Наутро (гет)

Разговаривать после секса было неправильным, нужно было спать, это Кау-Рук знал точно, а уж разговаривать до него, когда уже пора было перейти к активным действиям — неправильно вдвойне. Но Гвен-Ю словно издевалась или испытывала на прочность.

— Я ещё не все вещи разобрала, — сказала она, кивая на коробки, стоящие в углу комнаты. Кау-Рук кивнул тоже и посмотрел на Гвен-Ю жалобными, как ему казалось, глазами, но сердце у неё, наверное, было каменное.

Как объясняться в любви, когда не принято говорить о чувствах? В старинных романах всё было иначе, но рыцарские времена давно минули. И сейчас она думает, что ему нужно только одно. А что ещё она может думать? И потом, они знакомы недавно, а она уже дала понять, что не против. Дала понять или ему только показалось, а приглашение в гости ничего не значит? Как плохо не уметь говорить словами о том, что действительно важно!

— Если тебе нужна помощь, я всегда готов помочь, — сказал Кау-Рук, в уме сократив длиннющую вежливую фразу из какого-то романа. Нынешний век приучал к быстроте и конкретике, и он не тешил себя надеждой, что старинная витиеватость могла очаровать. Скорее уж, вогнать в сон.

— Да ладно, сама справлюсь, — махнула рукой Гвен-Ю.

Они разговаривали, сидя на кровати, уже целый час, разговор клеился не очень, Гвен-Ю откровенно изучала, Кау-Рук бледнел, краснел и прятал глаза. В небе ты молодец, а наедине с девушкой, которая нравится, словно язык проглотил, рассердился он на себя.

— Видела, как я вчера бежал кросс? — спросил он.

— И грохнулся в лужу? — фыркнула Гвен-Ю.

— Так это же был бег с препятствиями, — возразил Кау-Рук. — Лужа была препятствием, если бы не она, я бы пришёл первым. Всё равно я намного не отстал, третий результат — тоже хороший.

— А если бы там была я, то сама стала бы первой!

И Гвен-Ю посмотрела с задорным прищуром, словно проверяя: ну давай-ка, что ты скажешь?

— Уж извини, — вежливо ответил Кау-Рук, — все знают, что в стрельбе тебе нет равных, но бег это, откровенно говоря, не твоё!

Соперничество было извечным и прокралось даже сюда, в тишину ещё не обжитой лейтенантом Гвен-Ю комнаты.

— Проверим завтра? Послезавтра лучше!

— До побудки!

— В четыре встречаемся у начала дистанции!

— Точно!

Оба воодушевились, соперничество — это было понятно, оно всегда поощрялось, особенно в спорте. И теперь оба смотрели друг на друга с прищуром, словно оценивая возможности.

— А если ты проиграешь, ты скажешь мне "да"? — спросил наконец Кау-Рук, набравшись храбрости.

— Если бы мы не были в одном звании, ты бы у меня отправился в караул вне очереди, десять раз подряд, — с удовольствием сказала Гвен-Ю. — И ты балбес.

— В караул за то, что балбес, вне очереди не отправляют! — не сдавался Кау-Рук, пытаясь поддержать её шутливый тон.

— Тебя можно!

— Откуда ты знаешь? — спросил Кау-Рук, задумавшись. — Уж за что меня только во внеочередные наряды не отправляли за время учёбы!

— За что? — заинтересовалась Гвен-Ю.

— Дай вспомнить! — фыркнул Кау-Рук, сел поудобнее и принялся загибать пальцы. Про то, за чем пришёл, он уже почти забыл. — По ночам уходил в самоволку в ближайший парк, в спортзал, в библиотеку, на крышу общежития, на дерево под окном, домой. На спор учился, стоя на голове — это не образное выражение. Подменил лазерные пистолеты для тренировочного боя пистолетами со слезоточивым газом. Вкрутил в водопроводную трубу в душевой контейнер с синим красителем. Это было особенно весело. Научил ругаться бортовой компьютер тренажёра. Продолжать?

— Моей фантазии хватило только на кнопку на стуле полковника Ди-Нала, — призналась Гвен-Ю. Она не хохотала, но сдержанно улыбалась, и это значило, что её сердце оттаивает. — И тебя каждый раз ловили?

— Да ты что, если бы так, то я бы давно вылетел из училища на первой космической! — ужаснулся Кау-Рук. — Впрочем, если бы я вовремя не перевёлся учиться на звездолётчика, один хмырь бы меня точно доконал, всё время ловил меня и стучал преподавателям.

— А ты бы его побил, — предложила Гвен-Ю. — Если бы на меня стучали, я бы врезала, и дело с концом.

— А то я не догадался! Он всё представил так, будто я на него напал! — В голосе Кау-Рука прорезалось давнее возмущение. — Ну и пусть себе сидит при штабе авиации адъютантом, а я всё равно буду выше него летать!

— Конечно, будешь, — с усмешкой успокоила его Гвен-Ю.

Вчерашние курсанты, они радовались училищным байкам и были слишком беззаботны, чтобы думать о будущем серьёзно. Хотя когда это менвиты не были серьёзны? Вот и сейчас Гвен-Ю уже стёрла с лица улыбку.

— Ты не принесёшь воды с кухни? — попросила она. — Налей в стакан, ладно?

— Ладно, — сказал Кау-Рук. Если это и было ещё одним испытанием, то весьма слабым. Так-то Гвен-Ю уже посмотрела на него на тренировке, на беговой дорожке и наверняка ухитрилась сунуть нос в личное дело или навести справки другим путём. Тогда подход у неё был самым что ни на есть серьёзным.

Он сходил на кухню и принёс стакан с водой. Гвен-Ю приняла его с видом многозначительным и почти что торжественным, и у Кау-Рука счастливо ёкнуло сердце. В их действиях вправду была многозначительность, которую он побоялся спугнуть.

Гвен-Ю демонстративно медлительно дотянулась до прикроватного столика в изголовье, взяла блистер таблеток, выдавила одну, закинула в рот и запила водой.

— Тебе не кажется, что старинный обычай подавать воду тому, кто нравится, в наше время обрёл новый смысл? — спросила она.

Кау-Рук кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Гвен-Ю нравилась ему так, что подкашивались ноги, когда он мечтал о ней или видел её в спортзале или где-нибудь ещё. Сейчас он мог только смотреть на неё, словно умоляя пощадить.

— Только не говори, что ты свои таблетки не взял! — строго сказала Гвен-Ю, и её голос вывел его из прострации.

— Взял, — смущённо сказал Кау-Рук и вытащил блистер из нагрудного кармана. Он принял стакан воды обратно, мысленно соглашаясь с её словами о новом значении старинного обычая, и проглотил таблетку.

— Так значит, это вот сейчас было "да, и прямо сейчас"? — спросил он.

— Ты вправду балбес или притворяешься? — уточнила Гвен-Ю.

— Наверное, вправду, — вздохнул Кау-Рук и поставил стакан на прикроватный столик. — Можно тебя поцеловать?

Гвен-Ю вздохнула, закатив глаза, и вдруг схватила его за брючный ремень.

— А ну-ка, иди сюда! — велела она, подтаскивая его к себе. — Не приходило в голову, что с девушками надо быть посмелее?

— Как же посмелее? — выдавил Кау-Рук, едва не падая на неё.

— Не только красоваться! — рявкнула Гвен-Ю.

— Я научусь! — пообещал Кау-Рук. — А теперь можно поцеловать?

— Да ты что, в первый раз, что ли? — возмутилась Гвен-Ю, расстегивая ему штаны. — Стой спокойно, должна же я посмотреть, на что подписываюсь!

— Ты что, можешь отказать мне в такой момент? — простонал Кау-Рук. Он уже забыл про всё, что Гвен-Ю рассказывал, все их разговоры казались незначимыми, а главное было сейчас. Взволнованный и возбуждённый, он потянулся расстегнуть её мундир, и она не стала протестовать. Сейчас, когда она тяжело дышала и то и дело облизывала губы, она казалась ещё прекраснее, потому что хотела его. Всё было неважно, их звания, их прошлое и будущее, их умения и заслуги. Она хотела его — и это было единственно важным.

— А ты хорош, — одобрила Гвен-Ю. Под её взглядом его наполовину напрягшийся член полностью встал. Давая себя рассмотреть, Кау-Рук поспешно стащил мундир и рубашку, Гвен-Ю его поспешность явно понравилась, она и сама раздевалась, и отнюдь не медлительно. То, что она видит его полуобнажённого, с приспущенными штанами, только добавляло остроты возбуждению, и Кау-Рук мечтал о том, как войдёт в неё и покажет ей, насколько он хорош на самом деле.

Они немного повозились на кровати, целуясь и тиская друг друга, но даже сейчас в их ласках было соревнование. Потом они об этом забыли.

Спустя час, утолив свою жажду друг друга, они лежали рядом и болтали обо всём на свете, и теперь это было легче. Кау-Рук растерял всю свою стеснительность, в какой-то мере напускную, и теперь медленно и расслабленно гладил Гвен-Ю везде, где мог дотянуться, и она тоже не оставалась в долгу.

Припомнив оставшиеся училищные байки, они вспомнили про своё соревнование и перенесли его на час позже, потом над чем-то смеялись, потом опять тискали друг друга и, наконец, затихли, чтобы отдохнуть и захотеть друг друга снова.

— Есть вещь, которая меня тревожит, — сказал Кау-Рук, невесомо прикасаясь кончиками пальцев к животу Гвен-Ю и вырисовывая на нём невидимые узоры. — Теперь я могу с тобой поделиться, когда мы так близки.

— Какая вещь? — спросила она, не открывая глаз. Её ладонь лежала у него на бедре, и изредка Гвен-Ю поглаживала его, словно одобряя.

— То, что сейчас говорят. Про арзаков.

— А что про них говорят? — сонно уточнила Гвен-Ю.

— Что они не такие, как мы.

— Они и вправду не такие, как мы. С чего это ты о них заговорил?

— Потому что ты рядом, — объяснил Кау-Рук, — и я думаю, ты мне что-нибудь посоветуешь. Мне не нравится, что о них так говорят, как будто они... не знаю... Неполноценные? Это неправильно.

— Ни разу не слышала, чтобы так говорили, — призналась Гвен-Ю. — Да у меня даже есть знакомый арзак, познакомились в Приграничье, и он ничего, нормальный парень. Так и скажи, что тебе просто не нравится Гван-Ло.

— Не нравится, — признался Кау-Рук. — Он только недавно стал нашим правителем, а уже хочет затеять ссору с соседями. Зачем?

— Ну, откуда мне знать, — зевнула Гвен-Ю и игриво потискала его ягодицы. — Он правитель, ему виднее, что делать.

В ответ на её инициативу Кау-Рук решительно приподнялся, погладил её бедро с внутренней стороны и скользнул пальцами ей между ног. Про свою тревогу он уже почти что забыл.

— Эй, полегче! — вскрикнула Гвен-Ю, захлебнувшись стоном. — Я же сейчас с тебя до утра не слезу!

— Ага, — согласился Кау-Рук, просовывая два пальца глубже в мокрую щель. — Я согласен. Ага, нравится!

— Только не останавливайся! — прохрипела Гвен-Ю, выгибаясь. — Ох, как я тебя хочу!

Кау-Рук выполнил её просьбу, и они действительно не останавливались — до утра.

Сосущее чувство недосказанности он отогнал.

* * *

После утренней тренировки Кау-Рука вызвали к полковнику Кса-Джесу. Кау-Рук пробежал от тренировочной площадки до здания штаба, взлетел по лестнице и постучался в дверь. Он знал, зачем его вызывают — одобрили его заявление о переводе на тренировочную базу будущих звездолётчиков!

— Мой полковник! — радостно приветствовал он высокое начальство. Хотелось подпрыгивать от нетерпения, но он сдерживался.

— Сядьте, лейтенант, — обронил Кса-Джес, и у Кау-Рука оборвалось сердце.

Не приняли!

Но речь была о другом.

— Мне стало известно о совершённом вами проступке, — ровно заговорил полковник. — Вы позволяете себе такие высказывания, которые порочат честь мундира. Вы смеете неуважительно отзываться о нашем правителе и ставить под сомнение его решения.

— Я не... — взвился Кау-Рук.

— Молчать, — велел Кса-Джес, — потом вы устроите бунт, а я буду за вас отвечать. Надеюсь, недопустимость дальнейших подобных проступков вам понятна. Десять нарядов в караул у парадного входа вне очереди, при полной выкладке. До обеда — первые четыре часа. И обдумайте своё поведение. Приступать!

— Слушаюсь, — белыми губами ответил Кау-Рук и поднялся. — Разрешите идти?

Вместо ответа Кса-Джес открыл ящик стола, вытащил бумагу, в которой Кау-Рук узнал собственное заявление, порвал его и бросил в мусорную корзину.

— Вы же понимаете, что это для вашего блага? — спросил он.

— Да, мой полковник, — выдохнул Кау-Рук. — Разрешите идти?

— Разрешаю, — ответил Кса-Джес.

Кау-Рук отсалютовал ему и вышел в оглушительно тихий коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.