Две стороны двери (джен)

1

Шесть. Пэнси устало трет глаза, потом обхватывает голову руками, запуская пальцы в густые волосы. Стрелки на наручных часах, распластавшись в разные стороны, показывают шесть вечера, но Пэнси им не верит. Быть не может, что только шесть! Она чувствует себя так, словно Хагрид запряг ее в карету вместо фестралов и целый день катал в ней соплохвостов, показывая им окрестности.

Кривя сухие губы, она решительно отодвигает один пергамент и мельком заглядывает в другой, усеянный фамилиями, как поле — костями. Черт, Дэвис! Нужно напомнить Дэвис о пересдаче трансфигурации. С трудом поднявшись со стула, который уже давно — часть ее самой, Пэнси плетется в противоположный конец гостиной, где подковой, явно несчастливой, расставлены низкие диваны и кресла. Там всегда пахнет яблоками и булочками с корицей, которые Крэбб таскает со стола за завтраком.

Трейси неторопливо откладывает в сторону «Ведьмин досуг» и кладет ногу на ногу.

— Я не пойду.

Она не пойдет — упрямство огоньками отражается в карих глазах, но Пэнси ее понимает. Трейси хочет стать целителем, получить интересную работу в Мунго и навсегда забыть о пьющем отце, но у нее ни сил, ни способностей, ни желания бороться.

— Я поговорю с МакГонагалл, не зря же она разрешила тебе заниматься, — Пэнси зевает, в последний момент успев прикрыть рот маленькой ладонью. — Я как раз к ней иду.

Трейси возражать не пытается, и Пэнси поворачивается к ней всегда выпрямленной спиной, которая не сгибается даже под нависшей скалой обязанностей. Помочь Гойлу с зельем радости, встретиться с Аббот в библиотеке, написать отчет о рейтинге успеваемости пятого курса, дочитать теорию к завтрашнему занятию по заклинаниям… В ее сутках часов пятьдесят, не меньше.

На выходе из гостиной Пэнси сталкивается с Драко и уже разжимает шелушащиеся губы, чтобы по привычке попросить его о помощи, но слова так и замирают внутри, не успев вырваться на свободу. Пэнси больно и страшно смотреть в его бледное, землистого цвета лицо и пустые холодные глаза — и не понимать, что с ним, не знать, чем она может помочь. Она лишь догадывается — по тому, как часто он закрывает лицо руками, думая, что на него никто не смотрит — но боится произносить догадки вслух. Проскользнув мимо него к двери, она торопливо идет к главной лестнице, расстроенно теребя часы на запястье.

Завтра — последний учебный день, а за ним — долгожданные рождественские каникулы. Больше всего Пэнси мечтает о той благословленной минуте, когда сядет на мягкое сидение в купе Хогвартс-экспресса и закроет глаза. Просто закроет глаза.

— Вы что-то хотели, мисс Паркинсон? — МакГонагалл сердито поджимает сморщенные губы, и Пэнси инстинктивно ощетинивается. Удивительно, как люди могут превратиться в такие сухари, что даже в чае не размочишь.

— Трейси не придет, — чеканит она, вызывающе задирая вверх свой круглый подбородок.

МакГонагалл на мгновение отрывается от дел и испытующе смотрит на нее своим чертовым проницательным взглядом.

— Тогда мне придется вычеркнуть ее из группы, — говорит она спокойно и обмакивает длинное перо в чернильницу. — Я не терплю лентяев.

Пэнси раздраженно пожимает плечами. Зато Поттера она терпит. И идиота Уизли. Смотря в каменные глаза МакГонагалл, она сразу понимает: надежды нет. И справедливости нет.

— Вы меня осуждаете, — голос все так же спокоен. — И я понимаю, за что. Но и вы поймите: выживает сильнейший — и тот, кто хочет выжить.

Пэнси прищуривается. Преподаватели всегда стремятся подчеркнуть, что они — старше, а значит — мудрее и опытнее, но ведь дураки всегда остаются дураками, потому что время не умеет излечивать глупость. Почему никто этого не понимает, кроме нее?

Повернувшись спиной к МакГонагалл, Пэнси медленно выходит из кабинета, считая, скольким людям она уже показывала сегодня свою прямую спину. И скольким еще покажет. Тяжелая сумка натирает плечо, но Пэнси упрямо плетется в библиотеку, жадно вдыхая сырой, прохладный воздух, рыскающий в галереях. Шаг. Еще шаг. И еще один. Каждый из этих вымученных шагов приближает ее к той благословенной минуте в поезде, когда можно будет закрыть глаза.

В библиотеке привычно пахнет пылью, деревом и книжными страницами. Аббот уже сидит за небольшим овальным столом рядом с секцией, посвященной заклинаниям. Над ней башней превосходства возвышается худая фигура Грейнджер.

Пэнси пытается справиться с лезущими наружу эмоциями, явно лишними сейчас, но ничего не может поделать, и они отчетливо выступают в кривой нитке губ и презрительном прищуре глаз, который перешел ей по наследству от Драко. Грейнджер раздражает не потому, что ее мозги буквально проступают наружу — Пэнси признает достоинства других — а потому, что ей, как и Поттеру, все сходит с рук. Всегда. Хотя у преподавателей не должно быть любимчиков.

— Опять за Малфоя отдуваешься? — насмешливо интересуется Грейнджер, скрещивая на груди руки. — Что с ним случилось на этот раз?

Пэнси снисходительно улыбается. На месте Грейнджер она бы тоже грезила учебой, ведь с такой внешностью — и с таким наплевательским отношением к своей внешности на внимание даже рассчитывать не стоит. День изо дня эти торчащие пакли волос, короткие ногти и бледное лицо. На такое только Уизли ведется, который четко понимает, где обрывается предел его мечтаний.

— А что случилось с Уизли? — ехидно спрашивает Пэнси и, не дожидаясь бессмысленного ответа, шагает к Аббот.

Ханна быстро поднимает голову, отрываясь от разложенных на черном дереве стола пергаментов. У них с Пэнси — нейтральные, деловые отношения, которые полностью устраивают их обеих. Никаких претензий. Никакого соперничества. И потом — какое соперничество может быть с Пуффендуем? За это Пэнси и нравится Ханна — в ней нет ни крупинки желания вылезти вперед всех со своими знаниями или бессовестно нарушать школьные правила, зная, что директор всегда на твоей стороне.

— Мы займемся восточной частью зала и галереей первого этажа, — Пэнси придвигает ей план рождественского украшения замка. — С вас тогда второй этаж и помощь Хагриду и Флитвику с украшением ели. Все остальное взяла на себя Патил. Следить за дисциплиной в праздничный вечер будем мы с Голдстейном.

— Почему не Малфой? — Ханна зевает, заражая Пэнси. Они обе лениво прикрывают рот ладонями, испачканными темно-синими чернилами.

— Он занят, — убедительно врет Пэнси и на всякий случай подтверждает свои слова мелкими кивками. — Да, он занят со Слизнортом.

Ханне все равно, и Пэнси плетется дальше, показав книжным стеллажам и самой Аббот свою героическую спину. У самого выхода она не выдерживает и останавливается у столика с новым выпуском «Ведьминого досуга». Яркая фиолетовая обложка обещает забвение на несколько минут, и Пэнси поддается, пробегая жадными глазами пестрые глянцевые страницы. Где-то внизу, у Большого зала, часы гулко бьют половину восьмого. Пэнси с сожалением кладет журнал на место и выдыхает весь воздух, который был в легких — и тут же вдыхает обратно. Осталось помочь Гойлу и закончить с домашним заданием — и можно идти спать.

Спать.

А потом она вспоминает, что сегодня Драко должен патрулировать галерею второго этажа, но у Драко свои таинственные дела, и, значит, сон придется отложить еще на пару часов. И, вместо того, чтобы спуститься в холл, Пэнси поднимается наверх по Главной лестнице.

— Милочка! Милочка, идите сюда, — в хрипловатом голосе Слизнорта слышится одновременно облегчение и радость. — Скорее же.

Скорее Пэнси не может и в ответ только натянуто улыбается. Слизнорт, всегда напоминающий ей моржа, стоит между Макмилланом и двумя студентами второго курса, одного взгляда на которых достаточно, чтобы разобраться в ситуации.

— Что случилось? — осведомляется Пэнси, снимая с горящего плеча сумку и невозмутимо кладя ее прямо на пол.

— Гэмбл ударил в Паркера заклинанием… — с готовностью начинает Макмиллан, но Пэнси, искоса взглянув на Слизнорта, выставляет вперед ладонь.

— Кто сказал, что это был Гэмбл? — вызывающе интересуются Пэнси. За своих студентов она всегда заступается — и неважно, виновны они или нет. Если виновны, она снимет с них баллы, но безосновательные обвинения ей противны. И потом: гриффиндорцам все проступки чаще всего не стоят ни одного балла, так почему слизеринцы не могут хоть что-нибудь нарушить? — Ты видел все с самого начала?

Лицо Эрни вытягивается, губы что-то невнятно мямлят, и кожа покрывается розовыми пятнами досады. У него нет авторитета Гриффиндора, и снимать баллы со студентов другого факультета он не имеет права, но и уступать Пэнси ему неприятно.

— Предлагаю ничью, — Пэнси часто подстраивает свою тактику под настроение окружающих. Слизнорт довольно кивает, соглашаясь с ней и тем самым призывая согласиться Эрни. Черт его возьми, этого старого моржа. Снейп уже давно бы снял баллы с Когтеврана и спокойно ушел спать, но Слизнорту хочется, чтобы его любили, поэтому на защиту факультета он всегда выставляет Пэнси. Пусть лучше не любят ее.

— Ладно, — Эрни обиженно надувает губы, но под его карими глазами синеют круги, роднящие его с Пэнси, и он сдается. — Ладно. Но только сегодня. Потому что я знаю, что Гэмбл…

— Мерлин! — стонет Пэнси и резко поворачивается к нему спиной, плюнув на дежурство. Как-нибудь второй этаж переживет без нее сегодня. Помочь Гойлу, сделать задание — и спать…

В гостиной обволакивающе тепло — и от этого тепла безумно клонит в сон. Пэнси отчаянно трет глаза и берет со стола булочку с корицей, чтобы хоть чем-то себя занять, пока Гойл таращится на покрытый формулами и осыпанный кляксами пергамент.

— Понятно? — вяло интересуется Пэнси, искоса глядя на его массивный профиль.

— М-м-м, — отвечает Гойл в своей привычной манере.

Пэнси устало пишет формулу еще раз и тычет в нее кончиком пера. Есть неудачники, есть лентяи, есть талантливые, а есть тупицы вроде Гойла — для сохранения баланса. Тупицам объяснять бесполезно, поэтому Пэнси апатично заявляет:

— Вот это перепишешь себе, понял?

— М-м-м, — отвечает Гойл, и Пэнси на всякий случай убирает руки за спину, чтобы не врезать от досады по его массивному лицу. Сдержавшись, она с яростным скрипом отодвигается от него на другой конец стола и вытаскивает из сумки мятый лист пергамента. Нужно переписать работу, доделать доклад и сказать Трейси, что МакГонагалл вычеркнула ее из списка студентов, изучающих трансфигурацию.

Пэнси всегда старается начать с неприятного, но Трейси в гостиной нет.

— Ей письмо пришло, — гудит низкий голос Булстроуд.

— Спасибо, — Пэнси сразу же поднимается со стула и растирает ладонями затекшую поясницу. Ей все чаще кажется, что Милисента — отличная пара для Гойла или Крэбба. У нее тяжелая, носорожья внешность и явно носорожья толстокожесть. А мозг, наверное, размером с грецкий орех, но Пэнси это не огорчает. Одинаковых людей не бывает, значит, кто-то должен быть тупым. Точно так же кто-то должен быть библиотекарем, палачом или завхозом. Кем суждено стать ей самой, Пэнси пока не решила. Ей хочется иметь ответственную, но не секретную работу, и возможность руководить людьми, потому что это явно получается у нее неплохо. Во всяком случае, лучше, чем у Джеммы. Скорее всего, она подаст документы в Сектор борьбы с неправомерным использованием магии. А, может быть, и нет.

Туалет Миртл — своеобразное пристанище для тех, кому плохо. Пэнси сама торчала здесь пять часов подряд после того, как Драко насмешливо отозвался о ее внешности. Те времена давно прошли, и сейчас Пэнси рада, что не встречается с Драко. Почему — трудно объяснить самой себе, но она уверена, что все-таки этому рада.

Трейси сидит на подоконнике, закрыв лицо руками. Плечи у нее дергаются вверх-вниз, как заведенные. Пэнси украдкой бросает взгляд в треснувшее зеркало над пожелтевшей раковиной. И невольно касается носа кончиками пальцев, которые приятно пахнут корицей. Ну, немножко вздернутый. Подумаешь. Но вот уж на мопса, как с завидным упрямством ее обзывает рыжий Уизли, совсем непохоже. А глаза… У кого еще такой необычный цвет глаз, как у нее? Может, у Грейнджер? Черта с два.

Пэнси встряхивает волосами и, подойдя к Трейси, осторожно кладет свою горячую ладонь на ее дрожащее плечо.

— Опять скандалят?

— Он выгнал маму, — Трейси громко всхлипывает. — Я не знаю, куда мне идти! Дома жить невозможно. Наверное, придется остаться в школе на каникулах…

— Знаешь, мои тоже чудят, — Пэнси садится рядом с ней и обхватывает колени руками. — И не только мои. А у некоторых родители — Пожиратели смерти.

— Всегда есть те, кому хуже, чем тебе, но эта мысль почему-то не помогает, — раздраженно всхлипывает Трейси. — Что мне делать? Трансфигурацию я провалила, ехать некуда, с отцом жить невозможно…

Пэнси молча обнимает ее и кладет голову на ее худое плечо. От Трейси пахнет дешевыми духами, которые продают в Хогсмиде по пять сиклей за баночку, но сам запах неуловим: то ли ландыш, то ли ромашка… И вроде бы хочется посоветовать Трейси не сдаваться, а с другой стороны — человек уже сам все решил, зачем к нему в душу лезть? К Драко же она не лезет.

— Мы что-нибудь придумаем, — убежденно заявляет Пэнси, не веря самой себе.

— Спасибо, — Трейси вытирает слезы ладонью и смущенно смотрит на нее из-под насквозь мокрых ресниц. — Ты мой лучший друг, правда. Без тебя я бы давно с ума сошла.

Пэнси молча кивает, чувствуя себя немножко виноватой, ведь она по-настоящему дружеских чувств к Дэвис не испытывает. Настоящая дружба — это навсегда. А их с Трейси отношения наверняка оборвутся, стоит им закончить школу. Пэнси подавляет в себе желание зевнуть и украдкой смотрит на запястье.

Стрелки наручных часов, сблизившись друг с другом, показывают одиннадцать. Еще немного — и они сольются в едином направлении.

2

На платформе ее привычно никто не встречает, и Пэнси, вздохнув и попрощавшись с Драко, садится в маггловский поезд, чтобы добраться до своего городка. Валит снег — густой и назойливый, и ей приходится несколько раз стряхнуть его с капюшона, чтобы не превратиться в снеговика. Перед входной дверью она подпрыгивает и ударяет ногами о серую плитку, чтобы разом избавиться от надоедливых снежинок. И сразу же тянет тяжелую дверь на себя.

— Я дома! — кричит она радостно и торопливо снимает промокшие ботинки. — Мама, папа, я дома!

— Поправь воротничок справа, он некрасиво загнут, — мать выглядывает из кухни, вытирая покрытые мукой руки о темно-красный передник. — Мы думали, ты завтра приедешь. Голодная?

Пэнси вздыхает, поправляя жесткий ворот блузки. Ведь она прислала две совы подряд с самого утра, напоминая, что приедет сегодня. Забыли. Опять.

С наслаждением вдыхая запах пирога с мясом и рыбного супа, она идет вслед за матерью на небольшую, но светлую и уютную кухню. На подоконнике, свернувшись клубком, смешно сопит серый кот.

— Где папа? — интересуется она негромко, чтобы его не разбудить.

— Он берет два лишних часа на работе, чтобы больше получать, — мать сосредоточенно наливает суп в высокую оранжевую пиалу. — Продукты каждый месяц дорожают. Держи. Ты какая-то бледная. И расчешись, пожалуйста, некрасиво так за стол садиться. Руки помыла?

Глотая слюни, Пэнси плетется в ванную и подставляет замерзшие красные руки под обжигающую струю. В зеркале на нее смотрит симпатичная девчонка со вздернутым носом, каре-зелеными глазами и блестящими каштановыми волосами. Пэнси улыбается: интересно, и кому достанется такая красота?

— Как у тебя с Драко? — мать садится рядом с ней и ласково проводит рукой по голове. Пэнси на мгновение прикрывает глаза: она так устала, что в висках немилосердно пульсирует боль. Ей хочется ласки и заботы, ей хочется, чтобы дома ее ждали, хвалили и восхищались ее успехами — иначе для чего она проводит бессонные ночи в библиотеке, в гостиной, бегает сломя голову по всему замку, через силу разговаривает с Уизли и делает вид, что ее не задевает насмешливость Грейнджер. Вместо этого мама давит на старые засохшие мозоли.

— Никак, — она равнодушно пожимает плечами.

— Он выбрал не тебя?

Пэнси мрачно разламывает ломоть хлеба пополам.

— Он никого не выбрал, у него свои дела.

— Ты все равно ему не пара, милая, — мать смотрит на нее сочувственными глазами, точно такого же цвета, как у самой Пэнси. Вот только волосы у мамы — русые. — Такие, как Малфой, выбирают по статусу, а наша семья…

— Мама! — Пэнси трясущимися руками берется за ложку, дрожа от досады. Почему она вечно должна кому-то там соответствовать? Не все могут жить, как Малфои. Да и их жизнь ничего хорошего им не приносит. — Лучше расскажи, как…

— А вот и моя девочка! — отец, красный и холодный с мороза, заходит прямо в кухню и обнимает ее лицо своими ледяными ладонями. Он напоминает горного тролля из почти забытых сказок. — Это что, значок старосты? Моя дочь — староста?

— Полтора года уже, — кривится Пэнси, но искривленная нить губ все равно вытягивается в улыбку. — Ты опять забыл?

Отец виновато разводит руками и берет с тарелки кусочек хлеба.

— Эта работа меня убьет, — говорит он на полном серьезе и, грузно топая, выходит в холл.

Работа. Пэнси морщится, не в силах скрывать эмоции, которые душат ее каждый раз, стоит ей оказаться дома. Работа. Родители вечно забывают, когда она приезжает, забывают, что она староста, но работают на два часа дольше, чтобы не выглядеть плохо в чужих глазах. Чтобы отправлять Пэнси карманные деньги для Хогсмида. Она сама предпочла бы, чтобы они помнили о ее значке. А уж недостаток денег на сладости она переживет.

— Я лучшая ученица Слизерина в этом семестре, — вспоминает Пэнси и сияющими глазами смотрит на мать. Но получить свою заслуженную похвалу и мамину довольную улыбку не получается, потому что во входную дверь громко и отрывисто стучат.

— Откроешь? Это, наверное, Марта, — мать быстро взмахивает палочкой, и передник, развязавшись, плывет к серебристым крючкам для одежды. — Она хотела сегодня зайти, посмотреть на тебя.

Пэнси покорно распахивает дверь и тут же отступает назад, чуть не сбитая с ног яростной метелью. Марта смотрит на нее с приветливой улыбкой и почему-то с сочувствием. Пэнси раздраженно поворачивается к ней спиной и плетется обратно в теплую кухню. Она терпеть не может, когда на нее смотрят. Особенно, если это тетка Макмиллана, которому непременно передадут все увиденное в их доме, только перевернут вверх тормашками. А потом ей придется месяца два бороться со слухами, как с сорняками.

— Я долг принесла, — соседка кладет деньги на полку под цветами и слишком широко улыбается, глядя на Пэнси. — Да ты уже совсем расцвела, красавица. Наверное, мальчишки проходу не дают?

Пэнси презрительно щурится. Ведь соседка в курсе всех дел школы через своего племянника, так что этот вопрос — чистой воды насмешка.

— Моя Пэнси всем нравится, — мать выступает вперед, выпрямляя спину. — Между прочим, она лучшая ученица Слизерина в этом полугодии.

Соседка меняется в лице и задумчиво склоняет голову набок. У нее неприятные, светло-желтые букли волос и блестящие впалые глаза, и Пэнси знает, что она сейчас скажет. Что Макмиллан — лучший на своем факультете и получил на двадцать баллов больше, чем Пэнси. И она, готовясь к ответу, пунцово краснеет от негодования. Кто-нибудь оставит ее в покое? Ей и так с трудом даются эти соревнования — совершенно бесполезные, потому что всегда и везде нечестно выигрывает подружка Поттера.

— Я пойду, у меня на плите… суп, — соседка словно чувствует ее настроение и спешит уйти раньше, чем грянет гром. — Жду вас завтра на чай ровно в пять!

— Мы обязательно будем! — кричит ей вслед мать, снова надевая передник, и Пэнси уже предвкушает обещанную похвалу. Но мать, взяв со стола грязную посуду и со звоном опуская ее в раковину, задумчиво интересуется: — А лучшая ученица школы кто?

Пэнси пытается сглотнуть, но гадкий комок не сглатывается. Все счастье от того, что она — первая в Слизерине, исчезает, и сама Пэнси словно падает куда-то вниз, сорвавшись с каменистого обрыва. Черт, почему так обидно? Ведь мать не со зла. Ей просто интересно. Ей просто хочется, чтобы Пэнси была лучшей ученицей школы. Ей всегда недостаточно того, чего Пэнси уже успела добиться.

— Грейнджер, наверное, — цедит Пэнси и в это мгновение люто, по-звериному ненавидит Гермиону. — Я спать пойду.

— А чай? Милая, а сладкое?

— Не хочу, — бормочет Пэнси, поворачиваясь к матери спиной. — Я устала.

— Завтра купим тебе одежду, ты совсем смешно выглядишь в этой блузке! — кричит вслед мать, и тут же со стола что-то падает, разбиваясь на осколки. — Может быть, Драко тогда обратит на тебя внимание! И нужно зайти к соседям, слышишь?

Пэнси опрометью взбегает вверх по лестнице и, задыхаясь, тянет на себя небольшую дверь. Внутри, в темно-зеленом полумраке, пахнет сухими цветами лаванды и пылью. Пэнси изможденно падает спиной на кровать, раскинув руки в стороны, и шумно выдыхает.

Дом — другая сторона двери.