Чтобы помнили (гет)

— Хочешь конфетку, Малфой? — спросила я.

Он поморщился и отвернулся, словно вместо шоколадного котелка я предложила ему съесть мухомор. Котелки вместе с другими сладостями и книгами принесли друзья, которые навещали меня каждую неделю. Чаще не разрешалось, а то Гарри с Роном поселились бы в пансионе насовсем.

Мы ведь были друзьями, а друзья — это серьёзно. Куда серьёзней, чем война или укус оборотня.

С Малфоем в пансионе миссис О'Нил мы находились дней десять, ещё столько же нам предстояло здесь пробыть. Скоро полнолуние, и станет известно, подействовал антидот или пора паковать тапочки.

— Малфо-о-ой, — протянула я, а затем воскликнула: — Лови!

И бросила ему мандарин. Он ловко поймал его левой рукой; правая всё ещё висела на перевязи. И хотя кости срастили, а рваные раны затянулись безобразными бугристыми шрамами, до полного исцеления было ещё далеко. Миссис О'Нил как-то пошутила, что оборот в полнолуние решит все проблемы. Рука станет как новенькая, а тяга к бифштексу с кровью — это такая ерунда. Честно говоря, я думала, что Малфой её проклянёт, но нет, сдержался. Лишь развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Драко посмотрел на меня слишком пристально, словно в поисках подвоха. Или в ожидании насмешки.

Улыбнувшись, я сказала:

— Не бойся, не отравлено. В конце концов, мы с тобой в одной лодке.

Он кивнул и положил мандарин на стол рядом с книгой по зельям. Было ли это началом мира или всего лишь перемирием — я не знала, но продолжала надеяться на лучшее.

А что ещё мне оставалось делать?

* * *

Во время битвы за Хогвартс на стороне Волдеморта сражались не только волшебники, но и другие существа. Оборотни были среди них. Немного, но всё же достаточно, чтобы навредить и посеять панику среди защитников замка. Хогвартс ведь был символом, почти таким же важным, как и Гарри.

Мы выстояли, победили, но цена оказалась слишком высокой.

Рассматривая глубокие царапины на спине, я мысленно перебирала маскирующие чары, которыми можно было бы скрыть это безобразие. Кроме чар были ещё зелья и настойки, а если бы и они не помогли, оставалась ещё маггловская медицина.

Но всё это станет бесполезным и ненужным, если рана окажется заражённой и в полнолуние я превращусь в оборотня. Гарри как-то спросил меня, что я буду делать, если антидот не подействует, на что я ему ответила:

— Создам организацию по борьбе за права оборотней и стану её почётным главой. Каждый вторник буду митинговать в Атриуме, каждые среду и пятницу — раздавать листовки в Косом переулке, каждый четверг — проводить собрания в общине оборотней, а по воскресеньям у меня будет выходной.

— Ещё понедельники.

— В смысле?

— По понедельникам что ты станешь делать? — повторил Гарри.

— По понедельникам? — я на мгновенье задумалась, а затем коварно усмехнулась. — Строить планы по захвату мира, конечно же!

— Шутишь?

Я лишь пожала плечами и стала расспрашивать Гарри о планах на лето. Конечно, я шутила, не плакать же. Если я превращусь в оборотня, то захват мира — последнее, о чём я буду думать.

* * *

Миссис О'Нил была красива. Не кукольной красотой, как Флер, не изнеженной и уязвимой, как миссис Малфой, а какой-то хищной, свободной и в то же время бесконечно чарующей, как вересковая пустошь поздней весной.

— Пора принимать зелье. — Она поставила на стол перед нами по полному стакану и проследила, чтобы мы всё выпили.

Зелье на вкус было горьким, как отвар из полыни, и совершенно не имело запаха. После него во рту оставался противный привкус, который я заедала конфетами и прочей сладкой гадостью.

После приёма лекарства миссис О'Нил брала у нас кровь из пальца, чтобы проследить, насколько хорошо протекает лечение. Если у Малфоя всё было плохо, то у меня ещё оставалась надежда, что пронесёт, как в своё время Билла Уизли. В отличие от Драко, меня оборотень всего лишь поцарапал.

Я до сих пор помнила тяжесть твари, которая прыгнула мне на спину и, повалив на землю, разодрала одежду вместе с плотью. До сих пор ощущала тяжёлое зловонное дыхание, когда она меня обнюхивала, и то, как трещали рёбра, стоило ей надавить чуть сильнее. Как горели ссадины на ободранных до крови руках, и как пересохло горло от страха.

Тогда я не могла ни кричать, ни сопротивляться, только кусать губы и молиться богу, чтобы всё быстрее закончилось. Меня спасла Тонкс. Метко пущенное заклинание отбросило зверя, а её сильная рука довела меня до безопасного места. Пара заживляющих и обезболивающих чар — и вот я снова в строю, готовая к борьбе несмотря ни на что.

Проблемы начались позже, как и слёзы, и лихорадка, и боль. Тогда же мне было достаточно руки, сжимающей мою, да надёжного плеча за спиной.

* * *

— Неужели тебе не страшно, Грейнджер? — спросил Малфой вечером, когда мы гуляли в парке возле пансиона.

Парк был роскошен: липы в этом году распустились в мае, почти на месяц раньше. Деревья, словно юные кокетки, украсили себя душистыми, источающими нежный аромат желтоватыми цветами. За аллеей лип раскинулся виноградник, огороженный с одной стороны каменным забором, а с другой — морем. Сам пансион находился на небольшом полуострове, соединённом с сушей тонким перешейком, который с приливом скрывался под толщей воды.

Порой пансион напоминал мне крепость, порой — дом отшельника. Ближайшая маггловская деревня находилась в двух часах ходьбы, а антиаппарационный барьер и магглоотталкивающие чары препятствовали визитам незваных гостей. Кто-то посчитал бы это место тюрьмой, я же видела в нём спасение.

Никаких надоедливых журналистов или случайных знакомых, никакого притворного сочувствия или столь раздражающей меня жалости. Гораздо проще смириться с бедой, когда о ней не напоминают каждые пять минут.

— Страшно, — честно призналась я.

— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься.

В последнее время Малфой часто хмурился, отчего гладкий лоб пересекли ранние морщины, а бледность и измождённый вид наводили на нехорошие мысли. Его постоянно лихорадило, но он редко жаловался и просил о помощи.

— Какой в этом смысл? — в свою очередь задала я вопрос, остановившись. — Что изменится, если я буду рыдать днями напролёт? Это ничего не исправит.

Я отвернулась, ощущая, как покраснело от досады лицо, а на глаза навернулись злые слёзы. Со стороны казалось, что я любовалась липами, а шмыганье носом — это пустое. Может, у меня аллергия, с кем не бывает.

Малфой не повёлся на столь дешёвый трюк. Он подошёл совсем близко, встав у меня за плечом, сказал:

— Извини. Глупо получилось, — и протянул мне мой же мандарин.

Не удержавшись, я рассмеялась, но всё же взяла фрукт.

— Мерлин, Малфой! Неужели ты его до сих пор не съел?

— Не смог почистить. У меня здорова только одна рука.

— И ты хочешь, чтобы я очистила его для тебя?

— Не только для меня. Так и быть, поделюсь с тобой долькой — я не жадный.

Я оглянулась и увидела, что он всё так же серьёзен, как и утром, но губы нет-нет да подрагивают в едва сдерживаемой усмешке. Кривоватой и вымученной, впрочем, как и у меня.

Кивнув, я очистила фрукт от кожуры, разломила и протянула половину Драко:

— Перемирие?

Он покачал головой и сказал:

— Мир.

Он был прав — нам незачем больше враждовать.

Жаль, что мы поняли это так поздно.

* * *

Два дня спустя, в воскресенье, когда нас могли навещать друзья и родные, ко мне пришли Гарри и Рон, к Драко — миссис Малфой. Если друзья пытались меня ободрить и развеселить, то Нарцисса казалась холодной и безразличной к судьбе сына. Мы сидели на летней веранде, пили чай и обменивались новостями. Малфои же гуляли по липовой алее. Статные, бледные, словно узники, которых только-только выпустили из подземелья, они были похожи на кого угодно, но только не на семью.

Я украдкой наблюдала за ними, вполуха слушая Рона, и всё никак не могла избавиться от ощущения, что вижу перед собой тени, а не живых людей.

— Гермиона! — окликнул меня Гарри.

Я посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

— Извини. Задумалась. Так ты решил поступать в школу авроров?

Он кивнул:

— Без приключений жить скучно.

— Хочешь стать героем?

— Хочу остаться человеком. Как ни крути, а это гораздо сложнее, чем спасать мир.

Он улыбнулся той грустной доброй улыбкой, которую я всегда в нём любила. Что бы ни случилось, у меня всегда будет человек, который примет и поддержит, который станет не только другом, но и утешением, точкой отсчёта в этой новой и такой непонятной жизни после войны.

Вечером я постучала в комнату к Малфою. Дверь была приоткрыта, но входить без приглашения я считала неприличным. Он сидел на кровати и смазывал израненную руку мазью. Раны затянулись, но кисть до сих пор плохо сгибалась, отчего он с трудом мог писать, колдовать и застёгивать пуговицы на рубашке.

— Помочь? — предложила я.

Драко молча протянул мне банку с мазью. Я зачерпнула жёлтую маслянистую пасту, терпко пахнущую можжевельником и табаком, и стала аккуратно втирать её в шрамы. Бугристые, красные, горячие даже на ощупь, они наверняка тревожили и причиняли боль.

— Ты не боишься меня?

— Почему я должна тебя бояться? — вопросом на вопрос ответила я.

— Я почти оборотень. До полнолуния осталась неделя, — пояснил Малфой.

— Ты не знаешь наверняка. Антидот может подействовать…

— …а может и нет, — перебил он и играючи потянул за прядь волос, заставляя наклониться ближе, ощутить его дыхание на своей коже. Драко снова мучил жар, отчего на его щеках горел нездоровый румянец, а лоб покрылся испариной.

— Покажи, — попросил он. — Покажи свои шрамы.

— С ума сошёл? Не буду я ничего тебе показывать. — Я попыталась отстраниться, но Драко не пустил.

Сжал здоровой рукой моё плечо, цепляясь так крепко, словно я была кем-то большим, нежели случайным попутчиком.

— Всё же боишься?

— Да нет же! Что за глупости, пусти!

Я толкнула его, но он не разжал руку. Более того, скользнул второй мне под футболку, оглаживая поясницу, легко щекоча пальцами рёбра и поднимаясь выше, к лопатке, словно точно знал, где меня поцарапал оборотень. Мои шрамы были такими же безобразными, как и его. И стыдилась я их ничуть не меньше. Вся разница была в том, что для меня шрамы были увечьем, а для него — шансом начать жизнь с нуля.

Он в один миг лишился всего, но всё же продолжал отчаянно цепляться за жизнь. Отчаянно верил, что ещё не всё потеряно.

— Пусти! — воскликнула я, упираясь рукой ему в грудь.

Не то чтобы его близость пугала меня, отнюдь. Просто это было неправильно. Ненормально. Мы слишком долго были чужими, слишком сильно упивались неприязнью друг к другу, чтобы так просто начать всё заново.

Если это смущало и озадачивало меня, то Малфою было плевать. Он легко коснулся губами моих губ в невольной ласке, а затем рассмеялся.

— Какая же ты глупая, Грейнджер. До сих цепляешься за прошлое и никак не хочешь понять, что сейчас ты для всех изгой.

— Неправда!

— Да ну?

— У меня есть Гарри, и Рон, и родители. Я не одна. Слышишь?

Сильно толкнув, я опрокинула Малфоя на кровать. Мне хотелось поколотить его, стереть противную насмешливую ухмылку с бледного лица, причинить боль, но я понимала, что ничего из этого ему не сделаю. Всё, что я могла — комкать в руках его рубашку, чтобы хоть как-то унять вспышку злости.

В последние дни они участились, пугая меня так же сильно, как и кошмары по ночам. Словно поняв то, что я не смогла сказать, Малфой привлёк меня к себе, крепко сжимая в объятиях. Я уткнулась лицом в его рубашку, вдыхая запах мази, пота, болезни, и — Мерлин его дери! — понимала, что он прав.

Кто бы что ни говорил, но оборотни всегда были изгоями в магическом мире. Если я стану одной из них, то разом лишусь и прошлого, и будущего. Малфой был прав, и за это я ненавидела его сильнее, чем кого-либо в своей жизни.

* * *

Я проснулась утром в одиночестве. После нашей странной ссоры я отключилась в кровати Малфоя. Он не стал меня прогонять, не стал и будить. Смирился, словно я была неизбежным злом.

Подушка пахла жимолостью и была примята. Драко ушёл совсем недавно. Встав, я потянулась, ощущая в теле лёгкость и приятную негу: впервые за последние недели выспалась. Кошмары не мучили меня, и это было странно.

День прошёл как по расписанию, но ни за завтраком, ни за обедом, ни во время прогулки Малфой ни словом, ни жестом не показал, что между нами что-то изменилось. В конце дня мне начало казаться, что всё было сном.

Вечером, когда я поднималась по лестнице в свою комнату, Драко перехватил меня и настойчиво потянул в сторону своей комнаты со словами:

— Не глупи. Вдвоём проще бороться с кошмарами.

И я пошла за ним. Снова, как и накануне, смазывала шрамы лекарством, вслушивалась в тишину, вдыхала кисловатый запах лихорадки и пряталась в чужих объятиях от кошмаров.

Несмотря на то, что он менялся, необратимо превращаясь в чудовище, во мне не было страха. Я упрямо продолжала верить, что мы оба сможем исцелиться.

* * *

— Смотри, что я нашёл. — Малфой протянул пожелтевшую от времени кость. — Как думаешь, чья она? Зверя или птицы?

Сглотнув, я осторожно провела пальцем по ребристому краю и сказала:

— Человека.

— Шутишь?

— Отнюдь. Это человеческая кость, Малфой. Лучевая. Мерлин знает, откуда она здесь взялась, — сдавленно пробормотала я.

Он нахмурился, пристальнее рассматривая находку. С каждым днём ему становилось всё хуже, но Драко продолжал упрямо пить зелье и выходить на прогулки, словно верил, что такой незамысловатый ритуал спасёт его от ликантропии.

— Драко! Гермиона! — Миссис О'Нил, словно заботливая тётушка, трепетно относилась к распорядку дня и следила, чтобы мы не пропускали приём лекарств.

Порой мне казалось, что она — наш друг, порой — что страж, наблюдающий за опасными тварями, а порой — что одна из нас. Это было необъяснимо, дико, но если другие волшебники тревожили и заставляли постоянно быть готовыми к удару, то она воспринималась так же естественно, как гроза ранней весной.

— Пошли, — сказал Малфой, забирая у меня кость и пряча её в карман мантии.

Ужин прошёл в молчании. Миссис О'Нил взяла у нас образцы крови, а я от скуки напросилась к ней в помощницы. Она недолго раздумывала, лишь сказала:

— Будь осторожней на лестнице. Её давно надо починить, да руки всё не доходят.

Мы спускались вместе в подвал, где находилась алхимическая лаборатория. Лестница действительно была ужасно неудобной, словно специально сделанной так, чтобы по ней нельзя было быстро ни спуститься, ни подняться. Вход в лабораторию преграждала массивная дубовая дверь, окованная металлом. Такую не то что взломать, открыть трудно.

Миссис О'Нил взмахнула волшебной палочкой, приводя запирающий механизм в движение. Миг — и дверь с тихим скрипом отворилась, впуская нас в лабораторию.

Воздух в ней, несмотря на освежающие заклинания, был спёртым и неприятно пах реактивами. В дальнем конце висела клетка и пара ржавых кандалов.

— Зачем они вам? — спросила я, подойдя ближе и с интересом потрогав замок.

— Память о муже. Он был талантливым зельеваром и часто проводил испытания на живых существах. Я в сравнении с ним новичок-любитель.

— А где сейчас мистер О'Нил?

— Умер, — ответила она, а затем вдруг предложила: — Называй меня Кэтрин, хорошо? Я не намного тебя старше, и, по правде говоря, миссис О'Нил — ужасно раздражает.

Я кивнула. Весь вечер мы провозились с образцами крови, изучая их и записывая результаты в журнал. Мой образец был почти идеален. Всё же царапины — не укус. Концентрация инфекции оказалась недостаточной для полного оборота, но риск превратиться в оборотня оставался. С образцом Драко дела обстояли в разы хуже. Несмотря на зелья и чары, его кровь оставалась заражённой.

— Кэтрин, у Малфоя есть надежда остаться человеком?

— Он останется человеком. Правда, придётся жить уединённо и пару дней в месяц пить ликантропное зелье. Не так уж и страшно, если задуматься.

— С ваших слов ликантропия — это благо, — сказала я, расставляя по местам колбы.

— А разве нет? Ему не придётся притворяться человеком, находясь в волчьей шкуре. Меньше лжи — меньше разочарований.

— Он останется один.

— Разве? — Кэтрин усмехнулась, наблюдая за тем, как я смущённо отвернулась и покраснела.

Хотя между мной и Малфоем не было ничего предосудительного, но хрупкое доверие, установившееся в последние дни, было бесценным. И слишком личным. Где-то глубоко в душе я хотела верить, что мы сможем стать друзьями.

* * *

Драко ждал меня, сидя на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Окинув усталым взглядом, молча взял за руку — он слишком устал от сжигающего изнутри жара, напряжения и вынужденного одиночества. Как ни крути, друг для друга мы сейчас были самыми верными союзниками и напарниками по несчастью.

Засыпая в его объятиях, я ощущала себя умиротворенной и, как ни странно, счастливой тем украденным робким счастьем, которое могут понять только неизлечимо больные люди.

До полнолуния оставалось пять дней.

* * *

Мы продолжили исследовать полуостров. В винограде нашли ещё одну кость — ключицу. Малфой долго вертел её, как будто искал подсказку, чтобы понять, кому она могла принадлежать.

— Нужно спуститься к морю, — сказал он, уменьшая и пряча находку в карман.

— Думаешь, мы найдём там ещё кости?

На что Драко пожал плечами и ответил:

— Не найдём, так хоть развеемся.

Я кивнула и пошла с ним. Ожидание полнолуния утомляло, как и неопределенность. Человек — странное существо, продолжающее надеяться даже тогда, когда не остаётся ни малейшего шанса на спасение.

Ботинки вязли в мокром песке, и я то и дело спотыкалась. Малфой сначала искоса посматривал в мою сторону, но потом ему это надоело. Он взял меня за руку и сказал:

— Разувайся.

— Холодно, — пожаловалась я, но всё же стащила обувь и оставила её лежать на пляже.

Правда, пляжем серую полосу песка можно было назвать с натяжкой. Волнами на берег вынесло куски плавника и прочий мусор, поэтому идти нужно было осторожно, чтобы не пораниться. Малфой потащил меня в воду.

— Стой! Стой же! — воскликнула я, ощутив, как холод омыл мне ноги.

Драко, не слушая возражений, подхватил меня на руки и занёс в воду. Я честно упиралась, отбивалась и визжала, а он смеялся, словно безумец.

Бледное лицо раскраснелось, глаза заблестели и лучились от удовольствия. Он не давал мне выйти из воды, затаскивая обратно, и брызгался, словно ребёнок, отчего мы оба промокли насквозь.

— С ума сошёл? — спросила я, немного отдышавшись и откинув с лица мокрые волосы.

— А то! — сказал он, отсмеявшись, а потом привлёк к себе и жадно поцеловал.

Тогда я ещё не понимала, что Малфой предпочёл жить днём сегодняшним и не задумываться о будущем. О будущем думать было больно.

Возвращаясь в пансион, мы весело болтали о пустяках. Драко рассказывал мне о своей первой метле и обещал научить летать. Всё повторял, что главное перебороть страх перед высотой, а дальше всё пойдёт как по маслу. Я хотела возразить, что дело не в страхе, а в навыках, но не успела. Споткнулась, неловко взмахнула руками и упала. Под рукой что-то хрустнуло.

Это оказался череп. Счистив песок, я увидела пустые глазницы и оскаленные в гротескной улыбке зубы. Казалось, череп ухмылялся, испытывая нас на прочность и подкидывая всё новые и новые загадки.

Малфой взял его и отряхнул.

— Надо же, наш менее удачливый сосед оказался джентльменом.

— С чего ты взял?

— Для леди эти старые кости слишком большие.

— Может, это была очень внушительная леди?

— Или очень уродливая, — парировал Драко, уменьшая и пряча череп в карман, как и ключицу до этого, а затем добавил: — Надо похоронить останки. Нельзя беспокоить мертвецов по пустякам — они бывают жутко склочными и мстительными.

Так мы и сделали.

После ужина свернули с аллеи, забираясь подальше в парк, пока не нашли старый дуб. С помощью волшебства сняли верхний слой дерна у подножия дерева и положили в углубление кости. Малфой левитировал камень, чтобы обозначить изголовье могилы, а я наколдовала букет цветов. Мы постояли немного в сгущающихся сумерках, молча отдавая дань умершему, а потом вернулись в пансион.

Как ни крути, мы с Драко были гораздо счастливее этого загадочного джентельмена. Наши кости не были разбросаны по всему полуострову, а плоть не истлела вместе с прошлым. Мы всё ещё могли наслаждаться жизнью и друг другом.

* * *

Помогая миссис О'Нил в лаборатории, я спросила, кто жил в пансионе до неё.

— Никто. Раньше здесь была пустошь.

— Дом не выглядит новым, — сказала я, тщательно отмеряя сок паслена в чистую пробирку.

— Мой муж поселился здесь задолго до того, как мы встретились. Он был гораздо старше — почти двадцать лет разницы. Всё, что есть на этом полуострове, было создано им.

Кэтрин забрала у меня пробирку, добавила в неё каплю крови Малфоя и унцию сушёной эхинацеи. Жидкость зашипела, вспенилась, но не изменила цвет. Результат снова был отрицательным. Лекарство по-прежнему не действовало на Драко.

— Наверное, вы очень его любили, раз последовали сюда за ним, — заметила я.

Кэтрин рассмеялась.

— Любила? Не знаю, можно ли это было назвать любовью. Скорее — страстью, восхищением. Он был гениальным учёным, и мне льстило его внимание. Если мы оба что-то и любили, так это науку, — призналась она. — Гермиона, почему ты спросила об этом сейчас?

— Вчера мы с Драко нашли череп мужчины на пляже, вот мне и стало любопытно.

Миссис О'Нил нахмурилась и задумчиво протянула:

— Может, из моря принесло или бродячие псы притащили. Ты ведь знаешь, что барьер действует только на людей.

Я кивнула, соглашаясь с её словами. Вряд ли мистер О'Нил ставил опыты на людях. Безумные учёные бывают только в сказках да маггловских фильмах. Это я знала наверняка.

* * *

Однажды ночью мне приснился кошмар. Я снова оказалась в Хогвартсе и сражалась с Пожирателями. Свист заклинаний разрывал воздух, а вспышки ослепляли. Где-то совсем рядом послышалось рычание.

Прыжок. Удар.

Я упала и ударилась головой, но это было не самое страшное. Куда страшнее оказалась боль от когтей, когда тварь вспарывала, словно бумагу, мою кожу, чтобы добраться до мышц и внутренностей. Ощущение языка, слизывающего горячую кровь с моих ран, и довольное ворчание оборотня вызывали дрожь отвращения. Я ощущала себя грязной и испорченной. И понимала, что в этот раз никто не придёт мне на помощь.

Из липкого кошмара меня вырвал встревоженный голос Малфоя. Измученный лихорадкой, он сидел на кровати и гладил меня по волосам, повторяя, словно заклинание, что всё будет хорошо. Что он со мной и никогда меня не бросит.

По моему лицу текли слёзы, и, чтобы как-то спрятать свою слабость, я уткнулась лицом в рубашку Драко, а он обнимал меня, защищая от кошмаров.

Смешно, но он оказался куда сильнее меня и в то же время слабее. Малфой не боялся своей болезненной привязанности, своих чувств ко мне, воспринимая их так же естественно, как и своё превращение в зверя.

* * *

Исследования миссис О'Нил увенчались успехом. Колба с драгоценным зельем, прозрачным, словно слеза, стояла на столе и невольно притягивала к себе взгляд. Лекарство от ликантропии было создано.

Хотя мой вклад в работу был ничтожно мал, но всё же я ощущала гордость. В будущем оно могло спасти не один десяток жизней и навсегда избавить мир от чудовищ, выходящих на охоту при свете луны.

— Возьми.

Кэтрин передала мне футляр. Я открыла его и увидела внутри кулон. Чёрный камень маслянисто поблёскивал и притягивал взгляд.

— Что это? — спросила я.

— Амулет. Мой муж когда-то давно зачаровал его. Он должен отпугивать зверей и защищать хозяина.

— Я не могу его принять.

— Глупости! — возразила миссис О'Нил. — Это всего лишь безделушка. Камень — морион — полудрагоценный и стоит дешевле оправы. Я хочу, чтобы он был у тебя. Считай это благодарностью за помощь в исследованиях.

Она ободряюще улыбнулась и обняла меня. Я не смогла ей отказать. Лишь прижалась крепче, ощущая себя счастливой и нужной.

Совсем как раньше.

* * *

В ночь перед полнолунием я сама пришла к Малфою.

— Ты всё ещё хочешь взглянуть на мои шрамы?

Он кивнул и, нахохлившийся, как раненая птица, жадно наблюдал за тем, как я расстёгивала рубашку пуговица за пуговицей, медленно обнажая кожу. Затем я повернулась к нему спиной и убрала волосы в неряшливый пучок. В неверном пламени свечи шрамы выглядели не так отвратительно, как при дневном свете, но всё же в них было мало приятного.

Глубокие, грубые, красные полосы, пересекающие лопатку тремя рваными линиями, — они невольно притягивали взгляд, ужасали и вызывали жалость, но, как оказалось, не у Малфоя.

В какой-то миг я ощутила, что он изучает мою спину не только глазами, но и руками, а потом — губами. В откровенной ласке, от которой перехватывало дыхание, Драко провёл языком по рубцу, будто хотел запомнить вкус и запах, совсем как зверь.

Его руки прошлись по плечам, наслаждаясь мягкостью кожи, обхватили мои ладони, переплетая пальцы и легко сжимая, словно спрашивая разрешения. Я сглотнула — было страшно кому-то настолько довериться после всего, что произошло. Но это же Малфой. Он не станет вредить, не сейчас, ведь мы с ним в одной лодке.

Я первой потянулась к его губам, сухим, потрескавшимся, наслаждаясь лаской и близостью. Он опустился на кровать и потянул меня на себя, усаживая на колени. Юбка задралась, неприятно впиваясь в кожу. Мешая, сдерживая и раздражая.

Драко, словно поняв, хрипло рассмеялся. Вжикнула молния, и он, комкая ткань, задрал её до поясницы, оглаживая и сжимая ягодицы. Его член упирался мне в бедро, будя сдерживаемый голод и потребность быть ближе, заполнить пустоту если не любовью, то страстью.

Этого хотела не только я. Одежда мешала, но мы слишком торопились насладиться друг другом, чтобы снять её.

— Ближе, — шепнул он, стаскивая с меня бюстгальтер.

Сжал грудь, дразня сосок языком, я же расстегнула его штаны, играючи провела рукой по стволу, ощущая, как его нетерпение и голод передаются мне. Драко сдвинул бельё в сторону и медленно вошёл, даря восхитительное ощущение наполненности.

Движение, вздох, солёная капля пота, текущая по виску, спутанные влажные волосы и руки, крепко, до синяков обнимающие меня, — всё это было таким необходимым, таким правильным и нужным в эту ночь, что заставляло забыть о завтрашнем дне.

О полнолунии, о страхах, о чаяньях, о ненависти, о шрамах на теле и о том, что, возможно, я когда-нибудь пожалею об этом.

В конце концов, Драко был таким же лекарством, как и зелье миссис О'Нил.

С той лишь разницей, что действовал он мгновенно.

Я была словно в лихорадке, ощущая размеренные глубокие движения члена Малфоя, горячие руки на своей коже, мокрый от пота лоб, упирающийся мне в плечо, дыхание, рваное и тяжёлое. Одно на двоих.

Всхлипнув, я сильнее прижалась к нему, вздрагивая и ощущая, как он изливается в меня.

Эту ночь мы провели вместе, как и дюжину перед ней, а утром Малфой исчез.

* * *

Как оказалось, исчез не только он, но и Кэтрин. Сколько бы я их ни искала, сколько бы ни звала — всё было впустую, никто так и не отозвался. Небо затянуло тучами, с моря потянуло холодом и грозой; начинался шторм.

В какой-то миг я поняла, что оказалась отрезанной от внешнего мира. Перешеек, соединяющий полуостров с сушей, медленно скрывался под водой. Попробовать сейчас перейти по нему было равносильно самоубийству. Даже волшебник может утонуть в луже, особенно, если она окажется достаточно глубокой.

Всё же я могла рискнуть. Но не хотела. Нужно было найти Драко и миссис О'Нил. Оставлять её наедине с оборотнем никак нельзя.

Я вернулась в пансион и занялась повседневными делами: позавтракала, затем выпила лекарство и взяла у себя образец крови. Правда, отнести его в лабораторию не удалось — дверь оказалась закрытой, а отпирающего заклинания я не знала.

После обеда я занялась чтением, но никак не могла сосредоточиться на нём. Мои глаза нет-нет да соскальзывали со страниц в поисках людей, которые за неполный месяц стали мне дороги.

Я прислушивалась к старому дому: к скрипу ставень, лёгкому сквозняку, гуляющему по комнатам, и трелям птицы, случайно залетевшей в открытое окно. Казалось, что пансион уснул, замер в предвкушении веселья. Только я была совсем не уверена, что оно мне понравится.

Не выдержав давящей тишины, я выбежала на улицу, промчалась по аллее с липами и дальше, мимо виноградника, к морю. С разбегу влетев в воду, остановилась, пытаясь отдышаться.

Волны, словно огромные исполины, вздымались над гладью и катились к берегу, чтобы омыть его пеной, будто слезами. Мне было страшно.

Один Мерлин знает, как не хотелось снова пережить весь ужас от беспомощности перед голодной тварью, готовой пойти на всё, чтобы разодрать добычу на части.

Конечно, у меня была волшебная палочка, и я знала с дюжину боевых заклинаний, но всё это было неважно. Я не смогла бы использовать их против Драко.

Смешно. Всё началось с эгоистичного желания избавиться от кошмаров, а закончилось тем, что Малфою удалось приручить меня. Словно собаку, честное слово.

Оставалось надеяться, что эта болезненная привязанность не помешает мне защитить свою жизнь и жизнь Кэтрин, когда придёт время.

* * *

Я вернулась в пансион и в нерешительности замерла на пороге. В окнах горел свет, хотя я точно помнила, что не зажигала свеч.

Толкнув дверь, я вошла внутрь и оказалась в гостиной. Малфой и миссис О'Нил сидели возле камина. Он смотрел на неё с ненавистью, она — с укором, словно на неразумное дитя. Казалось, прошёл не день, а вечность.

Вечность, за которую эти два человека стали врагами.

Драко тяжело дышал. Вены на его руках вздулись, на лбу блестели капли пота, а по телу то и дело проходили судороги, словно что-то ворочалось под его кожей и хотело вырваться на свободу.

Что-то страшное, голодное и бесконечно злое.

Кэтрин эта борьба приносила удовольствие. Она выглядела такой же бледной, как Малфой, но, в отличие от него, не боялась, а ждала полнолуния. Жаждала его.

— Что здесь происходит? — спросила я, крепче сжимая волшебную палочку.

— А как ты думаешь, Гермиона? — ответила она вопросом на вопрос и улыбнулась.

Улыбка у неё была красивой, хищной.

Звериной.

Я начинала понимать, что происходит на самом деле, но всё ещё медлила — не хотела верить.

— Уходи, — сдавленно произнёс Малфой. — Уходи, Мерлин тебя дери!

Он был скован чарами и не мог пошевелиться.

— Заткнись! — зло бросила Кэтрин и взмахнула волшебной палочкой, наложив на Драко Силенцио.

Малфоя мучила боль — первый предвестник превращения. Луна скоро взойдёт на небе, и я буду иметь две большие мохнатые проблемы, которые с радостью сожрут меня — стоит лишь на миг ослабить защиту.

Один оборотень — это плохо. Два — катастрофа. Шансы пережить эту ночь стремительно неслись к нулю.

— Я не понимаю. Зачем всё это? Зачем вы вызвались нас опекать, Кэтрин? — Я медленно отступала, стараясь не упускать из виду ни её, ни Малфоя.

За окном сгущались сумерки, моё время стремительно утекало. Стоило поторопиться и найти убежище, чтобы переждать ночь. Чтобы выжить.

А я продолжала медлить. Продолжала надеяться, что это просто злая шутка.

— Мой муж был учёным. Гением! Он захотел найти лекарство от ликантропии, но вот беда — у него не было подопытных. Тогда он решил сам стать оборотнем. Однажды он слишком засиделся в лаборатории и обернулся в зверя до того, как я успела запереть его в клетке.

— Он вас укусил? — спросила я Кэтрин.

Она кивнула и продолжила:

— А я его убила. Он почти пересёк перешеек и попал на территорию магглов. Нельзя было допустить резни.

— Мне жаль.

— Не стоит. В конце концов, я оказалась в выигрыше. — Кэтрин встала с кресла и потянулась. — Мне удалось закончить исследования мужа и найти лекарство. Удалось излечить от ликантропии волшебника.

— Кого?

— Тебя, Гермиона. Забавно, но из вас двоих ты оказалась восприимчивей. Хватило трёх доз, чтобы очистить твою кровь. Драко же стал неудачным экспериментом. А с неудачными образцами что следует сделать?

— Избавиться, — сдавленно прошептала я. — Но так нельзя! Он человек!

— Он — самое большое разочарование. Не стоит беспокоиться, я всё сделаю сама, — заверила меня миссис О'Нил, раздеваясь.

Её тело блестело от пота, мышцы были напряжены и походили на сжатую пружину, которая вот-вот распрямится, давая волю затаившемуся внутри зверю. Кэтрин была прекрасна в своей жестокости и искренне наслаждалась каждым мигом перед превращением.

Ей нравилось быть оборотнем.

Не выдержав, я воскликнула:

— Петрификус Тоталус!

Кэтрин ловко увернулась, падая на пол, а потом вскрикнула. Миг превращения человека в оборотня был похож на лопнувшую струну: кожа вздулась отвратительными пузырями, а затем слезла клочьями, обнажая чёрную блестящую шерсть, лицо вытянулось в плоскую морду, хребет изогнулся дугой, перестраиваясь под новую форму.

Те же метаморфозы происходили и с Драко. Связывающие чары перестали на него действовать, и он упал на пол.

За считанные мгновенья они изменились, превратившись в зверей. Он — в белого, она — в чёрного. Замерев, оборотни принюхивались друг к другу, прижав уши к голове и рыча. Шерсть на их загривках вздыбилась, клыки обнажились в хищном оскале, и они прыгнули.

Сшибка. Скулёж и недовольное ворчание. Оборотни с удовольствием драли друг друга когтями, стараясь добраться до глотки и убить соперника. Они были настолько быстрыми, что я едва успевала за ними следить.

Всхлипнув, я сползла по стенке вниз и зажмурилась.

Удар. Ещё один и ещё. Вой перешёл в хрип, а затем — тишина.

Я сидела на полу, боясь пошевелиться, и прислушивалась. Невыносимо пахло кровью и смертью, а ещё — мокрой шерстью. Первое, что я ощутила — горячее дыхание на своём лице. Кто-то обнюхивал меня, потом лизнул в щёку, словно собака. От страха у меня перехватило дыхание. Я забыла о том, кто я и где, забыла, что у меня есть волшебная палочка и что я могу дать отпор.

Забыла обо всём. Осталось лишь чужое дыхание на моей коже, тяжёлый запах зверя и дрожь, сковывающая тело надёжнее чар.

Рискнув, я открыла глаза и встретилась взглядом со зверем. Его морда находилась так близко, что я могла рассмотреть длинные свежие царапины и испачканные в крови зубы.

Оборотень смотрел на меня невыносимо серыми глазами, безумными и совершенно пустыми. Он зарычал, ткнулся мордой мне в шею, а затем вдруг чихнул и попятился. Миг — и Драко выпрыгнул на улицу, разбив окно, оставив после себя труп соперницы с разодранным горлом и развороченной грудной клеткой. Казалось, он решил проломить её ради любопытства, чтобы добраться до сердца и убедиться, действительно ли оно у Кэтрин было.

Я рассмеялась, сначала беззвучно, а затем всё громче и громче. Смех перешёл в надрывные рыдания, от которых содрогалось всё тело и ни капли не становилось легче.

Мне сегодня чертовски повезло, но видят боги — я ненавидела такое везение всей душой.

* * *

Кэтрин мы похоронили рядом с мужем. Ей повезло больше, ведь её останки нам не пришлось собирать по всему острову.

Благодаря разыгравшемуся шторму, Малфой не смог покинуть полуостров и вернулся утром в пансион. Бледный, измождённый, со свежими шрамами на лице, он был непривычно молчалив и угрюм. Безропотно помогал мне закопать тело миссис О'Нил, а потом терпеливо ждал, пока я перестану плакать.

Несмотря ни на что, мне было жаль Кэтрин, и я искренне горевала о её смерти. Ведь это именно она подарила мне амулет, отпугнувший Драко в облике оборотня и спасший мою жизнь. Простая серебряная цепочка с зачарованным камнем оказалась куда надёжнее, чем вся моя магия.

В то утро мы почти не разговаривали. Ни во время похорон, ни во время сборов, ни во время пути к перешейку, который снова стал преодолим после отлива. Лишь оказавшись за барьером, отделяющим пансион от всего остального мира, Малфой спросил:

— Ты ненавидишь меня?

— Не больше чем себя, — честно призналась я ему, избегая смотреть в его глаза.

Я опасалась в них найти то, в чём не желала признаваться себе. В чём не могла признаться, несмотря на всё, что произошло за последние недели.

— Гермиона, — позвал меня Драко.

— Что?

— Не уходи. Не бросай меня.

Ему было страшно, так же как и мне, но он всё же остался человеком. Человеком в волчьей шкуре. Я это знала наверняка, как и то, что смогу с этим справиться.

— Какой же ты эгоист. — Я слабо улыбнулась, а затем молча отдала ему свой чемодан.

Он молча взял его, подхватил меня под локоть, и мы аппарировали, унося с собой воспоминания, шрамы и лекарство от ликантропии.

В конце концов, зелье, созданное Кэтрин, стоило того, чтобы о ней помнили.