На перепутье (джен)

И будут пред тобой всечасно

Предмета первого черты.

М.Ю.Лермонтов. "Раскаянье".

Прошёл год... Решение уединиться на острове и немного отдохнуть пришло внезапно. Невыносимая тоска и какое-то равнодушие ко всему, что происходило вокруг, сделали для Максима невозможным продолжать работу в столь напряженном режиме.

Первые сутки своего уединения на острове Максим спал, просыпался ненадолго, пил холодное молоко и снова спал. Его сознание не торопилось пересечь линию разлома сна и действительности, продлевая ощущение нереальной безмятежности, где он был не одинок.

Лишь под вечер второго дня его потянуло на берег. Море штормило. Высокие волны набегали на золотистый песок и жадными языками растекались у самых ног. Шум моря манил в пучину, заглушал собой мысли, завораживал своей монотонностью.

Максим чувствовал, как каждая клеточка его организма жаждет обернуться змеем и плыть, плыть, сливаясь и побеждая морскую пучину.

Неожиданно в его памяти всплыл образ Изольды, её широко распахнутые глаза, окаймлённые длинными ресницами, её неизгладимый из памяти внимательный чарующий взгляд. И это спасительное воспоминание отвлекло его от шальной мысли, и Максим побрел обратно в дом.

Весь прошедший год он гнал от себя эти воспоминания. Но понимание того, что Изольда — единственный человек, воспринявший его мысленный призыв и оказавший ему помощь в трудную минуту, в очередной раз привело Максима к мысли о том, как он одинок в этом мире.

После расставания с Изольдой Максим не только избегал, но и не предполагал повторных встреч, боясь встретить в глазах этой женщины страх и отчуждение. А время, проведённое в её квартире, воспринималось им как беспомощное состояние этого нового существа, в которого он превратился в результате своего эксперимента.

* * *

За минувший год Максим внес не одну поправку в базовую программу, составляющую основную формулу, ранее разработанной им математической теории клетки. Но схема его личной метаморфозы не прогнозировалась однозначно. Набор исходных генов, который он добавил в свой геном от экспериментального удава, не сохранился, а образцы биоматериала укусившей его химеры тоже были утрачены при ликвидации лаборатории. Хотя, теоретическая программа этого процесса была прописана, но её испытание на одном добровольце не принесло ожидаемого результата.

Постоянные раздумья Максима на эту тему привели его к следующему выводу, что почти невозможно просчитать конечный результат, ибо эксперимент со столь сложной органической структурой всегда будет осложнён вмешательством в ткань процесса некоего неизвестного фактора, который предстояло изучить.

Некоторые закономерности Максим сразу отследил на своём опыте и отказался от идеи отрастить себе волосы. Всю голову, кроме лица, тело и ноги Максима по-прежнему покрывала белоснежная змеиная кожа, так как некоторые особенности регенерации напрямую зависели от этого признака.

Но для удобства общения с коллегами, сразу после прибытия в исследовательскую лабораторию, он полностью регенерировал весь речевой аппарат, создав себе голосовые связки, обеспечивающие бархатный баритон; укоротил змеиный язык до размеров, обеспечивающих человеческую речь, хотя и оставил его раздвоенным, в результате чего его голос звучал несколько приглушенно. Изменять форму зрачков и цвет своих зелёных с красным отливом глаз Максим не стал, так как это свойство имело некоторые преимущества, от которых он не смог отказаться.

Круг общения Максима состоял из немногочисленного коллектива научных сотрудников, а все распоряжения бытового характера исполнялись специальным обслуживающим персоналом в его отсутствии.

Тишина и уединение на острове, благотворный длительный сон, штормовое море, не позволяющее безопасное плавание — все эти обстоятельства благотворно и умиротворяюще повлияли на состояние Максима и настроили его на философский лад.

Особое раздумье вызывало то обстоятельство, что после расставания с Изольдой, Максиму не удалось установить телепатический контакт ни с одним человеком, хотя он сам с легкостью читал их мысли, но его всегда удивляла их потребность так часто лгать. В противоположность со многими химерами поддержание телепатического контакта не составляло ни малейших усилий.

Не меньше его печалил тот факт, что никто и никогда уже не назовёт его именем Мехент, так удивительно приятно звучащим в его памяти голосом Изольды. Он тщетно пытался понять истоки своей тоски. Ведь с того дня, как Максим принял это внезапное решение — возглавить научную лабораторию и расстаться с Изольдой, посчитав, что ему необходимо разобраться в той сложной ситуации, в которой он оказался, прошел год. За этот год он не приблизился к разгадке, но окончательно понял, что обратного пути нет, что то направление исследований, которого он придерживался, не приведет к желаемому результату, что необходимо изменить основное направление исследований — не переделывать, разбирая на части уже существующие геномы путем геномного редактирования и генетического рекомбинирования, а строить заново из атомов и молекул. Воплотить генную инженерию на самом высоком уровне для создания сложных живых систем ранее не существующих в природе, чтобы прийти к действительно программируемым организмам.

* * *

Утром, покинув своё жилище, Максим обнаружил, что море стихло, солнце сияло, было жарко, цветущий вокруг дома кустарник наполнял воздух ароматом цветов.

В задумчивости он дошёл до кромки моря и долго любовался переливами зеленовато-голубой воды. Потом достал из кармана коммуникатор и распорядился, чтобы через час за ним прислали вертолёт.

Эти три дня уединения на острове позволили ему привести в порядок мысли, наметить новые направления дальнейших исследований, но не изжили из его души тоску, так порой сжимавшую сердце тонкими пальцами неизвестности.

И первое, что он сделал, оказавшись у себя дома, это заглянул в каждую комнату, каждый уголок своего обширного жилища, расположенного в секретной части жилого сектора особо охраняемой воинской части. Всё было в полном порядке.

На личном лифте Максим опустился из своего наземного жилья в рабочий кабинет, расположенный глубоко под землей и являющийся центром руководимым им научно-исследовательским военным комплексом. Стены кабинета из пуленепробиваемого стекла и сложнейшая система наблюдения позволяли Максиму видеть, то что происходит в расположенных вокруг лабораториях.

Но сейчас особую его заботу вызывал серверный бокс, расположенный за восточной стеной его кабинета, сотня серверов которого уже сейчас работали с явной перегрузкой. Пора срочно наращивать его мощность, либо искать возможность подключения к мощностям главного штаба, ведь расчёты программ геномных технологий потребуют многократного увеличения вычислительной мощности.

И ещё одна новая идея, захватившая интерес Максима, состояла в том, чтобы создав индивидуальное устройство, позволяющее подключать свой мозг напрямую к компьютерным сетям лаборатории, лично отслеживать реализацию программы по созданию синтезированного организма.

А страсть, простая человеческая страсть, которая временами обуревает его нордическую сущность, терзая душу, погружает в хаос и смятение всё его существо, отвлекая от намеченной цели, будет изжита. Больше он не допустит этой слабости. Цели его жизни слишком для него значимы и трудно достижимы.

А всего-то и надо: изжить из памяти, забыть взгляд Изольды, победить это запечатление, оставившее необратимый след в его душе, изжить из памяти эти "отпечатки".

Эту невыполнимую миссию Максим принял, как руководство к дальнейшему успеху, а пока верхом его желаний был хрустальный стакан с американским виски, приносящий ему, пусть временное, но так желанное облегчение. А ещё вечерами он любил почитать, сидя на уютной скамейке под раскидистым деревом, в садике, на заднем дворе своего дома.

Всем известно, что никакая степень защиты не предусматривает защиту от котов. Любой представитель этих независимых существ в один прекрасный день, не теряя своего достоинства, может внезапно появившись, потереться о ваши ноги, метя вас, как объект своего внимания.

Так и случилось...

Белый кот появился неожиданно, тревожно втягивая воздух ноздрями, обнюхал ботинки Максима, погладился о его ноги и запрыгнул на скамейку. Кот не просил ласки, он её дарил, он был сама ласка, самоуверенно расположившаяся у Максима на коленях.

Кот был крупный, его короткая белая шерсть местами имела следы недавних боёв с другими собратьями. Первое желание сбросить наглеца с колен сменилось желанием погладить пушистую спину, и Максим провёл рукой по голове и спине кота. Тот нервно передёрнул упругими мышцами спины.

— Да ты боец, парень, — произнес Максим, ощущая под пальцами многочисленные коросты от былых ран, провёл ещё несколько раз рукой по кошачьей шкурке. Кот в ответ на ласку расслабленно положил голову на другую руку Максима и громко замурчал, выказывая своё доверие.

Так зародилась эта странная дружба... Кот уверенно осваивал территорию нового друга, и даже иногда бывал допущен в дом, где самозабвенно пил у Максима любимое обоими молоко, а эти вечерние совместные встречи на скамейке постепенно вошли в традицию.