День для Антиплаща начался явно неудачно.
Он выбирался из забытья долго и мучительно, словно из глубокого болота, из вязкой холодной топи; кажется, даже после разгульной рождественской пирушки в логове наэлектризованного до мозга костей маньяка Мегавольта он не чувствовал себя более гадко. Темная трясина беспамятства долго не желала его отпускать, хуже того — поверхность оказалась затянута плотным туманом, и он долго блуждал в этой густой хмари, смутно воспринимая, но не осознавая окружающее, каждой клеточкой тела ощущая тянущую боль и вынужденно отдаваясь ей без остатка. Голова его разламывалась на части, в желудке ощущалась тупая резь, суставы, все до единого, ломило пыточными клещами, окружающий мир представлялся невыносимо мерзким, недостойным даже того, чтобы на него взглянуть. Странно…
Неужели все эти неприятности одолели его из-за того — одного-единственного! — стаканчика пива, который он позволил себе пропустить в заплеванной забегаловке на ближайшем углу? Или это был совсем не один стаканчик? Или один — но не пива? Несмотря на все старания, Антиплащ никак не мог воссоздать связную цепь событий прошедшего вечера, в памяти его необъяснимым образом зиял кромешный провал — и те крупицы воспоминаний, которые ему кое-как удавалось выцедить из ускользающего сознания, никак не желали складываться в цельную картину. Да — вечером он забрел в «Веселый Роджер», дабы промочить глотком холодного пенного напитка пересохшее горло, это он очень хорошо помнил. Первый (но не последний?) стаканчик «живой водицы» он тоже помнил… Но потом? Что же все-таки случилось потом? К нему подсел какой-то тип… странный тип — во всяком случае, не из тех, с кем Антиплащ по роду своей разрушительной деятельности привык иметь дело: тип был плешивый, сутулый, костлявый, бесцветный, как водоросль, с нездоровыми слезящимися глазками, хитро поблескивающими из-за толстых стекол больших роговых очков. И ведь что-то этому типу было от Антиплаща нужно, какую-то он вешал собеседнику переваренную, ничего не значащую лапшу — о погоде, о повышении цен на продукты и горючее, о выставке каких-то самоцветов в Сен-Канарском Павильоне Экспо и бла-бла-бла… По крайней мере, у Антиплаща осталось стойкое ощущение именно лапши — чего-то бесформенного, мягкого, вязко липнущего к ушам. Но почему этот разговор закончился (во всяком случае, для Антиплаща) полным беспамятством и ощущениями, сродни долгому и настойчивому битью тяжелыми батогами? Ответ на эти (и на другие, не менее животрепещущие) вопросы, увы, по-прежнему оставался для него неразрешимой загадкой…
Радовало одно: лежал он по крайней мере не на асфальте, не под кустами на голой земле, не в луже у ближайшей подворотни и даже не под столом в грязном питейном зале — а на чем-то упругом и умеренно-мягком, похожем на… кожаный диван? Это не была продавленная кушетка с вылезшими из обивки клочьями ваты и оторванным валиком, стоящая в той берлоге на окраине города, которая в последнее время служила ему убежищем, так что Антиплащ с полнейшей уверенностью мог сказать, что находится не в домашних пенатах. Да и запах вокруг ощущался незнакомый — едкий, щекочущий ноздри аромат неведомых медикаментов и химикалий, фенола и труднопроизносимых лекарств, еще какой-то загадочной фармакопеи, о которой Антиплащ не имел (да и не желал бы иметь) ни малейшего представления… Медленно, с усилием, превозмогая дурноту, сонливость и сверлящую боль в затылке, он все-таки заставил себя разлепить отяжелевшие веки.
Перед ним открылась небольшая комната, тускло освещенная бледным светом осеннего дня — робкие лучики воровато просачивались в щели неплотно сомкнутых жалюзи, в полотне которых не хватало нескольких планок. В дальнем углу притулился письменный стол, почему-то совершенно пустой, если не считать декоративного пресс-папье с рукояткой в виде танцующей наяды и раскиданных по столешнице картонных папок. К противоположной стене жались стеллажи и застекленные шкафчики с химической посудой и блестящими инструментами крайне неприятного (медицинского?) вида, пол был покрыт серым вытершимся линолеумом, на стенах висели гравюры и олеографии, какие-то непонятные графики вперемежку со вставленными под стекло дешевыми журнальными репродукциями: видимо, хозяин этого таинственного, похожего не то на кабинет сумасшедшего ученого, не то на химическую лабораторию странного помещения особенной разборчивостью во вкусах не отличался. Что касается самого Антиплаща, то он действительно лежал на кожаном — только не диване, а кресле, до жути напоминающем зубоврачебное, разве что без обязательной лампы над головой. Хуже того — при попытке подняться и осмотреться более внимательно он внезапно обнаружил, что его запястья и щиколотки накрепко пристегнуты к металлическим скобам у торцов кресла прочными кожаными ремнями.
Отчаянным усилием воли Антиплащ подавил готовую подняться в душе волну паники. Спокойно, спокойно… дыши глубже, дружище… ты и не в таких переделках побывал, хотя… Кому — и для чего — понадобилось привязывать его крепкими путами к зубоврачебному креслу?! Для допросов, пыток, извращенных забав неведомого садиста? Напрягая мускулы, он попытался ослабить стягивающие запястья ремни, но куда там — по-хорошему их следовало бы резать кусачками, к тому же на правой руке тотчас обнаружилось еще одно «украшение»: широкий, увесистый браслет из темного металла, настолько плотно прилегающий к коже, что между рукой и нижней поверхностью этой штуковины невозможно было бы, пожалуй, просунуть и спичку. Внутренняя, соприкасающаяся с телом поверхность браслета была выполнена не то из силикона, не то из какого-то сходного материала, туго, упруго охватывающего запястье («сидит, как влитой»!) и почему-то казалась Антиплащу теплой; верхняя поверхность была твердой и блестящей, с матово-серым, дымчатым отливом, абсолютно гладкая, без малейших признаков сочленения или застежки. Несколько секунд Антиплащ, приподняв голову, с недоумением разглядывал необычную вещицу — но тут с громким щелчком повернулся ключ в замке, и запертая дверь распахнулась... Пленник поспешно закрыл глаза и вновь вытянулся в кресле — в надежде, что достаточно правдоподобно выглядит беспамятным. Впрочем, из-под опущенных ресниц он украдкой наблюдал за происходящим в комнате... Первым к «зубоврачебному креслу» подошел (Антиплащ нисколько не удивился) его вчерашний знакомец, ушлый производитель словесной лапши — бледный и тощий, как поганка, незапоминающийся субъект в роговых очках. За его сутулой спиной возвышался, будто гранитный утес над чахлым деревцем, рослый бритоголовый верзила весьма агрессивного телосложения; его внушительные кулаки оказались как раз перед глазами Антиплаща, доставляя пленнику удовольствие разглядеть их во всех подробностях: бугристые, поросшие жестким серым волосом, со сбитыми (о чьи-то зубы?) выпуклыми костяшками. Несколько секунд вошедшие, остановившись над «пациентом», пристально за ним наблюдали, ожидая, по-видимому, каких-либо проявлений жизни с его стороны; затем бритоголовый бугай хрипло спросил:
— Что, он все еще без сознания?
— Нет-нет. — Бледный человечек стоял, чуть покачиваясь с носка на пятку, опустив руки в карманы несвежего лабораторного халата, хищно поблескивая стеклами чудовищных старомодных очков. — Действие препарата должно было закончиться около часа назад… Готов спорить, он просто прикидывается. — Он наклонился к Антиплащу, и что-то так остро, так больно кольнуло пленника в руку чуть выше локтя, что он чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Вот видишь… Ну-с, добро пожаловать в реальный мир, мой мальчик.
«Мальчик»! Погоди, я тебе покажу «мальчика», старый хрыч! Антиплащ по-прежнему не открывал глаз. Конечно, притворяться дальше было бессмысленно — но видеть над собой эту очкастую, покачивающуюся на тощей шее черепашью физиономию было выше его сил.
— Вы! Что за дрянь вы вчера подмешали мне в пиво, старая вы плешивая сволочь? Крысиный яд?
— Ну, что вы, любезный. — Очкарик коротко усмехнулся. — Может быть, как вы имели честь неудачно выразиться, я и в самом деле — старая плешивая сволочь, но, хм, в жестоком обращении с животными замечен до сих пор не был.
— Под «животными», я надеюсь, вы имеете в виду крыс? — в холодном бешенстве спросил Антиплащ.
Его невозмутимый визави счел за лучшее пропустить язвительную фразу мимо ушей.
— Выйди, Бобби. Он не опасен, — бросил он через плечо своему телохранителю, и, когда тот неторопливой поступью удалился, подкатил к «зубоврачебному креслу» черный, передвигающийся на поскрипывающих колесиках офисный стул. — А с мистером Антиплащом разговор нам предстоит долгий и обстоятельный… Ну-с, как мы себя чувствуем после, хм, вчерашнего? Хотите минеральной воды? Кстати, можете называть меня доктор Войт.
— А пивка не найдется? — мрачно, подавляя невольный спазм в горле, спросил Антиплащ. В затылок его все еще ввинчивался трехмиллиметровый бурав, и неугомонные кишки скручивались в животе морским узлом.
— Ни в коем случае. Пиво вредит здоровью, вызывает цирроз, расширение сердца, гормональные сбои и прочие неприятности. Только минеральная вода! Или, в крайнем случае, кефир, что, конечно, не в ваших привычках, но…
— Вы, значит, за мной следили?
— Разумеется. Я знал, что вы частенько заглядываете в эту третьесортную тошниловку налево за углом, и был уверен, что и на этот раз обнаружу вас именно там. Ай-яй-яй, мой дорогой Анти! — Доктор Войт с нарочитой обеспокоенностью поцокал языком. — Между прочим, в вашем возрасте следовало бы знать, что выпивка, бабы и ночные кабаки до добра не доводят.
— Какого черта вам от меня надо? — яростно прохрипел Антиплащ.
Войт смотрел на него, прищурившись:
— Я надеюсь, что вы не откажетесь оказать мне одну, хм, небольшую профессиональную услугу. Вчера вы, увы, не проявили к ней должного интереса, поэтому я принял решение продолжить нашу занимательную беседу в более, хм, непринужденной обстановке. К сожалению, для этого пришлось прибегнуть к помощи некоего психотропного зелья и сделать вам, хм, крохотный укольчик, после чего, подозвав Бобби, под белы рученьки вывести вас из зала. И, заметьте, никто ничего не заподозрил, даже не обратил внимания — зрелище, по всей видимости, для «Веселого Роджера» было привычное…
— Значит, ждете от меня «профессиональных услуг»? — Антиплащ хрипло усмехнулся. Увы, это потребовало от него некоторого усилия, так что усмешка вышла не настолько насмешливой и презрительной, как ему бы хотелось. — Только я не беру «заказов» от ВАОН, бледный вы трухлявый сморчок, зарубите это на своем кривом насморочном носу и ныне, и присно, и во веки веков… Вот такая вот, хм, досадная загогулина. Ага?
Доктор Войт, съежившись на стуле, издал резкое отрывистое кудахтанье, которое, по-видимому, должно было означать жизнерадостный смех, и чуть ли не с восторгом потер потные костлявые лапки.
— С чего вы взяли, что я имею какое-то отношение к ВАОН, Антиплащ, к этому сборищу записных идиотов, маргиналов и законченных отморозков? Отнюдь. В Сен-Канаре, поверьте, действуют и другие, не менее влиятельные криминальные организации, которые просто не считают нужным лишний раз афишировать свою деятельность. Тайные организации, одним словом.
— Никогда о таких не слышал.
— О них мало кто слышал. А те, кто услышал, как правило, долго после этого не живут. Но это не имеет отношения к теме нашей беседы… Я бы предпочел, во избежание дальнейших словоблудий и недоразумений, сразу расставить все точки над i и обрисовать вам существующее положение дел. Так вот… — Войт сделал короткую паузу, то ли собираясь с мыслями, то ли просто желая придать своим словам больший вес. — Вы, конечно, уже обратили внимание на этот симпатичный браслет у вас на запястье, не так ли? Он изготовлен из титаниума — сверхпрочного сплава, не поддающегося ни коррозии, ни кислотам, ни какому-либо механическому или химическому воздействию — иными словами, разомкнуть его и снять без специального «ключа» практически невозможно. Кроме того, браслет, как бы это помягче выразиться… имеет своеобразную «начинку».
— Какую начинку? — быстро спросил Антиплащ. Ему показалось, что доктор Войт, при всей своей прежней невозмутимости, все же украдкой бросил взгляд на кожаные петли, которыми пленник был привязан к креслу, словно желая убедиться, что ремни и скобы держат жертву достаточно надежно. Потом вновь перевел взгляд на Антиплаща, коротко хмыкнул — и медленно, веско, выделяя голосом каждое слово, проговорил:
— В браслет вмонтировано взрывное устройство.
Антиплаща будто облили кипятком.
— Что-о?!
Да, он знал, что дымчатый сувенирчик оказался на его руке неспроста, он подозревал какой-то подвох — но, черт возьми, не настолько же подлый! Значит, отныне он — смертник? Ходячая угроза обществу — и самому себе? Принудительная жертва повернутой на устрашении всех и вся Тайной Организации террористов? Антиплащ застонал. Да, доктор Войт опасался не зря: в порыве отчаяния пленник рванулся, как попавший в капкан дикий зверь, так, что затрещали металлические скобы и заскрипели натянутые до предела кожаные путы, — но прочные, впившиеся в тело ремни тут же отбросили его обратно в кресло, бледного, задыхающегося, с неистово колотящимся сердцем… Доктор Войт, опустив правую руку в карман поношенного халата и едва заметно подергивая бесцветной бровью, негромко, абсолютно хладнокровно проговорил:
— Спокойно, спокойно. Что за истерика? Давайте не будем делать, хм, резких движений. В конце концов, вашей жизни — по крайней мере, сию минуту — ничто не угрожает. Вы ведь даже не хотите выслушать меня до конца.
— Ах ты… старый вонючий хорек! Гнида! Да я тебя…
Войт, небрежно посвистывая, с усталым видом нахохлился на стуле, предоставляя Антиплащу возможность высказаться. Он сидел, ссутулившись и сгорбившись до такой степени, что его плешивая голова совсем провалилась внутрь покатых плеч, придавая ему невероятное сходство со стервятником, ждущим, когда свеженькая и недостаточно ароматная падаль дойдет до нужной кондиции. Правую руку он по-прежнему держал в кармане халата. Пальцы левой нервно, беспокойно постукивали по колену — будто огромный паук беспрерывно подергивал длинными, многосуставчатыми бледными лапами.
Наконец Антиплащ выдохся. Войт, взглянув на него, со вздохом поправил сползшие на кончик носа очки.
— Как я уже сказал, — мягким, спокойным, дружелюбным тоном, каким говорят с душевнобольными людьми, заговорил он вновь как ни в чем не бывало, — в браслет вмонтировано взрывное устройство, которое я активировал сегодня около шести утра — то есть меньше трех часов назад. Обратный отсчет начался именно с этого момента… да, кстати, вы можете видеть это в окошечке на торце браслета, вот здесь, обратите внимание. — Он указал на браслет пальцем, и Антиплащ, скосив глаза, действительно разглядел на широкой поверхности дымчатого «украшения» квадратное окошечко, в котором, как на циферблате электронных часов, виднелись крохотные черные цифры: «117.11». Пока он на них смотрел, число «11», моргнув, сменилось на «10». — Итак, как видите, — безмятежно продолжал Войт, — взрывное устройство сработает не ранее, чем через сто семнадцать часов и десять минут; к сожалению, сто двадцать часов — это максимальный срок действия программы. «Браслет камикадзе» — последняя, совсем недавняя разработка наших, хм, секретных лабораторий, и он, увы, еще во многом несовершенен — хотя, следует признать, во время полевых испытаний проявил себя наипревосходнейшим образом. Впрочем, этого времени — почти пяти суток — с лихвой достаточно для выполнения того задания, которое наша Тайная Организация в моем лице намерена вам поручить.
— Какого… задания?
— Поверьте, выполнить его как можно быстрее, точнее и результативнее — только в ваших собственных интересах. Как я уже упоминал, для того, чтобы снять «браслет камикадзе», необходим особый «ключ»… нет-нет, не дергайтесь, я его при себе не ношу; кроме того, «ключ» этот невозможно активировать без одного строго определенного компонента. Вот именно этот компонент вам и предстоит раздобыть — и, чем скорее вы это сделаете, тем быстрее избавитесь от этой, хм, милой и занимательной безделки. До сих пор, я надеюсь, вам все понятно?
— Какого черта я должен вам верить?
Войт, внимательно глядя на собеседника, поправил очки.
— Вы когда-нибудь слышали о геренитах, Антиплащ?
— О чем?
— Геренит — минерал, способный, при помещении его в определенные условия, испускать поток герео-частиц высокой плотности в строго упорядоченном виде, который представляет собой ни что иное, как принципиально новый, пока еще мало изученный вид энергии… впрочем, вам, с вашими четырьмя классами образования вся эта научная тарабарщина вряд ли о чем-либо говорит. Уясните главное: геренит крайне редко встречается в природе, и получить его в лаборатории искусственным путем еще ни разу не удалось, да и о самих герео-частицах известно пока очень мало, свойства их почти не изучены и способы применения разработаны едва ли на десять процентов, так что…
— Я понял. И где же, по-вашему, я должен «раздобыть» эти ваши проклятые герениты, дьявол бы их побрал… и вас с ними заодно! Где?
— На выставке «Дары гор».
— Где-где?
Войт устало, с огорчением вздохнул, глядя на Антиплаща не то чтобы с сожалением — скорее печально, как смотрят на запущенного, плохо воспитанного, безнадежно отсталого ребенка. С силой потер ладонями щеки.
— Вижу, культурной жизнью Сен-Канара вы интересуетесь удручающе мало, дорогой Антиплащ, — а зря. Позвольте зачитать вам одно любопытное объявление. — Из стопки газет, лежащих на низеньком приставном столике возле «зубоврачебного кресла», он взял верхнюю, помеченную красным кружком, и, поправив очки, внушительно прочел: — «С понедельника в Сен-Канарском Павильоне Экспо открывается выставка поделок из самоцветов и полудрагоценных камней, которая, несомненно, вызовет интерес не только знатоков ювелирного дела, но и любителей-непрофессионалов, желающих полюбоваться искусными и изящными творениями известных мастеров — резчиков по камню. На выставке будут представлены скульптурные миниатюры из редких пород поделочного камня, ландшафтные горки, мозаичные картины и фантастической красоты природные барельефы…» и так далее и тому подобное. — Он свернул газету трубочкой и, постукивая ею по колену, вновь пытливо, поверх очков, взглянул на Антиплаща. — Настоящие герениты, разумеется, на выставке не появятся — только макет, выполненный, тем не менее, с подлинников, которые хранятся (две недели назад были специально привезены для изготовления копий) в сейфе в кабинете директора Павильона. Сейф несгораемый и взломостойкий, последней улучшенной конструкции, с усиленной бронезащитой и хитроумнейшим кодовым замком: ни вскрыть, ни распилить, ни взорвать его невозможно, разве что выдернуть с бетонного основания с помощью подъемного крана… Доступ к сейфу и коды замков имеются только в распоряжении директора. Сигнализация выведена в ближайший полицейский участок; если (если!) взломщику каким-то везением и удастся добраться до сейфа, на то, чтобы вскрыть замки, умыкнуть футляр с геренитами и благополучно смыться, у него останется не более двух минут… Как видите, все это, хм, представляет собой достаточно крепкий орешек.
— Откуда у вас все эти сведения? В Павильоне, надо полагать, действует ваш человек?
— Действовал, мой дорогой, действовал! Под видом рабочего, помогавшего монтировать освещение. Несколько дней назад он пытался — ночью — вскрыть сейф, но, увы, неудачно… впрочем, ему удалось отключить и вывести из строя систему видеонаблюдения, а это, согласитесь, уже кое-что — потому что новую систему, согласно моим сведениям, в Павильоне установят только на следующей неделе. Это, безусловно, шанс, и для нас немалое подспорье — но, поскольку наш агент в конечном итоге все же потерпел неудачу, нам и пришлось в такой спешке, не особо считаясь с методами и средствами, искать другого, хм, подходящего для этого «дела» человека. Через пять дней, видите ли, выставка закрывается, и герениты благополучно укатят из Сен-Канара в подземное хранилище Национального банка — и, по-видимому, на долгое время останутся вне досягаемости для нашей Тайной Организации… Теперь, я надеюсь, вы понимаете все наши затруднения, дорогой Анти?
Антиплащ молчал. Мозги его пухли в черепе, будто перепревшая каша; в пересохшем горле саднило так, словно он пытался проглотить горсть металлических опилок. Мысли, смутные и отрывистые, неумолимо разбегались по неприметным щелям, словно стайка тараканов, и ни собраться с силами, ни толком сосредоточиться он по-прежнему не мог: всё происходящее оказалось для него каким-то слишком уж странным, причудливым и неожиданным...
Даже для него.