Alone with the Sea (джен)

Once there was an old ocean,

Where anyone who saw it

Grew old with the sea.

So we were terrified of water;

Of all the sons and daughters

No one dared to see.

— Море волнуется.

Кэл останавливается, едва ступив на почти заросшую лесную тропинку, и оборачивается. Взгляд матери, стоящей у порога их дома, пронзает его насквозь, как копье.

— Не ходи туда, — ее голос тихий и странно ломкий. — Не нарушай запрет. Тысячи людей уходили покорять море, и никто из них не вернулся. Не ходи.

Кэл приближается к ней и, мягко приобняв, наклоняется и целует в седую макушку. Затем, не говоря ни слова, отстраняет мать от себя и возвращается на тропинку.

Он ничего не обещает.

* * *

Продираться сквозь заросли труднее, чем кажется поначалу: время от времени Кэл останавливается перевести дыхание, руки и ноги ноют от непривычной нагрузки, сердце слегка саднит. Чем дальше он уходит по тропинке, тем чаще ловит себя на том, что до дрожи в пальцах стискивает плохо собранный амулет, петлей висящий на шее. Острый скол камня, опоясанного тонким веревочным шнурком, врезается в ладонь, и едва зажившие ранки снова начинают кровоточить. Сердце не перестает болезненно ныть.

Все жители деревни ощущают море издалека — по шуму волн, по резкому запаху соли и йода, но в основном — по странному щемящему чувству тоски, как от несостоявшейся встречи со старым другом. Стоит тоске поселиться в сердце, и люди отшатываются и спешат вернуться туда, откуда пришли.

Выпуская из пальцев отцовский амулет, Кэл, улыбаясь, лишь ускоряет шаг.

Шорох листьев чуть впереди застает его врасплох, и Кэл застывает как вкопанный, настороженно следя за кустарником, но все равно не улавливает момент, когда перед ним появляется человек. Сердце ёкает в испуге, но беглого взгляда оказывается достаточно, чтобы немного успокоиться. Это явно чужестранец, причем не бедствующий: острая козлиная бородка, цилиндр и черный плащ здесь редкость. На жилете сверкает рубиновыми глазами маленькая брошка — какое-то существо из древних легенд, больше напоминающее лошадь с рыбьим хвостом вместо нижней половины туловища. Кэл останавливает на ней взгляд — таких животных он раньше нигде не встречал.

— Прошу прощения, что напугал вас, — у незнакомца мягкий, с хрипотцой голос; Кэл у трудом переводит взгляд на его лицо. — Я надеюсь, вы можете мне помочь. Подскажите, где можно найти море?

Сам вопрос и вежливый тон, которым он был задан, совершенно выбивают Кэла из колеи: поначалу он молча смотрит на незнакомца, затем наконец медленно поднимает руку и указывает ему за спину, не в силах выговорить ни слова. Тот негромко смеется; Кэлу кажется, будто за этим смехом он слышит шум набегающей на берег волны.

— Нет, там я уже был, — слегка натянуто улыбаясь, продолжает незнакомец. — Я ищу море, где еще живут другие разумные создания, где в них еще верят. Знаете о таком?

Тысяча вопросов роятся у Кэла в голове, но язык по-прежнему не слушается его; в конце концов он сдается в своих попытках совладать с речью и просто качает головой.

Незнакомец вздыхает.

— Жаль. Что же... Надеюсь, что когда-нибудь мы еще встретимся.

Он уходит так же неуловимо быстро, как и появился; там, где он прошел, в воздухе висит едкий аромат соли, и Кэл медленно вдыхает этот запах, пытаясь прийти в себя после такой странной встречи. У него уходит много времени, прежде чем он наконец продолжает путь; пальцы крепко сжимают отцовский амулет, на душе остается какой-то неясный осадок.

Говорят, когда подходишь к морю вплотную, в ушах начинает звенеть, а сердце заходится так, что становится трудно дышать.

Кэл выходит из леса на длинный, покрытый мелкой галькой берег. В этот момент он не слышит ни звука.

* * *

море волнуется, плещет волнами, завладевает мечтами и снами, в нас проникает, становится нами и — наконец — превращается в нас.

Кэл возвращается.

Сначала домой: мать обнимает его и льет слезы ему на рубашку, а жители ближайших домов обступают его с расспросами. Кэл поглаживает мать по вздрагивающей спине и коротко отвечает на сыплющиеся со всех сторон предположения. Отчего-то ему неприятно такое внимание к его путешествию.

Он остается в деревне на пару дней и перерывает все доступные ему книги с легендами о морских существах. Ни в одной нет даже упоминания полуконей-полурыб.

Затем он начинает ходить к морю.

* * *

Кэл полусидит, полулежит на крупном, чуть сточенном камне прямо напротив моря; крупные волны, набегая на берег, едва касаются его башмаков и поспешно, будто в страхе, отходят. Кэл вяло бросает в них гальку; вода поглощает камни почти бесшумно.

Он приходит сюда каждый вечер, где-то в глубине души надеясь, что однажды что-то зацепит его достаточно крепко, чтобы он навсегда остался на берегу. Но от моря отталкивающе веет холодом, и, появляясь здесь, Кэл уже не чувствует ничего другого — ни азарта, ни тоски, ни счастья.

Кэл устраивается на камне поудобнее, размышляя о других морях, о существовании которых он до недавнего времени даже не подозревал, и о странном незнакомце с его необычной брошью. На какой-то миг сердце охватывает болезненное чувство тоски, и Кэла наконец озаряет. Вот куда ему на самом деле нужно. Вот где его море.

Кэл сжимает в руке отцовский амулет и встает с камня; в шуме набегающих на берег волн он слышит знакомо-незнакомый негромкий смех, и море ласково дышит в лицо прохладой и солью.