Там камердинер помог стащить с него заляпанную рвотой одежду. Форкосиган так и не переоделся с того момента, как вернулся с императорской аудиенции.

Оруженосец запретил горничным убираться в библиотеке и сделал это сам. Там был такого рода бардак, с которым женщинам лучше дела не иметь. Смущающий. И не просто ради лорда Эйрела, но ради репутации Дома.

Форкосиганы всегда знали толк в спиртном. Предки графа вложили слишком много усилий в разведение виноградников округа, чтобы их плоды пропадали даром. Но в последние годы в доме не было с этим проблем. Граф, хоть тому порой и случалось крепко выпить, был устойчив к спиртному, что было естественно для человека, выросшего на кленовой медовухе. Лорд Эйрел был не столь крепок, однако оруженосцы могли по пальцам сосчитать случаи, когда тащили его, беспамятного, из машины в кровать. Это бывало в годы его брака (и чем меньше об этом говорится, тем лучше). И когда леди Форкосиган покончила с собой. И потом... об этом даже оруженосцы говорили, приглушив голос, если вообще говорили. Но даже когда лорд Эйрел был незаслуженно разжалован — сколько раз это случалось? — он мог искать утешения в бутылке, но всегда держался на ногах, уходя в свои комнаты. А если там его еще и тошнило — что ж, ванная с туалетом были рядом со спальней, и пришлось ли после этого там убирать, знал только слуга.

Наутро четвертого дня лорд Эйрел из комнат не вышел. Запах, потянувшийся из его комнат вслед за вышедшим оттуда слугой, сказал все без слов. На кухне облегченно захихикали, обмениваясь замечаниями насчет того, от какой головной боли должен мучиться сейчас их бедный лорд, и рассказывая о том, как это бывало с ними самими. Служанки качали головой и, над чашкой чая, сплетничали о том, что они делали, чтобы отучить от подобной скверной привычки своих мужей. В их смехе чувствовалась нервозность, словно все застыли в ожидании: что же случится?

На пятый день у дверей объявился СБшный курьер с сообщением для адмирала лорда Форкосигана от капитана Негри лично. Сообщение должен быть доставлено только в руки адресату. Более того, курьеру приказали дождаться ответа.

Оруженосец поднялся наверх, постучал в дверь спальни своего лорда и сообщил слуге о визитере. После паузы тот кивнул. Лорду Эйрелу требуется несколько минут, чтобы одеться, но он вскоре спустится.

Курьер ждал в выложенном черно-белой плиткой вестибюле. Ему предложили стул, он сел и приготовился спокойно ждать. Визиты из СБ всегда вызывали у людей тревогу. Прежде, куда бы он ни приходил, вокруг него образовалось пустое место: слуги и домочадцы держались подальше. Однако сегодня, напротив, вокруг было людно: суетились слуги, стирая пыль с чистой мебели и убирая комнаты, где и так царил порядок. В коридоре, который вел внутрь особняка, пришли и встали на пост у двери несколько оруженосцев. Но на курьера никто не смотрел; взгляды всех были обращены к лестнице.

Сверху раздался громкий звук захлопнувшейся двери. Все замерли.

В зловещей тишине эхом отдались шаги.

На лестнице показался человек, одетый не в зеленую военную или парадную красно-синюю форму, но во что-то домашнее. Рубашка с совершенно ужасным цветочным рисунком, старые брюки от черной полевой формы и шнурованные армейские ботинки, не первый год ношенные.

Курьер знал, что распахнул рот от изумления, но был слишком потрясен, чтобы немедля его захлопнуть.

Человек на лестнице смотрелся еще более потрепанным, чем одежда на нем. Курьер был знаком с лордом Форкосиганом. Он часто доставлял ему сообщения и знал, что тому уже не двадцать. Но этот человек смотрелся... не просто старым, но древним. Курьер слышал, конечно, что адмирал плохо перенес поражение в эскобарской кампании, но...

— У вас для меня сообщение?

И голос был под стать лицу. Больной, раздраженный — курьер невольно поморщился, — и звучал он так, словно горло говорящего было набито песком.

До курьера вдруг дошло, зачем он здесь. Он подскочил, как подброшенный пружиной, выпрямился по уставной стойке, извлек из курьерской сумки конверт и протянул Форкосигану, смотрящему на него пристально и сердито.

Пауза.

Адмирал долго глядел на конверт, потом повернулся и бросил одному из оруженосцев.

— Ты. Принеси мне бренди.

Напряжение, заметное еще с момента, как курьеру предложили присесть, явственно возросло. Оруженосец колебался. Люди в вестибюле тревожно переглядывались.

— Чего ждешь, оруженосец? — Эти слова были произнесены тихим голосом, но даже курьер уловил в них ледяной холод. Оруженосец коротко кивнул, повернулся и отправился исполнять приказ.

Никто из участников мизансцены не пошевелился, пока тот не вернулся с подносом, на котором стояла бутылка бренди и стакан.

Не сводя глаз с послания, которое по-прежнему держал в руке курьер, адмирал лорд Форкосиган протянул ладонь, но не за конвертом. Обеспокоенный оруженосец налил в стакан бренди, на несколько пальцев.

— Еще. Полный.

Оруженосец повиновался, но даже курьер видел, с какой неохотой.

Адмирал взял стакан, отпил залпом добрую треть содержимого и лишь затем ткнул пальцем в письмо.

— Откройте его.

— Адмирал?

— Я сказал, откройте. И покажите мне.

— Адмирал, я не могу... — Курьер был в ужасе. Послание предназначалось для глаз одного только Форкосигана. Если он даже краешком глаза на него посмотрит, то его жизнь...

Адмирал пожал плечами.

— Значит, там нет ничего важного. — Он допил и протянул пустой стакан оруженосцу. — Налей еще.

Курьер ощутил приступ паники. И не он один. Когда адмирал собрался уходить, он решился и распечатал письмо так торопливо, что отлетевшая печать капитана Негри щелкнула по рукаву рубашки Форкосигана.

Подняв глаза к потолку, он развернул письмо и поднял его перед глазами адмирала.

— Нет.

— Адмирал?

— Это мой ответ. "Нет". Достаточно просто, чтобы вы могли запомнить.

Теперь уже по-настоящему перепуганный, курьер переспросил, запинаясь?

— Н-нет? Что это значит, ад... адмирал?

— То и значит. — И адмирал удалился прочь, задержавшись лишь для того, чтобы захватить бутылку и приказать: — Оруженосец Риво, принеси мне еще две таких.

Курьер, как и все вокруг, ошеломленно застыл. Наконец он справился с оцепенением, сложил письмо и, не зная, что с ним делать, вернул обратно в сумку.

Оруженосец, которого назвали Риво, отдал поднос своему коллеге.

— Ты слышал, что сказал лорд Эйрел. Принеси ему еще две бутылки бренди.

Он проводил курьера до двери. Уходя, тот думал лишь о том, даст ли ему капитан Негри время попрощаться с матерью до ареста — если ему повезет, и он отделается арестом, — за невыполнение приказа: доставить лорда Форкосигана к шефу СБ в кабинет.

Риво закрыл за курьером дверь и обернулся ко всем собравшимся в холле.

— Кажется, — предположил он осторожно, — мне настало время навестить жену.