Реванит (джен)

xxx: Не знаешь, где живёт Аниций Тул?

yyy: Где живёт, не знаю, но умирать ходит средь цветов Каамоса[1]

услышано одним охотником за головами в космопорте Ру Ценус

Покоя нет — есть страсть.

Страсть придаёт нам силу.

Сила приносит победу.

Победа разрушает оковы.

Так мы обретаем свободу.

Кодекс Сита

Есть у ситов одна забавная традиция: умирать они отправляются на четвёртую луну Явина.

Сражаться, завоевывать славу, выигрывать и проигрывать — всё это можно где угодно. Но смерть — смерть следует встречать именно здесь, если хочешь остаться настоящим ситом до конца. Войти в легенды, вписать имя в историю...

В глазах периодически темнело, и огоньки контрольной панели сливались в одно невнятно-пёстрое пятно. Пальцы то и дело соскальзывали с руля, и небольшой челнок вихлял задом, как пьяная тви'лекка в "Скользкой дорожке". Вихлял — но стойко держался взятого курса на Чёрное Озеро.

Ты не сможешь сбежать, Дарт Нокс[2].

— Я никуда не бегу.

Разве? Пойми, твои целительские способности, конечно, впечатляющи, но им не справиться с пятью годами медленной смерти. Ты должен вернуться в Прибежище. Там тебя вылечат. Я не смогу поддерживать в тебе жизнь, если...

— Не стоит беспокоиться. Я осознаю все риски, поверь мне.

Ты слишком самонадеян. Не стоит думать, что, если ты избран, тебе всё позволено. Ты всё ещё недостаточно силён — хотя уже достоин моего внимания...

Его собеседник только криво усмехнулся, набычил рогатую голову и резко заложил крутой вираж. Тело его вдавило в кресло, в ушах зазвенело; зато в голове просветлело. Простенький трюк, неизменно работавший на самом болтливом и настырном из прежних духов, Хорак-Муле, сработал и на сей раз. Тогда ещё Андроник веселился — интересная, мол, начальник, у тебя шизофрения. Прям мания высшего пилотажа. «Мне, — говорил, — нравится. Наконец-то сойдёшь за второго пилота», — говорил.

Андроник... где-то он теперь? Жив ли? Сумел ли увести "Фурию" от вечного флота?

Ему об этом ничего не сказали. Впрочем, эти двое вообще словно бы не узнавали его. Принимали за кого-то. Может быть, за джедая. Или за Гнева? Акк его знает...

Всё-таки мысли изрядно путались. Прямо как у того джедая давным-давно.

«Как же его звали? Кориан. Кориан Доржис». Странно было бы забыть это имя: как-никак, первый в его жизни бунт, первый шаг к невозможному: к истинной свободе. Он помог Кориану, в общем-то, по капризу. Успех первого в жизни большого задания вскружил ему голову; слова инквизитора Уринт (вскоре казнённой — очередной хитрый план оказался слишком хитёр) показались вызовом. Что значит — «Стань истинным ситом, и будешь выше подозрений, что бы ты ни делал?». Истинный ли сит — ученик самой Заш? И что бы сказал грымза Харкун, если бы узнал, как нагло его нелюбимый подопечный нарушил все приказы?

Он помог из пустого каприза, а в ответ получил такую благодарность, словно он и правда был тем, кем показался: благородным, искренним, чистым и добрым. И это был ценный урок.

Почему ты выбрал именно Явин, Дарт Нокс? Думаешь затеряться в джунглях?

Каждый раз, когда Вициат произносил "Дарт Нокс", по телу пробегала лёгкая волна тепла: бывший император пытался заклинать именем, чтобы получить контроль над тем, с кем делил тело и душу. Сложнее всего было сдержать ухмылку, потому что эти звуки — "Дарт Нокс" — его именем не были никогда. А настоящее имя Вициату знать неоткуда. Он его и не слышал-то никогда. Оно — только для друзей.

«Реут, лорд Каллиг».

— Хочу к Чёрному Озеру, — честно ответил он.

Бывший император злился, и от этого страшно ломило виски и почему-то запястья. Ещё бы он ни злился: никакого доступа к мыслям и планам носителя нет, приходится спрашивать прямо. А потом пытаться истолковать ответ.

«Злись, злись, старый хрен. Чем больше ты злишься, тем меньше опасен».

Это ему объяснил Калатош — в одну из редких минут покоя и просветления, когда они сидели в мире снов и играли в сабакк. Ну, то есть как — играли. Реут старательно вникал в сложные и довольно невнятные правила, Калатош развлекался за его счёт. И всё ради того, чтоб Чудовище научилась дурацкой азартной игре.

— Не хочу, чтоб моя внучка оставалась отсталой джедайской дурочкой. Она должна влиться в коллектив, — заявил тогда тогрут.

— Но почему я? Уверен, Андроник умеет играть в сабакк. Пусть её и научит.

— Сразу видно, что ты ничтожный сит, — величественно расправил лекку Калатош. — Запомни: моя внучка — джедай, а джедаи должны получать все ценные жизненные навыки только от своих избранных учителей.

— Что, правда? Но это же тупо! Учитель не может знать всего, и таким образом...

— Тупо, да. Зато по-джедайски!

— Вот поэтому-то Храм и разрушен, а Служба Возвращения Утраченного копается в его развалинах, — встрял в разговор дед.

В ту пору он часто навещал его сны, неизменно готовый выдать стопку ценных советов или особо мудрых наставлений. В ту пору — теперь больше не приходит: его гробница разрушена, а его дух или обрёл покой, или поглощён Вициатом.

На самом деле Реут не знал, почему выбрал именно Чёрное Озеро. Наверное, потому что оно красивое.

Так-то для его затеи подошёл бы любой водоём. Или даже никакого водоёма и не потребовалось бы, просто так проще.

Ну и потом, Эргаст вроде бы говорил, именно на Чёрном Вициат поглотил жизненные силы двухсот своих учеников-ситов, что дало ему силы поглотить всю жизнь на Нафеме — и открыло дорогу к императорскому престолу. А это значит, здесь у ритуала больше шансов на успех, чем где-либо ещё. Сила, она любит красивую иронию.

Зона джунглей внизу сменилась приполярной зоной умеренного климата, гигантские хвощи — стройными соснами и лиственницами. Значит, уже недалеко.

Реут мысленно — уже не в первый раз — благодарил раката за их мастерство. Оно позволило протянуть пять лет в плохо промёрзшем карбоните, почти не опираясь на силу бывшего императора. И, тем самым, сильно, сильно ограничило императору доступ в реутову душу. Или это были «особые предосторожности», которые упоминал Горрша? Добрый старик обещал внести поправки, специально помогающие против «особо назойливых дополнительных сознаний».

Эх, Горрша... жаль, не написать ему про уникальный опыт общения с духом бывшего императора. Ему было бы интересно, он любил порассуждать о том, как соприкосновение с потусторонним влияет на физические тела. И наверняка у него нашлось бы что рассказать о Вициате. Но увы, увы: он уже не успеет возобновить переписку. Уже не узнает, помог ли его Оттиск исцелить ракатанский народ. Едва ли, конечно, но было бы приятно, если да...

Зато гормаки теперь летают. Жаль, конечно, что они приняли сторону Вечной Империи, но — акк подери, у них были все основания. Эти расписные сектанты с глазами-сотами и правда превратили Силу в скверну, а их обожают что республиканцы, что имперцы. Как говорил дед, ничего странного: дураков достаточно в любом обществе, а все дураки падки на мутную мистику.

Он, правда, заканчивал сие рассуждение тем, что здесь-то и кроется причина популярности джедаев.

Но восская мистика была даже мутнее джедайской, так что...

Вот и озеро.

Реут с некоторым трудом посадил челнок, медленно поднялся из кресла. Постоял, выравнивая равновесие. Медленно, держась за стенку, пошёл к двери — действие ритуала искажённой крепости заканчивалось.

Любопытно, что ты прибыл сюда. Когда-то именно здесь я начал путь к величию...

Пусть говорит: чем больше он болтает, тем меньше шансов, что он будет помехой.

Рассеянно поддакивая Вициату, Реут вышел и побрёл к берегу. Осторожно нашарил потайной рычаг, полюбовался, как из воды один за другим поднимаются серые камни древней дороги к искусственному острову в центре озера.

Здесь стоял лагерь Службы Возвращения Утраченного и джедайских артефактологов, когда — в последние годы мира, сразу после Ревана — Реут своим авторитетом главы Сферы Древних Знаний пробил совместную экспедицию по изучению реликвий Явина.

Реван...

Если кого-то Реут и называл Учителем, то это его. С того самого дня, как в пещере он оставил прошлое и шагнул в будущее, пройдя через смерть. Он был до сих пор уверен: он видел не переодетую как-её-там-гуру, а именно Ревана. Того, кто первым понял: Тьма и Свет не враги, но два крыла, несущие ввысь, две руки, открывающие запертые двери. Отвергни равнодушие джедаев, отвергни ненависть ситов, и иди по дороге, ведущей к истинной свободе.

И не бойся смерти.

Жаль, что Реван ушёл раньше, чем Реут успел с ним договорить. Впрочем, если реваниты были правы, шанс побеседовать с ним ещё представится.

Всё-таки жаль, что он здесь один. Было бы легче, будь за спиной верный Хем, или ехидина Андроник, или славный Тал, или даже Чудовище. Если бы он хотя бы знал, что они живы — ведь во сне он видел их всех мёртвыми. Он оплакивал их.

«Не бойся смерти», — повторил внутренний голос, и Реут улыбнулся.

И правда, о чём это он? Ведь даже если они все мертвы, это не конец. Это только начало.

«Смерть — это лишь первая остановка в долгом пути», — как учил Реван.

Осторожно цепляясь за нити Силы, он пошёл вперёд.

Помнится, Чудовище однажды спросила:

— Мастер, не сочтите за оскорбление, но почему вы, ситы, не можете просто стать едиными с Силой?

— Потому, что мы ищем вечности, а не забвения, как джедаи. Мы хотим и в смерти оставаться собой, понимаешь? — ответил он тогда.

И вот, ему придётся отступиться от этой веры. Рискнуть собой, рискнуть своей вечностью. Но... акк подери, оно того стоило.

Реут улыбнулся и осторожно вытащил из волос оловянную заколку-гребень. Положил на камни.

Вициат не отреагировал. Хорошо. Значит, и правда не имеет доступа к глубинным мыслям и истинным желаниям.

Он купил эту заколку с первых своих денег, когда его только-только освободили, сняли электроошейник и выдали пару десятков кредиток — на дорогу до Коррибана и карманные расходы. Простая оловянная заколочка, ничего особо ценного. А потом он подружился с джедаем-артефактологом, который умел читать вещи — прикосновением считывать историю хозяев этих вещей. «Вот, например, как твоя заколка, — сказал джедай. — Она ведь видела всё, что видел ты. Например, как именно ты добыл тот самый голокрон Рагноса», — и оба они засмеялись.

А Реут решил, что, пусть заколка и дешевенькая, и не подходит пафосному Истинному Ситу, он её оставит. Просто чтобы она сохранила весь его жизненный путь: с того, как он обрёл свободу (пусть и формально) и до того, как... об этом, впрочем, он тогда не думал. Он мечтал об удивительных приключениях, немного — о том, что станет первым, что проложит новый путь для Империи, много — о том, что увидит невиданное и узнает неведомое. И всё это запомнит простая заколка. И однажды она попадёт к кому-нибудь, кому будет нужен его жизненный опыт.

С новым путём не срослось, зато всего остального ему выпало в избытке: и неведомого, и невиданного, и первого.

Но всё однажды заканчивается.

Он прикрыл глаза, собираясь с Силой. Одному всё-таки было очень сложно, но разве он был один?

Нет.

Он не один хотя бы потому, что сражается не за себя. За всех них. И все они сейчас рядом.

И артефактолог Самиэль, щурящий близорукие глаза и ядовито комментирующий неповторимую вициатову походку — «Не всякая тви'леккская барышня так умеет, это ж надо так... бёдрами работать!». Он всегда шутил, когда всё было страшно и плохо.

И Кориан Доржис — сейчас Реут точно знал, что Кориан до сих пор жив, что у него две ученицы, что он — смешно, но ведь правда — до сих пор не забыл своего глупого спасителя.

И Калатош, во всём его пафосном бело-багряном великолепии. «Дерзай, ничтожный сит! Учитель моей внучки должен быть достоин этого!»

И Чудовище, его ученица Ашара. Сердито сжимает кулаки и хмурится: ну же, мастер, ну ты же меня не подведёшь? «Не подведу, Чудовище. Я ни за что тебя не подведу. Я же твой мастер, верно?».

И Андроник — «Звиняй, начальник, не могу ничем помочь. Но типа душой я с тобой. На твоей стороне. Мысленно прикрываю спину и всё такое. Не дрейфь, слышишь?».

И Тал Дреллик — «Как жаль, что это не войдёт в легенды, милорд! Но, знаете, я уверен: никто и ничто не пропадает насовсем. Однажды кто-то непременно узнает вашу историю. Непременно!»

И Хем Вал — «Маленький сит встретится с Госпожой. Маленький сит не должен её бояться: она добра к тем, кто её достоин. Я буду помнить маленького сита».

И дедушка. «Что поделать, мой род закончится на тебе» — «Увы, бесславно» — «Зато достойно. Достойно — важнее, чем славно, плоть от плоти моей».

Он подошёл к самому краю островка и закрыл глаза. Вициат недоумённо воззрился на него — мол, что творишь? Какой смысл в подобном поведении?

Суицид не спасёт тебя, учти! Не думаешь же ты, что ты — единственный достойный?

— Нет, не думаю. Но я единственный, кто способен на маленький трюк...

Ослепительное золото ударило по глазам.

— Она прекрасна, правда?

Вициат недоумённо смотрел на сияющую реку у своих ног.

— Что это, Нокс?

Вместо ответа Реут крепко обнял его и, спиной вперёд, шагнул с берега в воду. Точно так же, спиной вперёд, рухнуло в глубины Чёрного Озера его тело там, в реальном мире. Можно было бы и без этого, но так симпатическая магия усилит шансы на успех ритуала.

— Нет, Нокс! Нет, это смерть! — кричал Вициат.

Он рвался из его объятий, но не мог вырваться: живая душа всегда крепко держит мёртвую.

Последний из секретов Эргаста, самая страшная тайная мастеров-медиумов.

Если дух нельзя подчинить — можно убить его. Ценой своей жизни.

Растворить его в Великой Силе — и раствориться самому.

Главное — не размыкать рук. Главное — не отпустить.

Пока ещё хоть немного помнишь себя, не размыкай рук.

Вициат рвался, Вициат отчаянно брыкался, но Реут не размыкал рук, пока были силы.

* * *

Золото поглощало его. Золото растворяло его в себе. Золото пожирало то, что он держал в руках, покуда оно совсем не исчезло. Золото не было ни злым, ни добрым, оно просто было, просто существовало. Наличие Реута мешало ему существовать — так песчинка мешает моллюску — и золото делало его частью себя.

Как уже сделало частью себя Вициата.

«А ведь он был куда сильнее меня. Странно. Что же меня ещё держит? Почему я всё ещё существую?».

Было отчаянно-страшно, на самом деле, но он не хотел портить последние минуты существования паникой и пытался заглушить её философскими размышлениями. Но золото заливало глаза и рот, золото смывало мысли и чувства.

— Не дури.

Смешно: на миг Реуту почудилось, что кто-то с ним говорит. Потом к слуху прибавилось и зрение.

— Надо же. Не знал, что, пытаясь удержаться на грани бытия, я буду воображать именно тебя. Это потому, что ты такой нелепый и пафосный, наверное?

Вместо ответа Калатош молча схватил его за шиворот.

Реута резко потянуло вверх.

С изумлением он осознал, что Калатош не один. За плечи его держали и тянули вверх Хорак-Мул и Андру, за запястья — Эргаст и, о чудо, дедушка. На миг ему привиделся даже Реван, но это уж точно было обманом зрения.

Потом Калатош исчез, и его подхватила Чудовище.

— Ничего, мастер Реут. Нельзя сдаваться, даже если всё потеряно, разве не вы меня этому учили?

Новые и новые руки подхватывали его и тянули из золотых глубин на поверхность. Новые и новые голоса говорили с ним, возвращая — фрагмент за фрагментом — разрушенную золотом память и личность.

Последней — со спокойной улыбкой на смуглом лице — его подхватила та женщина. Глава реванитов. Как же её звали?..

— Помни: смерть — это новое рождение. Это врата свободы, — строго сказала она. — Ты умер, и ты родился, и ты чист. Что ты чувствуешь, стоя на пороге новой жизни, ученик?

— Ты ошибалась насчёт Ревана, — не мог не сказать он.

— Зато я не ошибалась во многом другом, правда?

Он кивнул.

* * *

Золото отпустило его. Он снова мог дышать.

Он открыл глаза, закашлялся, выталкивая из лёгких тёмную озёрную воду, глубоко вдохнул и невольно закричал от радости.

Он был свободен.

Оставалось только как-нибудь дотянуть до ближайшей имперской базы. Там точно найдётся колба с колто для лорда Тёмного Совета, а уж после колто он найдёт, кому сдаться на предмет лечения от отравления.

Реут ухмыльнулся и, щелчком пальцев призвав заколку, осторожно собрал волосы.

Жизнь только начиналась, и значит, его летопись продолжается.

Жаль, в неё не войдёт пережитое только что... но это всегда можно записать как-нибудь иначе.

Да, записать...

[1] Аниций Тул — знаменитый алдераанский поэт эпохи Гражданской Войны, чьи стихи оставались памятны ещё во времена войны клонов. В частности, ему принадлежит чеканная фраза, которую Оби-Ван цитировал Энакину — «Наихудший род несчастья — когда в горе вспоминаешь былое счастье» (или, по-алдераански: Infelicissimus genus infortunii est, fuisse felicem). А также грустное стихотворение, написанное им в изгнании и начинавшееся со строк «Я ни клана, ни дома не хочу выбирать — средь цветов Каамоса я пойду умирать».

[2] Я в курсе, что светлый инквизитор — Дарт Империус, но это звучит слишком тупо. Нокс лучше.