Cheery Cherry

#реал #учеба #диплом #фанфики #ориджи_и_книги
Работаю-работаю сегодня, а в голове крутится идея с названием "Моё любимое чудовище" про дружбу маленького ребёнка и монстрика (нет, снусмымрик, "Корпорацию монстров" я не смотрела).
Только что до меня дошло, что это я, кажется, про свой диплом сочиняю.
Чудовище моё. Любимое :DDD

#ориджи_и_книги
Я там когда-то писала про драбблик, который вырос в план на макси. Герои из головы так и не выходят, идут как будто волной.
Но замысел настолько сложен, что я тут недавно подумала: где же я такое видела, где же я такое видела, где же я такое видела? А-а-а, да это ж "Война и мир", прям один в один!
И страшно начинать писать. Остро чувствую, что глупая я [еще?]. И не я думаю - оно само меня несет. Обычно знаю, где у меня творческая переработка какого опыта, но это - это не про меня, и не про меня "наоборот", и не про меня "другую". Рядом с идеей особенно явственно ощущаешь, насколько глуп ты сам и насколько ограничен твой опыт. А голова всё сыплет и сыплет соль на раны, не выключает и не выключает этих персонажей и реалии мира :(

Одной ли мне приходят в голову только сюжеты, на которые не хватает ни знаний, ни опыта?
Как я писала этим летом, садилась за драбблик, а очнулась распланировывающей роман в нескольких частях. Он всё расползается и расползается в моей голове, и я уже примерно представляю себе, каким хотела бы его написать. Но, чтобы обойтись без глупостей, нужны социология, политология, экономика, история, психология поглубже моей кухонной; и после такого списка странно это упоминать, но еще мне не хватает личного опыта - поездок в горы, походов на дискотеки... Всего по одному моменту удалось придумать, как и сохранить задумку, и привязать к чему-то реальному в своей жизни. Нужно гораздо больше.
И пусть претворять замысел в жизнь предстоит явно не сегодня и не завтра, страдается мне уже сейчас.
#ориджи_и_книги

#ориджи_и_книги
Социальный конфликт в задуманном оридже разросся до ВОТ ТАКИХ размеров. Он гораздо заметнее персонажей, а мне бы хотелось сосредоточиться именно на отдельных персонажах - все социальные штуки сваливаю в "Сагу". Не очень представляю себе, как организовать текст.

А разве может быть джен с предупреждением "групповой секс"? о_О
#фанфикс #веб #фанфики #ориджи_и_книги #тексты

#цитатник #ориджи_и_книги #тексты #избранное
So I went to talking about other kings, and let Solomon slide. I told about Louis Sixteenth that got his head cut off in France long time ago; and about his little boy the dolphin, that would a been a king, but they took and shut him up in jail, and some say he died there.
"Po' little chap."
"But some says he got out and got away, and come to America."
"Dat's good! But he'll be pooty lonesome—dey ain' no kings here, is dey, Huck?"
"No."
"Den he cain't git no situation. What he gwyne to do?"
"Well, I don't know. Some of them gets on the police, and some of them learns people how to talk French."
"Why, Huck, doan' de French people talk de same way we does?"
"No, Jim; you couldn't understand a word they said—not a single word."
"Well, now, I be ding-busted! How do dat come?"
"I don't know; but it's so. I got some of their jabber out of a book. S'pose a man was to come to you and say Polly-voo-franzy—what would you think?"
"I wouldn' think nuff'n; I'd take en bust him over de head—dat is, if he warn't white. I wouldn't 'low no nigger to call me dat."
"Shucks, it ain't calling you anything. It's only saying, do you know how to talk French?"
"Well, den, why couldn't he say it?"
"Why, he is a-saying it. That's a Frenchman's way of saying it."
"Well, it's a blame ridicklous way, en I doan' want to hear no mo' 'bout it. Dey ain' no sense in it."
"Looky here, Jim; does a cat talk like we do?"
"No, a cat don't."
"Well, does a cow?"
"No, a cow don't, nuther."
"Does a cat talk like a cow, or a cow talk like a cat?"
"No, dey don't."
"It's natural and right for 'em to talk different from each other, ain't it?"
"Course."
"And ain't it natural and right for a cat and a cow to talk different from us?"
"Why, mos' sholy it is."
"Well, then, why ain't it natural and right for a Frenchman to talk different from us? You answer me that."
"Is a cat a man, Huck?"
"No."
"Well, den, dey ain't no sense in a cat talkin' like a man. Is a cow a man?—er is a cow a cat?"
"No, she ain't either of them."
"Well, den, she ain't got no business to talk like either one er the yuther of 'em. Is a Frenchman a man?"
"Yes."
"Well, den! Dad blame it, why doan' he talk like a man? You answer me dat!"
I see it warn't no use wasting words—you can't learn a nigger to argue. So I quit.
#цитатник

Споры насчёт омегаверса можно вести ещё с самых глубоких начал.
Например, не омегавёрс ли он xD
#фанфикс #веб #фанфики #ориджи_и_книги #тексты

#отзывы_и_рецензии #ориджи_и_книги
Буээээ
Написать типа флаффную сцену в #слэш'е так, чтобы меня затошнило, это надо уметь!!!!
Развидеть развидеть развидеть
Слэшеры, у вас тоже такое бывает?

Хочу графоманить! Идей много, они мне даже нравятся. Разное графоманить причём хочется - и новую главу к "Саге", и ронофанфик просится, и пара ориджей, и вообще настроение такое - оставьте меня с клавиатурой, зарисовку напишу, пусть даже и понятия пока не имею, про что.
И кодить что-нибудь в своё удовольствие впервые за годы (за годы!) захотелось, парочка идей есть, посмотрела бы с удовольствием, что там можно сделать.
А на меня скалится бука- #диплом: иди читай статьи, иди разрабатывай и совершенствуй, 20 тысяч слов к концу мая сами не напишутся.
Я же знаю, знаю, что будет, когда я стану свободна.
#реал #учеба #фанфики #ориджи_и_книги #тексты

#ориджи_и_книги #цитатник
Арчибальд Кронин. Цитадель

Было уже около двенадцати часов ночи, когда Эндрью вернулся в "Брингоуэр", но, несмотря на такой поздний час, его ожидал там Джо Морган, расхаживая короткими шагами между запертой амбулаторией и домом. При виде Эндрью широкое лицо бурильщика выразило облегчение.

- Ох, доктор, как хорошо, что вы вернулись! Я тут хожу взад-вперед уже целый час. Моя хозяйка нуждается в вашей помощи - и раньше времени к тому же.

Эндрью, сразу оторванный от размышлений о своих личных делах, попросил Моргана подождать. Он сходил наверх за сумкой, потом они вместе отправились на Блэйнатеррас. Ночь была прохладна и загадочно-спокойна. Всегда такой впечатлительный, Эндрью теперь ощущал лишь какое-то тупое безучастие ко всему вокруг. Он не предчувствовал, что это ночное посещение будет необычно, более того, что оно будет иметь решающее значение для его будущего в Блэнелли. Оба шагали молча, пока не дошли до дома № 12. Здесь Джо круто остановился.

- Я не войду, - сказал он, и в голосе его чувствовалось большое душевное напряжение. - Но я уверен, доктор, что вы нам поможете.

Внутри узкая лестница вела в тесную спаленку, чистенькую, но бедно меблированную и освещенную только керосиновой лампой. Здесь мать миссис Морган, высокая седая старуха лет семидесяти, и пожилая толстая повитуха ожидали у постели роженицы, следя за выражением лица Эндрью, ходившего по комнате.

- Можно вам предложить чашку чаю, доктор? - быстро спросила старая мать через несколько минут.

Эндрью слегка усмехнулся. Он понял, что старая женщина, умудренная опытом, боялась, как бы он не ушел, обещав вернуться попозже, когда начнутся роды.

- Не беспокойтесь, матушка, я не сбегу.

Сойдя вниз, на кухню, он выпил чашку чаю, поданную ею. Он был очень утомлен, но понимал, что даже если и уйдет домой, не урвет и часа на сон. К тому же видел, что этот случай потребует всего его внимания. Какое-то странное душевное оцепенение владело им, и он решил остаться здесь, покуда все не кончится. Час спустя он поднялся наверх взглянуть на больную, вернулся в кухню и сел у огня. В квартире стояла тишина, слышно было только, как сыпалась сквозь решетку зола да медленно тикали стенные часы. Впрочем, раздавались и другие звуки: стук башмаков Моргана, ходившего по улице перед домом. Против Эндрью сидела в своем черном платье старая мать. Она сидела совершенно неподвижно, и глаза ее, удивительно живые и умные, не отрываясь, смотрели в лицо Эндрью, словно изучая его.

Тяжелые, путанные мысли бродили в голове Эндрью. Сцена на кардиффском вокзале все еще стояла перед ним и болезненно волновала. Он думал о Бремвеле, обожавшем женщину, которая гнусно его обманывала, об Эдварде Пейдже, связанном навсегда с строптивой Блодуэн, о Денни, который вел печальную жизнь врозь с женой. Рассудок твердил ему, что все это крайне неудачные браки. Но в нынешнем состоянии его души этот вывод заставлял его хмуриться. Он хотел представлять себе брак идиллией, - да, иначе он не мог себе его представлять, когда перед ним витал образ Кристин. Ее глаза, сиявшие перед ним, не допускали никакой другой мысли. И борьба между холодными сомнениями ума и переполнявшей сердце любовью вызывала в нем гнев и растерянность. Уткнув подбородок в грудь, вытянув ноги, он задумчиво смотрел в огонь.

Так он сидел долго, и мысли его были настолько заняты Кристин, что он вздрогнул, когда сидевшая напротив женщина заговорила с ним.

Ее занимали вопросы совсем иного свойства.

- Сюзен наказывала, чтобы ей не давали хлороформа, если это может повредить ребенку. Она страх как хочет этого ребенка, доктор. - Старые глаза вдруг потеплели, и она добавила тише: - Да и все мы так же хотим его.

Эндрью с трудом стряхнул с себя рассеянность.

- Наркоз не принесет никакого вреда, - сказал он ласково. - Оба будут живы и здоровы.

С верхней площадки раздался голос повитухи, звавшей его. Эндрью посмотрел на часы: они показывали половину четвертого. Он встал и пошел в спальню. Пора было приступать к делу.

Прошел час. Борьба была длительна и жестока. Наконец, когда первые лучи зари скользнули в комнату из-за неровного края шторы, ребенок родился - бездыханным.

Дрожь ужаса пронизала Эндрью, когда он посмотрел на неподвижное тельце. После всего того, что он обещал родным! Его лицо, разгоряченное от усилий, вдруг похолодело. Он стоял в нерешимости, колеблясь между желанием попробовать оживить новорожденного и необходимостью заняться матерью, которая и сама была в опасном состоянии. Дилемма была так трудна, что он не мог по совести решить ее. Инстинктивно, жестом слепого, передал он ребенка повитухе и занялся Сюзен, которая лежала на боку без сознания, почти без пульса, еще не придя в себя после эфира. Эндрью делал отчаянные усилия, бешено торопился спасти ее.

В одно мгновение он разбил стеклянную ампулу и спрыснул ей под кожу питуитрин. Затем отбросил шприц и начал приводить в чувство лежавшую неподвижно женщину. Несколько минут прошло в лихорадочных усилиях - и сердце ее забилось сильнее. Эндрью видел, что теперь можно отойти от нее, не опасаясь за ее жизнь. Он резко обернулся. Он был без пиджака, волосы прилипли к мокрому лбу.

- Где ребенок?

Повитуха испуганным жестом указала под кровать, куда она положила ребенка.

В одно мгновение Эндрью опустился на колени. Пошарив среди промокших газет под кроватью, он вытащил оттуда ребенка. Это был мальчик, прекрасно сложенный. Вялое, но теплое тельце его было бело и мягко, как сало. Перерезанный впопыхах пупочный канатик висел, как сломанный стебель. Кожа была прелестного оттенка, гладкая и нежная. Головка болталась на тонкой шее. Руки и ноги казались совсем бескостными.

Не вставая с колен, Эндрью смотрел на ребенка, свирепо хмурясь. Мертвенная белизна могла означать только одно: здесь налицо Asphyxia pallida. И, сверхъестественно напрягая память, Эндрью стал лихорадочно припоминать случай, который ему пришлось наблюдать когда-то в Самаритянской больнице, и те средства, которые тогда были применены. В одну секунду он вскочил на ноги.

- Принесите горячей воды и холодной и два таза, - бросил он повитухе. - Живей, живей!

- Но, доктор... - пролепетала она, запинаясь, устремив глаза на мертвенно-белое тельце.

- Скорее! - заорал он.

Схватив одеяло, он положил на него ребенка и начал специальным способом делать ему искусственное дыхание. Принесли тазы, кувшин, большой жестяной чайник. С бешеной быстротой Эндрью налил в один таз холодной воды, в другом смешал холодную с горячей до такой температуры, какую едва могла выдержать его рука. Затем, подобно какому-нибудь сумасшедшему фокуснику, принялся жонглировать ребенком между обоими тазами, окуная его то в ледяную воду, то в горячую, от которой поднимался пар.

Так прошло пятнадцать минут. Пот стекал Эндрью в глаза, мешая ему видеть, один рукав промок и повис, с него текла вода. Дыхание с шумом вылетало из его груди. А в вялом тельце ребенка по-прежнему не замечалось и следа жизни. Отчаяние поражения душило Эндрью, ярость безнадежности. Он чувствовал, что повитуха точно в столбняке наблюдает за ним, а там, в глубине, прижавшись к стене (где она оставалась все время), держась рукой за горло, не издавая ни единого звука и только вперив в него горящие глаза, стояла старая мать Сюзен. Он вспомнил, что она жаждала внука так же горячо, как дочь ее жаждала этого ребенка. И все пропало, все напрасно, ничто не поможет.

На полу был невероятный беспорядок. Наступив на полотенце, Эндрью чуть не уронил ребенка, который скользил у него в руках, словно какая-то белая, мокрая рыба.

- Господь с вами, доктор, - простонала повитуха. - Ведь он родился мертвый!

Эндрью не слушал, не замечал ее. Убитый, теряя надежду после напрасной получасовой возни, он сделал еще одну последнюю попытку - начал растирать ребенка жестким полотенцем, то сдавливая маленькую грудку обеими руками, то отпуская ее, стараясь вызвать дыхание в вялом тельце.

И вдруг - о, чудо! - крохотная грудь под его руками судорожно, коротко дрогнула, поднялась. Потом опять. В третий раз. У Эндрью закружилась голова. Это биение жизни, внезапно возникшее под его пальцами после стольких тщетных усилий, было так чудесно, что от волнения ему чуть не стало дурно. Он лихорадочно удвоил усилия. Ребенок задышал все глубже и глубже. Пузырек пены выступил из одной крохотной ноздри, красивый, радужный пузырек. Тело не казалось больше бескостным. Головка не валилась назад. Бледная кожа медленно розовела. И вот - о, радость! - раздался крик ребенка.

- Отец небесный! - истерически прорыдала повитуха. - Он... он ожил!

Эндрью отдал ей ребенка. Он был ошеломлен, сразу почувствовал слабость. Вокруг него в комнате царил ужасающий беспорядок: одеяла, полотенца, тазы, испачканные инструменты, шприц, воткнувшийся острием в линолеум, опрокинутый кувшин, чайник, лежавший на боку в луже воды. На разрытой постели мать все еще спокойно спала после наркоза. Старуха все так же стояла у стены. Но руки ее были сложены, губы беззвучно шевелились: она молилась.

Эндрью машинально отжал промокший рукав, надел пиджак.

- Я зайду за своей сумкой попозже, - сказал он повитухе.

И сошел вниз, через кухню в посудную. Во рту у него пересохло. Он жадно напился. Взял свою шляпу и пальто.

Выйдя из дома, он наткнулся на Джо, стоявшего на мостовой с напряженно выжидательным видом.

- Все в порядке, Джо, - сказал он охрипшим голосом. - Оба живы.

Было около пяти часов утра и совсем светло. На улицах попадались уже шахтеры: это шла домой первая смена. Измученный, едва передвигая ноги, Эндрью шел рядом с ними, и шаги его звучали в такт их шагам под утренним небом. Забыв обо всей своей прежней работе в Блэнелли, слепой ко всему вокруг, он твердил про себя: "Господи, наконец-то! Наконец-то я сделал что-то настоящее!"

#отзывы_и_рецензии #ориджи_и_книги
Фрикономика: Стивен Левитт и Стивен Дабнер
Вспомнилось вот достаточно занимательное чтиво. Авторы интересно анализируют данные и приходят к разным забавным выводам. Мне нравятся байка про взаимосвязь абортов и уровня преступности и байка о выявлении нарушений в оценивании школьных тестов в Чикаго.
PDF, FB2

#ориджи_и_книги #тексты #слэш
#отзывы_и_рецензии
Ко мне попала книга Алексы Лэнд, сюжет на вид интересный, но! Но зачем, заче-е-ем такое писать? Почему все должны быть непременно геями? Где гомофобы, которые не избивают, а просто поливают грязью? Почему всё такое ванильное?!
Вот этот сорт слэша — полное фу.

Алмазная колесница Бориса Акунина #ориджи_и_книги #тексты #цитатник #избранное
- Я никогда не знаю, что ты чувствуешь, о чем думаешь. Даже сейчас.
Она молчала, и казалось, что ответа не будет. Но вот из-под ресниц блеснули искры, алые губы шевельнулись:
- Я не могу сказать тебе, о чем думаю. Но если хочешь, я покажу тебе, что я чувствую.
- Да, очень хочу!
Она снова опустила ресницы.
- Поднимись наверх, в коридор. Там темно, но ты еще и зажмурь глаза, чтобы не видеть даже теней. Коснись правой стены. Иди вперед, пока не окажешься перед дверью. Отвори ее и сделай три больших шага вперед. Потом открой глаза.
Больше она ничего не сказала.
Он встал, хотел накинуть рубашку.
- Нет, на тебе не должно быть никакой одежды.
Он поднялся по прикрепленной к стене лестнице. Глаз не открывал.
Медленно прошел коридором, наткнулся на дверь.
Открыл ее - и кожу обдало ночным холодом.
Это дверь, за которой пропасть, сообразил он и замер на пороге.
Три больших шага? Насколько больших? Какой длины был мостик? Примерно сажень, не больше.
Шагнул раз, другой, стараясь не мельчить. Перед третьим запнулся. Что если на третьем шаге нога попадет в пустоту?
Пропасть была здесь, совсем рядом, он чувствовал ее бездонное дыхание.
Усилием воли он сделал шаг - точь-в-точь такой же, как предыдущие.
Пальцы ощутили ребристую кромку. Еще бы пол-вершка, и...
Он открыл глаза - и ничего не увидел.
Не было ни луны, ни звезд, ни огоньков внизу. Мир соединился в одно целое, в нем не было ни неба, ни земли, ни верха, ни низа. Была лишь точка, вокруг которой располагалось сущее.
Точка находилась в груди Фандорина и посылала вовне сигнал, полный жизни и тайны: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Охотник за смертью Натальи Игнатовой

«Сегодня». Изо дня в день – сегодня. Альгирдас думал, что не знай он точно, что Орнольф вернется, его ожидание, наверное, выглядело бы странно. Иногда он пытался представить себе человека, который ждет кого-то, ждет и ждет, а тот, кого он ждет, вовсе и не собирается возвращаться. Это, право, жалкое зрелище. В душевном здоровье такого человека можно усомниться. И очень хорошо, что Орнольф все-таки вернется сегодня, потому что бесплодные фантазии могут породить несбыточные надежды, а оттуда и самому рукой подать до того же жалкого состояния.
Жизнь менялась. Менялся он сам. Только нетерпеливое, тревожное ожидание оставалось прежним. Паука боялись обитатели Межи. А охотники, – эти новые, молодые, – все чаще шептались между собой, что он не человек и не Гвинн Брэйрэ, а жестокое и могущественное божество.
Ему начали приносить жертвы. И он принимал их. А какая разница? Должен же и у этих детишек быть какой-то бог, отвечающий на их молитвы.
Триста одиннадцать лет, два месяца, семь дней и четырнадцать часов.

#ориджи_и_книги #тексты #цитатник

Придорожье
Осторожно, двери закрываются – а жизнь с грохотом несётся мимо, точно ненадёжно сцепленные железные коробки-вагоны. Мой дом на самой обочине дороги, и каждое утро я затемно ещё просыпаюсь от ревущих поездов. Скорые, электрички, пассажирские, грузовые – они проходят один за другим, не замечая меня, только огни их слепо мелькают мне в окно. Возможно, я самый маленький человечек на планете, одинокая фигурка, пристроившаяся рядом огромным рокочущим миром. Зачем же я здесь нужен, недоумеваю иногда. Зачем ловлю я эти короткие мазки света поездов?
Ваши двери закрываются, поспешите. Отправляться можно и без вас.
Может быть, я живу здесь, чтобы фонарям ночных составов было к кому заглянуть в окно?..
#квинтэссенция_меня #тексты #ориджи_и_книги

Об Астрид Линдгрен
Астрид Линдгрен - совершенно из своих книг. Она замечательная, она худая, высокая, очень веселая, очень живая и как-то очень непосредственно на все реагирующая. Когда я в первый раз пригласила ее домой, Жене было три года. Она пришла к нам - Женя спал. Она немедленно его разбудила, посадила его на ковер и стала с ним играть. Вот это Астрид Линдгрен. А когда мы ее проводили этим же вечером в гостиницу "Россия", а там второй троллейбус делает круг, - она вышла из троллейбуса и начала танцевать. И настолько это было заразительно, что мы с Симой должны были ей ответить и тоже исполнили какие-то танцевальные па в пустом троллейбусе.
Она поражает живой душой. И как-то я ее спросила: откуда ты вообще взялась такая? Я знала ее биографию. Она была замужем за небольшим бизнесменом, работала секретаршей-машинисткой в его бюро. Дети, никакого высшего образования - дочь фермера. "Эмиль из Леннеберги" - это биография ее отца. Мальчик Эмиль - таков был ее отец. И я ей говорю: откуда ты взялась такая, откуда эта фантазия и все прочее? Она говорит: о, это очень понятно, это очень легко объяснить. Я выросла в тени великой любви. Мой отец, когда ему было семнадцать лет, на ярмарке увидел девочку. Четырнадцатилетнюю девочку в синем платье с синим бантом. И влюбился. Ждал, пока ей исполнится восемнадцать лет, попросил ее в жены и получил ее в жены. Он ее обожал. Мы были довольно бедные фермеры, у нас был один работник и одна работница, мама доила коров, делала всю работу. Но каждое утро начиналось с молитвы отца - он благословлял Бога за то, что ему послали эту чудо-жену, эту чудо-любовь, это чудо-чувство. И вот мы в тени этой великой любви, обожания выросли, и это, очевидно, сделало нас такими, с братом. Я говорю: а мама? -"Мама умерла десять лет назад". Я говорю: Господи, а отец? "Отец жив". - "Как же он пережил, ужасно, наверное, смерть матери?" Она говорит: "Что ты! Он благословляет каждый день Бога, что боль разлуки выпала ему, а не ей". Меня это потрясло. Вот Астрид Линдгрен.
Из "Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана".
#ориджи_и_книги #тексты #цитатник

Комплементарная пара: забавный миниоридж Neivid.

#ориджи_и_книги #тексты #гет

Всё будет замечательно: автор Июль_July
- У тебя дождь идет?
- Идет, а у тебя?
- И у меня. А ты в курсе, вообще, что мне уже пора спать?
- А ты в курсе, что это я тебе еще полчаса назад сказал?
- Но ты ведь до сих пор со мной болтаешь.
- А не должен?
- Ну конечно! Если ты заявляешь кому-то, что ему пора спать, то надо сказать «Спокойной ночи» и положить трубку.
- Спокойной ночи.
- Эй, только не бросай трубку!
- Тебе спать пора. Действительно пора.
- Я знаю. Но я просто так не усну. Расскажи мне сказку!
- Чего?! Я не знаю сказок.
- Ну, стихи.
- Тем более. Ты забыл, с кем говоришь? У меня по укрлит была четверка. Я не учил стихов.
- А по зарубежке?
- А по зарубежке тройка.
- Хоть по какому-нибудь предмету у тебя была нормальная оценка?
- Да, восьмерка по географии. Мое главное школьное достижение.
- Ладно, расскажи что-нибудь из географии. Мне все равно, главное чтоб твой голос слышать.
- Хорошо, слушай. Ориентирование на местности…
- Замечательно. Я загадал, если ты начнешь рассказ со слова на букву О, то мы завтра увидимся и все будет классно.
- А если бы я начал с буквы А?
- Тогда тоже все было бы хорошо.
- А с Ы?
- Тогда сто процентов, все у нас будет замечательно. Это моя любимая буква. Особенно в начале слова.
#цитатник #ориджи_и_книги #тексты #слэш

#ориджи_и_книги #тексты #цитатник
Корней Чуковский. Высокое искусство
Когда в начале двадцатых годов молодой Самуил Маршак приходил ко мне и стучал в мою дверь, я всегда узнавал его по этому стуку, отрывистому, нетерпеливому, четкому, беспощадно-воинственному, словно он выстукивал два слога: «Маршак». И в самом звуке этой фамилии, коротком и резком, как выстрел, я чувствовал что-то завоевательное, боевое:
— Мар-шак!
Был он тогда худощавый и нельзя сказать, чтобы слишком здоровый, но когда мы проходили по улицам, у меня было странное чувство, что, если бы сию минуту на него наскочил грузовик, грузовик разлетелся бы вдребезги, а Маршак как ни в чем не бывало продолжал бы свой стремительный путь — прямо, грудью вперед, напролом.
(...)
И еще одно драгоценное качество поразило меня в Маршаке, едва только я познакомился с ним: меня сразу словно магнитом притянула к нему его увлеченность, я бы даже сказал, одержимость великой народной поэзией — русской, немецкой, ирландской, шотландской, еврейской, английской. Поэзию — особенно народную, песенную — он любил самозабвенно и жадно. А так как его хваткая память хранила великое множество песен, лирических стихотворений, баллад, он часто читал их, а порою и пел, властно приобщая к своему энтузиазму и нас, и было заметно, что его больше всего привлекают к себе героические, боевые сюжеты, славящие в человеке его гениальную волю к победе над природой, над болью, над страстью, над стихией, над смертью. Мудрено ли, что я после первых же встреч всей душой прилепился к Маршаку, и в ленинградские белые ночи — это было в самом начале двадцатых годов — мы стали часто бродить по пустынному городу, не замечая пути, и зачитывали друг друга стихами Шевченко, Некрасова, Роберта Браунинга, Киплинга, Китса и жалели остальное человечество, что оно спит и не знает, какая в мире существует красота.
Полностью здесь.

#поиск #ориджи_и_книги #тексты
Книга, описывающая общество, где на образование пары/семьи наложено табу?
Вертятся в голове какие-то фантасты по такой теме, но ни имен, ни названий вспомнить не могу.